Toxine.

Сегодня он проснулся быстро, даже без головной боли. На его талии покоилась чужая рука. Яркий, пурпурный лак на ногтях, еле слышное сопение. Его передёрнуло. Надо линять отсюда. Джимми выскользнул настолько осторожно, насколько позволяла его утренняя гибкость, на цыпочках проследовал к дивану, в куче сваленой сюда в спешке одежды нашел свое. Главное джинсы натянуть, рубашку можно не застёгивать. Не будь он от природы человеком скромным, то выбежал бы в коридор в чем мать родила — все равно весь этаж арендован. Посторонних людей он встретить не должен. Через несколько минут Пейдж уже натягивал обувь и, кое-как застегнув пару пластиковых пуговиц, вывалился из номера. Теперь путь только один — на балкон; на общий, так как до своего идти слишком долго. Может, ему было бы и интересно послушать, какую философию жизни ему выдаст та девочка с ярким маникюром с утра пораньше, но точно не сегодня и не сейчас. Пусть они с ней вдвоем и опустошили бутылку хорошей текилы, организму Джимми этого не хватило. С утра эта нехватка стала совсем невыносимой. Ему нужно что-то принять. Поискав в кармане, он нащупал маленький пакетик, затем достал его и рассмотрел содержимое. «Когда и кто мне это подложил? — задумался он, ведь траву курил редко. — Впрочем, на войне все средства хороши…» Что угодно, кроме героина. Он знал, что однажды это противостояние станет нечеловечески сложным, но заглянуть в будущее человек не способен. Оставалось верить, что его старания не напрасны. Джимми толкнул тяжёлую дверь. Наконец-то. Конечно, в такую рань тут никого не было — скорее всего, все остальные ещё спят. Разве что Бонзо, может, ещё не ложился, всякое случается… Он торопливо раскатал бумагу по бетонному подоконнику. Удивительно. Предполагал ли он, что однажды будет просыпаться с утра от непреодолимых, ядовитых импульсов? Думал ли он, что однажды так сильно ослабит поводок своего внутреннего животного, что оно набросится на него, своего хозяина? В его прежней жизни не было места неожиданностям, теперь же из них соткана его повседневная рутина. Но, медленно и упорно, он двигался к тому, чтобы вернуть все под свой контроль. Нужно время… Наконец-то. Получился знатный джойнт. Скорее. Ну же. Он почувствовал, как внутри все холодеет. Обшарил карманы по второму кругу. Зажигалки нет и не было. — Блять, — прозвучало тихо и отчаянно. Нервы, однако, хорошо подгоняли. Не задумываясь, Джимми снова рванул к двери, готовый спринтовать до номера. Руки тряслись, постепенно тело утяжелялось, словно наливалось свинцом, от раздражения. Не успел он пройти и трёх шагов, как в коридоре показалась знакомая фигура. Слава сатане. — Перси! — он окликнул его и поспешил приблизиться. Роберт удивлённо вскинул брови. — Доброе. — Есть зажигалка? — Что? — сконфузился вокалист, но очень скоро сообразил, что к чему, и потянулся к карману джинсов. — А… держи. Блять, скорее. Давай. Давай! — Спасибо, — он изо всех сил пытался выглядеть невозмутимо, хотя и чувствовал, что уже сказочно проебался. Выдал себя, когда выхватил зажигалку с такой яростью, будто она — его единственная надежда на спасение. Впрочем, отчасти это было правдой… Он одернул себя. — Черт. Пойдем? Травы на всех хватит, — чуть не забыл. С другой стороны, ему уже нечего терять — секрет раскрыт, он немного не в себе. Совсем малость. Роберт бросил на него нечитаемый взгляд — в последнее время он зачастил с этим, — и последовал за ним. И опять на балконе, под монотонный гул автострады, в полном молчании. …Он старался придать своим движениям больше аккуратности, но бумага все равно несколько раз порвалась. — Прости, я… этот мой будет, — недовольно пробурчал Джимми, кое-как запихнув фильтр. Роберт никак это не комментировал — силой заставил себя отвернуться и уставился в сторону. У него тоже плохо удавалось скрыть свое беспокойство, но выражение лица тут же поменялось, как только ему протянули готовый, плотно набитый джойнт. — Спасибо. — Ага. Ну же. Давай, быстрее. Поторопись. Наконец-то. Первая затяжка, а за ней ещё одна. Сухая боль охватила лёгкие, но Джимми