***
После того случая с дуэлью Василий несколько раз приезжал к ним, искал встреч с Ларой, умолял простить его, и в конце концов Лара не выдержала. Она не могла больше сердиться на него, ведь в конце концов все затеял Левушка. Это он решил разлучить сестру с Василием из-за шантажа проходимца Вольдемара. Брат повел себя как последний негодяй из страха, что всем станет известно про его непомерные долги. Маменька ведь сколько раз говорила ему, что не станет более потакать его безумствам, и пусть де Левушка с кредиторами рассчитывается сам. Узнай она про те пресловутые семь тысяч, чего доброго, могла бы и вовсе лишить Левушку содержания. Правда, к чести Тихвинских стоит сказать, Михаил Александрович наотрез отказался от того долга. — Давайте просто забудем об этом недоразумении, Лариса Викторовна! — сказал он маменьке на прощание. — Мой сын повел себя, мягко говоря, недостойно. Посему я прошу вас об одном: простите его! — Надеюсь, — ответила ему вместо маменьки Лара, — рано или поздно Владимир Михайлович осознает всю низость своих поступков. Как и мой брат! — прибавила она, сердито взглянув при этом на Левушку. Лара клялась себе, что брата она никогда не простит, но потом Василий попросил ее руки и… Лара была так счастлива, что попросту не могла уже ни на кого злиться. Она думала, что больше никто и ничто не сможет омрачить ее счастья, но тут на ее пути встала эта мерзкая девица. Когда Софья Станиславовна явилась просить прощения за своего сына, и стало ясно, что никакой свадьбы не будет, Ларе показалось, что в тот же миг она умрет на месте. Как он мог?! Изменить ей с какой-то… девкой, которую он натурально на дороге подобрал. Ведь поначалу Лара думала, что Вася просто встретил первую попавшуюся девицу и решил с ее помощью отомстить ей. Но все, к сожалению, оказалось гораздо серьезнее. И такого вероломства от своего милого Васеньки Лара никак не ожидала. Ведь он клялся ей своей любви и верности до конца дней! Однажды Лара увидела эту самую мадемуазель Остапчук в церкви: та пришла вместе с пани Косач. Всю воскресную службу она только и делала, что оглядывалась: хотелось рассмотреть, что за птица. Ну, ничего особенного-то в ней и нет: бесцветная, точно застиранный лоскут, смотрит в пол, платочек комкает, точно боится или стесняется чего. Как можно было вот на это да польститься? Впрочем, в тихом омуте, как говорят, черти водятся. Вот оно и подтверждение! Василия Лара после того, как стало известно о том, что девица эта ребенка его носит, и знать не хотела. Она даже с братом помирилась. К чему теперь на него обижаться, когда выходит, он кругом был прав! Да и вообще, есть ли на земле хоть кто-нибудь ближе него? Разве что маменька… Конечно, на душе у Лары было тяжело, но в итоге она решила, что надо как-то жить дальше, пусть и без Василия. — Вырву я любовь из своего сердца, — пообещала она матери и брату, — и думать об этом изменщике позабуду! — Правильно, — кивнул Левушка, — к чему тебе этакий дуралей? С проходимкой какой-то справиться не сумел, вот пусть теперь и мучается с нею до скончания века. Маменька же промолчала, вздохнула только украдкой… Но все равно Ларе не давали покоя воспоминания и мысли о Василии. Выяснилось, что сказать-то легко, а вот сделать — куда как тяжелее. Сколь угодно может она твердить, что Василий Косач ей не нужен, что она ненавидит его, но сердце мириться с этим не желает. Не согласно сердце ее с разумом! И тогда Лара начала искать Василию оправдания. Разумеется, во всем виновата та нахалка: это она окрутила Васю, воспользовалась его обидой и растерянностью, сыграла участие, нашла какие-никакие слова утешения, вот он и не устоял! Дрянь! Продажная девка, дочь какого-то безвестного крепака решила, что ухватила удачу за хвост. Ну уж нет, не бывать этому никогда, — решила Лара. Она знала, что Василий купил галантерейную