Что ждет её? Ужели ей Остаток горьких юных дней Провесть наложницей презренной? Александр Пушкин, «Бахчисарайский фонтан»
Над обрывом росла кряжистая сосна, невесть каким образом прижившаяся на самом краю. Узловатые корни намертво впились в золотистый песок. Под корнями он был усеян норками ласточек-береговушек. Ни облачка. Внизу шумела великая река Теанте. Асхель спускалась узкой тропинкой к воде, не на шутку разыгравшейся сегодня. И не диво: ветер силён. Очутившись у реки, девушка принялась раздеваться, воровато оглядываясь. Вверху, за непроглядным сосновым бором, располагалась усадьба ваартана Кит’ни’дина, чьей наложницей она теперь была. Может статься, за ней до сих пор следят. Асхель четыре месяца провела взаперти: хозяин выделил ей комнату, приказал доставить лучшие наряды и драгоценности, приставил служанок — но жила девушка как в темнице. На ночь Кит’ни’дин сам приходил затворять ставни. И не оставался. С того случая в храме он её не трогал. У него оказалось много наложниц, больше десятка. Но только Асхель удостоилась чести жить в отдельном помещении. За это, девушка знала, прочие её возненавидели. И разочаруйся ваартан в ней, отправь в сэнти-хуурвир* — там её изобьют сей же час. Кемали едва ли защитит. Вода была холодной. Настолько, что Асхель тут же покрылась гусиной кожей. Тем не менее девушка окунулась по шею. Дала себе привыкнуть и поплыла на середину реки, отодвигая кубышки. Перевернувшись на спину, Асхель широко распахнула глаза, и высоко в небе увидела двух орлов: они дрались, видимо, из-за добычи. До её слуха донёсся гневный клёкот. Видать, вырывали друг у друга рыбину. Асхель вспомнила, как в усадьбу прибыл ваартан Них’эй’рат, её второй насильник. И ругался до хрипоты. Кит’ни’дин приказал выгнать его взашей. Асхель была уверена — винаийр, как те орлы, не поделили кусок рыбы. Её. Ну и пусть. Девушке не казалось, что для неё припасена беда хуже. Кит’ни’дин ни за что не отдаст её другому. Она — его самое большое сокровище. Он сам так сказал. Асхель расслабилась, отдав себя на волю реки. Теанте бывала всякой: и гневной, голодной по-волчьи, и ластящейся к ногам нежной домашней кошкой. Но всегда таила в себе неумолимую силу. Такую же, какая скрывалась в тлеющих угольях. У Теанте, реки, был нрав огня. Она была страшна, как и те, кто ей поклонялся. Слабость она не прощала. Асхель запрокинула голову, широко открыла рот, в который тут же хлынула вода. Сильнее пахнуло тиной. Виски сдавило, лёгкие полыхнули огнём, глаза мгновенно застлала пелена, но Асхель преодолела отчаянную жажду жизни, дарованную природой всякому существу разумнее червя. Сквозь толщу воды проникали голубые, золотые, зелёные солнечные лучи. Будто нити бесплотной сети. Асхель протянула к ним слабеющие руки. Недолго ей случилось ходить по земле. Грудь резанула боль, будто рвались лёгкие, и Асхель лишилась чувств. Теанте бесстрастно принимала жертву. Кемали долго била её по щекам, ругаясь на своём языке. Асхель застонала, сплёвывая последнюю воду и открыла глаза. Она лежала голой на берегу, ногами ещё в Теанте, и возвращающееся сознание выхватывало и безмятежное голубое небо, и орлов, и кроны деревьев. В уста вливался пьянящий сосновый воздух севера. Асхель скорчилась на колючем песке и заплакала. Кемали стояла подле неё на коленях. Танцовщица больше не ругалась, но и утешать намерена не была. - Зачем?.. - спросила Асхель. Скованные холодом губы едва шевелились. - Я ведь и так не живу. - Ваартан был бы недоволен, - бесстрастно ответила Кемали. - Так ты следила… Кемали хмыкнула. - А ты как думаешь? Что наш ваартан такой наивный? Он пожалел тебя, даровал поблажки. Но чтобы ты не натворила глупостей… И вот: первый день свободы и первая глупость готова. Где твоя одежда? Асхель махнула за кусты. - Там… Кемали принесла платье и обувь. Асхель бессознательно отметила гибкость стана танцовщицы, прелесть и быстроту её движений. Не говоря уже о шёлковых кудрях и бархатистой коже. Щёки зацвели алыми пятнами, так же, когда её в первый раз поцеловала Махи-гай… - Одевайся. Сушить её некогда. - Мне что-то надо сделать? - Нет. Это я буду занята.***
