***
— Первое — не называть ничьих имён.***
В следующий раз в назначенное время он снова появился со спины. Лёгкий шорох кожи: он стягивает перчатки. Не оборачиваясь, она ощущает, как его тёплые ладони коснулись обнажённых лопаток, и не может скрыть дрожь. Он больше не примет это за слабость. Обито тянет узел завязок туники на её шее, и он моментально распускается, позволяя ткани спасть. Учиха неспешно заводит руки вперёд, касаясь нежной кожи живота, проводит вверх, к рельефу рёбер. Мягко обхватывая ладонями объёмную грудь, чуть сдавливает вмиг напрягшиеся соски между пальцами, потягивает вперёд, отчего Конан издаёт сдавленный полувздох, едва разомкнув пересохшие губы. ― Он был с тобой груб? ― Никогда. Он не смел делать мне больно, ― отрезает она, и, чуть погодя, добавляет, что посчитала важным. ― Он был пылким, но бережным. Обито продолжает свою игру пальцами, прижавшись торсом к её пояснице, и она ощущает кожей, как под тонкой тканью его чёрной водолазки проступают мускулы пресса. Конан на мгновение задерживает его руки, желая повернуться к нему лицом вновь, но он вдруг отпускает грудь и поднимает свои ладони вверх вместе с её, мягко закрывая обзор. — Закрой глаза. — Тогда и ты. Она устремляет руки к его лицу, желая заслонить ладонью отверстие в маске, но… Маски нет. Пальцы встречают тёплую кожу опущенных век и от неожиданности соскальзывают ниже, очерчивая нос и скулы, причудливый узор рубцов, останавливаются на уже знакомых губах, и вновь поднимаются вверх, к по-прежнему закрытым глазам. Он этому не препятствует. — Я уже. Так будет лучше. Куноичи на миг кажется, что это её уязвляет: он видел её лицо достаточное количество раз, чтобы выучить наизусть. У неё же теперь есть лишь образ губ и смутные очертания его портрета в голове, воссозданного по тактильной памяти. Опрометчивая мысль — посмотреть вопреки всему — быстро покидает сознание. Это обернётся ловушкой для собственного воображения. Конан быстро смекает: в уязвимом положении здесь скорее он. Это ему будет сложнее представить то, что он пожелает. Конан опускает руки от его лица ― Обито отводит ладони от её покрытых синевой теней век. Им нет нужды лукавить и врать. У них схожий мотив, они оба в этом хорошо убедились. — Резонно. Губы сходятся в поцелуе. Он делает это с чувством, настойчиво, но не грубо. Так похоже на… Она вмиг поддаётся. Влажный язык проникает в рот, и она отвечает взаимностью. Счёт времени теряется в их медленном и глубоком поцелуе, пока руки с упоением исследуют разгорячённые тела друг друга. Влажный жар взбудораженного желанием тела концентрируется внизу живота. Её ладони беспорядочно скользят по его уже нагому торсу, бесстыдно спускаясь вниз и расстёгивая пуговицы свободных брюк. Часть его кожи отличается по фактуре, но она не хотела об этом размышлять. Почти позабытый запах мужчины рядом впервые за столько лет, мускусный, чуть горчащий, похожий на аромат Яхико, который она так желала вновь пустить в себя, одурманивает. Её узкая кисть ныряет под ткань его белья, с чувством обхватывая налитую кровью плоть, ещё сильнее напрягшуюся от её движений. Сердце заходится от таких желанных, много лет недоступных ей ощущений: тонкая кожа, пульсирующие вены, упругая твёрдость. Ей хочется попробовать. Конан выскальзывает из крепких объятий, шее вдруг становится холодно без его опаляющего дыхания, но вот она уже на коленях, освобождает его от последних пут надоедливой одежды, сжимая член у основания и ловя пачкающую губы солёной смазкой головку ртом, погружая её в мокрую глубину и упирая в уздечку кончик языка. Он содрогается и издаёт удовлетворённый низкий стон, и это заводит, заставляет желать ещё больше ― так много, что она даже не подозревала, как на самом деле изголодалась по близости. Его пальцы перебирают голубые пряди, заводят их за ухо, чуть сжимают в моменты накатывающего наслаждения. Он не тянет за волосы, не давит на голову, не заставляет давиться. Именно так вёл бы себя с ней Яхико. Именно так Обито уважал бы Рин.***
