***
Ловко потянувшись, Чонгук хватается за манго и срезает его отцовским ножом. С самого утра у него ещё ни крохи во рту не было: он ушел из лагеря на рассвете, как и всегда, не желая сталкиваться с Уёном. Кто знает, что тому взбредет голову отобрать у него на этот раз. С ножом Чонгук теперь вообще не расстается, держит его в кармане шортов. Уён, он уверен, не побрезгует перевернуть его вещи ещё раз. Тэхёна видеть снова после их совместной вылазки к водопаду отчего-то не хочется тоже. Мало того, что тот и так раздражал своей глупой непосредственностью и дебильными шутками, так теперь ещё и неловко стало. Один, впрочем, ходить на водопад Чонгук тоже не осмеливается, но думает, что в следующий раз надо попробовать перехватить Намджуна и сходить с ним. Уж капитан вызывает в нём точно куда больше спокойствия. И пусть даже Чонгук понимает, что Тэхён вполне себе надежен и вряд ли позволит ему утопиться, но вот пошутить — запросто. А Чонгук совсем не разделяет его чувства юмора. Как-то не до смеха ему в текущей ситуации. Он то и дело думает, как бы не разреветься, а тому бы всё смеяться. Хочется домой. Он постоянно вспоминает о маме. Что она сейчас делает? Как она чувствует себя, не зная ничего о его судьбе? Верит ли она, что он выжил? Или думает, что он, наверняка, давно мертв? О чем говорят по телевизору? Что пишут в интернете? А его школьные приятели сильно переживают? Наверняка это стало темой номер один для обсуждений: Чон Чонгук из футбольной команды был на борту разбившегося неизвестно где самолета. Интересно, они найдут нового нападающего? Кто его заменит на играх? Или будут ждать его, а пока вместо него поиграют запасные? Интересно, плачет ли из-за него Таллула Филип — девчонка из школы, которая пригласила его на свидание в последний учебный день перед каникулами. Она тогда застала его врасплох прямо возле его шкафчика после игры. Чонгук жутко спасовал от неожиданности и промямлил, что улетает с отцом в Южную Корею. Таллула попросила его написать ей, когда вернется. Но он вряд ли напишет, даже если вернется домой. В голове всплывает её образ: красивого шоколадного и идеально ровного цвета кожа, черные глаза с пушистыми длинными ресницами, пухлые губы, как и у любой другой афроамериканки, и копна кудрявых волос, которые она стягивает в высокий хвост. Таллула симпатичная, но у Чонгука ничего никогда не ёкало в груди при виде нее. Да и при виде других девчонок, если честно, тоже. Впрочем, теперь ему вообще не до этого. Прошлая жизнь, включая Таллулу, осталась в прошлом. Чонгук протирает манго о свою футболку, надрезает его ножом и с удовольствием впивается ртом в мякоть — проголодался до жути. Он складывает швейцарский ножик и прячет обратно в карман, отправляясь дальше вглубь леса. Ему нравится исследовать его в одиночку. Никаких посторонних голосов, никаких дурацких шуток. Никто не отвлекает от мыслей. Их у него предостаточно. Он много думает об отце, пытается выцепить в памяти какие-то моменты из детства и чувствует отчаяние, когда понимает, как ничтожно их мало. И это всё, что у него останется. Он даже завидует Уёну — тот знал отца куда лучше и был с ним ближе. Чонгук же большую часть своей жизни был на него зол и обижен: за то, что Чонгук «нагулянный», что нежданный, незапланированный, ненужный. За то, что был вынужден довольствоваться крохами внимания и знать, что мама на протяжении всей жизни его любила, несмотря ни на что. Был зол за то, что каждый раз, когда отец прилетал, она менялась до неузнаваемости. Знал, куда она уходит по вечерам и откуда возвращается поутру, стоит только его отцу оказаться в городе. А потом они оба изображали, что видятся только при Чонгуке и кроме него их ничего не связывает. Чонгук всё это ненавидел. Ненавидел, что они с мамой были запасным аэродромом, семьей на стороне. Но он, черт возьми, этого не просил. И рождаться тоже не просил. Уён не имеет права его в этом винить. Закопавшись, как и всегда, целиком в свои мысли, на ходу кусая манго и вытирая с подбородка его сок, Чонгук не замечает чужих сбившихся голосов и тихих стонов. Он