Life is very short, and theres no time For fussing and fighting, my friend. I have always thought that its a crime, So I will ask you once again.
01 сентября 2020
Александр
Когда становится понятно, что Луценко в Новогорск точно не поедет, Саша видит появившийся шанс и решает: этим надо воспользоваться. Наступив себе на горло, он подходит к Георгию с просьбой дать номер Дзюбы. Джикия поднимает на него удивлённый взгляд, но цифры диктует, про себя думая, что надо бы подбодрить парня. — Это верное решение, Саша, — говорит капитан «Спартака», дружески похлопывая высоченного Соболева по предплечью. Тот смотрит недоверчиво, спрашивает: — Осуждаешь меня, скажи честно? — С чего бы мне, Сань? — Ну, как-то не по-пацански заднюю сейчас давать. Я и сам знаю, да и Артём этот хвалёный, ведь старый уже, пару лет подождать, и сам отвалится, на пенсию, — хмуро отвечает Александр. — Я своё мнение менять не собираюсь, просто хочу поговорить по-мужски. Пусть Дзюба не думает, будто кто-то его боится, даже поддержка Черчесова не имеет тут никакого значения! Но я не хочу, Жор, не хочу уступать, потому что мудак-то всё-таки он! Георгий хорошо понимает, что лучше смолчать и не лезть со своими советами, но также, полагаясь на личный опыт, не понаслышке знает, насколько легко играючи запороть кучу возможностей одним неверным поступком или даже фразой. Сейчас Артём на самом верху, словно небесная звезда в своём астрономическом зените (ха-ха-ха). А Соболев молодой, голодный до побед и рвать зубами готов за свою правоту. Есть ли в этом толк? Вообще Дзюба парень отходчивый, обычно пять минут спустя после ссоры уже зубоскалит весело, руку всегда пожмёт. Но, видимо, не в этот раз, и его можно понять: никто не любит посягательств на свою личную жизнь. Георгий не хочет вмешиваться, он не на Соболева стороне, но и Кокорина тоже не поддерживал. Статус-кво, нейтралитет, Швейцария. Однако, как старший товарищ и негласный лидер он чувствует себя должным как-то скорректировать курс. Стараясь быть максимально нейтральным, он пытается объясниться. — Саша, делать и говорить что-то или же нет, это только твоё решение. Я как капитан команды не имею права навязывать своё мнение и не буду давать советы, но, если хочешь, выскажусь как сторонний человек? — произносит он. Соболев смотрит с интересом, чуть нахмурив светлые брови и плотно поджав губы, кивает. Георгий продолжает мысль. — Артём, конечно, фигура очень противоречивая, и слухов разных вокруг него немало. Верить им или нет — личное дело каждого. Он вспыльчивый, но отходчивый — это факт, все знают. Но сейчас дело не в характере Дзюбы, а в ситуации между вами. Вроде никто не ссорился, а раздули всё так, будто ты его очень серьёзно оскорбил. И это отчасти правда, посуди сам: был от тебя упрёк публичный, в интервью, мол, что он за друг такой и вся халва. Хотя правильнее на тот вопрос Савина было не отвечать вовсе, как-то соскочить, отшутиться, не создавать конфликт. Такие вопросы, они с глазу на глаз должны решаться, ведь ответить-то он тебе фактически, кроме как на поле, и не может. — То есть ты меня осуждаешь даже не за желание прогнуться под Черчесова, а в принципе за высказанное мнение?! Жор, ну пиздец конечно, ты лояльный парень. Не ожидал. Джикия меняется в лице. Не так он представлял развитие их беседы, если честно, совершено о другом хотел сказать. Собрав всю выдержку, он спокойно и максимально доброжелательно, как у малого ребёнка, спрашивает: — А тебе самому было бы нормально такое слышать? Кокорин, поди, не девица в беде, спасибо деньгам, врачам и адвокатам, вот-вот начнёт играть с тобой в одной команде. Думаешь, учитывая срок их дружбы, у них с Артёмом недомолвки остались? Я очень сомневаюсь. Да в общем-то и чёрт с ними, это только их дело. Но ты вот мне что скажи: знаешь, чей белый спортивный мерин Кокорина забирал с тренировки на днях? А кто был за рулём, догадаешься? Друга твоего новоиспечённого есть кому защищать, и хотя Дзюба там далеко не на первом месте в списке, он-то впрягается всегда. Но уже как крайний вариант. Соболев вместо ответа глаза отводит в строну. Бурчит: — Понял я, блядь, всё, плохая