***
В Хогвартс они вернулись только после ужина. Был девятый час вечера — время, когда неполный состав восьмого курса собирался в гостиной для совместного времяпровождения. Гарри расстался с Драко лишь у входа в замок. Сердце всё ещё отбивало трепетный стук, разгоняя по венам острый прилив нежности и спокойствия. После поцелуя в парке они не проронили ни слова. Гарри казалось, что что-то вдруг резко изменилось. Что-то стало иначе. И в то же время всё было как прежде. Возможно, ему так казалось только оттого, что эти изменения произошли лишь в нём самом. Эти изменения заставляли желать поцеловать Драко перед уходом, и они же заставляли испытать смущение, которое вдруг стало резко отчётливым. И самое странное — пропала его смелость. Ушла уверенность, что обычный поцелуй не станет вдруг очевидным проявлением чувств. Хотя разве поцелуи сами по себе не были проявлением чувств? Отчего-то он ведь захотел того поцелуя, который так и не свершился в тот вечер на диване? Всё ещё было слишком запутанно. Драко всё ещё был слишком непонятным. Сколько его сторон ни проявлялось наружу, Гарри всё ещё никак не мог понять, что же творится у него в голове. Какие мысли посещают его, о чём думает и что испытывает, когда Гарри находится рядом? Что именно подтолкнуло его подойти к нему спящему с твёрдым намерением поцеловать? «Просто захотелось» — внезапно стало отговоркой. Ответ казался пустым, скрывающим от него нечто важное. Вдруг всё это случилось, потому что Драко испытывал к нему чувства? Или же его сподвигло желание подобным образом развлечь себя? Гарри не мог спросить. И не мог позволить спросить себя, потому что он бы не смог толком ответить, что у него теперь происходит с Джинни. Поднимаясь по лестнице, Гарри крепко сжимал в кармане забытую перчатку Драко. Она грела ладонь и напоминала о прошедшем дне, который всё ещё кружил голову. Он не хотел возвращаться в гостиную, полную шума и чужих голосов. Не хотел, чтобы его тревожили, когда мысли блуждали где-то вне реальности. Он хотел продлить эти минуты спокойствия как можно дольше. Но когда он остановился, не доходя до портрета сэра Кэдогана, и задумался над тем, куда бы на время спрятаться от посторонних глаз, его остановил суровый голос Гермионы, раздавшийся в коридоре, словно гром среди ясного неба. — Где это ты был, позволь спросить? Гарри вздрогнул и вскинул голову, растерянно поглядев на подругу. Глаза её пылали осуждением, словно ответ ей и не нужен был вовсе. Она знала уже всё наверняка. — Я… Был у Хагрида, — Гарри стушевался и постарался вложить в свои глаза столько искренности, сколько они только могли вместить в себя. Хотя уже прекрасно понимал, что это бесполезно: Гермиона с лёгкостью распознает его ложь, как распознаёт её всегда, каким-то неведомым ему чутьем. И тем не менее, сказать правду было чрезвычайно неловко. Если бы только прошедший день случайно не превратился в свидание, возможно, Гарри бы с лёгкостью сознался. Однако Гермиона не дала ему пути к отступлению. Она вынула из кармана Карту Мародёров и укоризненно поджала губы. — Надо же. Только вот на карте я тебя не нашла. И, вот странно, Малфоя тоже. — По-моему, копаться в чужих вещах не очень прилично, Гермиона, — сказал Гарри с нескрываемым раздражением и выхватил из её рук карту. — Я не копалась, а призвала, Гарри, — Гермиона сложила руки на груди и вперила в него всё тот же осуждающий взгляд. Гарри не хотел смотреть ей в глаза, но если бы стал избегать её взгляда, это бы показалось ещё странней. Засунув карту в карман куртки, он посмотрел на неё, как можно естественней. — Это одно и то же. Гермиона вдруг прищурилась и пристально вгляделась в него. Гарри почувствовал, как желудок нервно сжимается в конвульсиях. — О Боже, Гарри! — вдруг испуганно вскрикнула она. Гарри растерянно вскинул брови, не понимая, что вдруг пришло ей на ум. — Что такое? — Почему ты так смотришь?! — Как? — Будто ты влюбился! Сердце испуганно дёрнулось и загрохотало в ушах. — Я… — выдавил он, судорожно рассчитывая, какой ответ был бы более разумным. Гарри хотел сказать, что это всё, конечно же, чушь. Нелепица, которую выдумал её чрезмерно подозрительный мозг, но отчего-то из уст его вылетело жалкое: — Я не специально. — Гарри! — Гермиона… — с досадой произнёс Гарри и виновато отвёл взгляд. Гермиона глядела на него ещё с минуту, затем вздохнула. — Идём, Гарри, — сказала она уже мягко и, взяв его за руку, повела за собой.***
В библиотеке было тихо. Студенты занимались едва ли не в полном молчании и только и делали, что шуршали пером о пергаменты. Две студентки всё же обратили на Гарри внимание. Они кокетливо улыбнулись ему, и этим улыбкам суровым взглядом ответила Гермиона. Найдя уединённый, безлюдный угол у окна, она посадила Гарри за стол и сама села напротив. — Насколько я поняла, отношения с Малфоем ты не прекратил. Гарри поджал губы и, потупив голову, качнул головой. — Ты провёл с ним время, так? — спросила она и сама тут же ответила: — Конечно провёл, иначе откуда вдруг взялся этот взгляд. Тогда у меня к тебе другой вопрос: ты что, сошёл с ума, Гарри?! Я ведь велела тебе держаться от него подальше! — Я всего лишь хотел показать ему магловский мир. У меня и в мыслях не было… — Гарри запнулся и вновь стыдливо отвёл взгляд. — Что это превратится в свидание, — закончила за него Гермиона. Гарри закусил губу и промолчал. — И зачем, позволь спросить, нужно было показывать ему магловский мир? — Чтобы доказать ему, что он не прав, — твёрдо сказал Гарри, словно она не понимала его истинных намерений. — Я хотел показать, что маглорождёные волшебники ничем не хуже. — Но для чего, Гарри? Если он так считает, то это только его проблемы. — Гарри нахмурился, не находя, что ответить на это. В её словах был смысл, но этот смысл он готов был отвергнуть. Но Гермиона не дала ему такой возможности. — Или ты разозлился на то, что у тебя есть чувства к человеку с подобным мнением? Сердце дрогнуло и неприятно сжалось. Гарри вздохнул и принялся нервно потирать пальцы, ощущая себя не в своей тарелке. — Ты влюблен. И сильно, — сказала Гермиона с каким-то разочарованием. — Но, Гарри, твои чувства к нему мешают тебе видеть всё объективно. Что, если Малфой всё тот же? Разве ты забыл, что он сделал? Разве не помнишь всех слов, которые он бросал в нашу сторону; в сторону Хагрида, Дамблдора? Я уверена, о них он придерживается всё того же мнения. — Он всё тот же. Просто наши отношения теперь… иные. Не могу объяснить, но теперь Драко относится ко мне совсем по-другому. — Об этом я и говорю. Он относится к тебе по-другому, но это не значит, что так он теперь относится ко всем. Я имею в виду, что тебе всего лишь надо увидеть его в среде, где он может вести себя свободно, не боясь быть осуждённым за своё прошлое. Может, это поможет тебе вразумиться. Несмотря