***
К обеду лагерь был перевернут полностью. Ни трансивера, ни какого-либо намека на него найдено не было. Тот как сквозь землю провалился. Взгляды то и дело цеплялись друг за друга: почти каждый оказался под подозрением. Ни у кого не укладывалось в голове, кто и зачем это сделал, но факт оставался фактом: трансивер украден. И украден он кем-то из них. Намджун то и дело косился на Ёнгука, пытаясь рассмотреть хоть что-то подозрительное в его поведении. Сам же он ловил на себе изучающие взгляды Кёнсу и Хосока. От взглядов второго пилота ему становилось особенно не по себе, но он предпочел молчать. Выяснения отношений были абсолютно ни к чему. Попусту сотрясать воздух бессмысленно. Когда поиски трансивера в лагере закончились ничем, Дахён расплакалась. Смотреть на неё было невыносимо. Намджун ушел подальше от берега, чтобы не слушать. Наводить порядок в развороченных вещах не было никакого желания, как и оставаться рядом со всеми. Намджун вернулся к самолету. Сумка была вынесена Джексоном за его пределы и оставлена как можно дальше от лагеря, но он решает на всякий случай исследовать самолет тщательнее. Может, там остались еще сюрпризы? Он заглядывает под каждое кресло на обеих палубах. Возится почти до самого вечера, пока не начинает понемногу садиться солнце. Исследует каждый сантиметр обломков, оставшихся от его воздушного судна. Больше ничего подозрительного не находит. На закате на нижней палубе появляется Сокджин. — Почему мне кажется, будто ты меня избегаешь? — сухо звучит он. Намджун выпрямляется, заканчивая осмотр очередного ряда кресел. Джин стоит в самом конце, на приличном от него расстоянии, и обнимает себя руками. Его брови дергаются, когда он выжидающе смотрит на него. Ждет ответа. — С чего ты взял? — Намджун пытается выиграть время, ведь в действительности не придумал, что сказать Сокджину. Он и правда его избегал. К тому же, в суматохе сегодняшнего дня делать это было совсем не сложно. Можно было сделать вид, что ему просто было не до этого. — Со вчерашнего дня ты не сказал мне и слова. И ни разу ко мне не подошел. А мне показалось, что между нами кое-что произошло. — Послушай, Джин. — Намджун вздыхает и поднимает на него взгляд. — Что, сейчас скажешь, что все было ошибкой? Мы, вроде, не в мелодраме. Давай без этого. Ты мне нравишься, я тебе тоже. В чем проблема? — В этом и проблема. Это не самая удачная идея. Ты и я. Я тебе не подхожу. Лучше… ничего не начинать. Поверь, так правда будет лучше. — Лучше для кого? — Задает он глупый, абсолютно сериальный вопрос. Черты его лица становятся резче. Губы сжимаются в полоску. — Для тебя, Джин. — Позволь мне самому решать, что будет для меня лучше, ладно? Я взрослый мальчик и могу разобраться с этим сам. И сейчас я говорю, что для меня лучше быть с тобой. Ты мне нравишься, повторю. Я тебя хочу. Так понятнее? — Ты всегда такой прямолинейный? — Невольно один уголок губ Намджуна приподнимается в усмешке. — Когда мне нужно получить то, что я хочу — да. — Это правда не лучшая идея. — И почему же? Может приведешь аргументы? Вчера на водопаде ты был вполне не против. Что изменилось? — Я поддался искушению. Сейчас я пытаюсь оценивать трезво. — Кому здесь нужна твоя трезвость, Намджун? — Джин делает шаг вперед и направляется прямо к нему. — Мы на чертовом острове. Нас неизвестно когда спасут. И вместо того, чтобы просто прожить это время, ты каждый день съедаешь самого себя виной, отчего никому здесь абсолютно не легче. Всем плевать, веришь? Они просто хотят домой. Им все равно, терзаешься ли ты тут. Поэтому просто перестань уже изводить себя. Сейчас ты ничего не можешь со всем этим сделать. Ты такая же жертва катастрофы, как и все. Но все живут и делают что хотят, а ты не расслабляешься почти ни на минуту. Не считая вчерашнего. И даже за это ты успел себя загнобить. Джин оказывается совсем близко к нему. Становится напротив, в паре сантиметров от него, и смотрит прямо в глаза. Такой же манящий и соблазнительный, как и всегда. Намджун правда не знает, как держаться. Когда он успел попасться на этот крючок? Он сам не успел ничего сообразить. Чувства борются с разумом и совестью, и он не понимает, что ему делать со всем этим. Хочется послушать Джина и все бросить, забыться, но какое он имеет на это право? Верно. Никакого. И Сокджин это однажды поймет. Но пока он