The Lovers

Я медленно начинаю развязывать пояс халата, чувствуя, что кто-то открывает дверь и заходит внутрь

***

— Денвер? — удивлённо спрашиваю я, видя перед собой Денвера, стоящего с полотенцем в руках — Эм, привет, прости, я думал — он растерянно смотрит на меня, видимо, он тоже не ожидал меня увидеть — Не могла бы ты прикрыться — и, только сейчас до меня доходит, что ещё немного, и он увидит то, что ему совсем не следует видеть. — Ой, прости — я быстро завязываю пояс халата — Что ты тут делаешь? Я думала, что на две комнаты по одной ванной. — Да, но у нас сломался душ. Точнее я его сломал, случайно. Непонятно, как вообще можно пользоваться этими навороченными кранами, холодная это не холодная, горячая это не горячая. Я решил позвать Рио, чтобы он помог мне починить его, так как папа ушёл куда-то. Оказывается, наш компьютерный гений, не такой уж и гений — кто бы говорил, Денвер — Профессор, скорее всего, вышвырнет нас за это, но я надеюсь, что когда придёт папа, он всё отремонтирует. А пока он не пришёл я подумал, что Берлин не будет против, если мы воспользуемся его душем– хах, да ты явно самоубийца, Денвер, ещё говоришь, что подумал. Прошло всего несколько минут с нашего «заселения», а они уже успели сломать душ, кажется, будет весело. Но странно ещё то, что он думает, что после того, что они сделали со своей душевой, я очень сомневаюсь, что Берлин пустит их в НАШУ душевую, да, да, именно в «нашу», потому что теперь она принадлежит не только ему одному. В любом случае, если Рио с Денвером, да ещё и Москва будут пользоваться нашей душевой, то это будет походить на что-то несуразное, так что надо бы поскорее сбегать из этого мужского сброда к Найроби и Токио. — Так, так, и кто это у нас такой непослушный? — этого только нам не хватало — Вена, не подскажешь мне, что тут делает Денвер? Или дайте угадаю, вы решили познакомиться поближе, так сказать узнать друг друга получше — и опять эта идиотская улыбка, которая мне так нравится. — В этот раз не угадал, Берлин. Я тут ждала тебя, чтобы ты объяснил мне, как тут всё работает, потому что, боюсь, после того как ребята сломали свой душ, нас может настигнуть та же участь — он улыбается моим словам, и я уверена, что он подумал совсем не о том, о чём бы надо. Берлин перевёл свой взгляд на Денвера, который выглядел, как явно провинившийся мальчишка. — Берлин, я могу всё объяснить, ты всё неправильно понял, мы с Веной тут ничего не делали, хотя, нет, мы делали, мы разговаривали, но разговор, же не всегда имеет отношение к тому, о чём ты намекаешь — тараторит Денвер, пытаясь оправдаться, но мы и вправду просто разговаривали, точнее он объяснял мне почему он врывается в душевую, даже не постучав — я ей рассказывал, что я сломал душ, и всё — всё это время Берлин смотрел на меня так, как будто говоря «Боже, разве этот пацан совсем не понимает, что такое сарказм? ведь я сам прекрасно вижу, что вы тут ничем таким не занимались». — Денвер, Денвер, успокойся, я уже говорил с Рио, и в отличие от тебя он не нёс какой-то незаурядный бред. Москва уже починил ваш душ, так что ты можешь пойти и громить всё по-новому — он подмигнул ему, странно, что Берлин так спокойно говорит — а мы тут с Веной займёмся кое-чем интересным. Так, кажется, надо выпроваживать этих двух, либо сбегать, пока ещё не поздно. Денвер одарил меня таким серьёзным взглядом, что мне стало смешно. Только не говорите мне, что он воспринимает слова Берлина в серьёз, особенно, когда дело касается девушек. Я в таком случае пользуюсь тактикой: слушаем через слово, мило улыбаемся и бежим от него так быстро, как будто за вами гонится лев. — Так, я понимаю, что вопрос с душем решён. Теперь, прошу вас, оставить меня, чтобы я смогла наконец-то принять его — сказала я. Денвер уже скрылся из виду, и, вероятнее, помчался на встречу новым разрушениям, а вот Берлин явно не собирался так быстро уходить — Берлин, пожалуйста. — Ох, обожаю, когда так говорят — он делает шаг ко мне — когда просят меня — ещё шаг — особенно, красивые, молодые девушки — шаг, и мы стоим напротив друг друга в паре сантиметров. — Если ты намекаешь на то, что я сказала ранее, то это было всего, лишь маленькое импровизационное шоу. И в отличие от этих вундеркиндов, я знаю, как пользоваться душем. — Ты уверена? Потому что у меня как раз есть свободное время, чтобы научить кого-нибудь чему-нибудь новому. — Я уверена, а теперь если ты не возражаешь, я собираюсь принять душ. — Я бы не возразил, если бы ты разрешила мне присоединиться к тебе — улыбаясь, произносит он, была бы ситуация немного другая, то я бы запечатлела эту улыбку, но, увы, единственное, что я хочу это принять чёртов душ. — Я уверена, что у нас будет ещё много времени, чтобы сделать это, но сейчас я просто вынуждена выгнать тебя — я положила свои руки ему на грудь и начала толкать. Да, это была не самая лучшая идея, потому что как бы я не старалась, он всё-таки был сильнее меня. — Ладно, ладно, я сдаюсь — смеясь, произносит он и покидает ванную комнату. Мне, казалось, что будет не просто выставить его и мне придётся умолять его стоя на коленях. Что-то мне подсказывает, что мне это ещё аукнется, потому что Берлин не похож на того, кто может так спокойно уйти, не подавив эмоциональное