на то, как неприятно было слышать о противоречивых сторонах Малфоя, Гарри вспоминал его слова о Гермионе; его надменные, брезгливые взгляды в сторону учеников, и поджатые губы, которые так и хотели сказать что-нибудь едкое. Как бы ему не хотелось сказать, что это не так — что он теперь вовсе не такой— Гарри не мог. И тем не менее, несмотря на все эти доводы, сердце всё ещё проявляло к нему необычайную нежность; заставляло смириться и простить все эти ошибки, словно они совершенно ничего не стоили. — Тогда мне придётся задаться вопросом, почему он ведёт себя иначе со мной, — тихо сказал он, не глядя на неё. Гермиона с минуту молчала, затем осторожно произнесла: — Думаешь, он влюблён в тебя? Гарри вцепился ногтём в кожу и закусил губу. Хотелось бы ему знать ответ на этот вопрос. Сердце сжималось от желания получить эту любовь и надеялось на неё, но сам он боялся ошибиться. — Иногда он проявляет ко мне такую нежность, что мне сложно отрицать это, Гермиона. Его поступки заставляют меня забыть… о прошлом... — Малфой? — удивилась Гермиона. Гарри взглянул на неё исподлобья и слабо ухмыльнулся. — Извини, мне, наверное, просто сложно даже это представить. Она нахмурилась, и лицо её вмиг стало таким, словно перед ней поставили задачу, у которой нет совершенно никакого решения. — Не спрашивай. Я сам не понимаю откуда это вдруг взялось. Просто наши отношения, они теперь другие. Думаю, война тоже повлияла на нас. — Но, Гарри, как же Джинни? Гарри поморщился, ощутив, как больно кольнуло в груди. Он вцепился пальцами в волосы и отчаянно застонал, прислонившись лбом к поверхности стола. — Я не знаю. Не знаю, что мне делать. Я совершенно запутался, Гермиона. Я никогда ещё не чувствовал себя таким потерянным. Гарри зажмурился, чувствуя невероятный стыд за то положение, в котором оказался. Гермиона щадила его лишь от того, что он был её другом. Будь она ему чужой, непременно осудила его и пристыдила. И тем не менее, он был рад, что она поддерживала его. — Думаю, тебе просто нужно время, Гарри. Отстранись от Драко. Тебе нужно понять, это— временное влечение из-за влияния прошлого, или же ты просто боишься причинить боль Джинни и не отпускаешь её. От её слов желудок скрутило тугим узлом, вызывая чувство тошноты. Грудная клетка болезненно сжалась, и Гарри ощутил в себе острое желание вырвать из неё сердце и выкинуть к чёрту. Оно было совершенно бесполезно. Неспособное даже дать ответ на банальный вопрос. На самом деле, Гарри считал, что оно просто-напросто предало его. — Я ужасный человек, Гермиона. Джинни не заслуживает всего этого. Она пережила войну, потеряла Фреда, и теперь ещё должна разбираться с моим предательством. — Ты хороший человек, Гарри. Ты просто немного запутался. Гарри хотелось сказать, что хорошие люди не попадают в подобные ситуации. Они не изменяют, не целуют втайне другого и тем более, не смеют в него влюбляться. Хороший человек и не подумал бы разделять любовь на двоих. Такие люди есть, но всю свою жизнь Гарри считал их подлецами. И значит теперь он наравне с ними. — Прости, — осторожно сказала Гермиона, — но я всё же думаю, что ты зря тратишь время с Малфоем. Мне кажется, он не заслуживает твоих терзаний. От этих слов ему вдруг стало невыносимо тошно. И больше даже не от того, что слова по большей части были правдой, но оттого, что Гермиона в действительности так считает. Однако самое странное — он не мог объяснить, почему Драко стоит терзаний. Почему время, проведённое с ним— вовсе не пустая трата, и почему именно он вдруг стал преградой между ним и Джинни. Внезапно подобные обвинения в сторону Драко стали несправедливыми. Но в то же время Гарри мог согласиться с ними. Очередная путаница вызвала в нём приступ раздражения к самому себе. Повернув голову в сторону, Гарри посмотрел в окно и увидел, как с неба мягко падают большие хлопья снега. Сердце наполнилось прежним теплом от воспоминаний прошедшего дня. Ему захотелось повернуть время вспять и прожить этот день заново. Из ниоткуда вдруг появился страх, что подобного дня у него уже никогда не будет. Эта мысль отозвалась болью и тоской. — Знаешь, ему понравился магловский мир, — зачем-то сказал он. — Едва удалось оттащить его от автоматов. Гермиона молчала, но Гарри знал, что она слушает. И знал, что ей вовсе не всё равно. — А еще, маглорожденные волшебники уже не первые в его списке «недостойных уважения». — И кто же в этом списке первый теперь? — тихо спросила Гермиона. Гарри поднял голову и, опершись подбородком к рукам, улыбнулся. — Я. — Гарри, — выдохнула Гермиона, глядя на него с теплом и вместе с тем с сочувствием. — Боюсь, пока я здесь, я не смогу отстраниться от него, Гермиона. Знаю, я должен, но знать и делать — ведь не одно и то же? Гермиона печально нахмурилась и согласно кивнула. — Своди Джинни на свидание, Гарри. Покажи ей тоже магловский мир. Ты ведь знаешь, она с ним не знакома. Возможно, ты наконец вразумишься и поймёшь, что Малфой не единственный человек, с кем тебе может быть хорошо. Ведь до возвращения в Хогвартс тебе было хорошо с Джинни. В эту минуту Гарри ощутил, как надежда вернуть всё в прежнее русло вновь возвращается к нему. Он благодарно улыбнулся ей и кивнул, ухватившись за это решение, как за спасительную соломинку. С этим ощущением надежды он вернулся вместе с Гермионой в покои восьмого курса. И только лишь Гарри прошёл в гостиную, всё вновь пошло кувырком. Расстёгивая куртку, Гарри невзначай покосился на Малфоя. Тот уже сидел за столом перед книгой, наверняка поджидая его, и исподтишка наблюдал за ним. Встретив его взгляд, Гарри не смог сдержать улыбки, и сердце переполнилось нежностью от одной лишь улыбки в ответ. Всё правильное и неправильное в очередной раз смешались в кучу. Гермиона пнула его локтём и укоризненно посмотрела ему в глаза, отчего он стушевался. — Отлично, Гарри — наш бывший чемпион! — воскликнул Симус. Собравшиеся у диванов студенты посмотрели на него с весельем. Толстяк из Пуффендуя, который только что заглотил сразу две цветные конфеты, по-свинячьи повизгивал, переливаясь то в фиолетовый, то в зелёный цвета. — Что значит бывший?! — наигранно возмутился Гарри. — Твоё первенство только что занял Рон. Словно в подтверждении его слов, Рон достал из коробки конфету и закинул её в рот. От оглушительного рёва медведя задрожали стены, и как только он смолк, студенты весело загудели и захлопали, приходя в восторг от подобного зрелища. Гарри аплодировал вместе со всеми. Он заметил, как недовольно скривилось лицо Драко, которому явно не нравился производимый в комнате шум. Его позабавило то, что тот до сих пор сидел на месте только потому, что Гарри был здесь. Драко хотел быть рядом, наблюдать за ним, и от этого нежность к нему только возрастала. Фыркнув при виде его недовольно сморщенного носа, Гарри