***
Сокджин мысленно благодарит сам себя, что послушал Чжиын и надел рубашку с длинным рукавом поверх футболки. Ветки кустарников то и дело цепляют его за руки, когда они пробираются сквозь зелень вглубь леса. К концу дня он точно был бы весь исполосован. Он опасливо озирается по сторонам, больше всего боясь повстречать здесь какое-нибудь дикое животное или змей, которых он панически не переносит. Кто-то ляпнул, что здесь могут обитать гепарды. У него нет настроения становиться чьей-то закуской, честное слово. Его уже успела испугать мартышка, перепрыгнувшая с одного дерева на другое, и он едва не поседел от страха, пожалев, что вообще сунулся в лес. А уж когда над ними пролетает тукан, так он вообще был готов, как в армии, упасть плашмя и накрыть голову руками. Джин сам не знает, зачем согласился идти, когда парень по имени Джексон позвал его с ними, сказав, что он выглядит спортивным, а ходить придется много и долго. И он действительно таким и выглядел, но это была скорее его обязанность как публичной персоны, нежели собственный выбор. Его бы воля — в тренажерный зал его бы никто не загнал. Максимум йога или пилатес раз в неделю. Ему было бы этого достаточно. Он идёт последним, смотря в спины Джексона и Уёна, и мечтает, чтобы этот остров быстрее закончился. Они прошли вдоль берега в противоположную от самолёта сторону и решили, что это действительно похоже на остров. В планах было ещё и обойти его вокруг, попробовать выйти к самолету с другой стороны, чтобы понять хотя бы примерный размер территории. Из приятных находок они обнаружили, что если пройти подальше, то можно найти не только кокосы, которые есть повсеместно рядом с их разбитым лагерем, но и бананы, папайю, а также большие зелёные плоды, названия которых Сокджин не знает. Джексон сказал, что они точно съедобные, на что Уён недоверчиво поинтересовался, откуда такая уверенность, на что тот ответил, что Гавайи — его второй дом. Еду они решают захватить на обратном пути, когда будут возвращаться, а сейчас лучше сосредоточиться на том, чтобы успеть посмотреть как можно больше и желательно найти пресную воду. Всё же, им нужно что-то пить и где-то мыться. Солёный океан для этого совсем не подходит. Воды из самолета у них не так уж много, учитывая, как сильно мучает жажда от изнуряющей жары. Некоторые уже начали паниковать, увидев, сколько питьевой воды осталось, а они на острове всего лишь сутки. И когда будут спасены всё ещё неизвестно. К их счастью, им попадается совсем маленький ручеёк, похожий на горный. В нём сложно даже ополоснуть руки, но они идут по ходу его течения, чтобы узнать, куда он впадает. Может, им повезет, и они выйдут на источник пресной воды. Уже только это будет означать, что у них есть все шансы выжить на этом острове. Воодушевления появляется больше, и даже у Джина, опасливо озирающегося по сторонам, поднимается настроение. — У моей девушки в спальне висит постер с твоим изображением, — нарушает молчание Уён, немного замедляя шаг и оборачиваясь на Сокджина. До этого они шли в основном молча, переговариваясь лишь по делу. Джексон тоже оборачивается, заинтересовавшись разговором. Он бросает на Джина беглый взгляд и переводит его обратно себе под ноги — они втроем уже успели уяснить, что отвлекаться чревато как минимум лишними ссадинами, а как максимум можно и травму схлопотать. Пробираться по зарослям необитаемого тропического леса — это не по тропинке прогуливаться. — Постер? — переспрашивает Джексон. — Ага, — кивает Уён и указывает большим пальцем назад на Джина. — Он актёр, ты не в курсе? — Не узнаю, — встряхивает головой