состояние собеседника. Спустя минут тридцать, я закончила водные процедуры, и всё это время думала о том, что слишком уж сильно я флиртовала с Берлином, да, это был прям флирт, а не какая-нибудь «передразниволка» в его сторону. Прозвучит странно, но мне понравилось это. Самое главное не переступить невидимую линию, после которой будет не очень уж и сладко. Выходя из ванной комнаты, я чуть ли не врезалась в человека с самой необыкновенной улыбкой. Он что караулил меня? — Что ты тут делаешь? — и только сейчас я замечаю, что он стоит голый прямо передо мной. Ладно, возможно я слегка преувеличиваю, почти голый, на его бёдрах красовалось бархатное полотенце, а его торс выглядел достаточно впечатляюще. Хотя кого я обманываю, он выглядел, как самый настоящий греческий бог. — Нравится? — он подходит ближе ко мне, и заправляет прядь моих мокрых волос за ухо. Только без паники, самое главное спокойно ответить и уйти пока моя спина не познакомилась с ещё одной стеной в этом доме. Ну же, Вена, чего ты молчишь, ответь ему что-нибудь. Хватит пялиться на его торс. Даже не вздумай опускать взгляд. Стоп. Просто посмотри ему в глаза и скажи, что он полный кретин, если думает впечатлить тебя этим. Ты же знаешь, что это ненормально?! — Да — мой внутренний голос кричал мне о том, чтобы побыстрее уматывать, но всё что я смогла выдавить это «да». Серьёзно? — Я рад, что ты оценила — он подмигнул и всё-таки впечатал меня в стену, располагая руки по обе стороны от меня, создавая так называемую «защиту», из которой не хочется выбираться, но была ли это та самая защита, в которой я так нуждалась? И, когда я ощущаю хотя бы что-то, а именно холодный бетон под моей спиной, и обжигающе горячее тело перед собой, до меня доходит, что я ответила ему, а не своим дурацким мыслям. Чёрт! Надо было бежать, а не рассматривать его. — Ты меня неправильно понял, я имела в виду не «да», а «свали, пожалуйста, с моего пути, либо я за себя не ручаюсь» — Как грубо, разве тебя не учили манерам? Почему то мне кажется, что ты имела в виду совсем другое, я прав? — шепчет мне в шею своим бархатным голосом, от чего живот скручивает приятной болью. Конечно же, ты прав, Берлин. Ты, чёрт возьми, прав абсолютно во всём. — Ты прав — я прикусываю нижнюю губу и сталкиваюсь взглядом с его карими глазами, в этот раз они выглядят как самый настоящий шоколадный тоннель, ты захочешь посмотреть на них ещё раз, но тебя затянет, и затянет так, что ты не сможешь выбраться из этой приятной, тягучей смеси горько-сладкого лакомства. Он первым прерывает зрительный контакт, перемещая свою правую руку мне на шею, ведя только ему известные линии. Они такие же беспорядочные и запутанные, как и все мои мысли, когда я нахожусь в такой близости с ним. Мы с Берлином толком то не знаем друг друга, но он был как магнит, притягивал к себе всё что только могло дышать, хотя в моём случае не дышащих тоже притягивало. Он умел обращать людей в свою пользу, вертеть ими как ему угодно, подчинять их себе, заставлять их восхищаться собой. Его считают нарциссом, эгоманьяком, человеком, помешанном на своих принципах, человеком, который любит свои костюмы настолько сильно, что готов перерезать глотку за них. Но разве это плохо? Разве плохо то, что у человека есть своё видение на жизнь? Да, оно сильно отличается от обыденных, как многие говорят «нормальных человеческих убеждений». Но разве это делает его бесчувственным и бездушным? У него есть свои убеждения, свои моральные ценности. Да, порой он был слишком жесток с другими, он уничтожал их эмоциональную оболочку одним лишь взглядом. Он мог сделать с человеком такие вещи, которые сложно представить, если они только не так на него посмотрят. А если они скажут про него что-то плохое, уничтожающее все его моральные принципы, весь его образ, разрушая этику и эстетику, то такие люди уже автоматически могут вызывать команду S.O.S, либо копать себе яму, потому что Берлин никогда и никому не позволит уничтожить то, что он так тщательно создавал. — В чём дело? — замечая мой задуманный взгляд, интересуется он. Я не знаю, сколько мы так простояли, но всё, что я делала, это смотрела в его глаза, пытаясь разглядеть, что, же всё-таки он скрывает за образом холодного напыщенного мерзавца? — Ничего, я просто… устала, думаю немного отдохнуть перед ужином, сколько до него осталось? — я потираю свои глаза, явно понимая, что мне срочно нужен перерыв. — Полтора часа. Ты уверена, что всё хорошо? Я, знаю, что моё присутствие всегда шокирует, но не думал, что на столько — ухмыляется. Всё-таки порой он может вести себя как человек, но иногда ему стоит сбавлять обороты по завышению своей самооценки. Берлин нежно проводит пальцами по моей щеке, его тёплые прикосновения, подействовали на меня как стимулятор, разносящий сигналы по всем клеткам моего тела. Я отскакиваю от него, выворачиваясь из его рук, не представляя себе, как это вообще возможно провернуть, но в итоге я оказываюсь на свободе. Последнее, что я видела, это довольное лицо Берлина, который одними губами произнёс «ребёнок». Вбегаю в комнату, даже не переодеваясь, падаю на кровать и закрываю глаза, не волнуясь о том, что мои волосы могут промочить всю подушку. Полтора часа, мне должно хватить этого времени.