достал из коробки синюю конфету. Как только он проглотил её, гостиную заполонил истошный свист чайника; Гарри вжал покрасневшую голову в плечи и рассмеялся, когда она задымилась густым, влажным паром. Студенты засвистели в унисон, тут же возвращая ему титул чемпиона. — Чёрт побери, Гарри! И как тебе попадаются эти конфеты?! — возмутился Рон. Гарри хохотнул и незаметно покосился на Малфоя. Поймав его взгляд, Драко изогнул бровь, всем своим естеством говоря «ну и придурок». Но весь этот говорящий взор терял своё значение под полуулыбкой, которую явно пытались скрыть. Отчего-то Гарри чувствовал в себе гордость. Ему нравилось вызывать у него улыбку, и всякий раз, проявляя дурашливость, делал это по большей части для Драко. Каждый раз он непроизвольно косился на него и наблюдал, находя какое-то блаженство в том, что им так интересуются. Затем он понял, что хотел нравиться ему, произвести впечатление, которое, казалось бы, уже произведено. Иначе зачем сам Малфой так смотрел, улыбался, когда на других даже не обращал внимания, а если и обращал, то только для того, чтобы наградить недовольным взглядом? Гарри не мог ничего поделать с чувством собственной значимости. Какой-то особенности. Для Драко. Это чувство щекотало изнутри, возбуждая радость и вместе с тем какое-то новое смущение. — Гарри, прекрати смотреть на него, — шепнула Гермиона. Сидящие в кругу студенты весело галдели, кидаясь кусачими конфетами в того, чья история им не понравилась. Гарри взглянул на сидящую рядом с ним Гермиону и неловко поджал губы. Он опустил взгляд и, поймав озлобленную конфету, раздавил её между пальцами. Гермиона рядом вздохнула и он вернул своё внимание к рассказчику, пока взгляд серых глаз вновь пробежал мурашками по коже. Гарри искренне старался не смотреть, но ощущение, что его разглядывают, ловят буквально каждое движение — никак не отпускало и заставляло волноваться. Придвинувшись немного ближе к Гермионе и оперевшись рукой о пол, он вновь посмотрел на Драко. Его взгляд всё так же был прикован к нему. Он смотрел, но теперь как-то совсем по-другому. Гарри не успел понять этого взгляда. — Гарри! — вновь зашипела Гермиона. Гарри виновато посмотрел на неё. — Ладно, прости. Гермиона вздохнула и покачала головой. — Это так очевидно, что я совсем не понимаю, как я не догадалась раньше. — Потому что никому не могло прийти в голову? — Здесь и не поспоришь, — вновь вздохнула она. Гарри улыбнулся и опёрся подбородком ей на плечо. Когда она поймала следующий его взгляд на Малфоя, то, не щадя, саданула ему пергаментом по голове, который ещё недавно покоился на обивке дивана.***
Если Гарри думал, что мысли о Драко для него чересчур навязчивы, то теперь они взяли над ним какую-то новую власть. Как бы он не старался изгнать Малфоя из головы даже самым отвратным чувством вины — у него никак не получалось. При каждой такой попытке, в голове словно в насмешку пробуждалось сознание собственной влюблённости. Он неустанно думал о нём, воображал в голове его образ, вспоминал каждую встречу и чувствовал в себе ту самую нежность. Она не ослабла даже тогда, когда он намеренно вспомнил все подлые поступки Драко. Он прекрасно помнил и ощущение острой ненависти к нему, но теперь всё казалось до смешного ребячливым и безрассудным. Гарри осознал и то, что теперь был обречён, потому что кажется полюбил того Драко тоже. Он попытался сравнить эти чувства с чувствами к Джинни: воспроизвёл в памяти её образ, красивое лицо, нежную кожу, яркие рыжие волосы, весёлый блеск в глазах, и ощутил к ней острую привязанность. Эти воспоминания лишь внесли в его голову сумятицу. Они причинили боль и заставили задуматься о том, как на самом деле ему необходимо свидание с ней. Иначе он начнёт думать, что всё безнадёжно. Однако несмотря на все его надежды и твердое намерение, удача не стремилась сопутствовать ему. Приближалось очередное соревнование по квиддичу и на первые его слова: «Я хочу сводить тебя на магловское свидание», Джинни, разумеется, ответила отказом. Гарри видел в её глазах искреннее раскаяние, знал, как она желала пойти, и всё же прекрасно понимал эту ответственность за игру. Но с каждым таким мягким, ласковым «после игры», отчаяние в нём возрастало и вместе с тем возрастало раздражение. Он никогда не подозревал, что будет так ненавидеть когда-то любимую игру. В то же время чувство вины в нём непреодолимо возрастало, потому что Джинни даже не подозревала, что его буквально уводят у неё из-под носа. И если бы знала, поставила бы она игру превыше него? Возможно, Гарри мог бы мириться с этим, если бы их отношения с Драко вдруг не переступили новую черту. В среду, сразу после окончания уроков, у Гриффиндора была назначена очередная тренировка. Шёл снег и дул холодный ветер. Гарри долго наблюдал за игрой с трибун, но если кто спросит, он не ответит, что именно происходило во время неё. Он знал лишь, что Джинни всё так же блестяще справлялась с игрой, знал моменты, когда она радовалась и когда на её гладком лбу вдруг появлялись недовольные морщинки. Смотреть на неё было тяжело. Тяжело было сознавать и то, что она медленно ускользала из его жизни. Гарри всё ещё искренне верил, что у них есть шанс построить совместное будущее. Тот образ, который он хранил в сердце — образ семьи, так похожий на семью его отца и матери — всё так же прочно сидел в нём. Он желал такой семьи, хотел получить то, о чём мечтал все эти долгие годы. Но теперь он собственными руками рушил будущее, которое вот-вот должно было наступить. И хуже всего — ему предстояло причинить боль той, которая должна была подарить ему это будущее. Гарри не считал себя достаточно умным, но прекрасно понимал, что простить простые поцелуи куда проще, чем простить чувства к другому человеку. Он изменил ей своими мечтаниями о другом, тем самым осквернив всё, что было чисто между ними, и это предательство куда страшнее. Что делать при таких обстоятельствах и какой должен быть выбор — он не знал. Страх ошибиться прочно укоренился в нём. Он боялся окончательно разрушить хрупкую надежду на семью, о которой мечтал. Невероятно боялся причинить боль Джинни. И также боялся, что его выбор окажется неправильным, потому что он совсем не знает, что чувствует к нему сам Драко. Гарри привык прислушиваться к Гермионе, и теперь её слова, все сомнения по поводу Драко, не могли выйти у него из головы. В какой-то момент смотреть на Джинни довольную и радостную, всё ещё не подозревающую ни о чём, стало невыносимо. Гарри поднялся и направился к часовой башне. Остановившись на пустынном деревянном мосту, он прислонился к ограждению и оглядел заснеженные холмы и поля. От них веяло свежестью и простором. Из-за бескрайнего горизонта исходил запах свободы. В какой-то миг ему вдруг захотелось сбежать. Просто потому, что ему в таком случае