Джексон, снова оборачиваясь и всматриваясь в его лицо. — Где снимался? — В основном в корейских фильмах и дорамах, — отвечает Джин. — Надеюсь, мой постер не сильно тебе мешает, — усмехается он, обращаясь к Уёну. — О, нет, что ты. Обожаю видеть твоё лицо хотя бы пару ночей на неделе. Джексон смеётся, оценив шутку. — А вы чем занимаетесь? Куда или откуда летели? — интересуется Джин. Ему не то чтобы впрямь интересно — на самом деле, вне камер он довольно закрытый до общения с незнакомыми людьми. Может, так было не всегда, но последние годы он ощущает себя уставшим и абсолютно не социальным. Но, решив, что им непонятно сколько времени здесь существовать вместе, всё же заговаривает. — Я профессионально занимаюсь борьбой. — Джексон трясёт одну из пальм, и ему в руки падает спелая связка бананов, которую он делит на троих. — Летели с Кёнсу в Корею на встречу по работе. — Вы типа друзья? — спрашивает Уён. — Вроде того. Часто пересекаемся по работе. — А ты? — обращается Джин к Уёну. — Летал с отцом в Штаты. Там открылся филиал его компании, и нам нужно было присутствовать на этом открытии. Мы возвращались домой в Сеул. — Сожалею о твой потере, — тише говорит Сокджин. Уён, поникнув, только кивает в ответ и отворачивается. — Да, парень, — вздыхает Джексон, смотря на него с сочувствием, и тянется, чтобы похлопать по плечу. — Это ужасно, на самом деле. Так рано потерять родителя, при таких жутких обстоятельствах. Но у тебя же остался брат, да? — Он мне не брат, — грубо обрывает его Уён. — Нет? — Джексон переглядывается с Сокджином. — Мы из разговоров поняли, что вы братья. — Сводные, вроде как. Или как это называется. Я понятия не имею. Отец нагулял его, когда я был малым. — Ясно, — они синхронно кивают, предпочитая не развивать неприятную тему. Дальше идут снова молча, перекусывая на ходу бананами. Время, наверное, уже обеденное, и Сокджин думает о том, что съел бы сейчас чего-нибудь более существенного, чем фрукты. Но этому суждено остаться мечтой. Все его постоянные диеты, во время которых он ест одни овощи да нежирное мясо птицы, теперь кажутся детским лепетом. Всего третий банан за утро, а у него уже поперек горла встает. На поиски воды уходит много времени. Ноги гудят, тела потные от жары и тропической влажности. Ужасно хочется помыться. Джин согласен даже просто искупаться в океане, даже зная, что потом будет чесаться от соли. Они уже начинают терять надежду, решив, что ручей ни к чему их не приведет, но он всё же приводит. Они как дети радуются, когда находят водопад, впадающий в маленькое озеро с прозрачной водой, и Джексон пробует её первым. Она прохладная и на вкус, по его словам, вполне пригодная. Они второпях ополаскиваются, под водопадом набирают воду в бутылки, прихваченные с собой, после чего, немного обсохнув, раскладывают их по рюкзакам и выдвигаются обратно в лагерь, выйдя из леса на береговую линию и направляясь вдоль неё. Вылазку в лес можно считать вполне успешной. Джин чувствует себя почти человеком, когда ощущает свою кожу относительно чистой. Ещё бы волосы промыть шампунем. Он обязательно сделает это позже — расчесывать кожу от соли и пыли ему порядком надоело.***
