«Кровавая бойня в «Пристанище Зевса», именно такой заголовок красовался на первой полосе газеты, лежавшей на верху увесистой стопки утренней корреспонденции, только что принесенной Юкимурой на столик начальницы.
— Да уж, не такого эффекта я ожидала от открытия, - обреченно проговорила Мисаки, аккуратно посербывая горячий кофе.
Это было очень непохоже на отставного офицера, обычно предпочитавшей зеленый чай, но в это утро ей было просто жизненно необходимо что-то покрепче, чем просто зеленый чай. Может даже есть смысл добавить коньяк. Он, конечно, врятли смог улучшить ее ужасное положение, такое же как и ее внешний вид. Последний был довольно помятым.
За всю прошлую ночь голова Мисаки так и не коснулась подушки. Со вчерашнего вечера она не покидала помещение ресторана и сейчас, за неимением запасной одежды на работе, по-прежнему была в вечернем алом платьем, пикантно открывающем ее правую ножку, подол которого, к слову, был безбожно испачкан, в то время голые плечи прикрывала мамина шерстяная шаль, принесенная сюда накануне. Открытие выдалось то еще: Шинтани остаток прошлой ночи провел в обществе полицейских, в то время как Юкимура, словно преданный рыцарь, не отходил от своей начальницы ни на шаг, давая отчет о работе персонала в зале и кухне, а также о убытках после «маленькой проблемки». Именно так вчера назвал это Юкимура, столкнувшись с начальницей в коридоре, когда та, словно испуганная лань, выбежала из кабинета узнать что случилось.
— Все не так плохо, госпожа Аюдзава. Черный пиар – тоже пиар, - утешал ее помощник, разделявшей с начальницей утренний кофе в ее кабинете. - Уже, кажется, даже глухой слышал о «Пристанище Зевса». Название ресторана с самого утра кричат буквально с каждого утюга и микроволновки. Даже крупные телеканалы не обошли новость стороной, - добавил мужчина, смачно зевнув.
Время было действительно ранее, около 8:00. Через два часа ресторан должен был снова начать работу и принимать гостей. Ключевые слова «должен был». События вчерашней ночи не дадут этого сделать сегодня, а возможно и завтра или даже целую неделю. Тем не менее это, конечно, не означало, что руководство не должно быть на месте: не оставлять же этих полицейских тут одних осматривать место происшествия. Они и так уже успели похазяйничать на кухне. Этот кабинет оставался буквально последним форпостом, державшим оборону. Кроме того, им определенно было что обсудить: вчерашний вечер был отмечен не только негативными моментами. Надо сказать, что кухня, как и организация в целом было на высоте и начальница была очень благодарна своему коллективу за проделанную работу, но все же главным на повестке дня оставался следующий вопрос – как быть дальше?
— Мне бы хотелось, чтобы открытие «Пристанище Зевса» запомнилось людям вкусными блюдами, теплой атмосферой и благотворительной акцией, а не «кровавой бойней», - возразила Мисаки, которая так и не выдержав напряжения, подорвалась с дивана к шкафчику, где стоял коньяк – кофе сегодня был определенно недостаточно крепкий.
Пока девушка копошилась на нижней полочке в поисках «успокоительного», дверь в кабинет громогласно распахнулась:
— Эти журналюги обступили вход – не пройти, не проехать! Хуже полицейских, ей Богу. Те и то быстрее пропустили, - чье-то возмущение озвученное басистым голосом ворвалось в помещение быстрее источника звука.
— Наконец-то, Кано - сказала Мисаки обернувшись к мужчине и прекрасно понимая, что тот как и остальные мужчины, врятли, удовлетворятся кофе с коньячком, по-хозяйски прихватила вместе с бутылкой пару бокалов, после чего добряче стукнула их дном о журнальный столик возле дивана, где уже стоял поднос с кофе и приготовленным ею перекусом, а также уже успевшая намылить глаза стопка газет. – Надо было поторопится, их еще минут 20 назад не было. Ну что, привез? – спросила девушка, потянув руки к пакетам.
- Да, посмотрите, я все правильно взял? – спросил повар, но та лишь молча схватил пакеты поспешила покинуть комнату.
