EVERYTHING TO EVERYONE.

      Посетив около десятка концертов Гарри, я могу с полной уверенностью заявить, что ни один из них не был похож на предыдущий. Естественно, к каждому новому выступлению я узнаю его все больше, и, возможно, мое мнение можно было бы назвать предвзятым, но я сделала этот вывод не потому, что знаю, что у него внутри. Дело было в том, что в каждом городе он отдавался музыке как-то по-особенному. Не знаю, зависело ли это от настроения, публики, погоды, площадки или еще чего-либо, но он всегда был разным: то сексуально двигался в такт медленным мелодиям, отчего зал буквально сходил с ума, то смущался, когда слышал, как фанаты кричат, что любят его, то дерзко бегал по сцене, потрясывая волосами как рокер с сорокалетним стажем… Никогда нельзя было угадать, каким он будет в следующий раз.       Наверное, именно поэтому я так любила его выступления, и дело уже было вовсе не в атмосфере, которую со мной разделяли тысячи людей (хотя и она, несомненно, была чудесной), а в нем, и в том, как он преподносил себя. Он умел гипнотизировать, приковывать к себе взгляд, заставлять человека почувствовать дрожь от одной только высокой ноты… В общем, я влюбилась в каждую деталь его образа, характера, внешности, и все никак не могла понять, испытываю ли я эти чувства к нему, как к музыканту, или как к молодому мужчине, который интриговал меня с новой силой каждый день.       Мы с отцом уехали сразу после концерта (он сказал, что нужно успеть на заправку и еще по кое-каким делам), поэтому я не смогла переброситься с Гарри и парой фраз. К счастью, уже сегодня мы снова окажемся в автобусе вместе, а завтра сможем даже пообщаться какое-то время, и это не могло меня не радовать, особенно, если учесть факт, что гнев отца по отношению к Гарри сменился на милость. Может, он и не хотел, чтобы я сближалась со Стайлсом, но сейчас, по крайней мере, хотя бы не возражал против нашего с ним общения.       Пока папа занимался своими делами я, впервые за долгое время, набрала Майка: честно говоря, я успела ужасно по нему соскучиться за те несколько недель, которые была в туре. В одну из ночей, когда мне было очень тяжело без друзей, я представила, что было бы, если бы он тоже поехал с нами. Первые секунды я радужно фантазировала о том, как мы прогуливаемся по разным городам, ходим в музеи, рассматриваем картины на выставках, но потом… Потом я осознала, что все стало бы намного сложнее, чем сейчас, ведь будь Майк здесь – я бы не смогла бывать наедине с Гарри, и, возможно, даже не узнала бы его так, как сейчас. В тот же вечер я подумала и про Рейчел, но ее я явно не хотела представлять в автобусе вместе с нами, и это было вовсе не потому, что я не скучала (в ту ночь я тосковала по ней до безумия), а скорее, по той причине, что она идеально подходила под те слова, которыми описал меня Гарри во время нашей первой встречи. Именно так бы Рейчел себя и вела: смотрела бы ему в рот, фотографировала, надоедала своими вопросами… Словом, здесь (как бы ужасно это ни звучало) ей было не место.       Кстати, в последнее время я стала думать о ней намного меньше, чем раньше. Да, разумеется, мне все еще было грустно потому, что мы никогда не ссорились так надолго, но я стала понимать, что раз она так и не ответила мне ни на одно сообщение (а написала я их, наверное, около сотни), значит, не так и дорога ей была наша дружба. Несомненно, я допустила ошибку, не сказав ей о том, что уезжаю, но я миллион раз извинилась и попыталась исправиться. Сколько раз человек может каяться в своих грехах до тех пор, пока ему не станет все равно? Наверное, я уже находилась очень близко к этой стадии, потому что с каждым прожитым днем мне все меньше было нужно ее прощение.       