встает как вкопанный и распахивает глаза, когда впереди видит Тэхёна со спущенными штанами, прижимающего спиной к дереву Кэти, майка которой стянута до талии, обнажая грудь. Он держит одну её ногу под коленом, ритмично входя в неё членом, а она, уткнувшись ему в шею носом, обнимает его и постанывает. Посреди лесной тишины слышно даже их тяжелое дыхание и тихий треск сухих веток под ногами двигающегося Тэхёна. Они встречаются взглядами ровно в тот момент, когда Тэхён поворачивает в его сторону голову, на секунду выскальзывает из чужого тела, быстро проводит по члену ладонью и толкается обратно. Манго едва не вылетает из руки Чонгука. Тэхён, расплываясь в довольной улыбке, подмигивает ему, совершенно обескураженному, и начинает входить в Кэти резче, выбивая из неё ещё более громкие, обрывистые стоны. Приходится приложить силы, чтобы выйти из дурацкого оцепенения. Он, сорвавшись с места, спешит ретироваться. Сердце колотится так, будто это его застали на месте преступления, а вовсе не наоборот. Он быстрым шагом несется из леса к берегу, а перед глазами стоят чужие крепкие ягодицы и бедра, которые по воле судьбы ему приходится видеть уже не первый раз, и чужой член, входящий в женское тело. Чонгука потряхивает оттого, что он увидел то, что должно было быть от чужих глаз скрыто, а не бесстыдно выставлено на показ. Зато Тэхёна, судя по всему, совсем не смутило быть застигнутым в таком однозначном положении. Более того, он как будто… лишь сильнее от этого завелся?.. Чонгук ни черта в этом не смыслит, но то, что Тэхён ему улыбнулся, совершенно не смутившись, а после начал двигаться ещё рьянее, выглядит именно так. По спине Чонгука проходит мороз. Он выбегает из леса как ошпаренный и тут же едва не сталкивается с Минджи. Только увидев её, он останавливается и пытается унять дыхание. — О, Чонгук, привет, — расцветает она. — Я не видела тебя с самого утра. — А, да… я гулял. А ты чего? Она пожимает плечами: — Тэхёна ищу. Не видел его? Чонгук сглатывает, едва не обернувшись в сторону леса, но выдавливает: — Нет, не видел. — Подевался куда-то, как обычно. У вас тут у всех какие-то дела находятся, одна я целыми днями не знаю, чем себя занять. Ну ладно, сам вернется. Ему же меньше достанется. Мы там хлебное дерево на обед жарили. А ты не голодный? Можем в лагерь вернуться, поесть. — Не хочется. — Ты куда-то шел? — Никуда, — качает он головой. — Просто гуляю. — Можно с тобой? Чонгук ничего не имеет против компании Минджи. Более того, она одна из немногих на острове, с кем ему комфортно, поэтому провести время с ней — пожалуй, самая удачная идея. Пусть он старается держаться ото всех подальше, так чувствуя себя спокойнее, но иногда всё равно ощущает одиночество. Он к нему не так уж и привык. — Ну, пошли, — соглашается Чонгук и поднимает на неё взгляд. Он невольно рассматривает её лицо, замечая немного покрасневшие глаза и кончик носа. Плакала, что ли? Она в это время смело хватает его за ладонь и тянет к воде. — Остальные вернулись с той части острова. Сказали, что будем переезжать. Хотя мне и тут нравится. Ну, насколько вообще может нравиться в подобной ситуации. Минджи, как и всегда, заводит разговор первой. Она стаскивает с ног кроссовки, берет их в одну руку, а сама ступает по мокрому песку у самой кромки воды. Волна периодически достает до её ступней. Чонгук повторяет за ней, и они вдвоем идут, моча ноги. — Мне, по большому счету, все равно, где спать, но там правда больше фруктов. Может, более солнечная сторона или что-то типа того. Берег суше и шире. Да и от самолета и могилы дальше. — Тебе тоже не по себе, что это всё рядом с нами? — поворачивается она к нему. Чонгук кивает. — Мне очень страшно, что может появиться ещё одна. Ну, могила, — тихо продолжает Минджи. — О чем ты? — Сегодня Дахён упала без сознания. Прям отключилась и всё. Мы собирались жарить хлебные плоды, сидели чистили их: я, Чжиын и Дахён. Ноа как обычно возле воды был. И Дахён сказала, что её затошнило. Мы предложили ей прилечь, а она захотела погулять. Вот и погуляла. Свалилась прямо на наших глазах. Её