Да-да. Мисаки пришлось отправить шеф-повара домой, дабы тот отвез Ранму в садик и взял ей сменную одежду. Не будет же она рассекать весь день в вечернем платье. За время разработки меню и поиска поставщиков Кано и Аюдзава очень сблизились, а так как, что Шинтани, что Юкимура были «заняты», то он остался единственным человеком в городе, которому она могла доверить ключи от дома, не считая ее бывшей преподавательницы по травматологии Сацуки Хедо, но той нужно было рано на смену в больницу.
— Ну что там? – спросил Кано помощника, пока Мисаки вышла из кабинета, чтобы переодеться. За время ее отсутствия он хотел услышать от Юкимуры голую правду, а не утешающую дамские уши версию.
— Да вот, заголовок один лучше другого, - ответил мужчина, указывая на стопку газет, - «Кровавая бойня в «Пристанище Зевса», «Зевс и католическое рождество: месть богов», «Счета за электроэнергию пугают даже Зевса – вместо молний в ход пошли пули», - цитировал журналистов Юкимура, - нас пытаются обвинить, что мы это допустили, что не обеспечили достаточную охрану. Межу тем пишут, что прокурор уже успел прийти в себя в первой городской (больнице).
— Понятно. Долго здесь полиция еще будет, достали уже, - поинтересовался повар, пробегаясь глазами по газетной статье.
— Не знаю. Они оцепили помещение. Нас чудом отсюда не выгнали. Весь зал в их желтых ограничительных ленточках. «Следственно-розыскное действие» видите ли у них. «Осмотр места проишествия», - кривлял стражей порядка управляющий, - до утра тут весь персонал держали, опрашивали всех. Еле уговорили отпустить их домой под утро.
— Жестко, конечно, - сказал повар жуя сделанный начальницей завтрак, и добавил - а чего это Вы бутербродами давитесь? Я вчера столько канапе приготовил, десертов и прочего. Многое так и не успели вынести в зал. Не пропадать же им.
— Следственно оперативная группа уже успела обчистить кухню. Сожрали все, что было, кто-то даже все упаковки масла сливочного прикарманил и ящик шампанского! – объяснял Юкимура.
- Вот, бл*ть, урод! – ругнулся Кано. – он явно не для них старался. – Надо было все самим съесть, официанты, музыканты и т.д.
- Да, конечно. Не до еды тогда было. Трусились все как осиновые листы. Не каждый день стаешь свидетелем подобного. Хотя это еще вопрос, чего они больше испугались: «кровавой бойни» или оперативников. – сказал управляющий и оба погрузились в тишину, молча жуя бутерброды.
Спустя пару минут вернулась переодетая Мисаки и села возле Юкимуры. Правила элементарного приличия не позволили ей после случившегося вчера надеть нечто яркое и нарядное, поэтому она попросила Кано привести ей что-то темное и неброское, что он сможет найти в ее шкафу, поэтому сейчас она буквально сливалась с темно зеленым кожаным диванчиком, на котором восседала вместе с помощником и с усердием куталась во всю ту же шерстяную шаль, скрывавшую единственное светло пятно на ее платье в виде белого под цвет ее лица кружевного воротника. На душе было так плохо, что ей хотелось бы с головой укрыться в эту теплую ткань, подождав пока все само как-то утрясется. Она успела немного освежить макияж, хотя сие действие лучше было назвать попыткой спрятать свое уставшее лицо под слоями тонального крема и консилера.
Кано взял стульчик для посетителей, стоявший возле рабочего стола начальницы и приземлился на него у столика напротив дивана. Они продолжали сидели в тишине, размышляя над тем, как же все это разрулить. Будто бы ото сна из раздумий их пробудил щелчок ручки. И в кабинете появился последний «учасник совета». Он молча вошел в кабинет и все так же безмолвно повторил за Кано, приставляя свободный стол к журнальному столику. Шинтани плеснул к себе в бокал коньяк и опорожнив его, немного насупил брови, одна из которых была рассечена. Это движение отдалось болью в ране и адвокат издал едва слышный подавленный стон, заставив Кано и Юкимура обернуться на него. Мисаки же так и не подняла на него глаза. Смотреть на друга ей сейчас не хотелось. Она успела первее оперативников опросить официантов, которые что-то видели и, хорошенько разунав обо всем, строго настрого приказала молчать касательно некоторых деталей, связанных с Шинтани. Мисаки, увы, не имела такого же сильного влияния на гостей вечера, однако была абсолютно уверенна, что те врятли смогли хорошо рассмотреть его лицо в темноте. Кроме того, она очень сильно сомневалась, что таких не последних фигур города, собравшихся вчера в зале будут нагло опрашивать ночью или же ранним утром. Время и хмель в головах сделают свое дело. И да, если она сегодня каким-то чудом переживет сегодняшний день, то вечером Шинтани придется объясниться.