Майк был очень рад меня слышать и уйму раз извинился за то, что давно не звонил. Он сказал, что буквально недавно закончил свою статью, и уже отправил ее на одобрение главному редактору. - Это же здорово! – воскликнула я, когда он рассказал подробнее о своем труде, - обязательно отложи копию журнала для меня! Буду всем рассказывать, что когда-то дружила со знаменитым ученым, и даже сохранила его первую работу. - Только хвастаться сможешь лет через пятьдесят, не раньше, - рассмеялся в трубку Майк, - едва ли меня будут разрывать на части агенты после первой статьи. Возможно, она вообще им не понравится, и стану я не знаменитым ученым, а знаменитым бомжом, прославившимся своим грандиозным провалом. - Шутка хороша, а вот ирония уж слишком самокритична, - я не могла перестать улыбаться, вспоминая наше школьное время, когда он постоянно шутил на тему своих неудач, - ты много работал и поэтому у тебя все получится. Я в тебя верю.       На пару секунд в трубке повисло неловкое молчание, и мне даже показалось, что Майк воспринял эти слова как проявление симпатии, хотя они были лишь дружеской поддержкой с моей стороны. - Спасибо тебе, Кэти, - парень грустно выдохнул, - ты всегда знаешь, что сказать. Я очень рад, что ты позвонила, потому что безумно по тебе скучаю. Поверить не могу, что мы не виделись уже несколько недель…       Забавно, что Майк сейчас сказал именно то, о чем я думала пару часов назад. Несколько недель… Как же сильно все изменилось за это время: мой круг общения, отношения с отцом, мировоззрение, да и я сама… В последнее время меня не покидало чувство, что я как будто повзрослела и увидела не тот мир, который показывают детям родители, дабы их уберечь, а настоящий, жестокий, и кровожадный, полный трагических событий, незаслуженных смертей и несправедливого отношения. Раньше я и представить не могла, что все это может быть чьей-то реальностью, а в итоге, по иронии судьбы, стало моей. - Расскажи мне, как Америка? Уже успела покорить Голливуд? - До Голливуда я, к сожалению, не доеду, - когда мой звонкий смех раздался по всему автобусу, папа, удивленно посмотрев на меня, спросил, с кем я так оживленно беседую, и улыбнулся, когда я шепнула ему, что уже полчаса болтаю с Майком. Слава богу, он не сказал очередную реплику о том, как неплохо нам с ним было бы сойтись, так что я спокойно смогла продолжить разговор, - мне нужно быть в Беркли чуть раньше, чем кончится тур, так что я, пожалуй, оставлю Лос-Анджелес Гарри Стайлсу.       Еще какое-то время я просто валялась в кровати, рассказывая Майку о всех тех местах, которые мне довелось посетить, и думала о том, как же иногда приятно просто поговорить с другом, не усложняя это общение никакими отношениями. Возможно, симпатия людей слишком часто усложняет то, что всегда должно оставаться простым и понятным. - Вот мы снова и встретились, - услышав голос Гарри, я невольно вздрогнула. Черт, который час? Неужели я все это время проболтала с Майком и даже не заметила, что скоро отправляется автобус? - Секунду, - прошептала я Стайлсу, продумывая, как можно поскорее закончить разговор. Естественно, я была бы рада поболтать с Майком и полночи, но только не тогда, когда рядом будет спать уставший после концерта Гарри. Он итак не высыпается и работает на износ в последние дни, не хватало еще, чтобы я мешала ему отдыхать, - Майк, я позвоню тебе завтра, ладно? Мне нужно бежать. - Кэти, все хорошо? Что случилось? – настороженный голос Майка дал мне понять, что он, наверняка, услышал слова Гарри и от этого заметно напрягся, - кто это? - Я объясню все потом, - черт, Майк, неужели ты не понимаешь, что я не могу сейчас тебе ничего объяснить? Ты же в курсе про подписку о неразглашении, - пожалуйста, не обижайся. Спокойной ночи. - И тебе. Кэти, обязательно завтра позвони.       Промычав в трубку невнятное «угу», я тут же нажала на кнопку окончания вызова. Обернувшись в сторону Гарри, я поняла, что он все это время увлеченно за мной наблюдал, пытаясь понять, с кем это я так поспешно прощалась. Спустя пару секунд он лег на кровать рядом с моей и, вопросительно приподняв бровь, спросил: - Кэти, а кто такой Майк?