— Второе — не открывать глаза.***
Следующий их раз случился так скоро, как было возможно. Он прибыл раньше назначенного и застал её в душевой после долгой миссии, голую, но вовсе не беззащитную. Конан предугадала его приход. Или ждала? Учиха внезапно возник из исказившегося позади пространства, но её это не напугало: это не её уровень, и ему это ох как нравится. В этот раз Конан не обернулась, выждав пару минут. Шлепки босых ног, и следом прохладный нагой торс, как и в первый раз, прижимается к её нагретой мокрой спине, и по всему телу рассыпаются мурашки. Уверенные теперь ладони сжимают её бёдра по бокам, и она требовательно выгибает спину, как потягивающаяся кошка, опершись руками о стену, а ягодицами прижавшись к его паху и с придыханием ощутив, как упруго скользнул между ними ничем не сдерживаемый возбуждённый ствол. Обито отреагировал незамедлительно, одной рукой перехватив её за талию, а второй проведя по скользкой коже к передней стороне бёдер и чуть вверх: пальцы ощупывают чуть вьющиеся мокрые волоски на лобке и спускаются глубже, туда, где уже выступила вязкая влага. Его лёгкие наполняет свежий аромат травянисто-лилейного мыла, когда он утыкается освобождённым от маски носом во впервые распущенные при нём, только что вымытые синие волосы. Дурманящее сочетание. Оно подошло бы и повзрослевшей ей. Конан подаётся бёдрами вперёд, проскользив вдоль напористых пальцев и позволяя им слегка проникнуть внутрь, а затем назад, и снова повторяет этот дразнящий жест. Он нетерпелив, как и её Яхико когда-то, потому так естественно снова дать ему скорее собой овладеть. Так непринуждённо закрыть и не сметь открывать глаза, когда он прерывает её игру, ловко разворачивает к себе и с лёгкостью поднимает вверх, подхватывая под ягодицы. Лопатки стискиваются с едва согретой водой плиткой, растрёпанные мокрые пряди липнут к сомкнутым ненакрашенным векам, пальцы вцепляются в волосы на его затылке. Сегодня на коленях он. Сильные руки без особого труда удерживают Конан на весу, сжимая до белых следов соблазнительные бёдра, а голова утопает промеж них. Упругий язык быстро двигается вдоль набухших губ, ежесекундно поднимается вверх, настойчиво массируя самое чувствительное место, а затем снова соскальзывает вниз, забираясь внутрь, и каждое непроизвольное вздрагивание, несдержанный стон и натягивание коротких прядей сообщают ему о том, какие из движений наиболее верны. Обито вновь воссоздаёт свою иллюзию по пути. Фантазия легко дорисовывает в темноте закрытых глаз изображения к осязаемым формам, а разум сглаживает все вероятные несоответствия. Он точно помнит черты её лица, а теперь они бы, наверное, повзрослели примерно так… С телом проще: кто знает, к чему бы привело его время? На напряжённом языке едва заметная солоноватость и железный привкус. Сердце гулко стучит под вздымающимися от частого дыхания рёбрами и в висках. Влажность, царящая в душевой, лижет кожу и мешается с проступившим на теле потом. Он рывком поднимается, прижимая к себе любимую, обхватившую ногами его туловище, со сдавленным стоном впивается губами в её шею, не смея впадать в беспамятство, кусать, нагло портить воплощение совершенства своими грубыми порывами. Член без труда входит в её истёкшую раскалённую глубину, она запрокидывает голову насколько это возможно, и Обито чувствует, как бьётся под его губами ярёмная вена. Живая. Её протяжное мычание отражается в недрах горла лёгкой вибрацией — «Яхико» полностью в ней, он всецело её, он так близко, что Конан хочется разрыдаться в экстазе, когда его горячие губы ласкают её лицо, сцеловывают