идея была к тебе за советом обращаться. Георгий вздыхает, перехватывает развернувшегося на выход с поля Сашу за предплечье, говорит: — Сань, я тебе не враг, наоборот даже. Но и ты себе не порти жизнь, ведь ты молодой парень, талантливый, вся карьера впереди. Не проебись, пожалуйста. По мере роста твоей результативности будут появляться регалии, соблазны, разные предложения всякие. Лидеры, лучшие игроки матча часто выходят к прессе, им очень много вопросов задают: в интервью, до и после игр, на спортивных каналах и неспортивных мероприятия. Будь максимально корректен. — Как ты с Одзоевым, например? — ёрничая спрашивает Соболев. Георгий морщится, припоминая давешний конфликт и его причину, и от фантомных касаний горячих рук, также всплывших в памяти, тянет улыбку непроизвольную. — Ты не путай мягкое с тёплым пожалуйста. У нас с Магой недоразумение вышло на поле, мы оба погорячились, эмоции шли впереди, запал. Но потом сами поговорили, всё утрясли. Об этом не писали две недели подряд, наперебой соревнуясь в оригинальности формулировок, «Чемпионат», «Спорт Экспресс», а также каждый идиот, думающий, что он спортивный журналист. Артём, там совсем другое. Он сейчас очень много тащит на себе: капитан клуба, капитан Сборной, лицо спортивного бренда, представитель крупного банка. Чемпион в составе своей команды, лучший бомбардир, футболист года в РПЛ. Постеры с ним висят не только в торговых центрах и аэропорту Питера, но, что более важно, на стенах комнат тысяч мальчишек, мечтающих выбиться в худо-бедно приемлемый клуб, чтобы играть-играть-играть в вожделенный футбол. А ты ему прилюдно перчатку кидаешь. Да, вежливо, да, вскользь, но с темы не съезжаешь. Кокорина вроде защищает, да? А ты себя можешь на его месте представить? Артёма? Вот ты такой вышел к прессе сразу после победной игры Сборной в Луже, весь ещё в мыле и эйфории, даёшь интервью и на каверзный вопрос о Кокорине и мебели задвигаешь спич в поддержку человека, в пьяном угаре ударившего другого человека стулом по голове просто веселья ради. Можешь представить себя за этим занятием? А на месте Пака, которому во время завтрака прилетело оскорбление и табуреткой по темечку? Что ты глаза отводишь? Набедокурили они с Пашей Мамаевым, и это факт. Я вовсе не удивился, узнав, что Черчесов, заручившись поддержкой Акинфеева в качестве тяжелой артиллерии, лично запретили Артёму высказываться в поддержку Саши Кокорина. — В смысле запретил, Жор, что за детский сад? У нас тут свобода слова, о чём ты вообще?! — Контракты с клубом и спонсорами, перечни чего делать нельзя мелким шрифтом с тридцатью сносками по тексту. Ты ведь знаешь правила и политику нашего клуба в отношении репутационных рисков? А он — Капитан Сборной и очень много в чём ограничен. Впрочем, не только капитан. Слышал, как отреагировал Галицкий на участие Мамаева в той драке? Владелец клуба, очень богатый человек не раздумывая расторг контракт Павла, при том понёс убытки, выплачивая прописанные отступные. А в единственном своём интервью напомнил всем и каждому о примерах, подаваемых юным воспитанникам клуба. Известный спортсмен — это не просто гора бестолковых мышц, титулы, регалии и вседозволенность восьмидесятого уровня, но ещё и очень большая ответственность. Тем более ты же не знаешь доподлинно, был ли Артём действительно в стороне от происходящего вне медийного пространства. — Что ты имеешь в виду? — нетерпеливо перебивает Соболев. — Спроси Кокорина, Сань, раз вы дружите, и ты за него топишь настолько, что ведёшься на провокации. Есть вещи, о которых лучше узнать от первого лица, — спокойно отвечает Джикия, всё ещё не уверенный в уместности своей шибко длиной тирады. Всё-таки, не его это вопросы, он по характеру не подходит для воспитательных бесед, но уж больно контрастно порой молодые перфекционисты видят мир. Александр кивает в задумчивости. — Слушай, Дзюба, хер с ним, а при чём тут Акинфеев вообще? Неужто Артём настолько подвержен влиянию бывшего капитана? — неожиданно доносится в спину подхватившему тренировочный мяч Джикии. Джикия улыбается криво сам себе, но не обернувшись молча уходит с поля, оставляя