успешно удалось подавить кашель. Роберт молча наблюдал, спокойно выкуривая свою порцию. Утренняя прохлада прогоняла остатки сна. — Чего так рано на ногах? — Тот же вопрос, — ответил Джимми. Дрожь в пальцах медленно утихала. — Не спалось… — Видишь, не зря из номера выполз, — смех Роберта заставил и его тоже улыбнуться. — Ага. Он решил не продолжать разговор. Такой резкий подъем не избавил его от сонливости окончательно — ему были необходимы эти тихие минуты, когда кажется, будто в мире нет никого, кроме него и Роберта. «Роберт.» Однажды он был центром его мира; что бы Джимми ни делал, все было как-то связано с его реакцией, его присутствием, его эмоциями. Давно же это было. Теперь они словно вернулись к началу их странной, запутанной истории. Как если бы после прохладной, мрачной осени снова наступило жаркое, знойное лето; прикосновения снова обжигали, взгляды — пламенели, а сердце горело, как однажды. Нарушить личное пространство, да чего уж там, предложить что-либо — все эти вещи снова превратились в розовую фантазию, а типичные в этой ситуации мысли «ты все это заслужил, сын собаки» постепенно трансформировались в «дай этому ещё немного времени». Он не забыл слова, которые однажды дались Роберту с видимым усилием — «Мне нужно подумать». Даже романтик посмеялся бы — больше года лелеять надежду на счастливый финал, закрыв свои чувства на чугунный замок, особенно после всего, что между вами уже случилось? Прошлое не отменишь, но никогда не поздно взять настоящее под свой контроль, а в случае Джимми это значит не дать себе наделать ещё больше ошибок. Главной его ошибкой было дать своим внутренним демонам волю. Если Роберту нужно время — он ему его даст. И, до поры до времени, как бы ни было больно, не приблизится к Планту ближе, чем тот сам ему позволит. Пока Перси доволен — доволен и он. Постепенно отношения внутри группы налаживались. По плохой памяти они держали почтительную дистанцию, но, чем ближе становились Пейдж и Плант, тем больше Джонси и Бонзо успокаивались. Их союз всегда был для них главным ориентиром и знаком, что все в порядке. Казалось, что дружба была вновь восстановлена. Вернулось окрыляющее счастье, они чаще улыбались друг другу при встрече. Давно разрушенный тандем вновь отстраивался, процесс чего могли наблюдать все вокруг, и, конечно, они с облегчением выдохнули. Подробности никому доселе не были известны, как и причины масштабного разлада, но и выяснять их никто не спешил, ведь парни уже нашли путь к решению межличностных вопросов, а это самое главное. Джимми зачарованно смотрел в одну точку. Джойнт уже давно закончился, а Роберт слева от него занимался тем, что тщательно скатывал себе вторую порцию из остатков. Пейджу многое хотелось сказать, многое спросить. Например, как тот поживает, как его здоровье? Как продвигается его роман с той загадочной девушкой, фотографию которой он однажды увидел в газетной статье и уже не смог забыть? Но это все были вопросы «запрещённые» — как триггер, они обязательно спровоцируют его сказать что-нибудь глупое. Так-то непривычно спрашивать, в порядке ли твой друг, хорошо ли он спит и что ему снится. Они уже научились догадываться обо всем, лишь обменявшись взглядами, а беспокойство при этом заталкивать куда поглубже. Что угодно могло спровоцировать болезненные чувства продраться наружу. — Когда будем следующий альбом писать? — вдруг вырывается у Джимми. Так обыденно, будто они каждые выходные пишут по несколько. — Чем скорее тем лучше, я думаю, — неуверенно ответил ему Плант. Он прав. Если самолично не вмешаться в расписание туров, то они никогда не запишут ничего толкового. А время идёт, сутки пролетают, как во сне, и уже не вспомнишь, что делал несколько дней назад, и было ли твое занятие хоть капельку полезным. Интерес к Свинцовому Дирижаблю и его обитателям продолжал расти; ещё немного, и все издания мира по новому кругу заведут свою пластинку под названием «Led Zeppelin паразитируют на самом успешном, читай как продаваемом, материале, и не развиваются». Эта бешеная гонка любого сведёт с ума.