терзается, Джин делает это снова: просто берет всё в свои руки. Льнет к нему ближе, одной рукой обхватывая за шею, а вторую запуская в его влажные от жары волосы. И целует. Сразу откровенно и горячо, почти властно. Не давая Намджуну никаких путей к отступлению. Он так привык вести в отношениях, что оказывается сбитым с толку этой настойчивостью. Обычно это он был тем, кто добивается, кто начинает отношения. Но Джин сейчас сводит его с ума своим напором. Он и подумать не мог, что на самом деле ему нравятся вот такие, уверенные в своих желаниях и идущие напролом. — Знаешь, — говорит он, влажно оторвавшись от губ Намджуна. — Всю мою жизнь мне приходится себя контролировать. Быть правильным. Быть примером, идеальным лицом. Никаких скандалов, идеальная репутация. Любимчик Кореи. Я снимаюсь с двенадцати, Намджун. Уже четырнадцать лет я из себя что-то изображаю. И сейчас ты видишь меня настоящего. И я воспользуюсь этим. Потому что там у меня не было никаких шансов на счастье. Для кого угодно, только не для меня. Так что не смей у меня отбирать это из-за своих тупых тараканов в голове. Если я тебе нравлюсь тоже, просто наплюй на всё и сделай меня своим. — Чего у тебя точно не отнять, так это уверенности в себе, — с полуулыбкой шепчет он. — Я вижу твои взгляды. Тебе меня не обмануть. Вчера ты это только подтвердил своими действиями. — Подумать обо всём этом ты мне, конечно, не дашь? — Тебе вредно думать. Джин снова сталкивается с его губами своими. Намджун поддается ему, позволяя себя увлечь. Сжимает в руках его талию и изо всех сил пытается себя отпустить. Может, Джин прав. Может, ему это действительно нужно. Кто знает, когда всему этому придет конец.***
Несколько дней в продолжающихся поисках трансивера не дают ровным счетом ничего. Все становятся лишь напряженнее и подозрительнее друг к другу. Обнаружение на борту взрывного устройства и вовсе вывело всех из колеи. Никто не в порядке. Обычная болтовня превратилась в молчание и прищуренные взгляды. Каждый шаг теперь под пристальным вниманием. Находиться среди остальных становится ещё более тошно. Слишком много тяжелых мыслей и никакого утешения. Чонгук бредёт в сторону лагеря, неся в подоле своей безразмерной футболки фрукты, которые успел собрать, проведя половину дня, слоняясь по джунглям. Он не уходит слишком далеко, исследует в основном лес вдоль пляжа, ищет плодовые деревья, которые они ещё не успели обобрать. Таких поблизости осталось не так уж много, и скоро им придётся добывать еду гораздо дальше от жилья. Ведь шансы на спасение снова стали казаться прозрачными. Эти мысли пугают. Дожди совсем закончились. За последнюю ночь и половину нового дня с неба не упало ни капли, что очень его радовало, потому что до этого почти каждый новый день начинался с того, что им приходилось снова и снова укреплять свои самодельные хижины, которые то корёжились под порывами ветра, то протекали из-за слишком долгого дождя. Сегодня же на небе не было ни облачка. Все занимались своими делами. Приходилось что-то делать, лишь бы занять руки и убить время. Хосок показал проявившему интерес Намджуну, как ловить рыбу. Чимин и Дахён с самого утра ушли на водопад, а Кёнсу и Чжиын отправились вдвоём по направлению к противоположной части берега. Кэти с Минджи вызвались приготовить на всех обед. Сокджин с помощью уже изрядно затупившихся ножниц пытался из джинсов смастерить шорты, а Ноа неизменно сидел у воды, притащив к берегу одно из кресел. Ёнгук и Джексон ломали ветки для костра, оставляя их на солнце просушиться. Своего старшего брата Чонгук не видел, но это даже и к лучшему. Он не горел желанием лицезреть его, и у того, видимо, было аналогичное мнение, поэтому по большей части они друг другу на глаза не попадались, за исключением совместных приемов пищи, но даже в это время они всегда сидели подальше друг от друга. Чонгук обычно устраивался рядом с Намджуном, Чимином с Дахён или Минджи с Тэхёном, а брат предпочитал компанию Кёнсу, Джексона и Ёнгука. Иногда Чонгук задумывался о том, могла ли вообще подобная ситуация сблизить его с братом, ведь они, по логике, должны быть друг другу самыми близкими, особенно в подобной ситуации, когда оба потеряли родителя и находятся вдали от своих домов, родных, и неизвестно, увидят ли они их когда-нибудь. Но потом в очередной раз натыкается на холодный