***
Ещё бы она была беременна. Ваартан не допустил бы такого. Он берёг себя: не пил травы. Пила Асхель. Довесок к тем, что ей приходилось пить в первый раз… Одно счастье — ваартан не тащил её в постель. И считал, что тем её наказывает! Асхель рассмеялась. И не заметила, что проход перегородила большая тень. - Что ржёшь, волчья ты падаль? Вернулась главная кухарка. Асхель отшатнулась, но не сумела избежать нового удара полотенцем. - Работай, потаскуха, а то я скажу ваартану, и он прикажет снова тебя выпороть. Волки выли. Асхель слушала этот вой, кутаясь в тонкое лоскутное одеяло, которое нисколечко не грело. За стеной волкам вторила метель. Стая, живущая в этом лесу, потеряла страх — они придвигались к стенам усадьбы всё ближе и ближе. Некоторых удалось прикончить, но стая была огромна, и потеря четверых или пятерых не нанесла серьёзного ущерба. Старая толстая сволочь с кухни каждый день грозилась скормить Асхель волкам. - От тебя толку меньше, чем от меня в младенчестве! Ты умеешь лишь ноги раздвигать, что ли? Криворукая, ленивая потаскуха! Асхель и сейчас слышала голос старшей кухарки у себя в голове. Потаскуха… Давным-давно жила одна не слишком богатая ваарта и была у неё красавица-рабыня, привезённая из степей Никабаахэ. У народа, населяющего эту степь, не было другого достоинства у девушки, кроме её «чистоты». Рабыня была взята в плен уже взрослой, и представления её народа уже были крепко вбиты ей в голову. Но ваарта захотела на ней заработать, поэтому однажды позвала её и сказала: - Ты хорошо служишь мне, но твоя красота радует взоры стольких мужчин… А у меня сейчас туго с деньгами. Со следующей седмицы ты будешь проводить ночи с теми, кто готов платить. Рабыня упала ваарте в ноги и стала молить о милосердии: - Я исполню любое ваше приказание, но умоляю, не позорьте меня! Я ещё чиста, и хочу таковой остаться. Ваарта рассмеялась. - Ну и мысли у тебя… А ещё говорят, что это мы плохо относимся к своим мужчинам! Неужто ты испачкаешься, проведя ночь с мужчиной? Он что, грязен? Неужели соитие с мужчиной — позор? Грех? Если его животворное семя прольётся в тебя — ты испачкаешься? Глупости какие. Но рабыня обняла её ноги и стала поливать их слезами. Тогда ваарта разгневалась, оттолкнула рабыню от себя и велела убираться прочь. А через указанный срок рабыню втолкнули в комнату к гостю, который рад был заплатить за то, чтобы припасть к лону красивой невольницы. И как ни билась рабыня, как ни плакала — мужчина овладел ею, пролив девственную кровь. После этой ночи рабыня покончила с собой. Узнав об этом, ваарта сказала: - В который раз люди доказали мне свою глупость. Что за чистота такая? Разве она стоит жизни? Асхель завернулась в одеяло и закрыла глаза. У неё никакой чистоты давно нет, но убивать себя она из-за этого не станет. Нет у неё ни чистоты, ни чести, ни самоуважения — всё отобрали. В стену ударил ветер, скользнули ветки, будто огромные когти. Асхель вздрогнула. Леденящий душу вой раздался над самым ухом. Девушка в ужасе вскочила. Оборотень! Камали рассказывала ей о злых духах, принимающих облик зверей: волков и медведей. Они заманивали людей в чащу, но порой приходили в селения, врывались в дома, никого не оставляя в живых. Разыгравшееся воображение Асхель нарисовало широкую жаркую пасть, полную острых зубов, тягучую кровавую слюну и слепые, но всевидящие глаза огромного волка, жаждущего плоти и крови. Дверь распахнулась, впустив холод и снежинки. Огромная тень выросла до потолка. А потом дверь закрылась, и оборотень сгрёб Асхель в объятия. Это был ваартан Кит’ни’дин. - Как же я скучал по тебе… - жарко зашептал он ей в ухо. - Иди ко мне, дорогая моя. От него пахло вином, мёдом и мятой. Асхель увернулась от его поцелуя. - Я же наказана… Нет. Ваартан был сильно пьян и едва ли понял, что она сказала. Асхель укусила его и тогда он ударил её по лицу. - Ах ты, мерзавка неблагодарная! Асхель принялась звать на помощь. - Никто к тебе не придёт, - заверил Кит’ни’дин, переворачивая её на живот и задирая ночную рубаху. - Я — тут хозяин. Я… Он поставил девушку на колени, схватил её за