Глава 3
12 сентября 2020 г. в 13:22
Стежок ложился за стежком, и глазам Асхель постепенно представал цветок удивительной красоты – валеддская лилия.
- Это сложная работа, - объясняла Камали. – Мы перейдём к таким позже. А пока смотри. Знай, что дело не только в красоте: ваартан разрешает мне продавать вышивку и оставлять деньги себе. И я покупаю на них украшения и средства по уходу. А часть складываю в тайном месте. Может, к старости я сумею выкупиться саму себя.
- К старости?.. Может, ты могла бы выкупиться и сейчас?
Камали лукаво повела оленьими глазами.
- Я не могу бросить нашего ваартана. Мне хорошо живётся под крышей его дома.
- А мне плохо, - всхлипнула Асхель. – Когда он далеко – ещё куда ни шло, но ведь он вернётся! И мне снова придётся его ублажать.
Камали непонимающе сдвинула брови.
- Неужели он только насилует тебя? Я была в его объятиях столько, сколько тебе и не снилось, и неизменно оставалась довольна.
- Я не буду довольна. Ни с одним мужчиной.
- Это потому что ты жила в доме удовольствий, и они приелись тебе? Были противными? Обижали?
Асхель тяжело вздохнула. И ответила как можно более ровно:
- Я не могу хотеть мужчин. Там, в доме удовольствий, есть девушка, которую я люблю, и которая любит меня.
Камали отложила вышивку. Асхель со страхом взглянула в её лицо, но оно не отразило ни отвращения, ни гнева, ни даже непонимания.
- А… Ясно. Хочется знать, знает ли об этом ваартан?
- Думаю, если он и знает, то ему всё равно.
Снова приступив к делу, танцовщица посоветовала:
- А ты во время близости с нашим ваартаном закрывай глаза и представляй свою зазнобу.
Камали не знала, что Асхель делает так. Не помогало.
- Можно я…
- Бери вторые пяльцы, - разрешила Камали. – Маленький птенчик явно будет проще.
После рукоделия девушки пошли купаться. Но не на то место, где Асхель попыталась покончить с собой, а много дальше.
И пока они шли по песчаному берегу, поросшему тростником, рогозом и жимолостью, Камали рассказывала своей подопечной разные истории. Асхель слушала с неослабевающим вниманием, потому что Камали умела говорить красиво и складно, её было приятно слушать. Голос танцовщицы, нежный, негромкий, с бархатными нотками, завораживал. Вскоре девушки взялись за руки, а потом запели.
- Смотри, - Кемали дёрнула Асхель за руку, и они остановились.
Цапля, настороженно наблюдавшая за ними, поднялась на крыло. Её массивное серое тело с шумом взмыло в воздух, и вот она уже небольшой точкой видна над гладью Теанте. В этом месте река образовывала небольшой заливчик, уже начавший превращаться в болото, вот и жили здесь цапли.
- Жаль. Были бы мы осторожней, успели бы её рассмотреть.
Не успела Кемали договорить, как из зарослей взмыла ещё одна цапля да ещё и с недовольным криком. И полетела вслед за первой, едва ли не касаясь крыльями воды.
Девушки рассмеялись.
О лягушках, россыпью бросавшихся от их ног, можно было и не говорить. В воздухе звенели мошки и комары.
Этот дикий, необжитый край, настороженный, грозный и красивый, нравился Асхель. До того она жила в шумном, пыльном городе, не видя столь большого количества зелени и животных. Поэтому радовалась как ребёнок и крутила головой, выискивая что-нибудь необычное. Видя её неуёмное любопытство, Кемали делалась то весела, то задумчива. Очарованная, Асхель не замечала.