взгляд и понимает, что никогда этому не бывать. Уён всегда будет ненавидеть его. Смотря под ноги, рассекающие песок, и углубившись в свои размышления, он не сразу замечает Тэхёна. Тот, раздетый до одних только коротких шортов и развалившись в кресле, приволоченном к самой кромке воды, принимает солнечные ванны, нацепив на нос чьи-то солнцезащитные очки, по виду совершенно девчачьи. Рядом с ним на песке лежит кокос с уже проделанным отверстием. Курорт, ей-богу. Чонгук останавливается, поправив руками фрукты, норовящие вывалиться из футболки на песок, и недовольно смотрит на него. — У меня иногда складывается ощущение, будто тебе по кайфу всё это, — бурчит он. Тэхён приподнимает очки и открывает один глаз, тут же растягивая в кошачьей улыбке губы: — Советую и тебе начать получать от этого удовольствие. Чего ещё остается тут делать? Трансивер испарился, в самолете бомба. Мы над всем этим, похоже, не властны. Проще поберечь нервы. Не хочешь посидеть со мной? — Он шлёпает себя по голому бедру, покрытому тонкими выгоревшими на солнце волосками, и ещё шире расставляет ноги. — Обойдусь, — огрызается Чонгук и продолжает свой путь в лагерь. — Эй, подожди. — Тэхён окликает его, и Чонгук поворачивается, вопросительно на него глядя. — Ты, кажется, хотел учиться плавать. Передумал уже? Чонгук действительно пару раз уже заикался об этом, но время шло, а он всё никак не мог осмелиться. Это ведь нужно довериться вот этому хаму — мало того, что вверить ему свою жизнь, так ещё и позволить ему себя касаться. Ему же придётся его трогать, да? Как вообще людей учат плавать? От этих мыслей у Чонгука кожа покрывается мурашками. — Не передумал, — неуверенно отвечает он. — Ну, тогда относи свои бананы и дуй обратно. Пойдем плавать. — Что, прямо сейчас? Вот так сразу? — Нет, сначала у нас будет долгая нежная прелюдия, — посмеивается Тэхён. — Да иди ты… — начинает Чонгук свою уже привычную процедуру послания Тэхёна в разные интересные места, но тот не слушает его — откладывает на песок очки, встаёт с кресла, лениво потягивается, разминая мышцы, и идет к воде. — Давай, я тебя жду. Чонгук уходит к лагерю, чтобы высыпать фрукты на разложенную Минджи ткань, и возвращается к берегу спустя несколько минут. Тэхён, завидев его, подплывает ближе. — Раздевайся и заходи в воду, Гук. Ладно, это не должно быть страшно. Тэхён ведь уже много раз доказывал, что ему можно доверять. По крайней мере, он его не утопит. Значит, ему нужно и сейчас расслабиться и ни о чём не думать. Научиться плавать ведь не сложно, верно? Миллионы людей умеют плавать. Учат даже младенцев. Значит, у него точно должно получиться. Вздохнув, он тянет вверх край футболки, бросая её на кресло, и туда же отправляет шорты. Подойдя к воде, он заходит в тёплый океан по щиколотку. Мелкая волна приятно ласкает ступни. — Иди ко мне, — зовёт Тэхён, по шею скрытый водой. — Там глубоко. Я не пойду. — И как мы будем учиться? Тебе нужно не бояться воды и доверять мне, малыш. — Я тебе не… — Да-да, не малыш, а большой мальчик. Вот и иди сюда. Узнаем, насколько ты смелый. — Ты поймаешь меня, если я начну тонуть? — Я всё прошлое лето проработал спасателем. — Ты поэтому… поэтому меня спас? Тэхён ничего не отвечает, лишь снова жестом подзывает его к себе. Сглотнув, Чонгук взглядом изучает траекторию от себя до Тэхёна и делает первые боязливые шаги. Он идёт медленно, сопротивляясь волне, которая его качает, и останавливается, как только вода начинает доходить ему до рёбер. Сглатывает. Горло пересыхает от волнения. — Ты можешь пойти мне навстречу? Пожалуйста, — просит он. — Мы преодолеваем страх, Гук. Давай, иди сюда. Я встречу тебя. — Тэхён протягивает руки, но Чонгук упрямо машет головой. — Ну что за ребёнок? Вздохнув, он плывет к Чонгуку и находит ногами дно, как только оказывается рядом. Вода оказывается ему по грудь. — Здесь совсем мелко, чего ты испугался? — Здесь да, но ты звал меня туда, где глубоко! — Хорошо, хорошо, — снисходительно улыбается он. Тэхён кладет одну руку на талию Чонгука, а второй подхватывает его под бёдра. Тот, не успев сообразить, оказывается у него на руках. — Ты что делаешь! — Он пытается спрыгнуть, но Тэхён держит крепко. — Успокойся. Не топить же я тебя собрался, — смеётся он. — Расслабь тело. Давай, доверься мне. Я не желаю тебе зла. Попробуй полежать на воде