не пришлось бы ни с кем говорить. Не пришлось видеть во взгляде боль и презрение. Ему не пришлось бы искать ответов на собственные вопросы. Он был бы таким же свободным. Но эта свобода отобрала бы у него шанс избежать одиночества. Она бы забрала возможность слышать колкие фразы в свою сторону. Отобрала бы и возможность увидеть тот редкий тёплый взгляд в серых глазах. Осознав, куда в очередной раз привели его мысли, Гарри досадливо нахмурился. Собственное сердце вновь предало его, а разум всё твердил, как это всё неправильно и безрассудно. И всё по той же глупой, совершенно нелепой привычке, которой он каждый раз сопротивлялся без какого-либо успеха, Гарри достал из кармана карту. Без всякой надобности, лишь из собственной прихоти, он произнёс клятву и с минуту искал заветное имя. Найдя его, он вздрогнул и обернулся, в неверии уставившись на Малфоя. Тот стоял в проёме, прислонившись плечом к каменной стене и сунув руки в карманы пальто. Серые глаза с любопытством глядели на него, и как только его присутствие заметили, он ухмыльнулся. Отстранившись от стены, Драко направился к нему. Гарри ощутил приятное волнение, с которым уже давно ничего не мог поделать, и не торопясь закрыл карту, словно это всего лишь обычный, ничего не значащий пергамент. Но Драко всё же обратил на него внимание. Остановившись рядом, он сначала посмотрел ему в глаза, затем опустил взгляд на пергамент как раз в тот момент, когда Гарри хотел заложить его в карман куртки. Схватившись за его край, Драко вновь настойчиво посмотрел ему в глаза. Гарри колебался недолго. Не только потому, что не мог сопротивляться ему, но ещё и от того, что каким-то образом Малфою удалось завоевать его доверие. Отпустив карту, Гарри внимательно вгляделся в бледное лицо. Он наблюдал за ним, словно завороженный, и вновь задумался о том, что же Драко чувствует к нему. Он боялся, что сердце, привязанное к этому нахальному, капризному слизеринцу трепетом и нежностью, обманывает его — желая получить то, чего на самом деле нет. В самом деле, это ведь Малфой. От него можно было ожидать чего угодно. Драко поднял взгляд и ухмыльнулся. — Следишь за мной, Поттер? Гарри моргнул, поняв, как долго смотрел на него, и отвёл взгляд. — Судя по всему, следишь за мной ты, иначе как ты узнал, что я здесь. Малфой промолчал, затем вновь ухмыльнулся. — Если я заберу у тебя эту карту, мне будет намного легче, Поттер. И откуда у тебя взялась такая полезная вещь? — Драко вновь заглянул в карту, следя за чужим перемещением. — Это Карта Мародёров. — Мародёров? — Драко взглянул на него и изогнул бровь. Гарри кивнул и улыбнулся. — «Господа Лунатик, Бродяга, Сохатый и Хвост…». Четверо друзей называли себя так. Они все учились в этой школе. — Отлично. А они могут создать карту поместья? Мне бы было легче ориентироваться в собственном доме и следить за тем, что в нём творится. — Боюсь, они все умерли, Драко, — Гарри всё так же держал улыбку, но не смог скрыть горечи в собственном голосе. — Профессор Люпин, Сириус Блэк, Питер Петтигрю и Джеймс Поттер. Никого из них уже нет в живых. Улыбка с лица всё же сошла. Гарри выдохнул, выпуская изо рта горячий воздух, и настойчиво смотрел на заснеженные холмы. Драко стоял рядом и молчаливо смотрел. Его присутствие облегчало вновь навалившуюся на него тоску, которая стала появляться всё реже. Драко аккуратно сложил карту и протянул её всё так же молчаливо. Гарри взглянул на неё, и мягкая улыбка вновь тронула губы. Вернув карту в карман, он вернул взгляд на холмы. Приятное тепло разливалось в груди от странного ощущения, что Драко впервые сочувствовал ему. Он мог бы напомнить ему о всех насмешках и издевательствах по поводу отсутствия у него родителей, которые произносились в приступе злости и задетой гордости, но совсем не хотелось будоражить то, что, казалось, осталось в прошлом. Долгий, настойчивый взгляд Драко заставлял испытывать смущение. Гарри хотел избежать его, но нашёл в себе смелость посмотреть в ответ. В тот же миг Малфой сделал к нему шаг; рука его дёрнулась вверх, желая коснуться его лица, но Гарри резко отвернулся, возвращая взгляд к холмам. Сердце кольнуло от собственного действия и тревожно забилось. Он ненавидел себя за подобный поступок, однако голос Гермионы настойчиво твердил, что необходимо отстраниться, иначе эта путаница в голове затянется и всё станет только хуже. Гарри ожидал, что Драко уйдёт. Он понимал, что отказ задел его, ударил по самолюбию, но на удивление, тот только засунул руки обратно в карманы пальто и, прислонившись плечом к столбцу, безучастно посмотрел на холмы. Искоса глядя на его лицо, казавшееся внезапно каким-то тоскливым, Гарри чувствовал в себе острое желание коснуться его, поцеловать, но упорно подавлял эти чувства, накрепко впиваясь пальцами в деревянные перила. Стоя рядом с ним в абсолютной тишине, Гарри не хотел уходить. И не хотел, чтобы уходил Драко. И с каждой такой минутой, он находил в себе всё новые желания взять его за руку или крепко обнять, почувствовав его тепло и аромат парфюма. Мужской парфюм, который не должен вызывать в нём каких-либо чувств, теперь пробуждал в нём волнение и трепет. Если так подумать, всё это довольно странно. Но его жизнь никогда не была нормальной. Кажется, никогда и не будет. Если он сойдётся с Драко, то так точно. От этой мысли сердце в груди торжественно заколотилось, но сам Гарри пришёл в смущение. Было странно… думать о таком. — Странно, — произнёс вдруг Драко. Гарри испуганно посмотрел на него, отчего-то вообразив, что тот подслушал его мысли, воспользовавшись легилименцией. К счастью, здравый смысл быстро дал понять, как нелепа эта мысль. — Что? — Иногда смотрю на тебя, Поттер, и меня посещает пугающая догадка, что ты умеешь думать, — он заулыбался, явно довольный своей шуткой. Гарри не мог не ответить ему улыбкой. — Знаешь, иногда мне хочется, чтобы это было так. — Не нравится думать, Поттер? Гарри качнул головой и откровенно признался: — Не особо. Со стороны хижины послышалось утробное завывание. Хагрид вышел из своего пристанища, напевая под нос рождественский мотив, и направился в сторону замка. Клык продолжал выть, выглядывая из заледеневшего окна. — Значит, ты думаешь неправильно. — Есть инструкция по тому, как правильно думать, Малфой? — изогнул бровь Гарри. — Разумеется. Моя инструкция такова: не думай много. Хочешь — бери и властвуй. — Этой же инструкции ты следовал, когда попёрся на Клювокрыла? Лицо Драко тут же скривилось. — Даже не вспоминай об этом, Поттер. — Из-за тебя его едва не лишили жизни, — беззлобно напомнил Гарри. — Извини, но я буду помнить об этом всегда. — Я был молод, Поттер. По молодости все совершают ошибки. — Был молод? То есть сейчас ты стар? — фыркнул Гарри. — Не придирайся к словам, Поттер! — Великий Драко Малфой постиг всю мудрость