повисший в воздухе вопрос неотвеченным. Уж о таких вещах с Сашкой говорить точно не стоит. Соболев и так задел болевую точку, разворошил улей. Упрекнуть в том, что Артём плохой друг его может только Кокорин, это факт. А как-либо открывать тему Акинфеева — опасно смертельно. За свою семью Дзюба не сомневаясь пойдёт в рукопашную, и Джикия это доподлинно знает, видел своими глазами. В то же время, если кто и может хоть как-то обуздать нрав Артёма, так только Игорь. О чём красноречиво свидетельствуют произошедшие с начала их отношений качественные изменения в характере Дзюбы. Трудно поверить, что полученная Артемом на сборах в 2016 травма спины и дружеская поддержка Акинфеева преобразуются в крепкие отношения и сотворят такие чудеса. Какой характер прятался за фасадом весельчака и разгильдяя! Как, однако, можно сделать себя, желая лишь одного: быть поводом для гордости! Любят, конечно, не за достижения, но сама любовь как мотивация чтоб с колен встать суметь, нрав крутой смягчить и работать над собой, пробивая собственный потолок, это очень много.Артём
Хоть немного прийти в себя Игорю удаётся только под холодным душем. Их «детский сад», непосредственно и повсеместно обсуждающий общий вызов в Молодёжку, настолько отвлечен, что тренировка превращается в праздную прогулку по полю. Он, словно злобный брюзжащий старикашка, вынужден едва ли не пинками подгонять медлительно перемещающую конечности стайку—
Игорь смывает с себя остатки пены и, споро одевшись, покидает раздевалку, чтобы уже через десять минут сесть в салон белого спортивного кроссовера, припаркованного в самом дальнем углу гостевой стоянки. Артём, отвлечённо копавшийся в смартфоне, тут же откладывает гаджет, сконцентрировав своё внимание на появившемся пассажире. — Привет, — говорит он чуть хрипло, наклонив голову и глядя из-под полуопущенных ресниц. Игорево сердце замирает каждый раз, когда Тёма бросает на него такие взгляды, одновременно завлекающие и в тоже время нарочито невинные. Где-то в груди теплеет, и он, не размениваясь на слова, без каких-то прелюдий тянет Дзюбу на себя, обхватывая его лицо ладонями, целует страстно и голодно. Удивлённый Артём не делает попыток освободиться, лишь мягко обнимает плечи Акинфеева, прижимается плотнее, насколько это позволяет сделать салон автомобиля. Кто он такой, чтобы сопротивляться отказу от традиционной осторожной осмотрительности в пользу внезапного порыва любимого мужчины. В последний раз проведя языком по нижней губе Артёма, Игорь чуть отстраняется, но из кольца рук выбираться не спешит, внимательно скользит взглядом по лицу, подмечая общую усталость и недавно появившиеся морщинки в уголках глаз. — Вот теперь привет. Как дела? — мягко спрашивает Акинфеев. — Уже гораздо лучше. Когда ты рядом со мной, всё становится значительно более терпимым, — тянет Артём и, тут же переключаясь на шутливый лад, спрашивает. — Что случилось с тобой сегодня? Куда скрылась непревзойдённая выдержка великого Капитана? — Имеешь что-то против? — лукаво улыбается Игорь, теряя былой запал и чувствуя, как отпускают все волнения сегодняшнего утра. Он так боялся увидеть своего Тёму уязвимым и потерянным, как бывало раньше, когда очередной инфоповод давал толчок к волне хейта, направленного на Дзюбу. Сейчас на лице Артёма нет и следа прежних волнений, только спокойствие и лёгкое утомление, возможно от перелёта, возможно от общего бешеного темпа их жизни. — Я? Никогда. Соскучился по тебе безмерно, поехали домой? Игорь молча кивает и, напоследок чмокнув Артёма в нос, откидывается на пассажирское сидение, всем своим видом показывая, что готов. Артём заводит машину и, переведя селектор коробки передач в режим вождения на автомате, подаёт руку Игорю. Акинфеев привычно вкладывает кисть в протянутую ладонь, оглаживает большим пальцем запястье Артёма. Весь путь домой они проделают, не отпуская переплетённые пальцы друг друга.—