лавку и много времени проводит теперь в Нежине, поэтому план родился сам собой. Как вовремя пришла Ларе в голову идея помогать матери вести дела на заводе! В один прекрасный день она, исполнив поручение маменьки и проверив досконально все отчеты, не отправилась сразу домой, а велела кучеру, во-первых, отвезти ее в лавку Косача, а во-вторых, держать язык за зубами. Он сидел за столом, заваленном бумагами, перелистывал расходную книгу, время от времени делая в ней пометки, и был так увлечен своим делом, что поначалу и не заметил, как Лара вошла. — Ты? — удивленно и одновременно радостно воскликнул он, заметив наконец ее. — Лариса… Ларочка моя! — Здравствуй! — тихо проговорила Лара. Еще с минуту она смотрела на него, а после решительным шагом приблизилась вплотную, без всяких церемоний положила руки ему на плечи. — Зачем нам теперь бегать друг от друга, точно мы дети малые, неразумные? Не желаю больше от судьбы своей прятаться! — сказала она. — Лариса… — прошептал Василий, глядя ей прямо в глаза. — Я… как же я тебя люблю, слышишь? Одну тебя только всегда и любил! — Вот и славно! — улыбнулась ему в ответ Лара. — Только это я и хотела от тебя услышать. Об остальном — не желаю думать. Ты — мой! — шептала она, целуя его. — Ни за что не отдам тебя… ей. Никому не отдам! — Лариса… — вновь только и смог произнести Василий в ответ. Через несколько дней после этого разговора он снял целый этаж в доходном доме, и они с Ларой виделись практически ежедневно. Может быть, это и в самом деле безумие; как долго они смогут скрывать свою связь, и что будет, когда о ней станет известно?.. Поначалу она терзалась от этой мысли, а потом подумала: Пошло оно все к черту! Здесь и сейчас она — счастлива. А все остальное — по боку! Безусловно, ей нелегко далось это решение: как ни крути, пришлось переступить через свою гордость. Ну да не беда, думала Лара, зато они с Васей вместе, и никто им не указ. Кроме того, она все же надеялась отговорить его от опрометчивого шага. — Зачем тебе эта свадьба, Васенька? — в очередной раз спросила у него Лара, положив голову ему на грудь. Ей не хотелось вставать и уходить. Если бы можно было, она осталась бы в этом уютном доме навсегда. — Ведь сам говоришь: любви нет и не было… Глупость была одна да и только. Так зачем же еще одну совершать? — Лариса, — Василий погладил ее по голове, обнял покрепче и прижал к себе, — ну, я же говорил тебе, что попросту не могу поступить с нею так низко. И так уж… Получается, что я воспользовался ею, обесчестил, а она, бедняжка, поверила мне. — Бедняжка! — хмыкнула Лара. Она приподнялась на локте, насмешливо взглянула на Василия и ласково щелкнула его по носу. — Неужто ты и впрямь такой наивный, Васенька? Да она специально все подстроила, я в этом просто уверена. — Как бы там ни было, — вздохнул Василий, — ребенок ведь будет. А это невинное создание, и он ни в чем не виноват. Как я могу обречь его на бесчестье? Но не переживай, ты знаешь, что я придумал? Лариса села на постели и, скрестив руки на груди, заинтересованно уставилась на него: — Что же? — Я женюсь на Людмиле. И ребенок родится в законном браке. Но кроме этой свадьбы у меня с нею ничего больше не будет. А сразу же после церемонии мы с тобою уедем! — Куда же? — Куда хочешь, Лариса, хоть на край земли! А лучше — вот, что: я недавно с одним Московским купцом знакомство свел, он у нас тут проездом был, так он предлагал мне стать его партнером. Так что, в Москву можем с тобой податься! У меня есть кое-какие сбережения, да и лавка покуда доход дает приличный. Там, глядишь, тоже сможем дело наладить, с Божьей помощью. Поживем там, вдали ото всех, а после… Может быть, со временем удастся мне и развод получить. А нет — так все равно. Заплачу ей, сколько бы ни попросила! Но ребенок зато законным будет, и ни одного упрека в жизни своей не услышит. — Ты