влагу с распаренной кожи ключиц, прихватывают чувствительные мочки ушей. Он всё быстрее движется в ней, не срывая выверенный темп, а она старается поймать этот ритм и лавировать тазом, сжимая мышцами распирающую её чужую плоть, цепляя и слегка царапая ногтями подвижный рельеф его крепкой спины. Они слиты воедино сейчас, жгучие и прекрасные в своей синхронности, снова полные жизни. Дрожащий вскрик вырывается из самой её груди, горло перехватывает восторженным спазмом, глаза закатываются под зажмуренными веками и каждую клетку тела пронзает сладкая эйфория. Учиха вмиг выскальзывает из неё, через секунду пачкая горячими вязкими струями их напряжённые животы, а она не может успокоить свои рвущиеся наружу стоны нисходящего оргазма, чувствуя, как слёзы без её воли скатываются по мокрым щекам, разбавляемые стекающей с волос водой и не выдающие себя ему, всё ещё прижатому переносицей к её скуле, пытающемуся наладить хриплое дыхание и трепетно оглаживающему согретыми ладонями её обмякающее тело. Клубящийся водный пар мешает понять, окончательно ли рассеялся пелена иллюзии. Спустя пару минут Конан точно знает, что осталась в помещении одна. Когда она разлепляет мокрые ресницы, наконец полностью осознавая себя, то уже сидит на полу у стены, осторожно оставленная со сложенными набок ногами. Горячая вода всё ещё льётся на тёплый кафель, её эхо плещется в просторной душевой, а родной Яхико растворился в пространстве без единого отзвука, как и не бывало его здесь. И не могло быть. С каждым таким исчезновением его не хватает всё больше, но мягкая, едва заметная улыбка не сходит с её губ. Потому что скоро он будет рядом опять, и пока это хоть немного обезболивает её погибающую душу, глупо, но она снова любит жить.***
— Третье — уходить сразу после.***
Они встречались друг с другом вновь и вновь, с нетерпением выгадывая подходящий момент и уединяясь от всевидящих глаз жестокого мира в самых укромных его местах, зачастую без единого слова проводя друг с другом несколько десятков тайный минут. Лучших минут. После окончания Обито всегда уходил первым, не глядя, а переводящая дыхание Конан не оборачивалась, пока не ощущала, что его присутствие полностью исчезло. Так они были в безопасности от самих себя. На смену бесконечной осени в Аме проникла зима, и теперь мокрый снег путается в косом дожде за широким окном. Здесь такое бывает редко, но любовники не видят и не хотят. Сегодня они нарушили последний уговор. Не снимая повязок с глаз, они сидят, обнявшись, ориентируясь в пространстве и друг в друге, как слепые котята. Новорождённые в неизведанной ласке. Подушечки его прохладных пальцев, едва касаясь тёплой кожи, осязают выступы лопаток и позвонков точёной спины, гладят её, словно дотрагиваясь до нагой души. Она кутает их замёрзшие колени сброшенными плащами, и будто бы случайно касается его покрывшегося гусиной кожей бедра, затем задерживая ладонь и с головой погружаясь в ощущения от этой живой поверхности, чуть сжимая и почёсывая накрашенными ногтями. Учиха стискивает её крепче, но с осторожностью, как если бы она была ускользающей птицей, хрупкие крылья которой нельзя повредить. И Конан выдыхает любовнику в открытое местечко между скулой и ухом, чувствуя, как жёсткие волосы на его виске щекотно задевают кончик носа. Нежность. Ему всё равно скоро придётся уйти, и его тело пропадёт, как наваждение, оставив флёр ускользающей отчаянной теплоты. В конце концов, он, Яхико, только в её голове. Оттуда ему бежать и некуда, и незачем. И Обито солидарен со своей повзрослевшей, сотканной из тончайших переплетений воображения и памяти о прошлом Рин. Им обоим кажется, что недобро маячащая на периферии голая правда сегодня покинула свой одинокий пост, и извечно тревожный неясный горизонт будто стал светлее обычного.