сначала. Ты увидишь, что она тебя держит. Давай. Чонгук делает круглые от ужаса глаза и не успевает и слова сказать, как руки Тэхёна отпускают его, оставляя на поверхности воды. В панике он начинает махать руками и ногами, расплескивая вокруг себя воду и уходя с головой под неё, продолжая барахтаться, пока чужие руки не ловят его снова. — Ты больной что ли?! — кричит Чонгук, как только Тэхён достаёт его на поверхность, прижимая к себе. — Тихо, тихо. — Тэхён пытается его успокоить и кладет ладонь ему на щеку. — Всё хорошо, Чонгук, не кричи. У нас так не получится ничего. Мне нужно, чтобы ты полностью доверился. Доверился и расслабился. Давай ещё раз попробуем? Я не буду делать этого резко, ладно? Ты ляжешь, расслабишься, а потом я постепенно уберу руки. Чонгук, подумав, хмуро кивает, и Тэхён снова берет его на руки. Он просит его расслабить тело, почувствовать воду и раскинуться звёздочкой. Чонгук сначала расслабляет ноги, под которыми все еще чувствует чужую ладонь. Тэхён, увидев, что он, наконец, понял, что нужно делать, потихоньку убирает ладонь из-под его бедер, оставляя вторую под поясницей. — Прикрой глаза. Почувствуй, как вода держит твоё тело. Это просто. Я рядом с тобой. Я не дам тебе утонуть. Чонгук прикрывает глаза и расслабляет руки. Ладонь Тэхёна под водой скользит от его талии к лопаткам, на какое-то время задерживается, а потом медленно отпускает его. Чонгук с раскинутыми конечностями остаётся лежать на поверхности воды. — Красивый, — говорит вдруг негромко Тэхён. Чонгук распахивает глаза, сталкиваясь тут же с его взглядом, тяжелым и внимательным. Совсем без привычного ему озорства. От неожиданности он забывает, где находится, начиная шевелиться, и тут же снова с головой уходит под воду, откуда его достаёт Тэхён, обхватив руками за талию. — Зачем ты это сказал? — наглотавшись соленой воды, хрипло спрашивает Чонгук, съежившись в руках Тэхёна. — Потому что это правда, — усмехается тот. Одна его рука поднимается вдоль позвоночника Чонгука вверх, оглаживает плечо, потом шею и ложится на гладкую щеку с едва заметным подростковым пушком. — Разве не видишь? — Прекрати, — хмурится Чонгук, пытаясь отстраниться. — Ты правда асексуален? — Я… — Чонгук сбивается с толку от очередного слишком прямого вопроса и замолкает на какое время. Дурацкая его черта — быть слишком доверчивым — опять не играет ему на руку. Стоит только кому-то сделать чуть более вкрадчивым тон, как Чонгук уже готов довериться и открыться. Тэхён смотрит на него неотрывно, ожидая ответа, и он тихо выдыхает: — Я не знаю. — Не знаешь? Почему? — Не думаю, что меня влечёт к девушкам, — пристыженно шепчет он, не смотря тому в глаза. — А к парням? — Тэхён приподнимает бровь. Чонгук молчит. Тэхён не торопит его, терпеливо ждет ответа, но когда его не дожидается, осторожно приподнимает его лицо за подбородок, заставляя посмотреть на себя огромными глазами-блюдцами. Чонгук нервно переводит дыхание. — Ты не знаешь, — понимает Тэхён, сузив глаза. — У тебя опыта совсем ноль, да? Чонгук неуверенно кивает. — Я думал, в Америке таких как ты уже не осталось, — по-доброму усмехается он в ответ. — Каких «таких»? Неудачников? — Таких очаровательно невинных в семнадцать, — улыбается Тэхён. — Какой идиот вбил в тебя эти комплексы? Чонгук отворачивается, поджимая губы. Он не любит поднимать эту тему, не любит говорить о своих комплексах, о том, что его гложет и что он переживает внутри себя. Это ведь кроме него никого не касается. Но Тэхён выглядит таким участливым, совсем не тем засранцем, каким Чонгук видит его всё остальное время. — Расскажи мне, — ладонь Тэхёна всё ещё на его лице, и большой палец мягко поглаживает кожу, заставляя довериться и открыться. Помолчав ещё немного, собираясь с мыслями, Чонгук снова переводит взгляд на парня напротив себя, в чьих руках он всё ещё находится. — Нет никакой интересной истории. Дети в школах бывают придурками, вот и всё. А я никогда не был красавчиком. Меня почти всю начальную школу дразнили из-за разреза глаз, или формы носа, или ещё чего-нибудь. — Думаю, теперь все они кусают себе локти. Не знаю, каким ты был в детстве, но сейчас я вижу юного горячего парня, который сам ещё не осознал, насколько он сексуален. Ты знаешь, как у меня бьется сердце, когда я смотрю на тебя вот такого — раздетого, с влажными волосами, совершенно