Игорь обнимает его ногами за талию, прижимаясь вплотную, путается пальцами в коротких серебристых волосах, кусает и ласкает языком губы Тёмы, не отпуская ни на секунду. Артём нависает сверху, опираясь на подушку локтями, движется в привычном, комфортном для них обоих ритме, попадая чётко по простате, отчего Игорь сладко постанывает ему в рот. Акинфеев доверяет Артёму полностью, позволяя вести, отбрасывает все свои капитанские замашки, просто наслаждаясь близостью партнёра. Он чувствует, как Тёма ускоряется, приближая их общий оргазм, и одновременно слышит стандартную мелодию звонка, вплетающуюся в размеренный уличный шум, доносящийся из окна их спальни. Игорь на минуту отрывается от губ Артёма, чтобы состроить страшные глаза и прошипеть: — Даже не вздумай! Дзюба лишь растягивает губы в улыбке и, отрицательно покачав головой, опускается чуть ниже, целуя и прикусывая кожу на игоревой шее. Телефон продолжает настойчиво трезвонить, но сейчас для них двоих нет в мире ничего важнее единения, не столько даже физического. Яркое, ослепляющее удовольствие, что они делят пополам, вымарывает из головы и общее напряжение последних недель, и негативные эмоции, связанные с мелкими насущными проблемами. А тепло от безграничной нежности делает финиш ещё более чувственным. Задыхаясь в волнах подступившего оргазма, Игорь поскуливает сквозь поцелуй. — Я так люблю тебя, — шепчет Артём, прижимаясь губами к виску Акинфеева, и замирает, кончая. Игорь, закончивший чуть раньше, переждав немного, отстраняется, заглядывает в любимые голубые глаза, шепчет доверительно: — Никогда, никому не позволю изменить это. Ты — мой. Весь. И впору бы опешить от той убийственной серьёзности, что несёт в себе это обещание, но Артём и сам прекрасно знает, насколько Игорь Владимирович собственник, поэтому лишь согласно кивает вместо ответа. Хотя, это и есть ответ. Из Игоря слов о чувствах не вытащишь. Игорева любовь — это лёгкие движения пальцев на усталых плечах, тёплые губы, мимолётно коснувшиеся Артёмова виска, мягкий плед, накинутый на уснувшего в гостиной Дзюбу, так быстро сходящие следы игривых укусов вокруг сосков и собственнические засосы под ухом форварда. Игорь любит молчаливо, по-своему, он пророс в Артёма всей сущностью и действительно не представляет, как мог раньше жить без него. Будто и не было ничего вовсе, просто череда дней. Артём не просто равноправный партнёр, он воздух, которым дышит Игорь. Они оба знают, насколько дороги друг другу. Пусть это и не произносится вслух. Гаджет, брошенный на ковёр у прикроватной тумбочки, вновь оживает, разражаясь всем известной маримбой. Дзюба смотрит на собравшиеся домиком брови всё ещё лежащего под ним Игоря и, стараясь не придавить его, перемещается в бок, тянется за телефоном. Подняв смотрит на экран, хмурится, между бровей залегает вертикальная складка. — Кто там, сука, такой настойчивый? — спрашивает Игорь, тут же поймав напряжение в лице Тёмы. — Номер не определяется, — отвечает тот, немного озадачено, но проводит по экрану пальцем, принимая вызов. — Алло? — Привет, это Артём? — раздаётся из динамка смутно знакомым голосом. — Да, добрый вечер, а с кем я говорю? — Саша Соболев, мог бы уделить мне пару минут, если сейчас удобно? — Хорошо, конечно. Чё-как дела? — неуклюже пробует пошутить Артём. Игорь целует его в скулу, не желая мешать при разговоре, вылезает из разворошённой постели, заботливо прикрывает обнажённые тылы любовника одеялом, отправляется в душ. Спустя полчаса крайне задумчивый Артём выходит на кухню. Игорь, уже соорудивший лёгкий салат и занимающийся поджаркой стейка, выключает плиту, оставляя рибай «отдохнуть», оборачивается на Дзюбу. Пробегает взглядом по нечитаемому выражению лица Тёмы и, подойдя поближе, спрашивает: — Нормально побеседовали? Всё в порядке? — По-моему да, прояснили вопросы, обошлись без извинений и претензий. Я-то изначально особо не заморачивался, ну поорали на поле, с кем не бывает. А вот Коко переживал, мол, некрасиво получилось, обещал поговорить с Соболем, но по ходу нашего диалога я понял, что не успел ещё. Акинфеев закатывает глаза и подходит вплотную, обнимает Артёма, укладывая подбородок ему на плечо, произносит колко: — Саша дождётся, что истинная подоплёка всей этой бредовой истории дойдёт до Смолова, и вот тогда Соболеву со всеми его рыцарскими порывами точно придёт пиздец. Не на