***

— Опять туда? Питер с самого начала был настроен скептически — и неважно, что бы ему сказали. Трудно было признаться даже самому себе, что он соскучился по Ист-Хемпширу, даже учитывая то, какая там недружелюбная атмосфера. И Роберт, и Бонзо в свое время надумали себе, что это вина мистических сил или чего-то подобного, но Джимми однозначно в это ни секунды не верил. Пейдж был готов поверить лишь в то, что, чем бы не было «одержимо» поместье, оно, так или иначе, шло творчеству на пользу. Может, Хэдли Грейндж и все, что его окружает, не выглядит, как пятизвёздочный отпуск, но именно там в их головы приходили самые смелые идеи. — Да. Нам хватит месяца. — Значит, повезём туда оборудование… а потом? — А какие у нас варианты? — Это еще предстоит выяснить… Одной затяжкой Грант прикончил добрую половину сигареты. Тяжело выдохнув, уставился себе под ноги. — «Айлэнд Рекордс»? — Айлэнд? — Да. — Ты же сам знаешь, на каком вы счету у этих ребят. Джимми никак не изменился в лице, все также сверлил Питера взглядом. — Ну, если ты не предложишь что-то получше, — Пейдж развел руками, уже предвосхищая свою победу в этом вопросе. — Сказал же, выясню. Но попробуем договориться и с ними тоже. Перед Питером стояла неоднозначная фигура — Джеймс Патрик Пейдж. По одному виду можно было догадаться, что даже во время этого разговора он ни на секунду не переставал думать о чем-то своем — секретном. Гранту хотелось верить, что идеи и планы, роящиеся у него сейчас в голове, так или иначе связаны с предстоящей работой. После всего, что произошло — между ними двумя в том числе — он больше не мог слепо доверять решениям Джимми. Он знал, что под руководством Пейджа шансы того, что их судно налетит на айсберг или останется на плаву, были равны. Он знал, что вместе эта группа взрывоопасна — и в хорошем, и в плохом смысле. А ещё Питер знал, что у Джеймса проблемы с наркотиками, о которых он уперто отмалчивается, и что это может испортить все планы, какими бы они ни были продуманными. — Поедешь один? — решил спросить Грант. — Ещё Перси, — невозмутимо сказал Джимми. — А он в курсе? — Пока нет, — и косо улыбнулся. Гранту это напомнило недалёкое прошлое: когда Джимми, не смыкая глаз, несколько дней провел в студии, собирая для группы первый альбом. Что раньше, что сейчас — он оставался тем же талантливым, предприимчивым парнем, что всегда сам себе на уме; Питер чувствовал, как внутри утихает его беспокойство, когда он смотрел на кой-то веки ясное лицо Джеймса. Может быть, все не так плохо, и он впрямь знает, что делает? — Я обо всем договорюсь, — с этими словами он хорошенько втоптал бычок в асфальт, — ты лучше скажи мне, ты готов? — Работать? — Да. Ты в состоянии вообще? Джимми поджал губы — скорее всего, эти слова его задели. Питеру было неизвестно, сколько сил и выдержки он проявил ради того, чтобы к сегодняшнему дню выглядеть так свежо. — Вполне. Во время работы над третьим альбомом мне было вразы хуже, чем сейчас. — Пейдж не скрывал, что эта «забота» ему ни к чему. Что бы не пытался этим сказать Питер, его цель не поменяется. Он не сойдёт с пути, не позволит себе сбежать. — Я понял, — сказал Грант, пожимая плечами: то был непроизвольный, невербальный знак, что он все ещё сомневается в успешности сей идеи. Но Джимми ни в коем случае не винил в этом Питера. Столько раз Пейдж своим невменяемым от наркотического дурмана поведением подвергал репутацию группы опасности… Конечно, Бонзо в этом отношении опередить было невозможно, но и незачем. Питер уже направился к автобусу — смотря себе под ноги, не замечая никого вокруг. Он снова был погружен в свои мысли. Нет, он также не собирался никого винить в том, что Джимми ввязался в проблемы с наркотой; если уж на то пошло, он был готов винить самого себя в том, что вовремя не установил «границы» сошедшему с рельс веселью всей группы разом. Но, к сожалению, времени на это совсем не было. Рефлексию на любую из подобных тем Питер всегда откладывал на антресоли — иначе и быть не может, когда ты человек и осознанный, и ответственный одновременно. «Все мы рано или поздно встретимся в аду,» — заключил он. А ведь иначе и не скажешь.