— Мисаки, твоя рука… – попытался проявить тот заботу, но был решительно осечен возмущенным взглядом Мисаки. Ему было стыдно за свое поведение, но только перед ней. Не смотря на всю мягкость ее голоса ответ все равно казался довольно резким:
— Не сейчас, Шинтани.
Девушка по-прежнему сидела с опухшими пальцами на правой руке, которые к тому же были еще и деформированы из-за вывиха. Она провела с такой рукой всю ночь и даже не удосужилась обратиться к врачам, приехавшими на скорой. Остаток ночи девушка вкрадчиво прятала больную конечность в складках своей шали, поэтому ни управляющий Юкимура, ни кто-либо другой, кроме Шинтани, так и не заметили травму. Тогда ей было некогда заниматься собой любимой. Нужно было быть сильной и уверенной, чтобы дрожащий от страха перед оперативниками персонал, вдохновляясь ее стойкостью, не попадал в обморок.
А все потому, что вчера в ресторане какой-то в зюзю пьяный гость открыл стрельбу по посетителям. (Ремарка: Мисаки предстоить еще привыкнуть, что в этом маленьком и «спокойном» городке много у кого можно найти ствол, тем более самодельный). Этот придурок схватил первую попавшуюся девушку и, приставив к ее виску пистолет стал угрожать, что убьет ее за то, что та отказалась с ним танцевать. Это отвлекло Шинтани и Игараши от уже начавшейся драки. Адвокат успел хорошенько проехался по лицу соперника, забывая в порыве мести за любимую женщину о всех писанный и неписанных правилах этики юристов. Прокурор тоже не остался в долгу и нанес ответ, последствием которого и стала рассеченная бровь.
Эти два удара в полутьме, случившиеся за доли секунды, уже было успели привлечь внимание публики, как вдруг испуганный возглас пронесшийся по толпе заставил музыку остановиться и все, в том числе и выясняющие отношения юристы, оглянулись в сторону «представления». Пьяный мужчина, держа одной рукой пистолет у виска девушки, а другой ее волосы, приказал музыкантам продолжить играть, чтобы таки станцевать со своей жертвой, но те, парализованные ужасом, не сдвинулись с места. Тогда, чтобы поторопить их он выстрелил в воздух, разбив одну и секций стеклянной крыши. Посыпавшиеся осколки ранили с десяток гостей. Звук битого стекла разогнал волну визга, несущуюся далеко за пределы ресторана и музыканты, напуганные серьезностью намерений мужчины, словно вышли из транса и продолжили играть. Жертва, обхваченная сальными руками пьяницы начала медленно покачиваться с ним под музыку, в то время пистолет так и оставался у ее виска. Немудрено, что люди, оказавшиеся вблизи дерущихся Шинтани и Игараши уже и думать забыли о них, тем более на место, где они стояли, свет не падал, а учитывая тот факт, что народ и так ходил туда-сюда по залу, рассмотреть их лица, а уж тем более запомнить, у них элементарно не хватило бы времени: картина развернувшаяся в другом конце помещения была куда интересней.
Вооруженный приказал гостям продолжить танцы. Но внезапно испуганная толпа, обремененная чувством только собственного самосохранения и наплевав на жизнь девушки, бросилась врассыпную. Началась паника. Все бежали кто куда ближе стоял: в сторону кухни, к выходу, в туалетные комнаты только бы подальше от этого сумасшедшего с пушкой.
Это вызвало гнев охмелевшего гостя, жаждущего продолжения танцев и он стал не глядя стрелять в толпу. Одна из пуль попала в панорамное окно, другая в дорогущую вазу в античному стиле, осколки которой ранили тех, кому не посчастливилось оказаться рядом. Третья попала в колону в то место, где еще секунду назад была чья-то голова, после невольно потерявшая сознания у ее подножия от понимания, сколь близко была смерть. Четвертая убила охранника, который ринулся на нападавшего, понимая, что если его не остановить, то сам он этого не сделает. Лужа крови погибшего стала разливаться по белоснежному полу, вызвал новую волну криков.