открытого? Почувствуй. Тэхён берёт одну его ладонь и кладет на свою грудь, и Чонгук отчего-то не в силах вырвать руку. Боже, это же Тэхён. Несносный хам, безо всякого чувства такта. Почему он ведется на эту ерунду? Но он и правда ведется. В волнении облизывает губы и прислушивается к ощущениям чужого сердцебиения под своей ладонью. И правда, бьётся так быстро. Он переводит изумленный взгляд на Тэхёна и сталкивается с его улыбкой, совершенно обезоруживающей. Он не знает, что тот творит сейчас, но чувствует, что внутри всё откликается на это. Впервые в жизни. Что-то шевелится в груди. Тэхён вдруг оказывается еще ближе, хотя, казалось бы, куда уж, но теперь их носы почти касаются друг друга. Чонгук ощущает чужое дыхание на своих влажных солёных губах и, замерев, ожидает, что произойдет дальше. Тэхён не торопится, мягко проводит кончиком носа по его, потом наклоняет голову вбок и мягко касается губами его щеки. Чонгук, не смея пошевелиться, позволяет чужим губам исследовать его лицо. Они касаются его щёк, скул, линии подбородка, пока не доходят до губ. В памяти как не кстати вдруг всплывает образ полураздетого Тэхёна со спущенными трусами, ритмично вбивающегося в тело Кэти. Чонгук издаёт задушенный вздох, которого сам же и пугается, хмурится и тут же отстраняется, краснея до кончиков ушей. — Всё хорошо? — Тэхён поглаживает его спину под водой. — Да, наверное. Я хочу на сушу. — Подумай обо всем этом на досуге, — просит Тэхён. — Подумать? — всё ещё сконфуженно переспрашивает он, не зная куда деть взгляд. — Ага, — кивает. — Может, никакой ты не асексуал, и на самом деле тебе просто нравятся мужчины? Чонгук задумывается, что в этом и правда может быть какой-то смысл. Нет причин себя обманывать — касания Тэхёна были потрясающими. Наверняка лучше, чем прикосновения любой девчонки. Ему сравнить, конечно, не с чем, но он уверен в своей правоте. На этом обучение на сегодня они заканчивают — Чонгук все равно ни на чём не может сосредоточиться, все еще побаивается воды, да и вообще, ему уже и не до этого, поэтому, пробарахтавшись в океане еще немного, они возвращаются на берег. Идя в бунгало, которое Чонгук делит с Намджуном, он чувствует на себе чей-то взгляд и вертит головой, ища причину своих неприятных ощущений. Этой самой причиной оказывается сидящий привалившись спиной к пальме Уён. Брат смотрит на него испепеляющим взглядом, от которого становится не по себе, и Чонгук спешит скрыться за висящей на входе портьерой.***
Костёр разводят засветло. Тэхён жарит выловленную Хосоком и Намджуном рыбу, Чонгук, сидя рядом, делит на всех фрукты и поджаренные плоды хлебного дерева. Приятную тишину разбавляет только шум прибоя да шкворчание костра. Намджун присоединяется к ним самым первым, усаживаясь на песок возле огня. — Рыбки, капитан? — интересуется Тэхён. — Подожду остальных. — А вон, кажется, и «остальные», — насмешливо хмыкает Тэхён, замечая идущего прямо к ним Сокджина. О том, что между капитаном и актером завязался роман, не догадался только глупый, но таких среди них, вроде как, нет. Намджуна в лагере почти не видно последние дни, как и Джина, а присоединяются ко всем они теперь вместе, и остальные уже начинают перешептываться на эту тему. Не то чтобы они открыто что-то демонстрировали, но Сокджин явно не считает нужным это скрывать, чем порой заставляет Намджуна чувствовать себя неловко — когда неожиданно берёт его за руку при всех или зовет на водопад. — Добрейший вечерочек. — Джин плюхается на песок прямо между ног Намджуна и приваливается к нему спиной. — Привет, — почти хором здороваются с ним Тэхён и Чонгук. Тэхён, поулыбавшись, возвращает свое внимание снова на рыбу, в то время как Чонгук, слегка приоткрыв рот, разглядывает парочку. — Ты всегда такой открытый? — интересуется Намджун, когда Сокджин берет его ладони в свои руки и обвивает ими себя за талию, оказываясь в объятьях. — Не хочу упускать момент и наслаждаюсь тем, что здесь нет ни одного папарацци, — широко улыбается Сокджин. — Прости, Чонгук, мы тебя засмущали? Тот спешно трясет головой и отворачивается, принимаясь снова за приготовление их нехитрого ужина. — Но мы можем написать мемуары, когда выберемся отсюда, и расписать в подробностях, как зарождался роман знаменитого Ким Сокджина вдали от цивилизации. Представь, каким тиражом разойдутся книги. Я