***

Как всегда, бо́льший процент шума доносился со стороны, где сидел Джон. Рядом с ним был Рич; вместе они были как два несовместимых химических элемента — из раза в раз их союз заканчивался взрывом. Хотя нынешняя ситуация не подразумевала ничего серьезного — это была рядова пробка на въезде в аэропорт — у обоих хватало пороха в пороховицах, чтобы затеять скандал. «Прощай, Соммерсет, прощай,» думал Джимми, и все не мог наудивляться солнечной погоде. Какие чудеса только не встретишь — ему посчастливилось увидеть солнце в Англии! Это определенно не было видением, или, того хуже, следствием его жуткого переутомления. Даже для него осталось загадкой то, как ему удалось продержаться четыре часа концерта, ни разу не зевнув. Впрочем, последний фестиваль в этом году уже остался позади — можно было ненадолго выдохнуть. Джеймс улыбался. Какой всё-таки приятной была перспектива временного отдыха от шума и криков! Если быть уж совсем честным, в последнее время Джимми чудом держался на людях — он был готов подать в суд на обнаглевших журналистов, систематически ослепляющих его и остальных участников группы вспышками камер, и на полном серьёзе требовать у них компенсацию за моральный ущерб — за испорченные нервы, конечно, и, возможно, за усталость в глазах. Так что было за что хвалить себя — Пейджу не раз доводилось достигнуть точки кипения, но ни разу он не дал слабину, не сорвался и так и остался выше такого чувства, как гнев. Но даже в автобусе ему, видимо, было не суждено сбежать от крика. Джону в упор чудилось, что их автобус проверяют слишком долго, что, мол, «автобус каких-нибудь Pink Floyd пропустили бы без проверки, да ручкой счасиливо вслед помахали». Что поделать, дурная слава группы и на родине оставалась такой же дурной… Пейдж не лез в перепалки, никто его не трогал и не просил вмешаться: самая замечательная позиция в такой ситуации. На самом деле, ему было далеко не до пустых разборок; в его голове зародились планы на новый альбом. Из раза в раз мысли о том, что у него появится возможность целиком и полностью погрузиться в работу — другими словами, ненадолго и официально пропасть из этого мира — радовали, как стакан ледяной воды после хорошей попойки. Эти перспективы заранее вдохновляли, и настолько непривычно было вновь это почувствовать, что он не мог не улыбаться. «Выглядишь, как идиот.» Впрочем, чего в этом такого? Он может быть влюблен по уши в свою работу, дело своей жизни! Он имеет полное право использовать работу, как инструмент контроля своего непостоянного хода мыслей. Итак, если поездка на «Главную Ферму» уже не за горами, значит, осталось сделать ещё кое-что важное — поставить в известность своего соавтора.