Оставшись в их импровизированном лагере, Дахён, Чжиын, Кэти, Минджи, Чонгук и парень, который молчит, принимаются за сортировку, как только съедают по порции сырников, запивая их кокосовой водой. Чемоданов много, отчего есть надежда, что там найдется много нужных и пригодных для использования вещей. Им необходимо отсортировать вещи первой необходимости и поделить их на всех, чтобы никто не остался обделён, а также понять, сколько они так смогут протянуть. Стоит только закончиться зажигалкам или спичкам — и они останутся без горячей воды, а это уже очень плохо. Последнее озвучивает Чонгук, и у Дахён наворачиваются слёзы. Он прикусывает губу, решив, что лучше не говорить об этом вслух. Все и так всё понимают. От его пессимизма никому не полегчает. Сначала в одно место они сносят чемоданы, разбросанные по берегу. Чжиын сидит одна, пока Чонгук, немой парень, Кэти и Дахён складывают их вокруг неё. Её лодыжка всё ещё отёкшая и болит, поэтому она почти не ходит, а если и приходится, то только с помощью Сокджина, который почти всегда рядом с ней. Позже, пока девушки разбирают вещи, которые были на берегу, Чонгук вместе с парнем идет к самолёту, чтобы вытащить оттуда оставшиеся чемоданы. У него свербит в груди назойливый страх наткнуться на трупы, но, к облегчению Чонгука, тел уже нет. Он вслух не признается, чтобы не выглядеть размазней, но вид мертвых тел приводит его в настоящий панический ужас. Только чуть дальше от самолета, ближе к лесу, он видит, как мужчины копают яму. Он замечает краем глаза мертвых и спешит отвернуться. Чонгука передергивает. Останки самолета теперь выглядят пустыми. Две палубы оторвавшейся носовой части, на которых остались только кресла, мусор, разбросанные вещи и висящие кислородные маски, да багажный отсек, из которого виднеются чемоданы, которые не выбросило в океан и на берег. Чонгук, забравшись туда, оглядывает их. Багажа так много, что, кажется, сохранилась большая часть, и им это только на руку. Он помогает подняться в отсек парню, и на пару они скидывают все чемоданы вниз. Затем, забравшись с трудом на нижнюю палубу авиалайнера, успев поскользнуться и больно садануть спину о кусок обшивки, Чонгук принимается открывать верхние полки с ручной кладью, чувствуя жгущую боль в области лопаток. Рюкзаки и маленькие чемоданы с кладью они также выбрасывают наружу, на песок. Запах, уже появившийся в салоне, он пытается игнорировать. Скинув все чемоданы вниз, они по нескольку за раз перетаскивают в лагерь, волоча их по песку. У девушек в четыре пары рук работа идёт быстро. Они о чем-то болтают, сортируя вещи. Чонгук не вслушивается, уходя снова к самолёту, чтобы забрать оставшиеся чемоданы. — Скажи, как к тебе можно обращаться? — неловко спрашивает Чонгук у парня, имени которого все ещё никто не знает. Он так и молчит, ни с кем не контактируя даже взглядами. — Просто это как-то… странно. Тот поворачивается к нему на секунды, после чего тихо вздыхает и поднимает мелкую ветку с песка, начиная выводить на нем буквы. Чонгук наблюдает за его растрепанными черными волосами, которые развевает легкий ветер, подувший с океана. Парень выглядит зажатым и нелюдимым, что выдают даже его узкие сутулые плечи, и его становится жаль. Наверное, ему придется здесь сложнее, чем остальным, ведь они хотя бы могут друг с другом поговорить. Парень же выглядит совсем одиноким. Он заканчивает выводить свое имя и отбрасывает ветку в сторону. — О, хорошо, — улыбается ему как можно дружелюбнее Чонгук, прочитав имя на песке. — Ноа. Буду называть тебя Ноа. Ноа, развеяв свое имя на песке пяткой, перешагивает то, что осталось от букв, и идёт дальше, никак не отреагировав. Чонгук, простояв несколько мгновений, смотря на его удаляющуюся фигуру, следует за ним. Дахён и Чжиын к их возвращению с последними чемоданами уже перебрали часть вещей, рассортировав их по освободившимся чемоданам. Минджи, перевязав длинные, спутавшиеся волосы платком, пересчитывает зажигалки и спички, которые они смогли найти, и перекладывает их в небольшую непромокаемую сумку на