Пристанище Зевса

      Новогодние праздники были в самом разгаре. Веселились все – от мала до велика. По утрам жители Небесного порта упорно доедали салаты. К вечеру все собирались в парк, на новогоднюю ярмарку. Чего там только не было: пряной, ароматный глинтвейн для взрослых, аппетитные чебуреки, что жарились на глазах у покупателей, тысяча и один вид горячих чаёв и кофе, восточные сладости, карамельные петушки и много других вкусностей.       Ряды временных деревянных лотков, где обосновались торговцы, стали самым популярным местом для фото. Аутентичные, в стиле деревянных срубов, они словно переносили посетителей на пару веков назад, а антуражные гирлянды лампочек, что светили золотистым светом, в купе с другими украшениями делали это место самой популярной точкой во всем городе. Меж магазинчиками можно было сфотографироваться с мультяшными персонажами, разными переодетыми героями из фильмов и комиксов. Нашли себе место здесь и уличные музыканты, фокусники, продавцы светящихся шариков и прочей яркой лабуды.       И только «Пристанище Зевса» в парке было будто бы в стороне от развернувшегося веселья. Рядом с ним звуки веселья и радости, доносившиеся с ярмарки становись приглушеннее, отдаваясь эхом, где-то в дали, хоть лотки и находились буквально в десяти-пятнадцати метрах.       Ресторан требовал ремонта. В частности, пострадала крыша, которая нынче была затянута брезентом, что временно заменял стекло. Замены также требовал огромный на всю стену аквариум, столы и прочая мебель, пострадавшие во время «кровавой бойни», колонки и многое другое. От одной только мысли о том, сколько Мисаки придется выложить за все это, девушка приходила в отчаянье. И это не говоря уже о том, что практически все окна в ее доме были разбиты «поздравлением» много уважаемого Игараши. И если бы дело было только в деньгах. Праздники. Ни одна организация по установки окон не работает как минимум числа до десятого. А доплатить сверху «за срочность» бывший офицер просто не могла себе позволить. Придется подождать.       Жить в доме, где температура была не многим больше, чем на улице было невозможно. Тем более с ребенком. Посему Аюдзава переехала с ним в ресторан. К счастью, хозяйственные помещения не пострадали, в отличии от банкетного зала. В кабинете Мисаки был диван, который можно было разложить и на котором они с Ранмой прекрасно умещались. Кухня, как ни странно, в ресторане тоже была. Проблем с банными процедурами можно было не боятся. В ресторане находилась душевая для персонала, где после изнурительного дня у раскачегаренной плиты, работники могли освежиться. Доктор Хёдо, как и другие ее немногочисленные знакомые поначалу уговаривали девушку на время обосноваться у них. Но после бросили эту затею. Мисаки ни в какую не поддавалась.       Во-первых, она была полна уверенности, что случившееся исключительно ее проблемы. Она считала дурным тоном беспокоить кого-то, особенно, когда кров у нее есть. А, во-вторых, следы от ночи в полицейском участке все еще не сошли и бывший офицер никак не хотела, чтобы кто-нибуть их заметил. Она даже предусмотрительно прикрывала лицо медицинской маской, пряча разбитую губу. Необходимость ношении она первую неделю объясняла простудой и старалась как можно меньше видеться с друзьями, а также с Юкиморой, решая мак можно больше вопросов посредством месседжера.       