шею и ткнул лицом в жалкую постель. - Моя… Ты моя. Я скучал по тебе. Асхель мычала, заливаясь слезами. Но тут ваартан отпустил её и грузно рухнул рядом. - Не желаешь подчиняться, сука… А вот я тебя прикажу выгнать в лес как Иквара. Будешь там обнимать волков. Асхель села в угол, обхватила руками колени, натянув на них подол рубахи. - А я ведь люблю тебя… Ожерелье ещё одно хотел подарить. А ты отказалась. Да, слышишь: я люблю тебя, как никого никогда не любил. Слышишь меня, сука? Слышишь?! - Д-да… - простонала Асхель. - Прошу вас. Я спать хочу. Кит’ни’дин встал на четвереньки и в самом деле стал похож на зверя. Длинные густые волосы мели грязный пол, глаза сверкали яростью. - Ты вечно мне противишься. Ты суха, как пустыня. Даже на расстоянии Асхель чуяла запах хмеля. Сейчас её хозяин во власти безумия. Если он решит причинить ей боль… Кит’ни’дин кое-как поднялся и подошёл к девушке. - Иди сюда… Он легко поднял её за шкирку и швырнул на одеяло. Рванул завязки на штанах. - Я наказана… Нет. Вы пока меня не хотите, это в вас говорит… Он прервал девушку, снова уткнув её лицом в постель. На сей раз он не мешкал. После он привлёк её к себе и поцеловал в губы. - Пока ты была простой служанкой, кое-что произошло. Я уезжал, ты знаешь. Асхель хотела отодвинуться, но Кит’ни’дин не позволил. - Не бойся, - продолжил он, - я всё равно буду звать тебя к себе. Я договорился с одной женщиной. Она согласна стать моей супругой. Она — вторая дочь в семье, она не наследница. Думает, что Асхель приревнует? Какой же он… - Делайте, что хотите. Вам давно пора обзавестись хозяйкой. Кит’ни’дин схватил её за волосы и не больно дёрнул. - Дом без женщины не дом, кое-кто говорит, а берлога. Тебя я не могу взять в жёны. Но её — могу. Она чистокровная винаийр. Хотя, надо признаться, ты её красивей. И грудь у неё меньше. Асхель не смогла увернуться от новой порции поцелуев. Её тошнило. - С завтрашнего дня ты снова моя наложница. И тебя снова будут учить танцевать. Кит’ни’дин взял её ладони и стал разглядывать. - Жаль мне твои ручки. Пальцы у тебя красивые, длинные. Ими меня ласкать, а не сжимать рукоять ножа. Глупая ты. Он поднялся и, потрепав Асхель по голове, как собаку, ушёл. Асхель обрывком рубахи стёрла с бёдер подсохшее семя. И её наконец-то вырвало.***
Камали тоже не спала и тоже слушала волчий вой. В метель место, где была её правая грудь, снова начинало болеть. Иногда Камели казалось, что зажившая рана раскрылась. Что, если тот медведь болен бешенством? Так оно и начинается: болит начавшая уже заживать рана. Вокруг избы бродил злой дух — окуппа, дыша часто и громко. Голова на длинной шее покачивалась. Окуппа то и дело облизывал пасть, красный раздвоенный язык мелькал меж острых, как бритва, зубов. В избе спали четверо: муж, жена, их дочь и старая слепая бабушка. Спали и не знали, что жестокий окуппа выбрал их своими жертвами. Ваартан Кит’ни’дин женится! Камали застонала. Новая мука. Мало ему Асхель, теперь он ещё и женится! Камали стукнула кулаком по кровати. Потом ещё и ещё. Наверное, его избранница красива. Как же иначе? На другую он бы и не глянул. - Он мерзавец, - шептала Камали. - Мы для него хуже скота… Я ненавижу его, ненавижу… Она лгала. Привыкнув любить его с пятнадцати лет, Камали думала, что вырвать его из сердца можно лишь вместе с жизнью. Когда-то он звал её своим солнышком и любимой, привозил дорогие подарки, припадал к её стопам… А теперь?.. Камали была готова на всё, лишь бы вернуть его расположение, на всё… Прибегнула к дурманным травам. Пошла поздней осенью голой в лес — молить духов. И приняла за него зверя, медведя, бешеного окуппу! Отсутствующая правая грудь болела, чесалась, ныла… Лапа окуппы на мгновение стала человеческой рукой, только покрытой густыми белёсыми волосами. Толкнула дверь. Дверь открылась — доверчивые люди не заперли её. Глупые, глупые люди. Они даже не проснутся. Не успеют. Окуппа позаботится об этом. Винаийр, при всей их жестокости, почти всегда предупреждали, прежде чем напасть. Окуппа — никогда. Но её семью уничтожили винаийр, а не окуппа. А она любит одного из них.