знаешь, — у нее даже сердце застучало от радости, — мне твое предложение нравится. В конце концов, так ведь многие поступают: разъезжаются, живут отдельно, иной раз даже в разных странах… А может быть, нам лучше уехать с тобой в Европу? Там мы с тобой сможем быть вместе, и никто на нас косо взглянуть не посмеет. А эта твоя… пусть тут остается. — В Европу? — задумался Василий. — Придется, однако же, потрудиться, — задумчиво протянул он, — чай, жизнь-то там не самая дешевая. Лариса рассмеялась: — За этим дело не станет, Васенька! Я затребую весь свой капитал, что завещал мне papà, я имею на него полное право. Это — мое приданое, и оно по праву будет принадлежать тебе. — Что ж, думаю, у нас с тобой еще будет время все обсудить, а пока, — он вновь поцеловал ее, — я хочу одного: наслаждаться твоим обществом! — Я целиком и полностью разделяю ваше мнение, любезный мой Василий Федорович! — рассмеялась Лара, бросаясь в его объятия. Если хорошо подумать, то решение уехать в Европу, которое так внезапно пришло Ларе на ум, казалось не таким уж опрометчивым. Там и впрямь никто не станет обращать внимание на то, женаты они, нет ли. Что до средств, то отцовского капитала им вполне должно хватить на безбедную жизнь. В идеале, конечно, было бы прекрасно и вовсе расстроить брак Васи с этой нахалкой, но как это сделать?.. Главное теперь — это постараться объяснить все матери и попросить у нее помощи. Думается, она не откажет, ведь ей прекрасно известно, что кроме Василия, Лара ни с кем не будет счастлива. Ларе не пришлось, впрочем, подыскивать слова и изыскивать удачный повод, дабы поговорить с матерью, поскольку в тот же самый день, когда они с Василием приняли решение об отъезде, к ним в дом заявилась его так называемая невеста: Лара лично застала ее в кабинете у маменьки. Тут еще, как на грех, она как раз вспомнила о том, что напрочь позабыла о встрече с чиновником военного ведомства. Просто наваждение: у Лары совершенно вылетело из головы обещание, данное матери, заключить тот договор. Лара надеялась, что маменька не будет на нее слишком уж сердиться, в конце концов, всегда можно придумать удобную отговорку. Однако, эта… бледная немочь все испортила! — Что ты делаешь в нашем доме? Немедленно убирайся отсюда! — напустилась она на Людмилу. — Что ж, — передернула плечами нахалка, — я приехала к вам, пани Червинская, — она чуть склонила голову, приветствуя маменьку, — дабы просить вас окоротить свою дочь! Но коль скоро вы, сударыня, — повернулась она к Ларе, — здесь, я скажу вам все в лицо. Не смейте больше лезть к моему мужу, понятно вам?! — Сударыня, — покачала головой маменька, — прежде всего, будьте добры, объяснитесь! — А вы, — прищурилась Людмила, — будто бы и не в курсе, что ваша дочь крутит амуры с моим мужем чуть ли не у всех на виду! Экая стыдоба: кухарка пани Косач ездила в Нежин и видела их своими глазами! — Вы спятили, милейшая? — презрительно фыркнула Лара. — Маменька, не верьте этой умом скорбной. А вам, — усмехнулась она, приблизившись при этом к сопернице и взглянув ей в глаза, — стоило бы поучиться манерам, милая моя. Впредь советую вам не слушать бредней черни! Впрочем, понимаю, конечно, — ехидно прибавила она, — вам эти люди гораздо ближе. Ну, а кроме того, если мне не изменяет память, Василий Федорович пока еще не ваш муж. Людмила Остапчук шагнула к ней: — Я тебя предупредила, если еще раз приблизишься к нему хотя бы на шаг, — дрожащим голосом проговорила она, крепко сжав кулаки, — горько пожалеешь! — Дрожу от страха! — Бесстыжая, распутная девка, — выплюнула Людмила, — запомни раз и навсегда: он принадлежит лишь мне! Лара громко рассмеялась: какова нахалка! — Утешайся этим, коль больше нечем, — усмехнулась она. — А насчет того, кто из нас бесстыжая дрянь… Так ведь это же не я ублюдка нагуляла. И не я пытаюсь теперь шантажировать