--
- Опять вода, кругом вода, блядь, влажность, тьфу! Дейдару вон в пески послали, хвостатого ловить, а нам опять по сырости шляться, - Хидан ворчит уже который час, проклиная все, что его окружает. Пейн отправил их в страну Рек, и возмущения Хидана, в принципе, были справедливы – как-то везет им на страны водной тематики, климат везде сырой и промозглый, но здесь хотя бы погода хорошая. Относительно. - Реку нужно переходить вброд, - не к месту заявляет Какузу, но для него – вполне себе к месту. Они приближаются к небольшой реке, и мосты, расположенные неподалеку, конечно, слишком людные, да еще и патрулируются. Чрезмерно тратить силы не хочется, привлекать внимание вспышками чакры тоже, так что самое простое решение – просто перейти речку, благо, она глубиной едва по пояс. - Издеваешься? – Хидан догоняет остановившегося у берега Какузу, и кренится в его сторону, прислоняясь плечом к плечу. Последнее время он стал позволять себе гораздо больше, а Какузу стал гораздо терпеливее, и Хидан то и дело тянул к нему свои жадные ручки, то за плечи вцепится, то за запястье потащит куда-нибудь. - Ни капли, - бубнит Какузу, стряхивая Хидана со своего плеча и медленно идет вперед, заходя в прохладную воду. Да даже если бы она была ледяная – Какузу это едва ли бы волновало, это все слишком простые неудобства, чтобы обращать на них внимание. Хидан недовольно вздыхает и решает снять обувь, чтобы хотя бы не беситься еще и от этого, а ведь это страна Рек – сколько еще этих чертовых рек встретится им на пути? Он заходит в воду, ступая босыми ногами по относительно ровному дну, морщится от камешков и редких водорослей. Температура воды его, конечно, тоже не устраивает, и он уже готов заводить новую шарманку недовольства, как вдруг рефлекторно пригибается, почувствовав, что наступил на что-то очень острое. - Ай, твою мать! – он начинает жалобно скулить, не имея возможности на раненую ногу наступить, и от него по течению вода слегка окрашивается в красный. - Что опять? – Какузу останавливается, оборачивается и скрещивает руки на груди. - Ногу порезал! Больно пиздец, - Хидан так и стоит, согнув раненую ногу и пошатывается от неустойчивого положения, - Помоги, а? - Серьезно? Тебе руки отрезают, а тут ногу поранил – и больно? – Какузу, конечно, промедлениям не рад, а причина тем более глупая более чем, но он все равно медленно направляется к Хидану, раздумывая, что теперь делать. - Это другое! – возмущается в ответ Хидан и Какузу закатывает глаза, - В битве, в ритуале – одно дело. А такое я не люблю, черт, щиплет… Делать нечего, Какузу наклоняется, быстро хватая Хидана за руки и перекидывает его себе через плечо – потом разберутся, как идти дальше, а сейчас нечего посреди реки торчать на открытой, по сути, местности. Хидан пытается высказаться, но это не в его интересах, и он замолкает, придерживая рукой косу, чтоб не свалилась. Идти становится тяжелее, от увеличившегося веса ноги вязнут в илистом дне, но это все еще не представляет для Какузу особой сложности – он движется вперед, ступая осторожно, а сам переводит взгляд на маячившие в боковом зрении ноги. Такие же бледные, как и руки, сильные, судя по накаченным икрам, но какие-то чересчур точеные, как у фарфоровой куклы – а их бледность только усиливала эффект. Ногти на ногах Хидан осилил накрасить сам, и, подумав об этом, Какузу неслышно фыркнул в маску – если бы жрец попросил с этим помощи, он бы не отказался. Сам не зная, впрочем, почему. С большого пальца капнула кровь – значит, рану Хидан получил действительно неслабую, и она здорово кровила. Дойдя до берега, Какузу направился в глухую чащу леса, подальше от дорог, и остановился только когда шум реки перестал доноситься до них. Поблизости удобно лежало упавшее дерево, и Какузу решил посадить Хидана на его, чтобы оценить повреждения его несчастной ноги. - На землю не