стану, наконец, богатым! — мечтательно вздыхает Тэхён. — Мальчик, тебе Чжиын потом такой иск предъявит, что ты вообще забудешь, что был на этом острове, — смеётся Сокджин. — Это она с виду милая и хрупкая. Но руку может откусить по локоть, поверь мне. Немногим позже вокруг костра все собираются на ужин. Сокджин так и остаётся сидеть между ног пилота, опираясь на него спиной. Остальные сначала посматривают на них с любопытством, особенно Дахён, глядящая во все глаза, пока не получает насмешливый толчок в бок от мужа. Позже все теряют интерес, или привыкают. С Сокджина спрос меньше. Он же актёр, творческая личность, а значит, может учудить что угодно. Сначала, конечно, многие поудивляются, пообсуждают, но в целом это не будет чем-то слишком неожиданным. А вот от Намджуна — сдержанного, серьезного капитана — наверняка мало кто ожидал чего-то подобного. Но он старается меньше об этом думать. В конце концов, они на необитаемом острове. Он может позволить себе быть собой. Неизвестно, сколько ещё моментов этого мнимого спокойствия у него есть. Намджун окидывает взглядом всех, кто собрался у костра. Он никак не может отделаться от этого гадкого удушающего чувства вины, когда смотрит на них. На потерянных, выживших, но выживающих. На подозревающих друг друга. Он с тоской смотрит на Хосока, Кэти, Чимина и Дахён и вспоминает экипаж, который погиб, за исключением их пятерых. Ведь не должно было всё произойти вот так — не должно было быть столько жертв. Переведя взгляд на Чонгука, он думает о том, что переживает этот ребёнок, который остался совсем один с чужими людьми, в чужой среде. У него к этому мальчишке совершенно отеческие чувства, но Чонгуку этого недостаточно, хоть он и тянется к нему тоже, потому что больше не к кому. У Минджи хотя бы есть Тэхён. У Намджуна в груди болит из-за них всех. Он думает о Дахён, которой совершенно однозначно нужен врач, нужна спокойная, безопасная атмосфера. Она могла бы сейчас быть в Сеуле, в их с Чимином новой квартире, и готовиться к материнству, ведь полеты ей сразу запретили бы. Но вместо этого она здесь, на чёртовом острове, и вынуждена есть одно и то же каждый день. И если с ней или их малышом что-то случится — им совершенно некому помочь. Так, переходя мыслями от одного к другому, Намджун вдруг замечает, что одного среди них не хватает. На ужине нет Ёнгука. Он озирается по сторонам, бросает взгляд на бунгало, которые Ёнгук, Кёнсу и Джексон строили вместе, но там тоже никого не видит. Странно, куда он снова мог подеваться? — Потерял что-то? — любопытствует Сокджин, лёжа на его груди и подняв голову, чтобы видеть его лицо. — Нет, ничего. Всё в порядке. После ужина, когда все расходятся по своим уголкам, Сокджин, взяв Намджуна за руку, утягивает его на ночную прогулку по побережью. Такие прогулки у них теперь не редкость. Он и сам заметить не успел, как от вспышки страсти они пришли к начинающемуся между ними роману. Теперь Сокджин почти постоянно где-то рядом, и это нравится Намджуну, словно так и должно быть. Нравится отвлекаться на него от всех тяжелых мыслей. Порой это настоящее спасение. Нравится то, как он сплетает их пальцы, нравится, как влюбленно смотрит в глаза, прежде чем поцеловать. Он тонет в этом взгляде, каждый раз боясь больше не выбраться. Сокджин с каждым днем всё больше в него проникает, заставляя чаще биться его давно не юное сердце. Он думал, что уже не способен на чувства, подобные этим, однако и здесь ему пришлось удивиться. — Ты сегодня опять какой-то задумчивый, — замечает Джин, останавливаясь и вставая прямо напротив. — Разве? — Ты слишком много думаешь, Намджун. Я знаю, всё это наверняка терзает тебя, и ты думаешь, что будет дальше, но сейчас мы здесь. Вдали от проблем, людей, обязанностей, и наша единственная проблема — это чем кормиться и как дожить до того момента, когда нас всех отсюда вытащат. Отпусти это, сейчас ты всё равно ничего не можешь со всем этим поделать. — Но трансивер всё ещё у кого-то из нас. Не могу об этом не думать. — Я знаю. Я тоже. Но мы проверили всё. — Значит, этот кто-то очень хорошо его спрятал. — И мы пока больше ничего не можем с этим сделать. Надеюсь, это вскроется как можно скорее. Или нас заберут раньше, чем это произойдет. — Ты прав, — Намджун выдыхает и кладёт ладонь на шею Джина, мягко её поглаживая. В голове крутятся