Шинтани пришлось вернуться по работе в Америку. Чикаго никогда не отдыхает. Он решил объясниться в чувствах позже. Как бы не пытался мужчина уговорить свою подругу детства уехать с ним, она не соглашалась. В Небесном Порту ее держал не только ресторан – она была полна решимости разобраться, что же случилось в ту злополучную ночь, когда убили Сузуну. Эта маниакальная идея не одобрялась Шинтани. Он не мог в открытую выразить свою позицию, боясь задеть нежные чувства девушки, в один момент потерявшей сестру и мать. Адвокат предпринимал мягкие попытки убедить Мисаки, что этим она все равно не вернет дорогих сердцу людей, напротив – подставит единственного, кто у нее остался, Ранму. Но вот только чего-чего, а упёртости ей было не занимать. В свои далеко за двадцать, старший офицер успела «хлебнуть» жизни и даже о посредственно разбиралась в тонкостях криминального мира. Негласное правила которого гласило – детей трогать нельзя. Она понимала, что эта догма применима не везде и далеко не всеми. Но участники этой игры, по всей видимости, были или слишком высокого ранга, чтобы трогать детей, или слишком высокого, чтобы остановится перед чем-либо.       Тем не менее, занятия делами насущими, такими как месть, к примеру, или вопросы восстановления ресторана, никоим образом не отменяли дел духовным. Утром седьмого января, на Рождество, Мисаки отвела Ранму в садик, а сама поспешила в старую часть города, на рынок. Там, среди старинных зданий, в окружении которых находился непосредственно сам базар, находился храм Александра Невского. Старинная церквушка, девятнадцатого века пусть и была небольшой, зато оставалась любима в народе. И дело было не только в ее внешнем облике. Красивые глубокого матового синего света купола украшали прямо-таки волшебные золотые восьмиконечные звезды, с удлиненными верхним и нижним кончиками. До того сказочно выглядели они, словно купола были сотканы из кусочка ночного неба.       Отличалась храм и священнослужителями. Они, в отличии от некоторых их коллег из других храмов, были образцом для прихожан. Жизнь жили не праздную, постов придерживались, моральный облик соответствовал. По крайней мере, большинство из них. Мисаки решила пройтись туда пешком. Идти было недалеко. Воздух свежий, морозный, а красота старинных построек, коими она любовалась, не могла быть испоганена даже современными торговыми рядами.       Перекрестившись, да поправив роскошный синий шерстяной платок, украшенный причудливыми цветами, девушка без задней мысли вошла внутрь. Она немного припозднилась, служба уже началась, а потому стать пришлось в конце, за всеми остальными прихожанами. Постепенно в храм приходило все больше и больше народу и девушка оказалась зажата со всех сторон. В силу своего невысокого роста, она не видела священника.       Поэтому, вместо того, чтобы созидать затылки горожан, она принялась рассматривать внутреннее убранство церкви. А оно, в свою очередь, было ничуть не хуже внешнего. Иконы, золотистые выпуклые вензеля, витражи, роскошные люстры. Самое настоящее барокко. Столько деталей было, столько мелочей и ни одна из них не казалась здесь лишней.       Рассматривание сего чуда, сотворённого руками человека во имя Господа, под размеренное пение священника да аромат ладана, действовало на девушку успокаивающе. Голова очищалась, мысли избавлялись от тревог и Мисаки всем своим естеством ощущала в этот момент единение с Богом. Покуда спиной не почувствовала, как кто-то буквально дышит ей в затылок. Стоит прямо таки неприлично близко к ней.       Мисаки медленно обернулась, дабы заставить наглеца отодвинуться. Но стоило ей увидеть, кто стоял за ней, а резко дернулась, пошатнулась на ногах и так бы и упала спиной назад, если бы ее резко не подхватили под руку. Крупные мужские пальцы без труда почти полностью обвили конечность девушки, не смотря на внушительной толщены пальто. Больно впились в нежную плоть, ссадины на которой все еще не успели зажить. — Какая встреча, Аюздава. – подобно змею прошипел Игараши, склонившись над девушкой.       