этим мужчину, который меня никогда не любил. — Ах, ты… Лара несказанно обрадовалась: ей удалось уязвить ее. Эта паршивка аж задохнулась от негодования. — Право слово, сударыня, — вмешалась маменька, — вам лучше сейчас уйти. Заверяю вас, что… нет нужды вам верить глупым пересудам. — Я сказала то, что хотела сказать, — отозвалась Людмила. — Вы, Лариса Петровна, предупреждены. Не отступитесь от Васеньки — вам же хуже! — Пошла немедленно вон из моего дома! — прикрикнула Лара. — Пока я не позвала слуг и не велела выставить тебя силой. — Ну, и что все это значит? — на удивление спокойно спросила ее маменька, когда Людмила Остпачук ушла. — Да просто она спятила, маменька, — отмахнулась Лара, — не обращайте внимания. — Что ты творишь, Лариса? — вздохнув, проговорила маменька. — Ты хоть понимаешь, что завтра уже о вас будет говорить чуть не весь уезд! — Да и наплевать! Языки-то без костей, — пожала плечами Лара. — Вот что, милая моя, — строго взглянула на нее маменька, — во-первых, я настоятельно прошу тебя избавить меня от этого стыда! Я не желаю слышать, как наше имя станут полоскать, точно белье в проруби, на всех углах. А раз вас с Василием застали вместе, то теперь, как пить дать, не оберешься всяких пошлых сплетен! Еще и эта женщина приходит, дабы устроить скандал в нашем доме. Вы оба, и ты, и твой… господин Косач перешли все границы! Посему и тебе, и Василию Федоровичу надобно теперь вспомнить о приличиях и начать вести себя достойно. А во-вторых, дорогая моя, — прибавила она, чуть повысив голос, — ежели ты взялась помогать мне вести дела, то будь добра, исполняй работу свою на совесть! Иначе и начинать не стоит! — Маменька, если вы о договоре, то… — … то Сергей Борисович, слава Богу, свое дело знает, в отличие от тебя, — перебила ее маменька. — И он все сделал как нужно. Но в другой раз, Лариса Петровна, думай прежде всего о своих обязанностях, а потом уже — обо всем остальном! — Простите меня! — вздохнула Лара, опуская глаза. Маменька сердилась редко, но если уж она назвала ее Ларисой Петровной — это первый признак того, что она не просто рассержена, а вне себя. — Я люблю его! — воскликнула вдруг Лара. На глазах сами собой выступили слезы. — И не могу жить без него, маменька! Не могу… — Ох, Ларочка! — маменька сочувственно взглянула на нее, взяла за руку. — Я понимаю, поверь, прекрасно понимаю, что ты чувствуешь, но… Лара не дослушала: она обняла мать, прижалась к ней, как в детстве, когда ей бывало очень грустно или страшно, и расплакалась. Маменька гладила ее по голове, укачивала, точно маленькую и повторяла тихо, что не стоит так убиваться… Тем не менее, Лара по-прежнему старалась любую свободную минуту провести вместе с Василием, хотя после визита мадемуазель Остапчук маменька усилила контроль за Ларой, приставив к ней Тихона. Он теперь неизменно таскался вместе с ней в Нежин, дабы проконтролировать, что Лара выполнила те поручения, которые давала ей маменька. Да и Сергей Борисович от него не отставал и чуть не за каждым шагом ее следил, когда она появлялась на заводе. Лара злилась, но в ничего поделать с этим не могла. С другой стороны, Лара могла понять маменьку: все же она и в самом деле подвела ее тогда с тем договором… Так или иначе Лара старалась покончить с делами как можно скорее, а потом — ехала на встречу с милым Васенькой. Честно признаться, она до последнего надеялась, что Василий отменит свадьбу. Не сможет он даже и на минуту назвать своей супругой другую; особенно после всего, что было меж ним и Ларой. Но он упорно молчал и всякий раз уходил от темы, когда Лара пыталась завести об этом разговор. На праздничном обеде у мадам Райской, который она устроила в своем новом доме в честь возвращения своего в Нежин, и на который в числе прочих приглашены были Лара и Левушка, Люба Тихвинская, так и светясь от радости, подтвердила, что