мысли о взрывном устройстве, но об этом он вслух не говорит. Нет никакого смысла грузить этим Джина и портить момент. Он устало прикрывает глаза. Сокджин подаётся вперёд и сталкивается с ним губами, вовлекая в очередной сладкий поцелуй, которыми они всё никак не насытятся. Это словно единственное светлое пятно в этих дурацких одинаковых буднях — получить немного любви и ласки, задыхаться от эмоций и страсти, отдавать и получать. Намджун прижимает его ближе, запускает ладони под чужую рубашку, лаская разгоряченную кожу под ней и выбрасывая из головы все лишнее. Кто бы мог подумать, но этого оказывается постоянно мало, ведь эти поцелуи — совершенно ничто по сравнению с тем, что хотелось бы делать, оставшись наедине. Такой роскоши у них, к сожалению, нет. Возвращается Намджун глубокой ночью, после того, как они с Сокджином вдоволь побыли вдвоём, нацеловавшись едва не до онемения губ. Он провожает его до их с Чжиын бунгало и неторопливо идет к своему. Уже на подходе он слышит тихие всхлипывания, совершенно точно зная, кому они принадлежат. — Ты чего разводишь сырость? — Он отодвигает портьеру и заходит внутрь, скинув обувь у самого входа. В темноте едва видны очертания подростка, лежащего на одном из кресел, с головой накрывшись пледом. Намджун устраивается на соседнем кресле и осторожно трогает его за плечо. — Чонгук, ты чего? Что-то случилось? Тот мотает головой, что с трудом может разглядеть Намджун, и снова всхлипывает. — Давай, поделись. Выговоришься, и станет легче. Я, конечно, вряд ли сойду за психолога, но на простой человеческий разговор, думаю, способен. — Я просто… — ещё один всхлип. — Я подумал о маме, и… она же, наверное, думает, что я погиб. Вспомнил и не могу теперь перестать об этом думать. Я хочу домой. — Чонгук. — Намджун вздыхает и утягивает мальчишку в свои объятия. — Мы, вероятнее всего, числимся пропавшими без вести. Я думаю, твоя мама не теряет надежды и верит, что ты вернёшься живым и невредимым. — А если не вернусь, — тихо бубнит Чонгук стирая руками слезы, пока Намджун по-родительски гладит его спину, стремясь утешить. — Ну куда ты денешься, Чонгук? Они ищут нас. Ты думаешь, они просто забьют на тот факт, что у них посреди океана исчез самолёт? — Почему тогда нас до сих пор не забрали? Мы здесь… сколько? Уже больше месяца, да? — Они не знают, где именно нас искать. В Тихом океане тысячи островов, а мы пропали с радаров, и неизвестно, сколько еще летели и где могли упасть. Они ищут, Гук, но им нужно время. — Ты обещаешь, что нас заберут? — Обещаю. Ложись спать. Тяжело вздохнув от безысходности, Чонгук перекатывается на своё кресло и снова укрывается пледом. Намджун, последовав его примеру, на ощупь достаёт чистую футболку и штаны, переодевается и ложится, отвернувшись лицом к противоположной стороне. В бунгало тишина, лишь только Чонгук периодически вздыхает или шмыгает носом. Сон к Намджуну не идёт, и он ворочается с боку на бок, размышляя о том, о сём. — Намджун, — негромко зовет его мальчишка. — М? — Вы с Сокджином правда… вместе? — Да, — подумав, соглашается Намджун. Оказывается, это так просто.***
— Ты ещё более отвратительный, чем я думал, — раздается над ухом Чонгука, и он замирает, прекращая чистить кокос. Он сидит под тенью пальм вот уже час, очищая и нарезая кокосы по просьбе Сокджина, которому вдруг пришла в голову идея попробовать сделать кокосовое масло, которое можно было бы много где использовать. Чонгук был не против немного помочь — посидеть в тишине и одиночестве, заняв чем-то свои руки. У него было много вещей, о которых ему нужно было поразмышлять. Будучи достаточно закрытым человеком — интровертом, как это принято называть, он часто нуждался в подобном уединении. Остальные, с кем он ближе всего контактирует, понимающе относятся к таким вещам, поэтому никто не видит проблем, когда он забирает кокосы, нож и пару имеющихся у них емкостей, уходит подальше и устраивается под пальмами, расположившись там в одиночестве. Появление кого-то рядом — не то, чего он ожидал, и уж тем более он не думал, что к нему подойдёт старший брат, общение с которым было сведено не то что до минимума — оно отсутствовало вовсе после их драки. Он моментально напрягается, слыша знакомый голос позади себя, и поворачивает голову, видя, как Уён выходит из леса, придерживая перекинутую через плечо