«Стоять, с*ки!» - кричал разъяренный гость, все еще не выпуская свою испуганную жертву, волосы которой он уже успел намотать на кулак, – «Вернулись все место!».
Пятая пуля едва ли не лишила жизни официанта, который в последний момент успел прикрыться увесистым металлическим подносом. Вмятина осталась та еще. «Все таки на посуде экономить нельзя» - предприимчиво в истерическом порыве отметил про себя в тот момент Юкимура, восседая на полу неподалеку в попытках спрятаться за столиком и тихонечко выползти в сторону хоз.помещений. Шестой патрон бездушно лишил домика ни в чем не повинных рыбок, аквариум которых был инкрустирован в одну из внутренних стен. Вода, вместе со своими обитателям покинула в прошлом герметичный сосуд. На полу оказалась рыба, черепашки, улитки, кораллы и прочее содержимое аквариума.
«Что случилось?» - спросила выбежавшая из кабинета Мисаки у своего управляющего, успевшего шмыгнуть в коридор для персонала. Она бы узнала звук выстрелов из тысячи других. «Маленькая проблемка. Вам лучше вернуться в кабинет», - настаивал Юкимура, но отставной офицер, конечно, не прислушалась к его совету. Звук выстрелов она отличит от тысячи других.
Тем временем крики не прекращались. Люди продолжали бежали не видя ничего на своем пути. Женщины наступали на подолы собственных платьев, падали на высоких каблуках подворачивая ноги. Кто-то задел пирамиду из бокалов, наполненных шампанским и та с характерным хрустом стекла рухнула на пол. Прозрачно-желтый напиток разлившийся по всему полу смешался с кровью убитого несколькими секундами ранее охранника. Образовавшаяся жидкость быстрее воды из аквариума достигла технику: колонки и стоящие на полу софиты. Те коротнуло, свет выключился и наступила полнейшая темнота, что еще больше напугало толпу, вызвав отчаянный вопль. Несколько мужчин успели перевернуть столы, делая из них своеобразные щиты, в их числе был и Шинтани, он затащил в сторону стола лежащую рядом на полу и корчащуюся от боли в подвернутой ноге девушку. Сердце подскочило от адреналина и стало трепыхаться где-то в горле. Это было похоже на страшный сон, шутку, на что угодно, только не реальность.
Седьмая пуля попала в какого-то мужчину, но, кажется, не убила. Все это длилось каких-то секунд тридцать или чуть более того, но казалось, что целую вечность. Все это время прокурор хладнокровно и профессионально считал выпущенные пули. Он внимательно следил за происходящем будучи в опасной близости к стрелявшему, который, к счастью, не замечал Игараши, стоявшего за самой близкой к нему колоне. Куда полетела восьмая пуля прокурор уж не понял, было темно, но будучи с оружием на ты его натренированное ухо среди прочего шума отметило характерный щелчок и звук съезжающего с рамы пистолета магазина, который после упал на пол. Это конец. Игараши успел разглядеть, что у нападавшего был самый обыкновенный пистолет Макарова. В нем всего восемь патронов и все их он успел подсчитать. Кроме того, магазин уже был на полу, а значит преступник безоружен.
Не теряя ни секунды, он вынырнул из колоны, словно дельфин из-под воды, и кинулся на стрелявшего. Как вдруг почувствовал острую боль в левом подреберье. Он просчитался. Восьмой пули не было. Или просто это была 9, потому что первая оставалась в стволе при заряженном магазине? Но это уже не важно. Игараши ощутил как что-то теплое льется по его тело, а рубашка ощутимо намокла. Сжав свои так сбыстро покидающие силы в кулак прокурор с размаху ударил стрелявшего и это было достаточно, чтобы тот упал без чувств. Блондин не понимал убил он его ударом в голову или нет. Ему было плевать. Чиновник на адреналине склонился на колени и стал быстро шариться по карманам и поясу преступника. Он хотел удостоверится, что у того больше не припрятаны пистолет или запасные магазины. Мало ли. Вдруг сейчас очнется.