поле, так в каком-нибудь, например, ЦУМе, Федя не постесняется, заявит права, будь уверен. — О чём ты, Игорёк? — удивлённо спрашивает Артём. Акинфеев улыбается святой простоте партнёра, искренне удивляясь, как тот ухитряется не видеть столь явных вещей. — Тём, скажи мне, тебя не смущает, что Саши в последнее время так сдружились, тусуются вместе, а Соболев постоянно упоминает Кокорина так или иначе? Тебя вот задел, ещё там по мелочи в чьи-то огороды прилетело? Мне кажется, Пятачок ваш покорил своим носом-курносом и скулами острыми очередного неискушённого молодца, совершенно не представляющего, чьих надутых губ ради Кокорин в принципе согласился играть в Москве. — Ну нет, Игорь, не думаю. Только глухие и слепые не знают, что Смолов единоличный обладатель Сашкиной руки, ноги, печени, почек и прочего ливера. Нужно совсем дурачком быть, чтоб между ними лезть. — И тем не менее, опыт подсказывает, что Саша Соболев ещё не понял, в какую историю вляпался со своими притязаниями. Сам увидишь или хочешь, поспорим на желание? — хитро улыбнувшись, предлагает Акинфеев. — А давай! Я с тобой на любые авантюры готов, — соглашается Артём расслаблено. Он доверяет партнёру и заранее знает, что выполнит любую его прихоть, тем более Игорь всегда придумывает очень крутые штуки, от которых им обоим бывает исключительно хорошо.Антон
Растрёпанный, с припухшими от поцелуев губами и влажными дорожками на щеках Антон больше не смотрит сквозь заднее стекло автомобиля на одиноко замершую фигуру брата. Они оба знали, что прощание неизбежно, и последнюю ночь Старшего в Москве вместе провести не удастся. Из-за расписания матчей РПЛ на сборы в Новогорск футболисты Локо в принципе прибывают самыми последними. Антону разрешили провести вечер с семьёй, приехать на базу после отбоя, и это вообще можно считать крайне широким жестом. Миранчук-младший не уверен, что Саламыч включит его хотя бы в состав запасных игроков на один из матчей, но благодарен тренеру Сборной за вызов. Учитывая багаж травм и последние события, произошедшие в их жизни, подобная открытая поддержка ему очень важна, и он признателен. Но не рад. Мысли о том, что можно было прижиматься к Алёшке, вдыхать запах волос и целоваться всю ночь напролёт, не имея сил на что-то большее, рвут душу. У них уже был год порознь, случившейся пять сезонов назад, но, оглядываясь в прошлое, то время и сейчас вспоминается, как пытка. Антон действительной счастлив за близнеца, всецело, безмерно и безраздельно. У них нет ревности, злости или обиды на успехи друг друга. Между ними только опустошающая тоска от предстоящей разлуки, пугающаяся неизвестностью буквально до слёз. Тоша, оставаясь в известном и условно комфортном месте хотел быть сильнее, быть опорой и примером для Алексея, держаться до последнего. Но тёплые солёные капли на щеках брата словно рвут внутри все скрепы. В темноте пустого коридора Антон зажимает близнеца в угол, притягивая вплотную к себе, беспорядочно шарит руками под майкой, мажет скулы и щёки влажными поцелуями, шепчет заполошно: — Всё будет хорошо, Алёшка, всё утрясётся. А Лёша даже ответить не в силах, до белых костяшек он сжимает толстовку близнеца, беспомощно цепляясь за ткань, словно без этой сомнительной опоры он погибнет. Телефон Антона тренькает сообщением, оповещая о приехавшем такси. — Алёш, время. Обещаю, забью для тебя, вот увидишь! Главное, на радостях не проворонь матч Сборной с моим участием, ладно? Будешь за меня болеть в своём Бергамо? — нарочито бодро спрашивает Тоша и, получив утвердительный кивок, просит: — Поцелуй меня на удачу. Брат знакомыми движением наклоняет голову и, чуть потершись холодным носом о нос Антона, прижимается к его губам своими, вздрагивает, слегка прикусывает и углубляет поцелуй. Кажется, они оба готовы застыть в этом моменте на вечность, но минуты неумолимо бегут, заставляя их отлепиться друг от друга. Алексей расправляет плечи и, перехватив руки близнеца, мягко отстраняет его от себя. Младший не сопротивляется, понимая, что их время вышло. — Я провожу до машины, — дрожащим голосом произносит Лёша, всеми силами стараясь придать себе чуть более