***

Роберт со спокойствием удава наблюдал, как Джимми приближается к нему. Глубоко внутри он, конечно, колебался, но показывать это Джимми был не намерен. А вот Пейдж, напротив, выглядел весьма взволнованно. Его выдали его бегающие из стороны в сторону глаза. Роберт также держал в уме альтернативную версию — приход. Он плюхнулся рядом, тяжело вздохнул. Роберт усмехнулся, ведь у них все нормально. — Как впечатления? — Перси решил не ждать и заговорил первым. Джимми растерялся. — Ну… Туда я ни за какие коврижки не вернусь, — ответил Пейдж, нервно усмехнувшись. Роберту пришлось силой отгонять мысли о том, как мило это выглядело, ведь сейчас совсем не время. — Согласен. Мне все выступление казалось, что звук улетает куда-то вдаль, но не обволакивает, — заключил Плант, — интересно, какую кашу слышали на задних рядах… — Лучше об этом не думать. Безмолвный кивок завершил эту беседу. Настало время для Джимми высказать то, ради чего он пришел сюда. Роберт заподозрил неладное буквально сразу, ведь лицо Джимми резко поменялось. — Слушай, Перси, такое дело… Раз у нас появится свободное время, то почему бы нам не вернуться в Хэдли Грейндж? Поработаем над материалом для нового альбома. Я договорился с Питером, он все устроит. Сердце Роберта совершило кульбит. Он сам понять не мог, устраивает ли его это «уединиться», или больше пугает. Внезапность этого предложения, кажется, совершенно выбила его из колеи, так что все эмоции выползли наружу и расположились на его лице. Джимми хрипло засмеялся. — Выглядишь так, будто я тебе убить кого-то предлагаю. — Подожди, а что насчёт Джонси или Бонзо? — поспешил спросить Роберт. — …С ними мне ещё предстоит это обсудить, — казалось, огонь в глазах Джимми чуть поутих, — скорее всего, они присоединятся чуть позже. Роберт промолчал. Идея с двойным альбомом не была реализована попросту из-за нехватки времени. Туры в поддержку третьего альбома лишили их возможности поработать над новым материалом, а спешку, в которой писался второй по счету альбом, совсем не хотелось повторять. Да даже третий сводился в промежутках между концертами! Ездили в студию, по понятным причинам, не все вместе, в лучшем случае вместе с Пейджем сидел Джонси; Бонэм и Плант приходили на финальных этапах проработки. Каждый раз оказываясь в студии, он наблюдал картину «Пейдж за работой» — расшифровывать, как «Слишком занят, чтобы обращать внимание на окружающих его людей». Он настолько погружался в работу, что иногда его приходилось переспрашивать дважды; и сердце Роберта сжималось, когда он выныривал из процесса, как из воды, и шарил вокруг растерянно, в поисках полупустой пачки сигарет. Он мог бы приходить почаще, но вера в способности Пейджа, несмотря ни на какие трудности, никуда не девалась. Даже Бонзо, уже на протяжении долгого времени точащий клыки на гитариста, не противился его музыкальным решениям. Да, тишина и покой стали для них настоящей роскошью. Может, в этой поездке нет ничего криминального? — Да, у меня тоже что-то было, — он надеялся, что не врёт. Если у Роберта и валялись где-то наброски текстов, то их ещё предстояло откопать. — Даю свое предварительное согласие. — Спасибо, Перси, — Джимми улыбнулся, так тепло и счастливо, что сердце у Роберта ещё раз ёкнуло. На том и распрощались: Джимми встал и ушел прямо по коридору обратно на свое место. Поездка продолжалась. Мысли Роберта стали беспокойными. Он не ждал, чтобы кто-нибудь ещё подсел и заговорил с ним, и сделал всё возможное, чтобы слиться с местным интерьером. Джимми всегда первым предлагал ему такие идеи, в этом не было ничего нового. Но то, как его лицо просияло в конце говорило об обратном — на эту поездку у Джимми есть больше планов, чем он выложил. Что до Роберта, то он уже догадывался, что мог задумать Пейдж. Так было всегда — он мог только догадываться, но правду в итоге узнавал из уст самого Джимми. Если им удастся уединиться, то Плант не потратит ни минуты впустую. Сколько времени прошло с тех пор, как они пытались поговорить по душам? Слишком много, чтобы отмалчиваться дальше — вот и весь ответ. И пусть мысль о серьезном разговоре его тронула и расшатала, он все равно тихо ликовал. Граница была преодолена, разговоры в автобусе стали ещё громче и оживленней. После нескольких попыток Джону удалось выклянчить бутылку дорогущего, настоявшегося ликера, и не будь рядом Питера, он бы выхлестал все до последней капли в одно рыло. В итоге этот ликер попробовали все, кто успел дотянуться. Ричард распинался про вкусовой букет, пока все остальные корчились. Роберт справедливо сравнил вкус этого ликера с лечебной настойкой. Довольным остался только Джон. Когда поездка подошла к концу, Роберт вздохнул с облегчением. В самолёте у него будет больше шансов заснуть или хотя бы абстрагироваться от происходящего. На выходе, в отдалении от остальных, с ним поравнялся Джонси. Он выглядел растрепанно, словно ему удалось поспать в том автобусном балагане. Впрочем, зная Джона, в это с охотой верилось. — Неужели вы поедете работать? — спросил он. — Так ты слышал? — Плант обречённо вздохнул. Ему почему-то всегда хотелось простить Джонси любые грехи, даже такой грех, как подслушивание. — Прости, — он виновато улыбнулся, чем окончательно убедил Роберта не злиться, — просто я надеюсь, что ваша работа поможет нам воспрять духом. Среди всех участников группы только от Джонси можно было услышать нечто подобное, но Роберт все равно был удивлен. Приятно удивлен. Кажется, он и не планировал вмешиваться раньше срока — как обычно, его чуткая интуиция сделала свое дело. Улыбка сама напрашивалась на лицо после такого. — Да, я тоже на это надеюсь, — искренне ответил ему Плант. — Нам с Джимми нужно многое обсудить… Джонси оставил его слова без ответа.