ставь, - строго сказал он, заставляя жреца держать ногу на весу. - Болит, сделай что-нибудь. Зашей что ли, - капризно сказал Хидан, опираясь на бревно руками и положив ногу на ногу, - Что там вообще? - Порез, - заключает Какузу, сидя напротив на корточках и придерживая ногу за лодыжку, - На острый камень наступил. На кой черт ты вообще разулся? - Чтоб тапки, блядь, не намочить, - бубнит Хидан в сторону, вздрагивая, когда Какузу направляет свою тонкую нить зашить рану, - Вот ты будешь идти хлюпать и грязь собирать, а мне заебись. - Ну-ну, - быстро закончив шить, Какузу ногу отпускает и встает. Отходит в сторону, снимает плащ, обувь, выпускает маску огня и спокойно принимается сушить свое добро на теплом пару, выпускаемом существом из ноздрей. Хидан смотрит на все это с открытым от недовольства ртом и хлопает себя по лбу от досады. Осторожно обувается, и протягивает Какузу свой плащ – он ведь тоже наполовину мокрый. Маска обдувала их и одежду осторожно, регулируя температуру, и совсем скоро все снова стало сухим, а теперь еще и приятно теплым. Начинало темнеть, надо бы искать место для ночлега, и из-за деревьев, как назло, показываются близкие огоньки, извещающие о местонахождении рядом деревни. Какузу очень хотел обойтись привалом в лесу, или, на край, в пещере, и избежать лишней траты денег, но Хидан эти огни уже заметил и обратил свой наполненный энтузиазмом взор на вздохнувшего от неизбежности Какузу. Он уже собрался начать умолять Какузу свернуть к деревне, но тот поднял руку, поворачивая на развилке в нужную сторону. - Да, идем туда. Нет, в кабак не пойдем. Подъем чуть свет, идти еще долго, надо успеть до следующей ночи. Хидан не может сдержать улыбки – она выходит слишком самодовольной, и он отворачивается, проводя руками по волосам. Выдрессировал, что ли? Поселение достаточно крупное, могло бы даже прокатить за небольшой городок, чем, возможно, и являлось, если уточнить. Выбор гостиниц оказался широким, но блуждать по улицам, в поисках самой дешевой, Хидану, разумеется, не уперлось. Он снова бессовестно нарушал границы личного пространства, повиснув у Какузу на предплечье, и тянул его в сторону первой попавшейся – с виду, на радость скупого напарника, не особенно-то и дорогой. Жрец картинно и жалобно прихрамывал, не наступая на раненую ногу, чтобы шов не разошелся, чем и вымолил себе разрешение невозбранно вцепиться в чужую руку. Хозяйка заведения, обернувшись на новоприбывших, на секунду замерла, оглядывая весьма необычных посетителей. Какузу выглядел строго и серьезно, делая вид, что у него на руке не висит глупо улыбающийся седой придурок. - Двухместную комнату, - Какузу хлопнул по стойке рукой, оставляя на ней необходимую сумму, - Завтрак в пять утра. - Второй этаж, господин, - слегка поклонившись, хозяйка передала ему ключ с маленьким брелком в виде улыбающейся капли воды. - О Джашин, второй этаж, я же не поднимусь по лестнице, - застрадал Хидан, хромая подходя к лестнице. - Даже не рассчитывай. Перила в твоем распоряжении, - Какузу наконец сбросил свою ношу и поднимался по скрипучим ступенькам наверх, предвкушая долгожданный сон, но не мог все же подавить свое недовольство необходимостью вообще тратить на это деньги. Подняться по лестнице Хидану, конечно, не составило никакого труда. Однако он дождался, пока Какузу скроется в комнате, чтобы подняться без каких-либо видимых проблем и потянуть время – типа, как долго он, бедолага, там мучился. Нога и в самом деле до сих пор болела – и это было немного странно, она должна была давно зажить и забыться, как и все прочие раны на быстро регенерирующем теле, но по ощущениям, она безбожно ныла, отдаваясь аж до колена. Зайдя в комнату, Хидан с грохотом уронил косу – а вот это правда было случайно – он не рассчитывал на большой шкаф прямо при входе, и в темноте зацепился за него лезвием. Какузу проворчал