собранный вид. Он первый отступает из их временного укрытия, бросая косые взгляды по сторонам, и убедившись, что рядом никого нет, нарочито громко спрашивает: — Тох, ты где застрял? Антон выходит следом, давая близнецу фору в несколько шагов и бросив: «Да иду я», — направляется следом. На парковке ресторана они быстро находят нужную машину, и Антон порывисто обнимает брата, похлопывает по плечу, громко и с чувством говорит: — Алёш, помни, ты лучший. Я люблю тебя, Братик, — и садится в такси, захлопнув за собой дверь. Старший кивает, тратя последние силы на то, чтобы не броситься в след за близнецом. Обнимает себя обеими руками, вглядываясь в тонированное стекло отъезжающего автомобиля. Он знает, что Антон смотрит, и не сдвигается с места, пока машина не скроется за поворотом. Хочется бежать следом, сколько хватит сил, умоляя остаться ещё хоть на минуту, схватить, прижать, дышать вместе, в унисон. Хочется, но нельзя. «Настало время пойти за мечтой», — сказал он в сумбурной прощальной речи, стопроцентно верно сформулировав смысл своего перехода. И трибуны ликовали, поддерживая смелость, упорство, волю к победе своего любимца. Фанаты радовались, понимая, что талантливый и амбициозный, он сможет показать себя, прославить клуб и тренеров, воспитавших столь яркого игрока. Вряд ли кто-то из собравшихся задумывался, что от целостного полотна мечты был оторван огромный кусок, и теперь на этом месте зияла прореха, а должен был сиять его Брат. Поддержка, опора, семья, лучший друг, лучший любовник, самый родной. Человек, с которым он мечтал разделить свой триумф и пополам осуществить их общую мечту. Человек, которого он всеми правдами и неправдами перетащит к себе и от которого не откажется никогда. Одно имя, одна судьба. Антон.+1
Неприметная чёрная БМВ, одиноко припаркованная на стоянке у служебного входа реабилитационного центра, дважды мигает фарами, и он не задумываясь идёт к машине. В вечерних сумерках да ещё и после тренировки, Саша не считает нужным оглядываться или скрываться, наперёд зная, кто за рулём. Он вообще многие вещи, раньше имевшие колоссальное значение, теперь рассматривает с точки зрения момента и приобретённого опыта. Даже если кто-то увидит, что дальше? Тонированное стекло и наступивший вечер надёжно скрывают водителя, но смысл в том, что он больше не хочет ничего скрывать. Слишком много сопутствующего ущерба принесли шпионские игры. Он рад, что невзирая на произошедшее, Федя не отвернулся от него, не нашёл новое увлечение и не оставил в одиночестве справляться с проблемами. Рад, что чувства оказались не просто красивыми словами, рассыпавшимися прахом по ветру. Рад, что друзья оказались настоящими, фанаты преданными, а молчавшие в соцсетях Дзюба и Акинфеев, не оставили его семью ни на минуту. Он учится видеть по-новому, отделять зёрна от плевел. Поэтому не таясь садится в арендованную Смоловым машину, вместо «привет» выпаливая: — Федь, я тут подумал, это так классно, что ты у меня есть! Спасибо тебе, — и лезет обниматься. Смолов, притянутый носом к выстриженному виску, на это неоднозначное заявление приподнимает брови, внимательно проходится взглядом по Сашке сверху донизу, насколько позволяет угол обзора, спрашивает строго: — Что случилось, Шур? Ты опять что-то натворил?! — Ты случился в 2008, — отстранившись произносит Кокорин, серьёзно глядя Фёдору в глаза. — Боже, Шур, какой ты балбес всё-таки, — спокойнее выдыхает Федя. — Ну и пусть я балбес, зато любимый? — хитро и немного заискивающе спрашивает Кокорин. — Что есть, то есть. Иди сюда, — отвечает Смолов, наклоняясь чуть ниже, чтобы поцеловать пухлые губы. Сашка довольно урчит в поцелуй и вновь оплетает плечи Смолова своими загребущими ручищами. Федя не сопротивляется даже для виду. Про себя он точно и давно всё уже понял. Однолюб — слово похожее на диагноз. Он готов пройти сто дорог и отдать всего себя, лишь бы это белобрысое голубоглазое чучело расцвечивало его будни своей дурацкой улыбкой и лезло с поцелуями по утрам. Но самому Саше о катастрофическом масштабе Фединых чувств знать не обязательно, иначе это может очень плохо закончиться.Октябрь 2020