Ноа немного растормошил, пока я бегала за Чимином и остальными. Она с минуту точно была в отключке. — И добавляет ещё тише: — Я думала, что она умерла. Она была такой бледной. — А сейчас? — Сейчас она в порядке. Вроде. Они с Чимином уже даже успели поссориться. А потом я видела, как он ушел ото всех подальше и плакал. Ему тоже страшно, я думаю. — Дахён не выглядит как человек, который собирается умирать, — подмечает Чонгук. — А ты когда-нибудь видел таких людей? — Только бабушку, но она долго болела. — Я надеюсь, что ты все-таки прав. Знаешь, когда Тэхён вытащил тебя из воды и откачивал, я тоже подумала, что ты умер. Ты выглядел ужасно. И не дышал. Чонгук хмурится. Вспоминать тот день страшно и неприятно. — Я рада, что Тэхён смог тебя спасти. — Я тоже. — Вы поладили? — Не думаю. У твоего дяди идиотский характер и отвратительные манеры. — Зато с ним легко, — улыбнулась она. — И спокойно. С последним Чонгуку спорить не хочется. Впрочем, как и вообще говорить о Тэхёне. — Он вообще редко парится о чем-то, но тут, я думаю, он просто не хочет ещё больше нагнетать. И так большинство как в воду опущенные ходят. Дома он всегда разряжает любую обстановку и решает любые конфликты. Всегда поднимает мне настроение. Пусть даже идиотскими шутками. Тебе не кажется, что такие люди нужны? — Может быть. Не знаю. — Лучше уж быть таким, как Тэхён, чем как твой брат. Вот уж кто точно не очень-то приятный. — Здесь, на острове, вообще не так много людей, которых можно назвать приятными. Капитан, второй капитан, Чимин с Дахён и, пожалуй, всё. Ну, и ты, разумеется. — А Джин с Чжиын? — Не знаю, я не особо с ними общался. Джин выглядит немного… эм, избалованным? — Ему и положено таким быть, разве нет? Он же звезда. Для звезды он довольно мил, мне кажется. — Мне как-то раньше не доводилось со звездами общаться. — А что думаешь о Кёнсу, Джексоне и Ёнгуке? — интересуется Минджи. — Мне они все, если честно, не нравятся. — Кёнсу заносчивый. Раздражающий даже. А Джексон и Ёнгук... не знаю, производят впечатление просто немного отстраненных людей. Хотя Джексон, вроде, из них троих больше всего общается с остальными. — Может, у меня такое мнение, потому что они с Кёнсу друзья. Чонгук, ничего больше не ответив, хмыкает. Они уходят достаточно далеко от лагеря и, возвращаясь обратно, вдалеке видят Тэхёна и Кэти, идущих вдоль берега точно так же, как и они. Минджи зовет Чонгука догнать их и присоединиться, но он отказывается, сославшись на то, что не хочет в лагерь и желает ещё прогуляться по лесу — может, удастся найти ещё что-нибудь полезное. Вообще-то, ему просто не хочется видеться ни с Тэхёном, ни с Уёном, но вслух он этого не озвучивает, прощаясь с Минджи и уходя обратно в лес.***
Хосок усаживается рядом на песок, едва ощутимо задев плечо Намджуна своим. Намджун, не обратив на него внимания, продолжает в полумраке вглядываться вдаль, туда, где видны очертания самолета. Он отошел на достаточное расстояние от лагеря, чтобы посидеть в тишине, пока остальные готовят их незамысловатый ужин на всех, и уселся на песок на полпути до самолета. — Что высматриваешь? — интересуется второй пилот. Намджун, немного помолчав, вскидывает подбородком, указывая в сторону обломков. Хосок поворачивается. С нижней палубы тихо спрыгивает с трудом различимая фигура, приземляясь на ноги. — Это?.. — Ёнгук. — Что он там делает? — Самому интересно. Не взглянув на них двоих, Ёнгук проходит мимо к лагерю и плюхается на свое кресло. — О чем ты думаешь? — Хосок переводит взгляд с Ёнгука снова на него. — В данный момент? — Ну, хотя бы в данный. — Не знаю, Хосок. Наверное, о том, сколько протянет Дахён. — Она выглядит неплохо. — Да, но днем она упала без сознания. Люди не отключаются просто так. — Она уверяет, что хорошо себя чувствует. — Ты же понимаешь, что она говорит это из-за Чимина. — Наверное. — Хосок вздыхает. — А ты о чем думаешь? — Я? — Он задумывается. — О том, что начинаю что-то вспоминать. Словно приходил в себя на какое-то время. Намджун поднимает на второго пилота заинтересованный взгляд. — И что вспомнил? Хосок