После решил пощупать пульс, кажется, это стоило сделать в первую очередь. Ударов он не почувствовал. «Все кончено, он мертв», - прокричал Игараши опустившейся тишине и откинулся назад, упираясь спиной о всю ту же колону. Она было приятно холодной. Его быстро одолевала пугающая слабость, а тело обдало холодным потом, хотя из-за разбитого стекла на крыше и окна в помещение проникал пробирающий до дрожи двадцатиградусным мороз. Руки мужчины предательски затряслись, прижатые к ране, и спустя считанные секунды полностью были в крови. Неожиданно он почувствовал, как болит его губа, кажется она хорошенько успела набухнуть от удара адвоката. Что ж очень вовремя. В этот момент тишина, воцарившаяся после слов Игараши была нарушена пронзающими ухом взрывами. Гости невольно вздрогнули но скорее не от испуга. Сегодняшний вечер врятли сможет их чем-то еще удивить. Из стеклянной стены, состоящий из одних только окон в пол открывался прекрасный вид на салюты, заблаговременно заказанные Мисаки. Такая же россыпь искрящихся красок на небе развернулась и над стеклянным куполом, служившем крышей ресторану.
Он улыбался, любуясь красотой за окном, думая, наверное, что это были последние минуты жизни. А с ним любовались и гости, словно завороженные после пережитого ужаса, они смотрели на те салюты и смотрели. Первая очнулась и кинулась оказывать помощь прокурору кинулась Мисаки, окуная свое алое платье в смесь шампанского с кровью и не думая о том, что занятая ею поза может раскрыть слишком много, учитывая внушающий разрез ее одеяния. За ней подтянулись и гости, подсвечивая своими телефонами все вокруг.
«А ты хорошо подготовилась, Аюдзава», - почти прошептал Игараши приложив окровавленную руку к щеке девушки. Он смотрел на девушку каким-то другим взглядом. Не тем, которым раньше. Медовые глаза хозяйки «Пристанища Зевса» были последним, что он успел увидеть прежде, чем веки его оказались непосильно тяжелыми и о не окунулся в небытие. А где-то за окном загудели сирены полицейских и скорой и все так же продолжал искрится праздничный салют…
Прошло уже порядка шести или семи часов с того момента, а щека офицера, кажется, до сих пор ощущала теплоту и влажность руки прокурора. Раз за разом прокручивая случившееся в голове Аюдзава ощущала свою вину за случившееся и не знала как ей правильно поступить.
- У Вас есть идеи, как нам быть? – спросила Мисаки, обращаясь к мужчинам. Она будто нарочно использовала «нам» имея ввиду «мне». Просто это самое «нам» дарило ощущение, что она не одна. – Снаружи дежурит пресса, приехали даже общенациональные каналы, а не только местные. Внутри орудует полиция. Этот кабинет чудом каким-то до сих пор не перевернули. Один погибший. Два десятка раненых. Мы же в не на войне какой-то! Что вообще происходит! Сколько можно! – стара переходить на крик девушка.
Впервые с момента «кровавой бойни» она позволила своим эмоциям выйти наружу, до этого старательно державшись перед глазами гостей, полицейских, напуганного персонала. С каждым ее словом обороты в ее голосе становились все ощутимее и ощутимее. Аюдзаву стала охватывать доселе копившаяся истерика. Она уже пережила войну. Она больше не хочет, хватит. Неужели она недостаточно испытаний прошла? Глаза девушки стали наливаться слезами. «Сколько можно!», - кричала она.
Шинтани резко встал со стула, что тот с грохотом свалился на пол. И крепко прижал к себе бьющуюся в истерики Мисаки, еще больше укутывая ее в шаль, пока Кано кинулись к аптечке за успокоительным, а Юкимура быстренько наливал из бутылки воду в стакан. Ее уже пол года не тревожили подобные приступы паники, но эта ночь была слишком тяжела даже для человека, чье сознание не было обременено ранее картинами войны.
- Тише, Миса, тише, - приговаривал Шинтани, ласково называя Аюдзаву так же как он делал это когда-то в детстве, - все хорошо, все закончилось. Тебя никто не обидит, мы рядом. Мы со всем справимся. – продолжал он, осторожно подавая девушке стакан с лекарством, словно боясь, что она подобно испуганному зверьку заерепенится и откажется пить.