в восемнадцать. Жаль этой мудрости не доставало ему ещё пару лет назад. — Ещё слово, Поттер, и я снова начну тебя ненавидеть. Гарри тут же замолк. Слова Драко мягко легли на сердце. Он понимал, что ненависти к нему в Драко уже нет (тех, кого ненавидят, так не целуют), но слышать об этом было отчего-то всё же приятно. — И всё же, он живое существо. И его чуть не убили, — упрямо продолжил он. — Эта курица сама напросилась. — Кажется, была дана четкая инструкция по использованию, Драко. Странно, что такой «не идиот», как ты, не смог её уяснить. — Драко поморщился и переступил с ноги на ногу, становясь чуть ближе. — Ошибся ты, а едва не пострадал другой. — Всё в прошлом, Поттер. Я ведь знаю, что это вы помогли ему сбежать. А значит, он жив. Чего тебе ещё надо? Гарри искоса поглядел на него. Драко хмурился, опустив глаза, и всё как-то нервно сбивал пальцами снег с деревянной поверхности перил. Отведя взгляд, он задумчиво посмотрел перед собой. Слова Драко о прошлом как никогда имели для него смысл. Именно он стал показателем того, как «прошлое остаётся в прошлом». Не будь это истиной, они не стояли бы сейчас рядом, не разговаривали так, словно знают друг друга вечность, словно не были долгие годы врагами и не таили в сердце ненависти и обид. Сделай он несколько десятков оборотов маховика и расскажи себе прошлому о своих теперешних мыслях, они бы обескуражили, заставили сомневаться в собственном будущем «я», и непременно вынудили взмахнуть палочкой с весьма неоднозначным заклятием. Правда в том, что Драко изменился. И он изменился тоже. Все вокруг меняются и это было правильно. Совершенно нормально. Иначе, какой в этой жизни толк? Словно невзначай, Драко коснулся пальцами его руки. От этого невинного касания сердце пропустило удар. Гарри взглянул на него и заметил, как тот всё смотрит вниз, сметает с перил уже расчищенный снег, старательно делая вид, что ничего особенного не произошло. Подозревает ли Драко, что своим простым действием вызвал в нём трепет? Гарри опустил взгляд и ещё с минуту помолчал, прежде чем тихо спросить: — Ты хотел его смерти? Он ощутил на себе взгляд и услышал тяжёлый вздох. — Я хотел, — нехотя признался Драко, но затем, вдруг словно стал оправдываться: — Но я был зол, Поттер. Эта курица унизила меня. — Задела твоё напыщенное эго. Драко хотел сказать что-то едкое, но промолчал, поджав губы. Нахмурившись, он спрятал руки в карманы пальто и обернулся, прислонившись спиной к ограждению. Гарри почувствовал досаду от потери едва ощутимого прикосновения холодных пальцев. Драко опустил взгляд и шаркнул носком ботинка по деревянному полу, словно откинув с него нечто ненужное. Гарри искоса смотрел на него, находя в его профиле нечто родное и тёплое. Непреодолимое желание коснуться его и заключить в объятия становилось всё сильнее. — Я не убийца, Поттер, — сказал Драко. Эти простые слова задели Гарри. Ему хотелось сказать, что он конечно об этом знает, но отчего-то промолчал. — Я могу желать кому-то смерти, но если бы даже эту курицу собирались казнить перед моими глазами, я бы попросил изменить решение. Может ты удивишься, Поттер, но у меня тоже есть чувства. Гарри показалось, что в голосе его мелькнула обида. Драко всё хмурился и продолжал сбивать носком ботинка тонкую прослойку льда. Ему невольно вспомнились его слёзы в туалете Плаксы Миртл; его отчаяние и страх в тот миг, когда он опустился на колени перед ним в поместье, и явное нежелание причинять кому-то боль. Разумеется, у Драко есть чувства. Но узнал бы Гарри об этом, если бы не война? Раньше он видел только высокомерие, надменность и презрение ко всему обществу, которое его окружало, и никогда даже не думал, что в нём может быть что-то ещё. Отстранившись от перил, Гарри подошёл к нему и встал напротив. Драко поднял голову и с удивлением взглянул ему в глаза. То же удивление было в них, когда он поднял руку и убрал со лба его чёлку. Драко смотрел так, словно он делал это впервые, или же не надеялся получить подобную ласку вновь. Абсурдная мысль, потому что, кажется, Гарри слишком слаб для этого. Когда он коснулся губами холодных губ, Драко обнял его и прижал к себе ближе. Гарри вновь взглянул в серые глаза, глядящие доверчиво, с нескрываемым желанием, и подумал, как он в действительности красив. Следующий поцелуй Драко встретил нежным ласканием языка. Гарри выдохнул, пропуская пальцы в платиновые волосы и ощущая, как руки Малфоя обхватывают его за талию крепче и жадно прижимают к себе, словно желая большей близости. Ощущая горячий, влажный язык Драко, лаская его, Гарри находил в себе какую-то новую дрожь и волнение. Он испытывал какое-то желание, которое сам не понимал, но безумно хотел понять, потому что оно давило в груди и затрудняло дыхание. Оно притупилось, когда снизу послышался всё тот же рождественский мотив. Клык завыл, и они отстранились друг от друга, опасаясь быть замеченными. Не произнося ни слова, Драко взял его за руку и потянул в сторону часовой башни. Оказавшись на третьем этаже, они направились в знакомый тёмный коридор и только оказавшись в нише, Драко в очередной раз прижал его к стене и исступленно поцеловал. В тот же момент то неутолимое, напористое чувство вернулось. Гарри увлечённо целовал его, касаясь холодной щеки, ощущая, как руки Драко блуждают по телу, то прижимая за талию, то поднимаясь выше, крепко сжимая кожу сквозь одежду, и вновь возвращались вниз. Он чувствовал, что его желали, что он является какой-то необходимостью, и Гарри понимал, что испытывает к нему всё то же. Когда поцелуй прервался лишь только от усталости, от искусанных, горящих губ, Гарри ощутил в животе жар. Возбуждение покалывало кожу и заставляло течь кровь быстрее. Он стиснул ткань пальто на предплечьях Драко, дыша тяжело и слыша такое же дыхание у себя над ухом. Оно опаляло не хуже горячей печи, и от него дрожь в теле только усиливалась. Гарри жадно сглотнул и поднял голову, прислоняясь затылком к стене, только бы избежать его одуряющего запаха, который только обострял все ощущения. Драко не пытался облегчить ему задачу. Коснувшись губами его щеки, он задержался на ней долгим поцелуем. Гарри выдохнул и зажмурил глаза, когда Драко стал целовать его лицо, неуверенно, но настойчиво, и от этих поцелуев всё внутри кипело, желая вырваться наружу. Цепляясь пальцами за плотную ткань пальто, Гарри не мог найти в себе сил остановить его. Ему были приятны эти поцелуи, он желал их всем своим естеством. Сердце колотилось, словно обезумевшее, и он задрал голову выше, когда Драко стал ласкать шею, и с каждой секундой эти ласки становились всё яростнее, а руки прижимали его всё теснее к разгорячённому телу. — Драко… — Гарри усилием воли заставил себя оттолкнуть его руками. Драко послушно отстранился и взглянул на него. Лицо его было пунцовым , волосы слегка растрепались, а глаза лихорадочно блестели. Гарри жадно сглотнул и прикрыл глаза. Собственное возбуждение пульсировало, вызывая острое желание излиться. — Если мы сделаем это сами себе, это не будет считаться изменой, Поттер, — дрожащим голосом сказал Драко. Гарри крепче зажмурился и до боли закусил губу. Сердце всё исступлённо билось в груди, ноги подкашивались и дрожали, давая понять, что он попросту не сможет уйти в таком состоянии. Драко опустил голову ему на плечо и горячо задышал ему в шею. Гарри облизнул губы и, поднявшись рукой по предплечью, стиснул плотную ткань на плече слизеринца. В ушах застучало, когда он услышал звук расстегнувшейся ширинки. Глядя в потолок, он слушал чужой облегчённый вздох, тихие, хриплые стоны, и ощущал неспешное движение руки, от которых кровь всё стекалась в районе паха. Когда терпение достигло пика, Гарри дрожащими пальцами расстегнул ширинку своих джинсов и просунул руку в нижнее бельё. Собственная холодная ладонь заставила вздрогнуть и тихо застонать от удовольствия. Сделав глубокий вздох, он задвигал рукой, стараясь не выдавливать из себя больше, чем громкое дыхание. Волосы Драко щекотали лицо. Он повернул голову и уткнулся в них носом, вдыхая аромат и находясь на грани от ощущения подобной близости. В какой-то миг Драко немного отстранился и опустил голову. В ту же секунду Гарри поднял её за подбородок, испытывая жгучее смущение. — Не смотри, — собственный хриплый голос показался чужим. Драко послушался и вновь уткнулся ему в шею. Он стал целовать его за ухом, спустился ниже по шее, целовал кадык и подбородок, вместе с тем двигая рукой всё быстрее. Гарри подстраивался под этот ритм, под чересчур интимные звуки, которые раздавались в ушах и эхом проходили по всему телу. Он излился, не сумев удержать громкого стона. Когда он пришёл в себя, то понял, что Малфой тоже стих. Он всё так же тяжело дышал ему в шею, но уже не двигался. Вынув руку, Гарри застегнул джинсы, игнорируя неприятную влажность. Грязную руку он отвёл в сторону. Она холодила кожу и подавала в грудь импульс стыда и острого смущения. Он не представлял, как должен был посмотреть в серые глаза, вспоминая былую вражду и то, что теперь между ними произошло. Разговаривать как обычно, словно ничего не случилось, словно не он только что вновь втоптал в грязь Джинни? Драко шевельнулся. Он издал какой-то приглушенный звук, вызвав в нём лёгкий приступ паники. Подняв голову, он взглянул на него. Раскрасневшееся лицо и глаза, полные всё того же желания, предстали перед Гарри как нечто потустороннее. Малфой смотрел на него и с каждой секундой в нём росло желание провалиться сквозь землю, чтобы спрятаться от этого взгляда и от осознания произошедшего. Прежде чем Драко сказал что-либо, Гарри оттолкнул его и трусливо метнулся прочь.***
Весь остаток дня проходил для Гарри в прострации. Он часто находился в уединении, не желая с кем-либо разговаривать, а тем более смотреть в глаза. Особенно он боялся встречи с Гермионой. Ему казалось, что так легко определив по одному лишь взгляду о его чувствах, она так же легко определит причину внезапного смущения. А он был смущён, казалось, круглые сутки. Это чувство за один лишь день словно сроднилось с ним. Он засыпал в надежде, что на утро оно ослабеет, но, когда просыпался в поту с новым возбуждением, его смущение лишь усиливалось. Все долгие дни он старательно избегал Драко. Встречаясь с Джинни, он низко опускал голову и старался вовсе не смотреть на неё. Гермиона смотрела на него с негодованием и очевидным подозрением. От её взгляда у Гарри сводило желудок и нарастала паника. Иногда, пребывая в спокойствии, он находил своё поведение глупым. Он думал, что ничего страшного вовсе не случилось. Он просто сделал нечто интимное перед другим человеком, и такое, Гарри был уверен, случалось едва ли не с каждым. Также он был уверен в том, что многие из восьмого курса уже переступили эту черту и никакого смущения при этом не испытывали. Он слышал их разговоры, понимал, что это естественно. Но вовсе не с парнем. И вовсе не когда у тебя есть девушка. Возможно, всё дело было лишь в Малфое. Они знали друг друга долгие годы и, пожалуй, он был самым последним в списке людей, живущих на планете, с которым Гарри мог представить себя. Но это, разумеется было раньше, не теперь. Будучи в отношениях с Джинни, Гарри не позволял себе думать о подобном с ней. В общем-то, ему было вовсе не до этого. И тем не менее, даже воображать казалось чем-то неприемлемым — оскорбительным по отношению к Джинни. Ему всё думалось, как только наступит время, всё должно быть чем-то особенным между ними. Ему не нравилось слышать от посторонних, как это всё «здорово и приятно», словно подобная близость не значит совершенно ничего. Но теперь между ним и Джинни уже не будет ничего особенного. Уже сейчас он точно знал, что непременно вспомнит о Драко. О его поцелуях, горячем дыхании и тихих стонах. Часы, проведённые в его отсутствии, не смогли заглушить их в его голове. Отчего-то он подозревал, что не заглушат их и долгие годы. Спустя несколько дней, Гарри начинал раздражаться от собственной трусости. Ему было неприятно находиться в постоянном страхе, скрываться и избегать Драко. И в то же время он не знал, как себя вести. Если они вновь столкнутся, что он должен сказать? Или же это наконец начало конца? Ибо Гарри уверялся в том, что больше не сможет говорить с ним, как обычно. Не сможет смотреть со спокойствием, без навязчивых воспоминаний. В субботний вечер он в этом убедился. Набравшись смелости, Гарри наконец, не стал скрываться в своём «убежище» и принял участие в посиделках восьмого курса. Всё шло своим чередом: шум, громкие гоготания, весёлые шутки. Гарри мог бы расслабиться, если бы не находился в постоянном напряжении. Ему казалось странным желание не видеть Драко и в то же время испытывал досаду всякий раз, когда через двери проходил кто угодно, кроме него. Но когда тот всё же появился, всё внутри вздрогнуло, сжалось в напряжении, а глаза в ту же секунду уткнулись в пол. И уж совсем он не понимал собственного разочарования, когда Драко всего лишь прошел мимо и скрылся в спальне. Смущение, даже несмотря на каждодневные сновидения со случившимся, постепенно сходило на нет. Однако терзания из-за Джинни только усиливались в нём. Но этих терзаний очевидно было недостаточно, потому что он всё продолжал думать о взаимном молчании с Драко. Как заговорить с ним вновь, он не имел ни малейшего понятия. Тот вдруг перестал обращать на него внимание, проходил мимо, не бросив ни единого взгляда, и Гарри начал задаваться вопросом: смущен ли он так же, или это всего лишь обида? И изредка, совершенно навязчиво возникал другой: а может Драко решил, что пора с этим всем кончать? Ведь Гарри так и не понял, что значит