- Там, где я росла, было много рек и озёр, - рассказывала Кемали, - так что я хорошо умею плавать. Мать меня, трёхлетнюю, окунула в воду, и я поплыла. Мы жили у одного из самых больших озёр – Икриик. Представь: воды столько, что не видать горизонта, и, кажется, ты видишь море, которого никогда, никогда… Скалистые берега и вода, холодная, как лёд. Но наш народ с малолетства привыкал к такой воде. Бывало, юноши делали проруби и купались даже зимой. И за тех, кто не боялся окунуться в Икриик зимой, девушки охотнее шли замуж. А какие бывали зимы! Мы приносили в избы умирающих от холода птиц, зимовали со скотиной под боком. И всё же там было столь красиво, что пела душа. А какое бывало лето! Снег сходил поздно, травы росли как бы нехотя... И вдруг всё кругом зацветало, покрывалось мхами и папоротниками. Болота кишели жизнью, а осенью дарили полные корзины ягод. Здесь, где мы живём сейчас, куда как теплей. И я редко видела, как медленно в низины сползает густой туман, как это красиво и страшно. Я ужас как боялась туманов в детстве. Все мы боялись. Верили, что в нём живут злые духи, и если позволить туману окутать себя, больше никогда не сможешь найти дорогу обратно: вечно будешь кружить с ними в танце, одурманенный, забывший родных и друзей. А винаийр объяснили, что наши страхи не более чем суеверия тупоголовых. Тем не менее, ваартан Кит’ни’дин внимательно слушал меня и даже записывал предания моего народа. Порой он сам звал — порадуй, мол, меня своими сказками.
Асхель пошла бы за танцовщицей в любые дебри, слушая её рассказ.
Дорога тем временем становилась шире, песок сменила земля. Лес вновь стал виден, и его запахи смешались с запахами реки. Появились тропки, ведущие наверх.
- Наверное, в том месте часто купаются, - предположила Асхель. – Не будет ли там кого?
- Если будут мужчины, то мы уйдём, - совершенно серьезно сказала Кемали. - Иначе плавать будем вечно.
В испуге Асхель прижалась к ней и крепче стиснула руку.
- Неужто может быть так опасно?
Танцовщица нахмурилась.
- Да сколько можно трусить! Любуйся красотами и ни о чём не тревожься. Нам недолго идти. И ещё: это место скрывают густые заросли. Укрываясь за ними, мы сможем узнать, есть ли кто на пляже или же нет.
Асхель всё же не отпускала её руку до самого конца дороги.
И вот когда они упёрлись в упомянутые Кемали заросли, у Асхель сильно закружилась голова. Девушка повалилась на траву.
Кемали всплеснула руками.
- Прости, я забыла, что это растение может становиться дурманом для некоторых. Сиди тут, а я посмотрю.
Кемали скрылась в зарослях.
Вынырнула она всего через несколько мгновений.
- Никого нет, пошли!
Асхель ухватилась за протянутую руку танцовщицы и встала.
- Точно никого?
- Я, по-твоему, слепая? Сказала пусто – значит, пусто!
Ласковое солнце раннего вечера не обжигало обнажённых плеч, и Асхель блаженно жмурилась в его лучах. Кемали сидела рядом и тоже щурилась. У их ног лениво плескались волны с жемчужными барашками по краям. Теанте разливалась здесь широко, сумрачности не было и в помине. Не жужжали комары и мошкара, не так сильно пахло тиной. Берег покрывал мелкий белый песок, а вода была столь чиста, что его было видать на пять широких мужских шагов.
- Здесь мелко, - лениво произнесла танцовщица. – Нет омутов, водоворотов. Вот там, - она махнула направо, - есть опасное место. Там часто тонут. И вместо песка – ил с глиной. Во-он за теми кустами. Тут же, где сидим мы – блаженство, да и только.
Кемали лениво потянулась и встала – её снова поманила сверкающая вода.
Асхель покраснела опять, проклиная своё женолюбие, ставшее проклятием. Она не могла разлюбить Махи-гэй, но танцовщица была столь красива, что захватывало дух.
Белое тело по пояс скрывали чёрные волнистые кудри. Асхель представила, как они вновь потемнеют от воды и станут похожи на змей. На чёрных гадюк из рассказов отца, водящихся в степях Никабаахэ. По легенде в этих змей превращались девушки, не сумевшие выйти замуж, и ставшие ядовитыми и чёрными от злобы. Но Кемали - и такие змеи? Нет.
У Махитибенге не было таких длинных волос. Тоже чёрные, но завитые маленькими кудряшками и жёсткие. Волосы же Кемали наверняка мягче.
Танцовщица плескалась в реке подобно рыбе. И ныряла так хорошо, что Асхель начинала бояться, что Кемали утонула. Но вот она выныривала. Махала руками и весело кричала, звала присоединиться к себе.
Асхель была не прочь окунуться, но неясное чувство удержало её. Кемали, зашедшая в Теанте. Теанте, держащая на своей ладони Кемали. И девушка, и река – опасность.
Тут Асхель поняла природу своего странного чувства: несмотря на любовь к Махи-гэй, её влекло к Кемали. Так нельзя. Страх сковал тело девушки, и она не ответила на очередную призывную улыбку.