***

Это был парадоксально солнечный день. Они выбрались на летнюю веранду чтобы получить свою заслуженную дозу кальциферола, и, конечно, поймать атмосферу безмятежности за хвост. Давно он не пил кофе в компании — и, в целом, давно не пил его; но Джипси настояла. Хотела показать ему, что трезвость тоже может быть приятной. Роберт это знал, но признаться вслух не хотел. — А потом? Неужели вы просто сбежали? — девушка удивлённо вскинула брови. Истории, которыми Роберт время от времени делился с ней, всегда ее поражали. — Вроде того, — он сам не удержался и усмехнулся. Воспоминания о безумной ночи, которую сделал таковой Бонзо, вызывали исключительно позитивные эмоции. — У нас были деньги, чтобы все оплатить, мы это и сделали! Только это произошло не без шоу. Джипси звонко рассмеялась. Ей очень нравилось проводить время с Робертом — он всегда ее смешил, рассказывал истории, похожие больше на небылицы, чем на реальность, он был невероятно внимательным и обходительным. Особенное удовольствие Джипси получала от их свиданий ещё и потому, что она знала, что этого бога во плоти ждала дома ничего не подозревающая верная жена. Впрочем, зачем ей знать? Все, чем они занимались, это разговаривали о жизни и рассказывали друг другу о себе. Ничего криминального, но сладкое, коварное удовольствие подстёгивало ее провоцировать новые и новые встречи. — Умора! — Джипси махнула рукой, широко улыбаясь, а затем задумчиво вздохнула. — Ваша группа, она такая… загадочная. — Да? — Роберт играл в дурачка, конечно же. Он отлично все знает, ведь сам приложил руку к созданию мистического образа. Кожа к коже, жар и тяжесть от ожидания. Он терпеть умеет, но не когда это длится больше десяти минут. Не выдерживая более, Роб прижимает парня к кровати, и, хищно улыбнувшись, заправляет черную, как смоль, прядь его волос за ухо. Жест, сам по себе, ничего не означает, но ему животно любопытно заглянуть в темные глаза, чтобы понять, о чем тот думает. Парнишка опускает дрожащие веки и тяжело дышит, когда рука Перси снова скользит вниз. Строит из себя невинность, будто бы десять минут назад профессионально не отсасывал. Голодную похоть они разделили на двоих. Роберт зацепился за это — вот и шаль, под которой кажется, что вас хоть что-то объединяет.

Будто во всем акте заложена какая-то более глубокая причина, чем простые, хищные инстинкты.

Он верит. Вздохи и всхлипы, слетающие с розовых губ, а затем и тихие мольбы, ударяют в голову, как ММС. С его желанием теперь можно играть, как с футбольным мячом. — Вы совсем не посещаете интервью. Неужели с прессой все настолько плохо? Иногда Роберта одолевала паранойя — Джипси имела свойство задавать много вопросов, и он рад был бы отвечать, но иногда она казалась ему журналисткой под прикрытием. Неужели кому-то, вроде нее, это вообще может быть интересно? Возможно, он просто отвык, что не все девушки, встретив его, пытаются первым делом залезть к нему в штаны. Необычность Джипси и была причиной, по которой из всех бесчисленных групи он предпочитал проводить время именно с ней. Она задаёт вопросы, а он безлико отвечает. Всем комфортно, все счастливы.

У него есть возможность ненадолго убежать от собственного страха.