Но голос друга детства, как и его крепкие руки, успокаивали Мисаки. Сказанное «Мы» дарило ощущение почвы под ногами и девушка послушно приняла таблетку, прекратив громкие рыдание, а после доверительно уткнулась носом в грудь друга. Как бы ей хотелось, чтобы у нее был папа, который так же защитил ее от всего. Но его, к сожалению, не было. Шинтани доселе чувствоваший как трепыхается сердце Мисаки, как у загнанного зверя, стал ощущать, что оно постепенно возвращается в нормальный ритм. Девушка затихла. А мужчины молча переглянулись, без слов понимая, что делать дальше.
У великолепной четверки ушло некоторое время, прежде чем они смогли привести себя и хозяйку «Пристанища Зевса» в порядок и сознание. Слова Шинтани о том, что ей стоит быть сильной ради Ранмы подействовали на девушки отрезвляюще и ей, признаться, стало даже стыдно, за то, что имея офицерское звание, позволила себе истерику. Минут пять они потратили, чтобы попытаться натянуть на поврежденную руки Мисаки перчатку. Но это было слишком больно, поэтому было принято решение оставить все как есть. Спрятать ее в карман было не красиво, да и не возможно – больно. С под глаз были тщательно смыты следы консилера, дабы в купе с рукой выставить Мисаки не меньшей страдалицей, чем остальных.
Юкимуру зачесали. В ход пошла и жвачка, освежающая дыхание после выпитых на нервах бокалов. Шинтани надрессировал его. Сам он с Кано планировал оставаться здесь и следить за действиями полиции. После всех эти манипуляций, четверть часа спустя Мисаки с управляющим уверенным шагом переступили порог ресторана, выходя из него словно на поле битвы. Битвы с журналистами. И те не заставили себе ждать…
Они налетели подобно саранче и стали выкрикивать свои вопросы, тыкать микрофоны в лицо. Нескончаемый поток щелчков фотоаппаратов напоминал звуки автоматной очереди. Их «расстреливали» буквально в притык не давая возможность даже нормально вдохнуть. Голова Мисаки снова предательски разболелась, ей казалось, что вот-вот упадет без сознания, но уверенная рука Юкимуры едва заметно на до долю секунду коснулись ее спины, даруя так необходимую в тот момент поддержку. И девушка, наполнив морозным воздухом легкие, начала:
- Я, Аюдзава Мисаки, как владелица «Пристанища Зевса» приношу от себя и от имени всех мои сотрудников искренние соболезнования всем пострадавшим от этой ужасной ночной трагедии. Нам очень жаль, что открытие ресторана запомнится жителям города жестоким преступлением, а не благотворительностью. Мои помощники немедленно займутся установлением круга пострадавших. Всем им будет оказана материальная помощь в лечении. Также «Пристанище Зевса» возьмет на себе расходы на похороны погибшего охранника - героя, который исполнял свой долг до конца, защищая жизни людей. Деньги, собранные во время благотворительного фуршета как и планировалось будут перечислены на счет детского дома, а также на подарки пациентам единственной в городе детской реанимации и ее сотрудникам.
- Аюдзава Мисаки, Вы не считаете себя виноватой в случившемся? Какие меры безопасности были приняты Вами, как хозяйкой заведения в этот вечер? - нагло, будто обвиняя, а не спрашивая, сказала какая-то рыжая журналистка, одетая в фирменную куртку своего телеканала.
И Мисаки растялась. Да. Она чувствовала себя виноватой. Она как и всегда положила на свои хрупкие плечи ответственность за всех и за вся. Но Юкимура нашелся быстрее:
- Аюдзава Мисаки, не будучи специалистом, в охранной сфере заключила договор с местной охранной фирмой «Дефенд» для обеспечения безопасность в день открытия. Хочу напомнить Вам, что согласно законодательству, мы не можем обыскивать каждого гостя на входе в ресторан. Подобные действия могут совершать исключительно правоохранительные органы и только после предварительного разрешения суда. Уверен, что случившаяся трагедия заставит не только «Пристанище Зевса», но и другие заведения города пересмотреть меры безопасности и поднимет вопрос об установлении металлических рамок, дабы избежать в будущем повторения случившегося. – отчеканил своей поставленной адвокат.
- Кто Вы?–кричали журналисты, - Что с Вашей рукой, Аюдзава? – не умолкали они.