замочке, на вид чью-то бывшую косметичку. Кэти, отыскав средства для загара, наносит спрей на тело, растирая его ладонями. Чонгуку бы тоже не помешало — уже чувствует, как обгорел его нос. Наверняка скоро он будет болеть, а потом облезет. — Как успехи? — спрашивает он, когда они с Ноа усаживаются рядом с девушками. — Неплохо, кажется, — кивает Дахен, прокручивая между пальцев швейцарский армейский нож. — У нас точно есть средства гигиены на всех, ножи и одежда. И шоколадные батончики. Есть еще немного лекарств. Хорошо, что люди берут с собой необходимое. Чонгук цепляется взглядом за красный нож с узнаваемым логотипом в виде белого креста в её руке. В груди при виде него становится тяжело, будто на неё опустили целый мешок сожалений. — А… где ты это взяла? — В одном из чемоданов. Это твоё? — Нет, это… моего отца. Он всегда брал его с собой. Он был для него дорог. — Ох. — На её лице возникает искренняя скорбь, и она без вопросов протягивает складной нож Чонгуку. — Спасибо, — негромко благодарит он, и прячет нож в кармане джинсов. Чонгук проходится взглядом по чемоданам, лежащим напротив них: в одном из них лежат только предметы гигиены — всё, что мылится, а также новые зубные щётки, явно из отелей, и бритвенные станки. В другом, маленьком, лежит всего несколько вещей — пара коллекционных на вид ножей в красивых чехлах, одни ножницы и несколько маникюрных наборов. В третьем чемодане солнцезащитные средства и лекарства. Всё, что не имеет особой значимости для выживания на острове, решили складывать в одно место, откуда самостоятельно каждый может взять то, что ему нужно. Туда были отправлены книги и журналы, большая часть одежды и аксессуаров вроде солнцезащитных очков, платков, кепок и шляп. Все найденные гаджеты по несколько раз перепроверены: ни один из них не ловит сигнал. Ни у берега, ни у леса. Они складывают телефоны и планшеты отдельно, решив, что нужно будет пробовать ещё и ещё, пока у них не сядут батарейки. Невозможно не цепляться за хоть какую-то мнимую надежду на спасение. Может, у них даже получится найти наиболее высокую точку на острове и попробовать поймать сигнал с неё. Чонгук выбирает себе несколько футболок, узнавая в них вещи отца, шорты, кепку и резиновые шлепки. Ладони подрагивают, пока он складывает в аккуратную стопку одежду. Он никогда не был близок с отцом, прекрасно понимая, что Уён для него куда важнее, ведь он рядом, а Чонгук на другом континенте. И пусть папа старался давать ему все: свое внимание, будущее, образование, деньги, Чонгук все равно ощущал огромную пропасть между ними, будто Уён и отец — константа, а он отдельно от них. Теперь же, когда от отца осталось только немного вещей, которые он брал с собой в поездку, у него внутри невыносимо пусто. Рядом с ним сидит Минджи, и он изо всех сил терпит, чтобы не раскиснуть. Показывать слабость на людях он ненавидит. Молча перебирает вещи, думая, заберет ли что-то из них Уён и вспомнит ли про нож, который теперь у Чонгука и который он не планирует отдавать. Это его. — Я немного слышала вчера ваш разговор с Тэхёном. Не обижайся на него. Он всегда такой несерьезный, — отвлекает его Минджи. Она подтягивает к животу ноги и обнимает колени руками, наблюдая, как он складывает выбранные вещи. Чонгук бросает на неё короткий взгляд и снова отворачивается. Она говорит на чистом английском, хотя выглядит, как и он, чистокровной кореянкой, из чего он делает вывод, что она, скорее всего, тоже живет в Штатах. У Тэхёна, насколько он успел вчера заметить из их короткого разговора, речь звучит с небольшим акцентом, таким же, какой был у его отца