что-то нелитературное и улегся на бок - он решил маски сегодня не выпускать, слишком высока вероятность для них попасться кому-то глаза – и теперь не мог спать на спине. Маски хорошо различались в темноте – белая поверхность отражала скудный лунный свет, и, улегшись на свою кровать, Хидана не покидало ощущение, что они смотрят на него. Ну, в целом, конечно на него, кровати ведь рядом, и Какузу лежит к нему спиной, но видят ли они что-то, осознают ли – этот вопрос будоражил любопытство. Хидан любил перед сном самозабвенно попиздеть – донимать Какузу вопросами, обсуждать что-то, или просто болтать ни о чем – Какузу редко ему отвечал, но сейчас он вдруг ощутил такую тяжелую усталость, что на молитву-то едва хватило сил. Никак не мог удобно улечься – лодыжка ныла, мышца под коленом тянула неприятно, не давая покоя, и лишь трижды перевернувшись с боку на бок он смог наконец уснуть.--
Какузу просыпается от неуместного бормотания, сперва не понимая, почему вообще это слышит, но вспоминает, что это наверняка Хидан и его проклятые утренние молитвы. Хотя и странно, что он проснулся так рано сам, да еще и раньше Какузу, верилось с трудом. Пришлось подняться, чтобы обернуться, проверив свои догадки. Хидан лежал на спине, выглядел вполне себе спящим, но еще и донельзя бледным – бледнее, чем обычно, по крайней мере, брови сошлись у переносицы, придавая лицу страдающий вид, на лбу виднелась испарина. Что-то точно не так, и начинать утро с чего-то подобного Какузу совсем не хотелось. Он встал, тихо подошел к кровати напарника и слегка наклонился, вглядываясь в его лицо – определенно спит, но иногда обесцветившиеся губы шевелятся, и слышится с трудом различимое бормотание, скорее похожее на стенания. - Хидан? – зовет Какузу, но не получает ответа. Жрец вздрагивает и выгибает шею, проводя по ней рукой. С трудом открывает глаза, с виду неслабо покрасневшие, и цепляется за Какузу взволнованным взглядом. - Я походу наконец умираю, - сипло говорит он, трагично кривя брови, - Тебе на радость! Какузу тянется рукой и дотрагивается до горячего лба. Ему все очевидно, и убирая руку он мельком проводит пальцами по чужим губам, отмечая, какие они холодные. - У тебя лихорадка. Похоже, зараза попала в рану из воды. Не думал, что ты можешь болеть. - Ну ты же не спрашивал. Я редко болею, но, если болею… - Хидан тянет жалобный стон, выгибая затекшую спину, - Фу, как же хуево, не могу. Какузу собирает вещи и надевает плащ, на ходу слушая Хидановы страдания. Жрец поднимает голову и видит собравшегося куда-то Какузу – его переполняет паника, он что, бросить его тут собрался? Какузу ловит испуганный взгляд и идет к двери. - Достану тебе лекарств. Отлежишься, а я разберусь с миссией, тут явно одним днем не обойдешься. Таскать с собой больной балласт мне ни к чему. Хидан снова крутится на постели, сбивая ногами простыни, и его, в целом, устраивает такой расклад, но не устраивает чужая интонация. Он собирается возмутиться и не успевает, дверь распахивается – в комнату медленно шуршит сухонькая старушка с тележкой еды, позвякивая посудой. - Господин не будет завтракать? – скрипуче вопрошает она, глядя на стоявшего в дверях одетого Какузу. - Будет, позже. Оставьте на столе, - успевает ответить Хидан прежде, чем Какузу реагирует на вопрос. Жрец приподнимается на постели, укладываясь на подушку и принимает от старушки поднос со своим завтраком. Он бросает какой-то извиняющийся взгляд на Какузу, но тот не особо придает всему этому значение – он просто выходит за дверь, намереваясь найти лекаря, разузнать об обстановке на границе страны Рек у океана – туда ему и нужно успеть сегодня – и быстро вернуться к Хидану перед походом. Не хотелось бы тратить время зря, но ничего не поделаешь, начинать вести себя как мудак, по старинке, уже поздно, да и желания такого нет. Лекарь находится через пару построек – небольшая аптека едва не ускользнула от Какузу, скрытая за яркими флагами закусочной неподалеку. За прилавком стоит высокий подтянутый парень, очевидно скучающий – наверняка подменяет на работе своего отца – смотрится он тут совсем чужеродно. - Что-нибудь от лихорадки, - глухо просит Какузу, не глядя на подменного аптекаря. - Какой именно, - недовольно тянет тот, мусоля во рту соломинку. Вопрос застает врасплох, Какузу почему-то совсем не подумал уточнить и другие симптомы, чтобы хоть как-то классифицировать Хиданов недуг. Придется описывать ситуацию, ища помощи у этого наглого юнца, и Какузу закатывает глаза, опираясь на прилавок рукой. - Мой напарник поранил ногу в одной из ваших чертовых рек. И теперь у него лихорадка. Думаю, вы, местные, должны иметь представление, что он мог подхватить, - сурово говорит Какузу и угрожающе глядит в глаза, сбивая с парня всю спесь. - Ооо, - парень широко распахивает глаза и отворачивается к полкам, проводя по ним пальцем, - Местные не суются в реки, не глядя под ноги! В них иногда впадают болота, а там столько дряни… Наверняка, лихорадка трясинная, так что вот. Он кладет на стойку небольшой мешочек, судя по звуку, наполненный небольшими пилюлями. - Три раза в день после еды. Они на вкус мерзкие, сразу говорю, но лучше вылечиться от этой заразы, она тяжело протекает, дальше симптомы пострашнее, от нее и помереть можно! – он широко улыбается, и тычет на ценник на полке. - Это нам не грозит, - угрюмо ворчит Какузу, нехотя отсчитывая нужную сумму и забирая пилюли. Его слова не особо обнадеживали, если болезнь будет усиливаться, оставлять Хидана одного как-то… не хочется. Но и тратить столько времени! Черт подери его беспечность. Вернувшись в комнату, Какузу чувствует запах болезни, тяжелый и неприятный, и ему становится немного тоскливо – сколько лет он уже не сталкивался с болезнями, что и забыл, какая у них гнетущая атмосфера. Хидан свернулся калачиком, сбросив простыни на пол окончательно, и его заметно трясло от озноба. Какузу, стараясь оттянуть нежеланный момент всеми силами – медленно стянул плащ, оставив тем не менее маску, лишь опустив капюшон, и наконец подошел к болезненному бедолаге напарнику. Тот не обращал на него внимания, лежал, закрыв глаза, и Какузу не знал, как привлечь его внимание. Ему это все казалось каким-то… слишком приземленным и банальным, необходимость подобного взаимодействия отягощала, но совсем, почему-то, не отвращала – все же Хидан уже поселился где-то в глубине души, как неотъемлемая ее часть. Но все еще с трудом признаваемая. Постояв немного в нерешительности, Какузу все-таки протянул руку, дотрагиваясь до холодного влажного плеча. Хидан вздрогнул и открыл глаза, еще больше покрасневшие, и попытался принять невозмутимый вид. - Выпей, - Какузу протягивает пилюлю на ладони и стакан воды, - Тебе нужно пить их три раза в день, самому. У меня нет времени тут сидеть. В голове у Хидана проносится мысль, что в принципе, он мог бы справиться с этим сам, велика ли проблема. Но отпускать Какузу сейчас ему кажется чем-то неприемлемым, тем более, что есть реальный повод этого не делать. - Сам не смогу, - мучительно жалобно говорит он, приподнимаясь на локте и запивая лекарство водой. Жмурится от мерзкого вкуса, но молчит. Какузу вздыхает, падая на соседнюю кровать и подпирает подбородок рукой. Ну конечно, чего он ожидал – он ведь знал, что так и будет. Как ни странно, это не вызывает ни злости, ни раздражения, напротив, он будто получил законное разрешение прогулять работу – облегчение накрывает с головой, и он улыбается, пряча улыбку за маской.--