Это было время правления тоарзаран Эдир’хан, время недовольства и восстаний, мести и крови**. Сотрясающие страну события не миновали и ваартана Кит’ни’дина. Не прошло и седмицы с попытки самоубийства Асхель, как он отбыл усмирять мятежников, и ничто не обещало, что он скоро вернётся. Асхель устроило бы, чтобы хозяин не вернулся вовсе. Девушке стало легче дышать Последние три ночи она провела в спальне ваартана — ему надоело щадить её. Три ночи боли и унижения. С мужчиной Асхель как и раньше была суха. Сцепив зубы и проливая неслышные слёзы, девушка думала о Махи-гэй — только тем и спасалась. Теперь хозяин уехал, и Асхель снова почувствовала, что значит хотеть жить. Кемали взяла её под свою опеку. Не сказать, что они подружились: Асхель не могла доверять танцовщице, а Кемали видела в Асхель наивную дурочку. Зато Кемали посвятила Асхель в развлечения усадьбы. И пока другие наложницы скучали в сэнти-хуурвир, а слуги и рабыни трудились, Кемали учила любимицу каатвана рыбачить и кататься на лодке, вышивать гладью и играть на шаибрине. С бесконечным удивлением Асхель узнала, что Кемали умела писать и читать. - Хозяин научил, - сказала танцовщица. - Когда-то он всех больше ценил меня. И, промолчав, принялась объясняться, заметив настороженный взгляд Асхель: - Я никогда не питала к нему чувств, кроме благодарности: он тоже вытащил меня из дома удовольствий, причём в самом начале. Меня, как и тебя, привела нянька, чтобы из рук в руки передать хозяйке дома. А тут он! По его словам он заметил хорошенькую девчушку. И он дал за меня больше. Мне было всего шесть, когда я переступила порог его усадьбы. Тогда я не понимала… Поняла в пятнадцать, когда ваартан Кит’ни’дин велел мне прибыть в его покои. Ты знаешь, что случилось между нами. Однако он был добр ко мне. Знаю, для тебя он зверь, чудовище… Но Асхель вдруг подумала о другом: - Сколько ему тогда лет? Вот сколько тебе? - Мне двадцать. А ему пятьдесят исполнится через три луны. Конечно, Асхель знала, кто винаийр живут дольше людей, но всё же поразилась: в её-то глазах Кит’ни’дин выглядел юнцом! Кемали расхохоталась. - Не зря я думаю, что ты… недалёкого ума девица, уж прости! Вглядись как-нибудь в его лицо — он далеко не мальчишка! С другой стороны… Несдержанным мальчишкой его сделала ты. Твоё хорошенькое личико. Ваартан потерял покой — я была подле него, всё видела. Он много говорил о тебе. Асхель отвернулась. - Это не любовь. Кемали жёстко и властно развернула девушку к себе. - В таких, как мы, не влюбляются. Но нас желают, по нам сходят с ума. Знаешь, сколько платил за лучших наложниц супруг прежней тоарзаран? Он платил тем, что дороже золота и каменьев — кровью. Был горазд вызывать на поединок своих же воинов, если узнавал, что какой-то владел пригожей девкой. Нас не любят, Асхель, да. Но если мы захотим — винаийр падут к нашим ногам. Служанка была человеком. Низенькая, рыжая, веснушчатая девушка лет шестнадцати. Красивая, если бы не скошенные губы, когда-то грубо зашитые. Поэтому служанка шепелявила. - Жёлёто? Шёмчуг? Асхель устало вздохнула. Она — не уличная плясунья, чтобы так её наряжать. Это выходит за все разумные пределы. Полупрозрачная юбка открывала ноги ниже колен, на лодыжки служанка нацепила браслеты из ракушек. Это низ. А верх и вовсе не описать приличными словами — всего ишь полоска ткани, обёрнутая вокруг груди и заколотая брошью в виде… ракушки. Зато взгляд рыжей девушки светился восхищением. - Нет! Ничего не надо! Хватит браслетов и броши. И, пожалуйста, принеси мне… холодной воды с соком яблока. Готовая угодить, служанка умчалась. Асхель подошла к окну. Во внутреннем дворике (а они были у всех уважающих себя винаийр, для отдохновения и красоты), росли розы, лилии, гладиолусы, странные сизые ёлки, а в центре бил фонтан — голый мальчик выдувал воду из раковины. Слуг туда пускали только особых — умеющих обращаться и с растениями, и с непостижимой сутью фонтана. Ну и порой ваартан гулял во внутреннем дворике с какой-нибудь наложницей. Где в этом царстве роскоши, разврата и вычурной красоты женщина? Хозяйка, госпожа, жена. У народа, в стране, где правят отнюдь не мужчины, откуда у мужчины такие богатства и такая власть, не говоря уж о собственной, пусть и небольшой, дружине? Решив припасти эти вопросы для Камари, Асхель стала с трепетом ожидать надоедливую служанку. Рыжушка не заставила себя долго ждать. - Раш вы оджелиш, ваш жовёт Кемали! Только этого не хватало...