отворачивается к океану и хмурит брови. — Помню чей-то крик и стук в дверь кабины. Громкий. — Чимин, наверное, — немного подумав, отвечает Намджун. — Разве ты не должен был ему открыть? Со стороны лагеря в их сторону движутся два силуэта, которые они замечают оба, и вопрос остаётся без ответа. Намджуну и сказать Хосоку больше нечего. Все слова как обычно застревают в глотке. Приближающимися оказываются Сокджин с Минджи. — Минджи сказала, что ты обещал заплести ей волосы, — обращается Джин к Хосоку. — Заплести волосы? — Намджун приподнимает брови. — Расческу взяла? — Хосок поднимается с песка и отряхивает шорты. Минджи, заулыбавшись, поднимает руку, держа в ней расческу, и показывает ему: — Кэти мне все волосы запутала, пока пыталась заплести, а после Чжиын всё сразу развалилось. — Я тебе заплету так, что три дня ходить будешь, — обещает Хосок. — Откуда это такие умения? — спрашивает у него Намджун. Хосок, улыбнувшись, пожимает плечами. — Пошли к костру, а то здесь ничего не видно будет, — зовет он Минджи. Они вдвоем возвращаются в лагерь, а Джин занимает место второго пилота рядом с Намджуном и молча протягивает ему контейнер с едой. — Я так понял, возвращаться на ужин ты не планировал. Намджун хмыкает, но еду принимает. — Как там Дахён? — Уплетает хлебные плоды за обе щеки. Ей лучше, не переживай так сильно. — У меня на лбу написано, что я переживаю? — Ага, — кивает Джин. — Причем за всех сразу. — Чонгука опять нет? — Не-а. Намджун вздыхает. С океана поднимается ветерок, треплет волосы и совершенно не способствует никакому успокоению. — Доешь и иди спать, капитан. — Ладонь Сокджина ложится на его спину и ласково по ней проводит, заставляя Намджуна повернуться и посмотреть на него. — Звучит, возможно, грубо, но от твоих терзаний лучше никому не станет. Я уверен, что ты сделал всё, что было в твоих силах. — Не думаю. — Я жив, у меня впервые за всю жизнь отпуск, пусть и слегка незапланированный, так ещё и ни одного папарацци в радиусе тысяч километров, возможно. К тому же, мне раньше не встречались настолько сексуальные пилоты, знаешь? — Сокджин издает смешок, разбавляя атмосферу. — Для меня ты в любом случае кто-то вроде героя. — Ага, — тихо отвечает Намджун, тяжело усмехнувшись. Уголки губ сами собой ползут вниз. — Герой. — Я серьезно, капитан. Ты знаешь, что я уже попрощался с жизнью, тогда, под водой? Я думал, что это конец. А потом ты меня просто выдернул на воздух. Вытащил. Поэтому тебе вряд ли удастся разубедить меня. Не старайся. — Не буду. — Намджун безрадостно ухмыляется, всё ещё чувствуя теплую ладонь на своей коже. — Не засиживайся. Завтра большой день. Сокджин, сжав напоследок его голое плечо, поднимается и уходит обратно в лагерь. «Да уж, — думает Намджун. — Таких героев свет ещё не видел».***
— Кто-нибудь! — в отчаянии разрезает предрассветную тишину в лагере запыхавшийся голос Чонгука. — Кто-нибудь, пожалуйста! Намджун подрывается с разложенного кресла моментально, скидывая плед на песок. К лагерю бежит Чонгук, выпачканный невесть в чем, трясущийся от ужаса, запинающийся о собственные ноги. Намджун выбегает к нему навстречу первым, и Чонгук падает в его протянутые руки. Он едва не зажимает нос оттого, как отвратительного от него смердит. — Что? Что случилось, Чонгук? Где ты был? — Намджун встряхивает его за плечи, заставив посмотреть на себя. — Я… я… шел с той стороны, ну… Там где могила, возле самолета… Там… — Да говори уже, черт тебя дери, — несдержанно торопит Кёнсу: весь лагерь поднялся и столпился позади них. — Там всё выкопано… всё… обглодано… — выдавливает Чонгук кое-как. — Там части тел… Они… Чонгука снова начинает трясти от немого плача. — А ты в чем? — подходит к ним Тэхён. — Я поскользнулся… на чем-то. Я не знаю. Я увидел это в темноте и побежал. Бежал и поскользнулся. — Ясно. — Намджун разворачивает его за плечи и подталкивает к Тэхёну. — Сейчас уже рассветет, переоденься и сходи помойся. — А… — Без тебя разберемся, — ухмыляется Кёнсу. — Иди, а то ещё кто-нибудь не выдержит и заблюет нам лагерь. Воняешь как навозная яма. Чонгук с безжизненно