- В тот раз я болел какой-то дрянью, не знаю, чума, или какая-то оспа. Все вокруг от нее дохли, а я уж лучше б сдох, чем столько ею болеть, - Хидан прерывается, чтобы прокашляться, и натягивает одеяло выше, - Выглядел, как труп ходячий. Знаешь, язвы какие-то, нарывы блядские, фу. - И как ты выздоровел? – даже не скрывая своей заинтересованности, спрашивает Какузу. Он удобно разлегся на соседней кровати, закинув руки за голову, и внимательно слушает байки Хидана уже который час. Того проперло на разговоры, как и всегда, но сейчас он пытается отвлечься ими от боли в мышцах. - В какой-то момент я просто вырубился в пещере, отдаленной от поселения, охваченного болячкой. И, походу, не имея источника заражения, не заболел опять, когда тело обновилось. Прикинь, я практически весь разложился, потому что, вроде как, помер от этой дряни. Ненавижу болеть, полная херня. Картина в голове рисовалась неприглядная, и Какузу поморщился, многозначительно взглянув на Хидана. Тот хрипло посмеялся, но тут же скривился от боли. Теперь его трясло от холода, он кутался в покрывало, пытаясь согреться, но теплых зимних одеял в гостинице еще не подготовили, осень едва заканчивалась, а погода стояла как никогда теплая. На языке так и крутилась просьба, жрец уже десятки раз произнес ее у себя в голове, и с каждым разом она звучала для него все глупее, заставляя отказаться от этой идеи. Но отказаться не получалось, мысль настолько навязчивая и упрямая, будто от нее зависит его жизнь. Несомненно, если бы он был способен умереть, это было бы действительно так, но сейчас это избавило бы его от некоторых страданий и неудобств. Но… Как это сказать? - Какузу… - интонация Хидана меняется с беспечно веселой, и Какузу чувствует перемену так ясно, что сразу поворачивается, глядя сосредоточенно. Лицо жреца выражало какую-то просьбу, он собирался с мыслями, или подбирал слова, но было ясно видно, что его слова будут… обезоруживающе неожиданными. Точнее, были бы такими, если бы Какузу не подозревал, о чем тот собирается просить. Какузу закрывает руками лицо и ждет, чувствуя, как сердца будто тоже замедлились в ожидании. - Холодно, - наконец произносит Хидан и выжидающе смотрит, пытаясь понять, насколько понятен его посыл. Какузу так и лежит, закрыв руками лицо, будто смиренно ждет продолжения фразы, - Не мог бы ты… «Найти одеяла?» «Попросить затопить печь?» «Закрыть окна?» «Лечь рядом?» Ну конечно. Сейчас, понимая, что иного варианта и нет – Хидан не скажет чего-то простого и обыденного, нет, он уже давно настроился на что-то подобное – Какузу долго выдыхает, прислушиваясь к бьющимся своим сердцам. Он не чувствует того, что должен был бы – непринятия, недоумения, желания разойтись в тираде на тему идиотских просьб. Хидан просит – и он должен сделать то, о чем он просит – бред, да и только, но у Какузу в мыслях расцветает то единственно верное осознание, которое росло там уже давно. Расцветает, и своими густыми листьями и лепестками занимает все свободное место, вытесняя здравый смысл и чертово благоразумие – покорись. Какузу встает с кровати, стягивая с нее свое покрывало, и молча идет к удивленно раскрывшему глаза Хидану. Он даже не дослушал, не дал ему договорить, но здесь все ясно, как день – точка невозврата, покорись или забудь об этом навсегда. И Какузу в себе не нашел сил на второй вариант. Он садится на кровать, откидываясь на подушки, накрывает Хидана своим покрывалом и кладет ему на плечо руку. Не верится, и кажется, что это просто бред от лихорадки – не может же быть все так просто? Хидан ежится, кусая губу, но боль дает понять, что это не сон и не галлюцинации, и он поднимается, садясь к Какузу лицом. Натягивает на плечи все свои простыни и покрывала, подрагивая от холода, и глядит недоуменно, будто ожидая объяснений. Ну вот еще, никаких ему объяснений, думает Какузу, и протягивает руки вперед, утягивая Хидана к себе, и заматывая его в покрывала еще плотнее. - Я, что-то, не понял, - приглушенно бубнит Хидан, зарываясь в ткани и вдыхая запах тех самых сургучных печатей. - Я, если честно, тоже, - неопределенно отвечает Какузу, закрывая глаза.