и какой есть у Уёна. — Ты хотела сказать «невоспитанный хам»? — сухо уточняет он, не глядя на неё. В голове все ещё крутится та дурацкая самодовольная ухмылка, которую была ему адресована Тэхёном при его попытке поблагодарить за спасение. — Иногда да, — издает тихий смешок она. Снова на неё глянув, он смягчается от её улыбки. Она ведь и правда не виновата в том, что кто-то ведёт себя как урод. Вряд ли Минджи несет за это ответственность. Какой смысл ему сердиться на неё? Никакого. Чонгук обреченно склоняет голову. — Но он не плохой. Не злись на него. Он просто любит вести себя как клоун. Он тебе понравится, если ты узнаешь его получше. С ним легко. Чонгук в этом сильно сомневается, но ничего на это не говорит, не желая показаться недружелюбным. — Вы вместе летели? — бурчит Чонгук себе под нос вместо этого. — Да, — кивает. — Тэхён мой дядя. — Не слишком ли он молодой, чтобы быть дядей? — Чонгук хмурится. — Ему двадцать три. Тэхён младший брат моего папы, у них большая разница в возрасте. Я родилась, когда ему было восемь. — Вы, значит, в Америке живете? — Я с родителями в Лос-Анджелесе. А Тэхён из Кореи приехал учиться несколько лет назад. Сейчас он уже заканчивает Калифорнийский. А ты откуда? — Тоже из Лос-Анджелеса. Вествуд. — И я! — восклицает она, распахнув глаза. — Я в Мэримаунте учусь. — В Мэримаунте? — Это частная школа для девочек в Бэль-Эйр. А ты где учишься? — Старшая школа Беверли-Хиллз. — Я хочу пойти туда в старшие классы, — щебечет она. — Получается, мы живем не так далеко друг от друга. — Угу. — Чонгук, сложив в аккуратную стопку вещи, берет их в охапку и смотрит, наконец, на неё. Минджи снова мило улыбается ему, и Чонгук вздыхает. — За кокосами пойдешь? Она, закивав, подскакивает на ноги, отряхивает бёдра и задницу от песка и увязывается за ним.***
Понемногу начинает смеркаться. Звезды сегодня будто горят ярче. Или просто они за полутора суток пообвыкли. На берегу снова разводят костёр, наломав побольше веток и хорошенько их просушив за день на солнце. Девушки раздают всем фрукты, которые Джексон, Сокджин и Уён раздобыли сегодня. И это, на самом деле, всех обрадовало. Хотя бы не голод. Хотя бы не только бананы. Еду из самолёта они уже почти доели. За костром оживленно, многие разговаривают. Лишь некоторые не принимают участия в болтовне: капитан понуро опустил голову, почти никак не реагируя на людей вокруг; второй пилот задумчиво жует, смотря в одну точку; Уён, на которого Чонгук, вообще-то, старается не смотреть, ест, развернувшись к океану, усевшись к костру спиной. Молчит и сидящий чуть дальше от них Ноа, но он молчит всегда. Кажется, он даже не ест. Чонгуку тоже не до бесед и не до еды, хоть Минджи и пыталась увлечь его разговорами. Вечер — это вообще особенное время, когда вскрываются все чувства, страхи, переживания. Мысли придавливают плитой, а одиноко светящая в небе луна заставляет впасть в ещё большее уныние. Всё словно реальнее, чем при свете дня. И отчаяние сильнее. Чонгуку хочется домой. Может, по-детски, но он хочет к маме. В тепло, в уют, в родные стены. Кёнсу, Джексон и Чимин обсуждают, что надо бы завтра снова сделать вылазку в лес, поискать что-то съестное да набрать побольше воды. С ними, на удивление Джина, у которого вытягивается лицо, напрашиваются Кэти и Чжиын, уверяющая, что её лодыжка уже почти в порядке. Тэхён, жуя банан, поднимает ладонь, сглатывает и говорит, что присоединится к ним. — А ты, кстати, не узнаёшь меня? — интересуется Кэти у него. — Я? Тебя? — Тэхён удивленно переспрашивает. — Ага, — хмыкает в ответ она, заулыбавшись. — Я тоже долго вспоминала, где