опущенными плечами уходит с Тэхёном и Минджи: те ведут его к его же вещам, чтобы нашел, во что переодеться. — Похоже, у нас непрошеные гости-падальщики, — констатирует Джексон. — Надо с этим разбираться как можно быстрее. Иначе нас в прикуску съедят. — Берите всё, что есть. Пойдем знакомиться. — Кёнсу достает из чемодана, в котором они хранят посуду, ножи. — Есть еще колья. Я затачивал, чтобы рыбу ловить, — говорит Хосок. — Сойдет, — кивает Джексон. Намджун устало трет лицо, отправляясь со всеми. Такого веселья им для острых ощущений как раз не хватало. Идти на зверя собираются почти все мужчины: Кёнсу, Джексон, Ёнгук, Намджун, Хосок, Чимин. С Чонгуком оставляют Тэхёна, наказав сходить к водопаду. Сокджина, Уёна и Ноа оставляют в лагере с девушками на всякий случай, хотя Уён порывался пойти со всеми. Намджун решает, что и шестерых с ножами и кольями будет достаточно. Главное, чтобы их оказалось больше, чем их гостей.***
— Ты сильно испугался, да? — смотря на Чонгука круглыми глазами, спрашивает Минджи. — Угу. Они с Тэхёном только вернулись от водопада. На этот раз тот не шутил и не подкалывал его, а молча быстро помог помыться, и они поспешили обратно. Он лишь буркнул, что в случае, если дикие звери доберутся до лагеря, от Джина и Ноа толку будут мало, а агрессивной задницы Уёна не хватит на всех даже при всем желании. Зато к их возвращению те разжигают костер, и Чонгук после пережитого стресса сидит возле него, обсыхает и жует банан, запивая кокосовой водой. Еда едва не встает поперек горла, но Минджи уговаривает доесть. В носу до сих пор стоит тошнотворный запах. Тэхён ходит рядом кругами, просматривая близлежащую территорию. — Ещё бы не испугаться, — комментирует Джин, сложив руки на груди. — Я бы там на месте откинулся. Что, там правда куски тел на берегу? — Да, — шепотом отвечает Чонгук и морщится, смотря на недоеденный банан. — А я говорил, что надо сжигать, — фыркает Тэхён. — Не все мои идеи дебильные, да? — просит он подтверждения у племянницы. — Ага, — улыбается она. — Иногда. — Я надеюсь, они придут не вонючие. — Дахён кривится. — Прости, — говорит ей Чонгук, виновато потупив взгляд. — Да ты-то в чем виноват! — машет она руками. — Действительно, надо было сжигать тела. Тут уже не до гуманности. Самим бы выжить теперь. А так только привлекли внимание зверей. — Это всё Кёнсу, — вставляет слово Тэхён. — Теперь и в лес ходить страшно. — Чжиын подтягивает к себе ноги и обнимает колени. — Я больше одна точно не пойду, — кивает Кэти. — Вам не кажется, что они там что-то дол… — не успевает договорить Тэхён, как раздается глухой, но громкий хлопок вдалеке. Все разом выпрямляются. Ноа, сидящий на берегу спиной к ним, тоже подскакивает и оборачивается, смотря непонимающим взглядом. — Это ещё что? — хмурит лоб Сокджин. — Это выстрел? — Уён спрыгивает с дерева, на котором сидел, и подходит к костру ближе. — Что за ерунда? — Тэхён обводит их взглядом. — У кого-то есть оружие? Какого черта? — Никакого оружия на борту быть не могло, — категорично качает головой Дахён. — Ни приставов, ни кого-либо из органов на рейсе не было. — Но это выстрел. Я тебе точно говорю, это был, мать его, выстрел. Короче, сидите здесь. Я схожу узнаю, в чем дело. — Тэхён заглядывает в чемодан с посудой. — Они все ножи забрали? Ну какого хрена, а? Чонгук, поколебавшись, выбрасывает кожуру от банана в общую кучу, вытирает руки и запускает ладонь в карман, доставая из него швейцарский нож. Помявшись ещё секунду, протягивает его Тэхёну. Тот, глянув на нож, поднимает взгляд на лицо Чонгука и смотрит прямо в глаза. — Я верну, — обещает он, принимая нож. — Подождите. — Минджи перехватывает его запястье и указывает в сторону. Там, вдалеке, идут мужчины. По силуэтам можно лишь догадываться, кто есть кто. Двое из них волочат чью-то тушу. Среди собравшихся вокруг костра повисает гнетущая тишина. Только когда идущие оказываются ближе, становится ясно, что туша — крокодилья. — Похоже, на обед сегодня будет экзотика, — выдавливает Сокджин. — И огнестрельное оружие в лагере на повестке дня, — добавляет Тэхён.