свадьба Людочки Остапчук, ее лучшей подруги, и Василия Федоровича Косача состоится уже через три дня. Григорий Петрович, к вящему удивлению Лары, подтвердил слова Любы, прибавив при этом, что Василий Федорович попросил его быть шафером. Лара метнула полный негодования взгляд в сторону Васи, который, разумеется, также присутствовал на обеде, но он в ту минуту сосредоточенно разглядывал содержимое своей тарелки. — Вот как? — Левушка покосился на Лару, но она сделала вид, будто новости эти ей совершенно не интересны. — Да, — кивнул Григорий Петрович, — Василий Федорович сказал, что мы де с ним теперь добрые знакомые и поэтому он оказывает мне эту честь. — И что же вы, согласились? — спросила Катерина Степановна. Григорий Петрович пожал плечами: — Не вижу причин отказываться. Хотя, стоит признать, вы абсолютно правы, Катерина Степановна, поначалу я, скажем так, колебался… — Да бросьте вы, Григорий Петрович, право слово, — отозвался Василий, — о прошлом лучше не вспоминать, как говорится, кто старое помянет… Да и потом, торжества все равно никакого не будет. Священник обвенчает нас дома, а потом — праздничный обед для узкого круга самых близких друзей. — Это очень мило и уютно, — вставила свое слово Люба. — Ну уж нет, — не согласилась с ней Лара, — я бы хотела, чтобы мое венчание было пышным! Чтоб было торжество, которого вся здешняя округа никогда и не видывала. — А я, честно признаться, тоже хотела бы тихого семейного праздника, — проговорила Люба, глядя при этом на Левушку. Лара усмехнулась, проглотив едкое замечание о том, что другого Любе и не светит, учитывая ее настоящее происхождение, а вдобавок еще и скандал, что учинил тут ее так называемый кузен. — Между прочим, Василий Федорович, — пустился тут в воспоминания Левушка, — Александр Васильевич Дорошенко, царствие ему небесное, рассказывал один раз: когда Федор Семенович Косач, батюшка ваш, женился на Софье Станиславовне, то столы на улице, во дворе имения вашего, накрыты были. В доме все приглашенные не поместились! А военные, фронтовые друзья вашего деда, полковой оркестр позвали, чтоб веселая музыка была, а потом фейерверк устроили. — Верно, — поддакнул Григорий Петрович. — помню, матушка моя говорила, что я очень того фейерверка испугался. Она меня на руках держала, мне тогда еще и года не минуло, и все приговаривала, мол, гляди, Гришенька, как красиво. Я же, видимо, был сильно напуган и потому так раскричался, что насилу успокоили! — Это прекрасно, когда все друзья и знакомые приглашены, дабы разделить семейное торжество, тем более — такое, — кивнула Лара. — Впрочем, — вспомнила вдруг она, — если подумать, то вы, Любовь Андреевна, со своей стороны, также правы. Отец наш, например, частенько повторял, что это был самый чудесный день, когда после венчания с матушкой они вдвоем гуляли почти целый день по городу, а вечером ужинали в ресторации… — Было уже довольно поздно, — тут же подхватил Левушка, — и директор вынужден был его предупредить, мол, простите, пан, но мы уже закрываемся. Тогда отец заплатил ему столько, что тот сразу же сдался, сказал, мол, оставайтесь хоть до утра. И музыканты играли только для них, а они вдвоем танцевали вальс в пустом зале. — Ах, — воскликнула Люба, — это просто прекрасно! Мне бы тоже хотелось… вот так. Мадам Райская внимательно слушала воспоминания своих гостей о свадебных торжествах и печально улыбалась при этом. Григорий Петрович вдруг обменялся с ней быстрыми взглядами, полными, как показалось Ларе, грусти и сочувствия. После чего он уставился в свою тарелку, а Катерина Степановна, подавив глубокий вздох, предпочла сменить тему и заговорила о скорой премьере Шиллеровских «Разбойников» в Нежинском театре. Лара вполуха слушала рассуждения госпожи Райской о несомненном таланте новой примы и об успехе постановки. Вот тогда-то Лара (она