тебя видела. Чонгук переводит взгляд на Тэхёна, на лице которого мыслительный процесс отражается маленькими морщинками между бровей, после чего они разглаживаются, а черные глаза чуть распахиваются. — Кэти, Кэти, Кэти. Курсы спасателей в Санта-Монике! — озаряет его, отчего его брови вздергиваются вверх. — Вот это встреча, да? — ухмыляется она, склонив вбок голову. — Как тебя в стюардессы-то занесло? — Тэхён пересаживается к ней поближе, и Чонгук отворачивается, переставая следить за ходом их разговора. Перекусив одним бананом и запив его водой, Чонгук встаёт с песка, отряхивает свои джинсы, которые обрезал до вида шортов, и идёт в сторону самолёта, чтобы немного побыть одному. В одиночестве ему куда лучше. Лучше думается, дышится. Он бредет по песку медленно, загребая его ступнями, задирает голову, разглядывая темно-синее ночное покрывало с россыпью звезд. Нос всё же побаливает, сгоревший под солнцем. Чонгук его морщит, ощущая, как натягивается чувствительная кожа. Надо заставить себя наносить солнцезащитное средство хотя бы на лицо и носить кепку. Если завтра их снова не заберут. Он замечает крест сразу. Сделанный из двух крепких прутьев и перевязанный тонкими зелёными листьями, он возвышается на небольшом холме, который обозначает могилу, вырытую у самого подножья леса, в небольшом отдалении от самолета. Чонгук чувствует себя странно. Внутри всё сдавливает, когда он подходит ближе, оглядывая насыпь, под которой захоронены тела людей. К горлу подкатывает неприятная смесь тошноты и непрошенных слёз. Он никогда не был эмпатичным или даже чувствительным, но сейчас его так сильно захлёстывают эмоции, что он едва держится, чтобы в голос не разрыдаться, пытаясь осознать всё произошедшее. Смесь животного ужаса, облегчения от спасения, случившегося чудом, благодаря… благодаря Тэхёну, накрывает его с головой. Сложно даже в мыслях уложить. Ему тяжко даётся спокойствие, внутри все ноет и разрывается. Его хватает ненадолго. Чувства берут над ним верх, и он прижимает ладони к мокрому лицу, пока слёзы бесконечным потоком льются по щекам. Чонгук тихо выдыхает, шмыгая носом и зажмуривая глаза. Он не замечает, как оказывается не один. Не слышит чужие тихие шаги, приближающиеся к нему и стихающие совсем рядом. Уён встаёт в нескольких шагах от него, сложив руки на груди. — Отца здесь нет. Если ты не в курсе, он утонул, — грубо сообщает он младшему брату. — Отвали. — Чонгук вытирает щеки руками, отвернув раскрасневшееся от слёз лицо. Уён, не собираясь оставлять его в покое, продолжает: — Забавно, что теперь ты тут льёшь слёзы. Ты его хоть когда-нибудь считал отцом? Или он просто был гарантом твоего безбедного будущего? В висках начинает стучать. В голове шумит, сердце от злости и негодования рвется изнутри. — Заткнись! — повышает голос Чонгук, сжав ладони в кулаки. — Удивительно знаешь что? Отец хотел, чтобы ты — выродок, которого никто не ждал на этом свете, — разделил со мной управление компанией в будущем. Думал, что его бизнес будет нашим общим делом. Это просто смешно. С каких пор у нас внебрачные, нагулянные дети претендуют на семейный бизнес? Ты никто, Чонгук. И никакого права скорбеть об отце у тебя нет, тебе ясно? — Ненавижу тебя и всё, что связано с вашей семьёй, понятно тебе?! — Чонгук бросается на брата, опрокидывая его на песок, желая ударить, но тот ловко блокирует, заламывая и выворачивая его руки. — Мне не нужен этот чёртов бизнес! — Как и отец не нужен был, да?! — истерично смеётся Уён, повалив его на спину и ударяя под ребра. В Чонгуке что-то переключается, когда Уён снова и снова повторяет, что ему не