- Я управляющий ресторана. Эти увечия последствие вчерашней трагедии. Все случилось так быстро, что госпожа Аюдзав не помнит в какой конкретно момент это произошло. Она заметила это только, когда все закончилось. Сейчас мы едем в больницу навестить пострадавших. Кроме того, сама Аюдзава Мисаки нуждается в медицинской помощи. Возможно у нее перелом. – объяснил Юкимура, сам не ведая причину травмы. И они вдвоем последовали от журналистов к машине.
Те, словно рой ос, облаком следовали за девушкой, заботно окруженной своими соратниками. «В каких отношениях Вы с прокурором Игараши?»,?», «Что стало причиной Вашего переезда в Небесный Порт», «Как вы считаете, это может происки конкурентов?», «Какая Ваша версия случившегося?», «Вы уже знаете кто это сделал?», «Откуда у Вас деньги на покупку ресторана?», «Это правда, что ресторан Вам купил любовник? Кто он?» - сыпались вопросы как из рога изобилия один краше другого. Юкимура сел за руль, Мисаки сзади. Машина плавно двинулась от ресторана в сторону первой городской больницы.
***
- Вы неплохо выглядите, господин Игараши, учитывая что Вам пришлось пережить, - сказал секретарь Маки заботливо поправляя подушечку на которую облакатился начальник.
Доктор запрещал ему садиться. Только час назад его перевели из реанимации в вип-палату и вид у него был не очень. Руководителю местной прокуратуры пришлось пережить спленэктомию – операцию по удалению селезёнки, поэтому он был пока что очень слаб. А еще бледный, ибо потерял много крови. Чудом удалось найти в банке четвертую отрицательную, чтобы перелить.
- У Вас определенно 9 жизней, не меньше. Вы теперь герой. Кинулись на вооруженного «бандита» голыми руками. Сами пострадали от пули. О Вас пишут на первых полосах всех местных газет. м в соц. сетях прямо таки восхваляют Ваш подвиг, - добавил секретарь, подавая ему утреннею газету. Игараши очень хотелось потешить свое алчное самолюбие. Жаль только нельзя тут курить, да кофе бы не помешал. Но, увы, обо всем этом ему придется забыть на ближайшие пару недель.
«Страсть и Стрельба: чем запомнится горожанам открытие «Пристанища Зевса» звучал заголовок, а под большими красными буквами располагалось не менее кричащее фото. На нем были изображены Игараши и Аюдзава как раз в тот момент, когда прокурор подхватил девушку, не дав ей упасть от его быстрого темпа. Левая нога девушки растянулась наискось вверх во всю свою безупречную длину, соблазнительно выглядывая из внушительного разреза на платье, в то время как мужчина уверенно положил свою руку под ее талией, не давая ее обладательнице встретиться с полом, а второй держался за ручку девушки, некоторые пальцы которой он потом невольно травмировал. Все в этой картине было чудесно. Это было воистину завораживающее фото. Только розы в зубах не хватает. Размашистая естественная поза танцоров дополнялась глубиной их взглядов: если бы только они могли испепелять, то ни бы воистину сожгли друг-друга. Их глаза встретились толи в воинственном сражении, толи в безудержной страсти, но так или иначе не могли оставить зрителя равнодушным.
Статья расположенная сбоку пестрила так же как и фото с заголовком. Автор не стеснялся использовать самые разные эпитеты, описывая случившееся: «…прокурор героически бросился спасать людей и сам едва ли не погиб в перестрелке. Голыми руками против вооруженного пистолетом преступника». Журналист также не забыл упомянуть какой же он мужественный, сильный и красивый, а также его безупречные танцевальные способности. Единственное, что не понравилось прокурору в статье, было дерзко высказанное предположение о его возможном романе с владелицей «Пристанища Зевса» единственным аргументом в пользу которого был тот самый снимок.
«Ну хоть выгляжу я на нем нормально» - подумал про себя Игараши, пока не определившись, как ему с этим быть или как это использовать.
- Что там с тем Шинтани? – спросил, блондин обращаясь к копошившемуся на тумбочке Маки.
- Все чисто, мы изъяли все материалы и просмотрели их. Никто не сфотографировал Ваш с адвокатом инцидент.