Его ядовитые речи опаляли ухо, вызывая желание отмыть последнее с хозяйственным мылом. Прокурор продолжал сжимать руку девушки, пусть придерживать ее уже не было необходимости. Игараши чувствовал, как его захлестывает нездоровая волна удовольствия, когда он делает ей больно. И в то же время, где-то глубоко под ребрами ныло. Глаза невольно цеплялись за губы девушки, неприкрытые маской. Они досели сохраняли на себе следы былого насилия, напоминая ему, сколь низко с ней обошлись по его вине. Жаль только оттолкнуть его не было возможность, вокруг толпа, они буквально зажаты, да и устраивать драку в храме… Идея не из лучших. Хотя, с другой стороны, за изгнание дьявола Мисаки должно было бы прилететь благословение свыше. — Еще какая, господин прокурор. Уж где-где, а здесь я Вас не ожидала увидеть. Решили осквернить святое место своим присутствием? – резко ответила она, не распыляясь на вежливости.       Приходилось говорить шепотом, дабы не мешать остальным прихожанам. Но даже эта тихая речь была полна ненависти из презрения, что так и лились из уст девушки. Слишком мало времени прошло с новогоднего «сюрприза», чтобы найти в себе силы говорить с этим человеком спокойно. — Вы мните меня таким чудовищем? –наигранно удивился Игараши, переходя на интимный шепот. — Хуже. – почти беззвучно ответила девушка. — Ну что Вы. Если вы из-за того случая в участке, то будьте уверенны – все причастные к этому недоразумению наказаны. — Сомневаюсь. — Сомневаетесь, что наказаны? — Сомневаюсь, что все. – сказала Мисаки, надеясь, что разговор на этом исчерпан, но у Торы были другие планы. — Как там Ранма? Славный мальчишка, надеюсь, он не сильно испугался тогда? – спросил прокурор. На самом деле он действительно переживал за ребенка, чувствуя вину, что не просчитал все. Но, как это всегда было, свои переживания он прятал за издевательским тоном, чем вызвал у Мисаки бурную реакцию. — Не смей даже имя его произносить? – чуть не сорвалась на крик Мисаки, схватив его за грудки. Даже на «ты» перешла на эмоциях. Жест откровенно смешной и нелепый. Что она, женщина едва ли достающая ему до плеча в прыжке, сможет сделать ему, статному, крепкому мужчине. Как слон и моська. Котенок, бросившийся на льва. Игараши не пытался противиться ей. Даже руки из карманов не достал. Позволил ей ухватить себя своими миниатюрными ручками, насмешливо глядя на нее сверху вниз. И дело было не только в росте. Неожиданный выпад Мисаки не остался незамеченный прихожанами. Как бы не пыталась она сдерживать себя, получилось громче, чем хотелось бы. Люди, стоявшие рядом, стали оборачиваться на них. Мисаки не оставалось ничего другого, кроме как отпустить Игараши. Она бы с превеликим удовольствие покинула службу. Но толпа вокруг была довольно плотной, чтобы без лишнего шума выбраться. Поэтому девушка решила отбыть службу до конца. По завершению люди стали подходить к коробке с пожертвованиями и бросать туда деньги. Рядом с коробкой на стол некоторые горожане клали одежду для нуждающихся, еду, а также корма для животных приюта. Прокурор тоже не остался в стороне сего действия. «От грехов, наверное, откупается», - подумала Мисаки. То ли природная внимательность к мелочам, то ли военный вышкал, но девушка заметила одну интересную деталь. Игараши, ловко и быстро завернул очень крупную купюру в двадцатку и, подойдя к коробке, кинул в нее. Этот жест на мгновенье ввел в ступор бывшего офицера. Но она быстро прогнала от себя эти странные мысли. Протолкнувшись к столу, она наконец-то совершила пожертвование и, перекрестившись, покинула храм. На выходе стоял прокурор, в небрежно расстегнутом пальто. Мужчина курил, сосредоточенно думая о чем-то. Мисаки выпорхнула и попыталась как можно скорее скрыться с глаз долой. Она уже прошла мимо, как вдруг он окликнул ее: — Что тебя держит здесь, Аюдзава? Ты ведь не только из принципа держишься за «Пристанище Зевса»? – спросил Тора, догадываясь о настоящих причинах. Мисаки замерла на месте. Но даже не обернулась. Уж больно противно ей было смотреть на прокурора. — Вас это не касается, господин Игараши. — Касается. – не терпящим возражения тоном сказал Игараши. – Меня касается все, что связано с моим рестораном. — Не переживайте Вы так понапрасну. – ответила девушка. – Вы все равно его не получите. И удалилась восвояси. — Посмотрим. – ответил тот сам себе, затушив окурок.