нужен был отец, что Чонгук никто, что он никому не нужный выродок. Его срывает. Он брыкается, принимается нападать на брата агрессивнее, и в конце концов между ними развязывается драка. Они бьют куда придётся, стараясь сделать это посильнее в пылу злости. Чонгук чувствует, как на его лице и во рту кровь смешалась с песком, и выплёвывает её, успевая стереть рукой с лица. Он бьет Уёна, вкладывая в удары всю свою ярость и ненависть, получая в ответ не менее болезненные удары под ребра и в лицо. — Не смей говорить мне это! Не смей! Голос Чонгука срывается на крик, и он наносит очередной удар, попадая Уёну в живот. — Лучше бы это ты сдох! — орёт Уён, отталкивая Чонгука от себя, и тот падает прямо в руки подхватившего его Намджуна, который вместе с Хосоком и Тэхёном примчался разнимать потасовку. — Успокоились! — громом разносится голос капитана. Чонгук продолжает брыкаться в руках, которые держат его слишком крепко, не позволяя вырваться, в то время как Уён, которого схватил за шиворот второй пилот, пытается отдышаться. Они оба в крови и песке, с уже цветущими кровоподтёками на лицах. Футболка на Чонгуке разорвана. — Что, мало вам обоим? Поубивать друг друга решили? Родственнички. Разошлись по разным концам лагеря, быстро. — С ума посходили, что ли? — Второй пилот отряхивает Уёна, держа его второй рукой за ворот футболки. — Пусти, — дергается Уён. Хосок отпускает его, и он, бросив на Чонгука еще один уничтожающий взгляд, разворачивается и идёт в направлении лагеря. — Порядок? — Намджун разглядывает лицо Чонгука — Да, — цедит он и отворачивается, сжав челюсть. — Что не поделили опять? Мне казалось, вы уже утром успели всё выяснить. — Это не я начал, ясно? Чонгук вытирает кровь с подбородка и смотрит на свою ладонь. Хосок и Намджун, постояв, укоризненно на него глядя, возвращаются обратно, оставив Чонгука с Тэхеном. Ему на их взгляды абсолютно всё равно. Ему не десять, чтобы кто-то мог поругать его за плохое поведение. Скажи Уён ему это ещё раз, и он бросится на него точно так же. Он не будет терпеть. Уён никто, чтобы говорить Чонгуку, на что у него есть право, а на что нет. Он снова пытается сплюнуть кровь, но металлический привкус во рту никуда не пропадает. Чонгук вытирает рот ладонью, и на ней остаются кровавые разводы. — Покажи. — Тэхён ухватывается одной рукой за его подбородок, а второй оттягивает большим пальцем его нижнюю губу, которая оказывается прокушена. — Пошли, у Дахён есть аптечка. — Не хочу, — дергает тот головой и отходит от Тэхёна. — Не капризничай. Я хочу просто помочь. — Мне не нужна помощь, — бросает Чонгук и разворачивается, уходя к воде. Лицо и ребра саднит, тело болезненно ноет, и все, чего он хочет — это чтобы его просто оставили в покое и не дергали. Но Тэхён увязывается за ним, вызывая только ещё одну волну раздражения. Чонгук опускается на песок, вытягивает ноги, чтобы прибой касался стоп, и выдыхает, пытаясь совладать со злостью и передохнуть. — Так и будешь весь в крови сидеть? — Тэхён усаживается рядом и точно так же вытягивает перед собой ноги. — Что тебе от меня нужно? — устало хрипит Чонгук, на мгновение прикрыв глаза. — Ничего. Просто зову тебя в лагерь, обработать побои и умыться. Чонгук ничего ему не отвечает. Наваливается усталость, и становится лень даже вступать в перепалки, хотя Тэхёну, он уверен, наверняка хочется, чтобы он ему ответил. Он таких знает. Только дай повод потрепаться и высмеять. В курсе, проходил. Он продолжает сидеть у воды, игнорируя его присутствие, пока Тэхён не встает и не начинает тянуть его за локоть. — Идем, мелкий. Хватит выпендриваться. Чонгук руку из его хватки выдергивает, но в лагерь плетется вместе с ним.***