Разгоряченное дыхание вызвало табун мурашек по спине. Он видит себя как бы со стороны, и не знает, что должен чувствовать. Что ещё ему нужно сделать, чтобы бездонная дыра внутри перестала засасывать в себя остатки его подлинных эмоций? Он входил глубоко, было жарко, как в печке, но ему казалось, что он не в своем теле сейчас, а смотрит на все происходящее от третьего лица. От приятной боли подкашивались ноги, но неизменное ощущение, что он врёт самому себе, оставалось сидеть внутри. Этот парень очень хорош. Его невинное выражение лица совсем не отражало его настоящей, голодной сущности. «Я бы хотел уметь врать так же.» Была ли это зависть? Возможно, это была лишь малая часть сложного комплекса переживаний, который ныне не отпускал его даже во время секса. Пустого, одноразового плацебо. А парень был хорош. Его мягкие, черные волосы разметались по подушке, образуя ореол вокруг его мученического, но счастливого лица, его тонкие руки хватались за плечи Перси, как за спасательный круг в море. Он и правда утопал, только не в воде, а в оргазме, и Роберт хотел бы так же, очень хотел. Просто не получалось. В какой-то момент у него просто перестало получаться отключаться от реальности. Его гонка подошла к концу, но признать это было вдвойне разочаровывающе. — Журналисты нас не любят… Провоцируют, задают глупые вопросы. Готовы переиначить все, что мы им скажем, — Роберт пожал плечами, — тем более, у нас есть более интересные занятия помимо посещения интервью. Джипси улыбнулась, посмотрев ему прямо в глаза. — Но, даже отметая историю с интервью… Прямо сейчас, я сижу с тобой за одним столом, как пациент на хирургическом столе, — сказала она. — Ты многое знаешь обо мне, но я не могу понять… Знаю ли я что-то о тебе? Джипси была хорошим собеседником — тем, кого в последнее время Роберту недоставало. Ему не хватало обычных, приземлённых разговоров обо всем и ни о чем. Он не мог решить, нравится ему ее прямолинейность или нет, но теперь ответ напрашивался сам собой. Его передёрнуло. Парень с черной шевелюрой с удовольствием принял надбавку в виде тридцати баксов. — За молчание, — объяснил Плант, и больше разговаривать с ним он не планировал. Понимая намерения своего желанного заказчика, парнишка засуетился, натягивая на ноги узкие джинсы. Роберт закурил и уставился в окно. На улице стояла глубокая ночь, луна освещала улицы. Обычно в такое время он кочевал по барам, сливаясь с тенями в танце, выискивая себе нового партнёра, чье лицо он вряд ли запомнит. Ныне ему хватило одного, красивого парня с чертовски знакомым лицом, чтобы заглушить болезненный голод. Смутное волнение не давало ему расслабиться. Пропала вера в собственноручно созданную ложь.

Все из-за этого чувства.

…Копошение довольного мальчишки в его комнате все больше и больше раздражало. Может, этому фанату и повезло, что Роберт выбрал его — сам Роберт с него ничего не поимел, кроме разочарования. Он больше не мог заполнить подобным ту голодную пустоту, что у него внутри. Как бы этот безымянный парень ни был хорош, он не был им. Он не был тем, кого он хотел увидеть рядом. С кем хотел поговорить и к кому он всей душой хотел приблизиться. Он тяжело сглотнул и вытянул из груди хриплый смех, что разрядил обстановку. — Знаешь, иногда мне кажется, что я сам себя не знаю! Джипси снова улыбнулась, и эту улыбку можно было трактовать по-разному. «Я понимаю. Я вижу.» — Надеюсь, ты разберёшься с этим. От ее слов в голове Перси словно что-то щелкнуло. Появилось чувство дереализации — он сидит на летней веранде, один на один с этой девушкой, ещё не притронулся к своему кофе, когда как она уже допивала вторую чашку; солнечный, безоблачный день, и пока вокруг царит безмятежность, его внутренний мир разваливается на первичные составляющие. Никто этого не видит и не знает, по крайней мере так было, пока он не оказался здесь, за этим столом, с этой девушкой. Его принципы и стандарты — все менялось и перестраивалось, принося за собой постоянную подавленность и чувство неопределенности, и, как оказалось, отсутствие опоры возможно было восполнить обычной, человеческой поддержкой. Той, которую дают друг другу друзья, в идеале. Медленно, но верно страх отступал. Становилось лучше.