для него всё, что происходит между ними. Он мог бы спросить, но отчего-то идти на собственную гибель было намного легче, чем задать простой вопрос. Спустя время смелость вернулась. Гарри чувствовал, что смог бы подойти и заговорить, вот только никак не мог найти нужных слов. Да и, собственно, зачем, если он и так собирался отстраниться от него? Не лучше было бы ждать в этом молчании, пока он наконец не найдёт решение? Возможно, им и вовсе не суждено было заговорить снова. Однако, как бы там ни было, заговорить всё же пришлось. В субботу после обеда Гарри по просьбе капитана гриффиндорской команды присутствовал на последней тренировке перед игрой против Слизерина. Тот всё ещё был убеждён в том, что бывший ловец, вошедший в историю школы, является для всех стимулом и талисманом. И его явно не волновало, что перед ним больше красуются, чем действительно играют. Отсидев, как положено, всю тренировку, Гарри поднялся, только лишь послышался свист и команда всем собраться. Он спустился с трибун и направился в замок, собираясь дождаться Джинни недалеко от раздевалок, и замер, когда услышал знакомый голос из помещения для мётел. По тону можно было сказать, что Драко был чем-то явно недоволен. Он огрызался и хамил, и когда Гарри подошёл ближе, услышал такой же недовольный мальчишеский голос. Не особо задумываясь над собственными действиями, он открыл дверь и прошёл внутрь. — Что здесь происходит? Мальчик в слизеринской форме, с виду второкурсник обернулся и, увидев, кто перед ним, тут же наябедничал. — Он не отдаёт мне метлу! Гарри изогнул брови и растерянно поглядел на Драко. Тот стоял, выпрямившись со сморщенным в презрении лицом, и крепко сжимал старенький «Нимбус-2001». — Какого чёрта, Драко? — Не суй свой нос не в своё дело, Поттер. Это моя метла. — Насколько я знаю, эти мётлы твой отец подарил Слизерину. Они принадлежат школе. Драко указал на выгравированные явно вручную буквы «Д.М.», которые виднелись на рукояти даже с расстояния. — Эта метла — моя, Поттер, — упрямо произнёс Драко. — Он может взять другую. Второкурсник надулся и покраснел от злости, готовый отвоёвывать метлу. Гарри лишь вздохнул от нелепости происходящего. Малфой иногда вёл себя, как истинный ребёнок, который никак не поймёт, что мир не вращается вокруг него. Он не понимал, раздражает ли это его в достаточной степени. — Хорошо, тогда, когда в следующий раз соберёшься полетать, ты возьмёшь именно эту метлу, а не свою новую. Должно быть, новая совсем не устраивает тебя по скорости. Драко поджал губы и гневно уставился на него. Гарри ничуть не напугал этот взгляд. Он подошёл и, взявшись за рукоять метлы, потянул её на себя. Драко крепко вцепился в неё, глядя с упрямой настойчивостью, но под укоряющим взглядом всё же сдался. Когда второкурсник ушёл с метлой в руках, Гарри взглянул на Драко. Тот смотрел с осуждением и всё с тем же презрением. — Я не понимаю. Она ведь старая, ты на ней совсем не летаешь. — Это дело принципа, Поттер! Эта метла — моя. — Это дело упрямства, Драко. Нужно уметь делиться. — Тебя ведь я делю! Вылетевшие невзначай слова больно ударили в сердце. Гарри изумлённо смотрел на Драко, чувствуя, словно откуда-то сверху что-то беспощадно наваливается на него, что попросту невозможно было удержать. — Драко… — Не вздумай, Поттер, — угрожающе процедил Драко. Лицо его покраснело от гнева, и Гарри лишь оставалось догадываться, злится ли он из-за собственной невольной оплошности или просто потому что эту оплошность услышали не те уши. — Не думай, что это что-то значит. Не вкладывай в мои слова тот смысл, которого в них нет! — Тогда какой же в них смысл? — спросил Гарри, прекрасно понимая, что это всего лишь оправдания. Он бы поступил так же, если бы оказался на его месте. Оказаться на месте Драко… что бы он чувствовал, пробыв в его шкуре хотя бы день? — Ты сам знаешь, Поттер. Я слишком эгоистичен, чтобы делить даже тебя, — Драко поморщился и на мгновение раздражённо зажмурился. Гарри смотрел на него, всё желая проникнуть в его голову. — Это опять не то. Я имею в виду, что я ненавижу саму мысль о том, что касаюсь человека, связанного с такими нищебродами, как Уизли! Злобные слова отрезвили Гарри, однако сердце всё ещё истошно билось в груди. — Сумма в банке Гринготтса — не определяет человека, Драко. Думаю, мы уже об этом говорили. — О да, разумеется. Уизли — отличные люди! Один вечно завидует и мечтает, чтобы вся слава досталась ему, а другая воспылала к тебе любовью только из-за шрама на твоей тупой голове! — Что ты такое говоришь?! Джинни вовсе со мной не из-за моей славы, и Рон вовсе мне не завидует! Он мой друг! И я сомневаюсь, что стоял бы здесь, если бы не его поддержка! Да и кто говорит о зависти?! Разве ты всё это время не презирал меня только потому, что хотел занять моё место?! — Я хотя бы не лицемер, Поттер! И советую тебе приглядеться к ним лучше, ведь эта семейка так счастлива отхапать себе простофилю-героя, который сможет обеспечить их нищебродку - дочь! Гарри застыл, гневно глядя на Малфоя. Слова причинили боль, вызывая жгучее желание ударить по лицу, но он понимал насколько это бесполезно. Драко всё равно останется при своём мнении. Гарри развернулся, собираясь уйти, но недавние слова вспыхнули в голове, не позволяя сделать шага. Он обернулся и твёрдым взглядом посмотрел на Драко. — Извинись, или я уйду. Лицо Малфоя исказилось. Из глаз исчез прежний гнев и в них появилась нерешительность. Гарри надеялся — ждал, что он попросит прощения, которое значило бы для него многое. Оно значило бы, что у него действительно есть к нему чувства, и их было вполне достаточно, чтобы переступить через себя. Но Драко молчал. Это молчание кольнуло больнее, чем слова, произнесённые минутой ранее. Гарри разочарованно отвёл взгляд и спешно вышел из помещения.***