почти не участвовала в разговоре, вновь вернулась к своим собственным переживаниям) и приняла окончательное решение пойти самой на свадьбу Василия и Людмилы. Может быть, ее появление все-таки заставит Васю одуматься? Ну, или по крайней мере, она в очередной раз поставит на место эту наглую девицу. Пусть знает, что положение замужней дамы не дает ей ровным счетом ничего! Всяк сверчок знай свой шесток. Сначала Лара хотела попросить Григория Петровича взять ее с собой, как-никак она его сестра. И нет ничего зазорного в том, что лучший друг жениха, его шафер, пригласит свою родную сестру присоединиться к празднику. Но потом она подумала, что чего доброго, Григорий Петрович начнет ее отговаривать, или того хуже — сообщит обо всем матери. Поэтому Лара уговорила Любу, которая, разумеется, была приглашена на правах лучшей подруги невесты. Лара наплела этой дурочке, что ей, дескать, безумно хотелось бы присутствовать на свадьбе, но так как никто из ее семейства отправиться туда не сможет, то может быть Люба будет так добра и пригласит ее. Разумеется, та ответила, что с превеликой радостью — Лариса Петровна может во всем на нее рассчитывать. Но так как язык за зубами Люба держать не научилась вовсе, то тут же все растрепала Левушке. А тот уж честь по чести доложил маменьке, и они оба принялись отговаривать Лару. Но она твердила, что никто не посмеет встать у нее на пути: если уж она что затеяла, то сделает это!***
— Может быть, — упрямо продолжала стоять на своем Лара, — мне и впрямь будет не легко пройти через такое. Но я хочу, чтобы… он все же понял, как я страдаю! Маменька лишь горестно вздохнула, услышав эти слова: — Нет, Лара, — проговорила она, — не его ты уязвить хочешь, не лукавь! Ты прежде всего ей, его невесте, досадить в очередной раз желаешь. Лицом к лицу с ней столкнуться, в глаза ей взглянуть да свое превосходство тем самым показать. Дескать, ну и пусть, что ты ему законная жена перед Богом и людьми. Мне на то наплевать! Я все равно его тебе не отдам, потому что мой он, только мой! И любит он меня одну, а ты для него ровным счетом ничего не значишь. — Маменька, — в изумлении Лара отступила на шаг назад, — вы… точно в раскрытой книге, в душе моей сейчас прочитали! — почти еле слышно произнесла она. — Или попросту в зеркало погляделась, — так же тихо и почему-то совсем невпопад ответила маменька. — Поэтому и говорю тебе, Лара: не делай этого! Никому от этого твоего демарша лучше не станет. — Я должна быть там, — упрямо повторила Лара. — Не могу я поступить иначе, поймите вы! Я лишь хотела увидеть его сегодня… Просто взглянуть хотя бы раз! Но коли вы считаете, что не нужно, маменька, извольте: подчинюсь вам и останусь дома. Лара улыбнулась матери и отвернулась, сделав вид, что снимает украшения. — Вот и славно, — вздохнув с облегчением, произнесла маменька. Она ласково улыбнулась, погладила Лару по голове и вышла. Лара же, как только за дверью стихли шаги матери, схватила свою шубу, надела ее и быстрым шагом вышла из комнаты. Воровато оглядываясь, она заперла дверь своей комнаты на ключ и направилась к черной лестницы. Хорошо бы никто из слуг сейчас не заметил ее. Перед домом Косачей стояло несколько экипажей, очевидно, приглашенных и впрямь было немного. Лара отпустила своего кучера, наказав вернуться за ней примерно через час-другой и поспешила в дом. Люба Тихвинская уже ждала ее крыльце: судя по всему, она приехала раньше и теперь вышла, дабы встретить Лару. Сбросив шубу на руки лакея, Лара поздоровалась с Любой, и они обе поспешили в зал. «Что ж, посмотрим, мадемуазель Остапчук, будете ли вы столь же самоуверенны и напыщенны, когда увидите меня здесь, — подумала она. — И когда по одному только взгляду, которым Василий непременно посмотрит на меня, вы поймете, что в его жизни есть место лишь для одной женщины. И женщина эта — я!»