Уён возвращается злым, с опущенными плечами и разукрашенным кровоподтеками лицом. От помощи отказывается, и Дахён даёт ему салфетку, пропитанную антисептиком, после чего он уходит к своему месту, которое обустроил прошлым вечером для ночлега. Она смотрит в его удаляющуюся спину, сожалеюще поджав губы. Хосок хмыкает. Эти мальчишки, оставшиеся без отца, вызывают столько жалости, что сложно на них смотреть, не ощутив, как тоскливо сжимается в груди. Они как беспризорные волчата, у которых из защиты только их же зубы. Чонгук возвращается позже, подгоняемый Тэхёном, и Намджун усаживает его рядом с ними. Дахён молча тянется к аптечке, после чего осматривает его разбитую губу. Та прокушена практически насквозь, отсюда и столько крови, которой закапана вся его рваная футболка. — Да всё нормально… — шепеляво говорит Чонгук, пока она зажимает его губу салфеткой, пытаясь остановить вновь открывшееся кровотечение. — Не разговаривай, — шикает та на подростка. — Чего вы не поделили? Чонгук молчит, опустив взгляд вниз. Дахён вздыхает, осуждающе на него посмотрев. — Вы же родные люди, Чонгук. Так нельзя. — Да правильно сделал, что накостылял ему, — усмехается Тэхён, развалившийся у костра на песке. — С такими только так и надо. Дашь слабину — сожрут с говном. Чонгук на него косит взглядом. Дахён всё ещё зажимает салфеткой его губу, не давая крутить головой. — Я думаю, они просто оба в стрессе, — предполагает Хосок. — Все по-разному переживают. Кто-то психует, в агрессию уходит. Кто-то молчит. Их взгляды направляются в сторону берега. Там снова сидит молчаливый парень, будто никуда и не уходил. Всё так же смотрит вдаль, на то, как луна отражается на водной глади. Хосок берет пару бананов и накладывает в контейнер для еды кусочки плодов хлебного дерева, которые Дахён поджарила на огне. — Его зовут Ноа, — говорит Чонгук, когда она убирает салфетку с его губ. — Ноа? — переспрашивает Хосок. — Он написал мне на песке. — Что ж, пойду, посижу немного с Ноа. Может, он хоть поест. Хосок уходит к самому берегу, усаживаясь рядом с парнишкой и отдавая ему еду. Чонгук тоже получает от Дахён контейнер и сначала принюхивается к неизвестной ему еде, а потом поднимает на неё взгляд. — Это плоды хлебного дерева, — поясняет она. — Тот большой фрукт, который принесли парни из джунглей. Тебе, вроде, не досталось. Чонгук ещё раз принюхивается, после чего отправляет кусочек в рот и жует, пытаясь распробовать. Губа болезненно ноет, но есть так хочется, что он почти не обращает на это внимания. — Похоже на картошку, — отмечает он. — Да. — Дахён ему ласково улыбается. — Когда плоды хлебного дерева недозрелые, их можно жарить и на вкус получается действительно как картофель. А спелые плоды сладковатые, можно использовать как десерт. Это Джексон нам показал. Чонгук хмыкает удивленно, но съедает ужин в два счета. — Ты сама-то поела? — спрашивает Чимин, усаживаясь рядом с ними и смотря на единственную нетронутую порцию. — Нет. — Она качает головой. — Подташнивает. — А твоя голова? — Чимин хмурится и касается ладонью её височной области с одной стороны. — Вроде уже не болит, но ещё немного кружится. — Я думаю, это всё-таки сотрясение, — говорит Намджун, смотря на неё с беспокойством. — Тебе лучше больше лежать, Дахён. — Намджун, мы здесь около тридцати шести часов… — шепчет она. — Когда нас уже заберут?.. Чимин обнимает её покрепче, а капитан опускает голову. У него по-прежнему нет ответов. Он понятия не имеет, сколько ещё они пробудут здесь. Может быть, неделю. Может быть, месяцы.