Гарри остановился в коридоре, недалеко от женской раздевалки. Прислонившись к стене, он склонился вперёд, опираясь руками о колени, словно пробежал тысячу миль. Сердце утробно стучало в груди, всё ещё не придя в себя от разочарования. Однако Гарри не мог понять, почему это разочарование не заглушало чувство какой-то неправильности. Отчего-то ему хотелось вернуться и просить прощения самому, словно это он наговорил глупостей, которые не потерпел бы никто в сторону своих близких. Однако невольные слова Драко всё бились в голове. Они принесли в нём новое открытие , от которого сердце всё не могло успокоиться. Гарри чувствовал, что теряет самообладание. Ему вновь захотелось скрыться и не видеться ни с кем долгие годы. — Поттер… Гарри вздрогнул всем телом и в неверии обернулся. Драко стоял неподалёку и смотрел на него. Его сконфуженный вид, взгляд, наполненный недовольством и вместе с тем робостью, говорил только о решении пойти навстречу — переступить через себя и извиниться, даже если считал своё мнение истинным и правильным. И даже понимая, что тот всё ещё придерживается своей точки зрения, Гарри не мог любить его хотя бы чуть меньше. И не мог притупить это трепетное чувство в груди, которое вызывало безудержное желание подойти и крепко прижать его к себе. Он сделал шаг к нему навстречу, когда его вдруг окликнули: — Гарри! Голос Джинни вернул его на землю. Сердце упало и болезненно сжалось где-то в желудке. Он обернулся и, посмотрев на неё, вдруг понял, что испытывает досаду. Ему не хотелось видеть её сейчас. Только не когда Драко сделал шаг к нему навстречу. Не когда были сказаны те слова. Джинни улыбнулась ему широко и весело. Гарри не смог вытянуть из себя хотя бы слабую улыбку в ответ. Обернувшись, он увидел, что Малфоя уже не было. — Хорошая новость: мы наконец можем пойти на свидание, — сказала Джинни, приблизившись к нему. Гарри растерянно посмотрел на неё. — Но завтра ведь игра. — У нас есть право немного отвлечься перед игрой, разве нет? Да и ты в последнее время сам не свой. Я подумала, что ты слишком переживаешь из-за нашего свидания. Шутка Джинни не принесла ничего, кроме горечи. Гарри одарил её неискренней улыбкой и попытался возбудить в себе прежнее воодушевление, но его не было. Он не хотел идти на свидание. И тем не менее, он взял её за руку и повёл в Хогсмид.***
Трансгрессировали всё в том же узком переулке. На этот раз никто не морщил нос и не смотрел с мрачным скептицизмом. Джинни была весела и находила во всякой мелочи нечто удивительное и даже поразительное. Гарри всё пытался найти в себе схожий энтузиазм, старался рассказывать увлечённо и понятливо, но по большей части лишь отвечал на вопросы. Глядя на неё, он всё испытывал стыд и разочарование в самом себе. Добравшись до парка, они всё ещё держались за руки. Под восторженные разговоры Джинни, Гарри часто опускал глаза, смотрел на их сомкнувшиеся ладони, и не переставал думать о Драко. Мысли о нём отравляли его, заставляли испытывать вину, но теперь она стала иной. Ему всё казалось, что руку жгло от того, что прикосновения когда-то родного человека вдруг стали чужими. От этих мыслей Гарри задыхался. — Мы можем прокатиться? — спросила Джинни, как только увидела аттракционы. Гарри улыбнулся и кивнул. В отличие от Драко, Джинни хотела прокатиться на всех аттракционах, которые только видела перед собой. Больше ей были по душе те, от которых сам Драко только воротил нос, да приговаривал «я не доверяю этим магловским штукам, Поттер». Также ей понравились корн-доги, однако она не захотела больше одной порции. Почему-то это огорчило его. Огорчило его и то, что она ела без увлечения, всё оглядываясь по сторонам и желая поскорее найти для себя что-то новое. Затем он обратил внимание на всё того же старенького азиата с беззубой улыбкой и задумался: не помнит ли тот, что ещё недавно рядом с ним стоял до боли прожорливый юноша? С каждой такой минутой, ему казалось, что он попросту сходит с ума. Гарри вспоминал о Драко на каждом шагу, и в груди всё возрастало чувство, что он изменял всё это время совсем не тому человеку. — Что это? Гигантская пицца? — Джинни указала на двуногий кусок пиццы, раздающий флаеры, и громко рассмеялась. Гарри улыбнулся. — Это костюм. Его надевают, чтобы привлечь внимание людей. — Привлечь внимание? — Реклама какого-нибудь кафе или магазина, — глядя на парня в костюме, Гарри подумал, что было бы забавно понаблюдать за реакцией Драко. Если бы он ходил по парку в прошлый раз. — А это действительно работает. Мне хочется зайти, — воодушевлённо сказала Джинни и потянула его за собой. Когда они вышли из пиццерии, было уже темно. Джинни держала его под руку и рассматривала ночной, сияющий парк словно по-новому. Только дойдя до смотровой площадки, она выпустила его руку, чтобы посмотреть в телескоп. Гарри улыбнулся ей и подошёл к перилам. Взглянув на город, мерцающий огоньками, он вздохнул. Ветер всё так же дул в лицо, словно не уходил никуда с прошлого визита. Он всё ещё мог почувствовать тёплые объятия Драко. Джинни заговорила о звёздах. О том, как бы ей хотелось знать о них больше, хотелось узнать всю Вселенную. Гарри слушал и вместе с тем прислушивался к сердцу, которое всё ещё любило Джинни, но он не возьмётся ответить, меньше стало этой любви или она осталась такой же. Просто теперь её было недостаточно. Ему есть с чем сравнить, и его чувства к Малфою были совсем иными. Не такие как с Чжоу, и даже не такие, как с Джинни. И он совсем не понимал почему не мог понять этого раньше. Хотя, если так подумать, теперь Гарри прекрасно всё понимал. От того, что он собирался сделать, — кому собирался причинить боль, — стало невыносимо тошно. От этого мучительного решения к горлу подступил ком. — Магловский мир и вправду чудесен. Теперь я не буду подшучивать над отцом, — весело сказала Джинни. Она встала рядом и осмотрела город с высоты. Гарри молчал и всё смотрел перед собой. Голова вдруг стала совсем пустой. Ему хотелось оказаться где-нибудь в другом месте. Джинни взглянула на него и улыбка медленно сошла с её лица. — Что-то не так, Гарри? — обеспокоенный голос, словно ударил ножом. Гарри ненадолго прикрыл глаза, пытаясь удержать слёзы. — Что с тобой? Джинни подошла ближе и, взявшись за его руку, взволнованно вгляделась в его лицо. — Гарри, скажи же что-нибудь. — Джинни, я… — Гарри с трудом сглотнул и взглянул на неё. Её встревоженные глаза, родное лицо требовали молчать. Внутренний голос говорил, что следует подождать — найти более подходящее время. Но он же твердил, что Гарри попросту сойдёт с ума, если будет нести этот груз ещё хотя бы день. — Я… полюбил другого, Джинни. Я изменяю тебе уже три месяца. Лицо Джинни побледнело. Она смотрела на него, словно не верила ему, и затем вдруг фыркнула — нервно, совсем неестественно. — Что? Гарри, если это такая шутка, чтобы поругать меня, то она мне совсем не нравится. Гарри молчаливо смотрел на неё, желая сказать «Разумеется всё это шутка! Разумеется, я люблю только тебя! Я всё ещё вижу семью с тобой», но губы не поддавались, а собственный разум смеялся над этой ложью. — Джинни, прости, я… Мне жаль, я вовсе не хотел с тобой так поступать… — Гарри хотел взять её за руку, но она вдруг резко отпрянула. Глаза её наполнились слезами. Она всё смотрела на него, словно видела не его, не своего Гарри, а кого-то чужого. Того, кто вовсе не обещал оберегать её, а кто причинил самую большую боль. — Спасибо, что сообщил спустя три месяца, — слова прозвучали, словно пощёчина. Гарри вздрогнул и отвёл глаза, не вынося её взгляда. Джинни вдруг сорвалась с места и направилась прочь. — Джинни! Когда она остановилась на пустой площадке, в Гарри проснулась надежда. Она угасла так же быстро, как Джинни исчезла посреди ночных огней. Гарри вдруг понял, что потерял её навсегда. — Джинни…