***
Чимин послушно следовал указаниям лучшего друга, покидая общежитие. Заприметив нужную машину, парень робко зашагал к ней, открывая дверь и усаживаясь на переднее сиденье, снова кусая губы. — Привет, — начал блондин, уже жалея о том, что вообще рот открыл. Суровый взгляд его дяди был пригвозжден к дороге, и стоило двери со стороны Пака закрыться, как авто сразу сорвалось с места. — Ты злишься на меня? — Нет, — слишком резкое для «не злившегося». — Я уже что-то натворил? — Пристегнись, Чимин. Парень послушно сделал то, что ему сказали, молча вжавшись в кресло. Чонгук зол.***
Заходя в, как показалось Паку, холодную и тёмную квартиру, они сняли обувь в прихожей и оставили верхнюю одежду на вешалках. Чимин страшился этого всю дорогу — момента, когда дверь квартиры закроется за ними. И чонгуковое «дома поговорим» никак не отпускало, запуская по телу блондина табун мурашек. «Что ты творишь, Чон Чонгук? Ты только взгляни на него! Ты напугал парнишку до дрожи!» — взгляд Чона падает на подрагивающие плечи парня и опущенную светлую макушку. Ещё раз оценив всю прискорбность ситуации, мужчина продолжил монолог в своей голове: «И что ты должен ему сказать, придурок? Чимин, я знаю про твой аккаунт, потому что вычислил его сразу же после того, как застал тебя в твоей комнате, ублажавшего себя на камеру, так? Потому что спал и видел, как беру тебя на той трансляции? Потому что стоны твои не вылетали из моей головы ни на секунду, не давая спокойно жить? Ты полный кретин, Чон Чонгук! Сейчас же сгладь обстановку!» — Прими ванну и переоденься, — получилось строже, чем рассчитывалось, и поникший Чимин поплёлся в ванную, включая воду, а затем закрылся в своей комнате. Ладонь Чонгука приземлилась на собственный лоб с характерным шлепком, сопровождаемым лишь тихим: — ну, молодец, ничего не скажешь. Через какое-то время дверь в обитель парня снова отворилась, он тихо прошаркал до ванной, закрывая её за собой. С этим нужно что-то делать, надо как-то примириться с Паком из-за и несостоявшейся ссоры. Чон ничего не менял в своём образе, так как ездил за Чимином в домашней одежде, и лишь тихо добрался до двери в ванную, легонько постучав. — Чимин? — ответа не последовало, но Чонгуку отчего-то казалось, что его слышат. — Я вхожу. Пак сидел в ванне, окружённый белоснежной пеной. Он выглядел так нежно, словно солнышко среди облаков, что Чон не сдержал улыбку. — Малыш, прости мне моё поведение, — блондин повернул голову и дёрнулся, прижимаясь коленями к груди, пока Чонгук медленно, размеренными шагами приближался. — Мне не стоило так себя вести с тобой. — Я что-то сделал не так? — осторожно спрашивает Пак, положив подбородок на правое колено, не сводя с дяди пристального взгляда красивых глаз. — Нет, не в этом дело. Работа порой выводит из себя, а я заехал за тобой к общежитию, не успев порядком остыть. Это моя вина, мне следовало успокоиться и не заставлять тебя переживать. Прости меня, Чиминни. Чонгук подошёл вплотную, присаживаясь на бортик ванны, пока Чимин заметно расслабился от его слов, вытягивая ноги и спрятав колени под слоями пены. — И ты меня прости. Поехал к Тэ и Джуну, оставил тебя. Мне не следовало так поступать. Извини меня, Чонгук. — Значит, мир и никаких обид? — брюнет протягивает руку с оттопыренным мизинчиком для примирения, который Пак с улыбкой пожимает своим малюсеньким и милейшим пальчиком. — Потереть тебе спинку? — Да нет, не стоит, — смущается парниша, опускаясь в воду до подбородка. — Да ладно, дай дядюшке загладить свою вину перед любимым племянником. Стушевавшийся Чимин тянется рукой к губке-утёнку, второй прихватывая персиковый гель, и вручает всё это Чону, не поднимая глаз. Мужчина наливает ароматный гель на уточку и пристраивается сзади, начиная намыливать отстранившуюся от бортика красивую спину. Его движения нежные, мягкие, он проходится по выпирающим лопаткам, с трудом сдерживаясь, чтобы не укусить каждую из них, опускается ниже, проводя по каждому позвонку, двигается к тонким бокам, вырисовывая пеной непонятные завитушки. Чимин прикрыл глаза от удовольствия, ощущая лишь блаженство от махинаций с губкой, довольно мыча и чувствуя нарастающее под водой возбуждение. Возвращаясь к плечам, Чонгук двигается вперёд, опускаясь губкой на ключицы, часто вздымающуюся грудь, обводя прорисовывающиеся кубики пресса на торсе и ниже, опуская губку под воду и срывая с пухлых губ первый тихий стон. — Н-не надо, Чонгук, — тихо говорит Пак, останавливая всё ниже опускавшуюся руку. — Спасибо, дальше я сам.