- Хорошо, а что со стрелявшим? Личность установлена? – поинтересовался Игараши.
- Да… - многозначительно ответил секретарь, пряча глаза от начальника.
- Кто это, Маки? – забеспокоился прокурор, понимая, что услышанное станет для него неприятным сюрпризом.
Тот молчал.
- Говори. – настаивал блондин не терпящим возражение тоном.
- Вам нельзя волноваться, господин Игара…
- Маки! – начинал закипать прокурор в ожидании ответа.
- Зам руководителя городской налоговой инспекции.
- Бл*ть! – ругнулся мужчина, сметая в порыве гнева все что лежало сверху на тумбочке. Теперь за налоговой будет глаз да глаз со стороны общественности, а он планировал через них надавить на эту «чертову Мисаки».
- Там было темно, все были подвыпившие. Даже я его не узнал. Изъять из редакций СМИ все флешки и фотоаппараты, которые вчера были на том вечере под предлогом сбора доказательств. Пересмотреть попал ли он в кадр. Если да, то все удалить. Его сразу утащили полицейские. Если до сих пор его имя не на слуху, то может еще успеем. Найди кого-то внешне похожего на него.
- А как же девушка, которой он угрожал пистолетом? Она ж узнает его.
- Это тоже нужно решить. Ситуация и так шаткая. Мы до сих пор не нашли «монтажера» того.
- Будет сделано, господин Игараши.
***
На душе было по меньшей мере противно. Руки лихорадочно мяли подол платья, мысли протестующе разбегались в разные стороны в тяжелой голове и отдавались тупой болью в висках. Если бы Игараши сам едва ли не погиб в ночной потасовке, то Мисаки могла бы с полной уверенностью обвинить его в происшествии, но от этого легче не становилось. Так или иначе ей придется свершить этот акт благодарности и переступить порог его палаты, перед закрытой дверью которого стояла старший офицер уже добрых минут пять, если не больше. Девушка всячески пыталась оттянуть этот момент предварительно заглянув к остальным пострадавшим с букетами цветов, которую она с помощниками купили по дороге в больницу, после чего все же заглянула к своей преподавательнице Хедо, возглавлявшей здешнее отделение травматологии, дабы та помогла ей с рукой. Благо, оказалось, что это был лишь вывих, без каких-либо переломов, не считая небольшой трещины. Правда ей все же пришлось наложить гипс, поэтому ближайшее время Аюдзаве будет вынуждена ходить с перебинтованной рукой. На оправдание девушки о причине травмы Хедо лишь молчаливо покосилась на девушку. Она не первый десяток лет работает в этой сфере и вполне себе в состоянии отличить «случайно ударилась о что-то» от намеренно нанесенных увечий. Но доктор все же решила, что в данным момент не место для выяснения обстоятельств, оставив этот вопрос на потом.
Что касается следовавшей по пятам прессы, то она оправдала все ожидания, бесцеремонно вломившись в больницу, попутно получив нагоняй от местной уборщицы, так старательно на начищающей больничные коридоры. Они жадно фотографировали каждый шаг Аюдзавы, чем очень раздражали ее, но Юкимура успокаивал девушку, что это необходимо для ее репутации, поэтому Мисаки послушно выполняла наставление своего помощника и по совместительству пиар-менеджера, сдержано улыбаясь пострадавшим, вручая им букеты, и интересовалась их самочувствием. Старший офицер, конечно, искренне переживала за них и испытывала необоснованное чувство вины за случившееся, но она предпочла бы выражать свою заботу о них без присутствия прессы. Девушка предварительно подчеркивала во всеуслышание благотворительные цели организованного фуршета, в последствии превратившегося в кровавое побоище, но только лишь с целью привлечь внимание в предновогоднее время к детским домам и необходимости всячески помогать им. Поэтому это представление ее порядком выбесило.
Осталось отыграть последний акт сегодняшней трагикомедии, чтобы на наконец-то убежать со сцены и спрятаться где-то в за кулисье, так что, собрав все свои посредственные актерские способности в кучу, девушка постучалась и после короткого «войдите» неуверенно нажала на дверную ручку. Та с легкостью поддалась и впустила очаровательную посетительницу, плечи который были покрыты белым халатом, а руки милым букетиком и бумажным пакетом. Пережить самое сложное – встречу с Игараши.