одежду. Видимо, шёл с водопада. — Я мог бы и раньше догадаться, что ты педик. Жаль, что я не сделал этого. Отец бы тогда и думать забыл о том, что такое ничтожество — его сын. Забыл бы тебя, как страшный сон, и мне не пришлось бы терпеть твою рожу каждые каникулы на протяжении всех этих лет, не пришлось бы выслушивать, как чудесно мы на пару будем управлять компанией в будущем. — Уён сплевывает на песок и задевает его, проходя слишком близко. Чонгук от внезапного толчка слегка покачивается, нож вылетает из его ладони, и он тут же вскакивает на ноги, оказываясь напротив брата, смотрящего на него с нескрываемым презрением. Он видит это отвращение в его глазах и покрывается неприятным липким ощущением стыда, которое перемешивается с обидой и злостью внутри него. Чонгук чувствует себя неправильным, словно он вернулся на несколько лет назад, когда они оба были совсем ещё подростками и он чувствовал себя тем самым ничтожеством всякий раз, находясь рядом с братом, с самого рождения вдалбливающим ему о том, что он ненужный, нагулянный ребенок. Отродье, лишь только мешающееся под ногами. Что ж, кажется, Уён нашёл ещё один повод показать Чонгуку, какой он никчемный и безобразный. Не ровня его семье. И никогда не был. Он не находит слов, чтобы ответить, хоть и очень хочется сказать что-нибудь колкое, поставить на место, не дать себя в обиду, но все слова оседают на губах невысказанными, из-за чего кожу на них неприятно колет. Уён кривит губы, смотря ему в лицо, и Чонгук бы не удивился, если бы он в него плюнул. По крайней мере, он выглядит так, будто это и собирается сделать. — Смотрю, ты всё ещё так сильно скорбишь по отцу, что уже начал раздвигать ноги, а? И как это? Классно быть шлюхой? Отвратительный, ты просто кусок дерьма. Жаль, что отец не знал, что на самом деле ты из себя представляешь. Педик. — Заткнись! — почти кричит Чонгук, не выдерживая и подаваясь резко вперёд, хватая брата за футболку, но тот перехватывает его руку, с силой её сжимая. Одежда с его плеча падает на песок под их ноги. — Что? Правда колет глаза? — гадко усмехается Уён, выгибая губы в оскале. Чонгуку колет. Он физически чувствует, как его глаза колет от слез, и он бы лучше сдох, чем показал свою слабость этому ублюдку, который пытается портить ему жизнь столько, сколько он себя помнит. И он нападает, выдергивая руку из хватки и проезжаясь кулаком по его лицу. Чонгук пытается бить, куда только может, почти ничего не видя перед собой, потому что пелена слёз застилает глаза. Однако Уён куда более проворный, или, быть может, у того больше опыта в драках, ведь у Чонгука его почти нет. Он никогда не был сторонником насилия, но не может сдержаться сейчас — им движет ненависть и ярость, и он продолжает махать кулаками. Уён почти все его последующие удары блокирует, больно выкручивая руки. Чонгук не замечает, в какой момент он, почти обессиленный, падает на песок, а чужое тело наваливается сверху, смыкая грубые пальцы на его шее. Он кричит и пытается брыкаться, но брат хоть и ненамного, но сильнее. Он шарит ладонью по песку, пытаясь нащупать нож, но не находит его. Стучит в висках, ему не хватает воздуха из-за удушения. Хочется кашлять, но ничего не получается. Уён продолжает лить на него дерьмо о том, какое он отродье, а Чонгуку кажется, будто он вот-вот потеряет сознание. Руки брата с его шеи исчезают так же внезапно, как и возникли там несколькими мгновениями раньше. Он принимается судорожно откашливаться, жадно глотая воздух, и не сразу понимает, что слышит чужие голоса рядом. Тэхён. Тот говорит громко, кажется, даже ударяет Уёна, но всё словно под толщей воды. У него так сильно шумит в ушах. Он не может разобрать ни слова. Его поднимают с песка. Чонгук слышит еще чей-то голос у себя над ухом. У Тэхёна сбиты в кровь костяшки, когда он опускается перед ним на колени. — Ты в порядке? Эй. — Тэхён касается его руки и, не дождавшись от него ответа, обращается к кому-то другому: — Он что-нибудь сказал? — Он, кажется, потрясён, — звучит рядом с ним голос Намджуна. Он тоже здесь? Чонгук приподнимает голову и видит, что капитан сидит позади него, и это на его груди лежит сейчас его голова. Он расфокусировано переводит взгляд с него на Тэхёна. — Если этот утырок приблизится к тебе еще хоть на шаг, клянусь, я что-нибудь с ним сделаю, — обещает ему тот. — Чонгук, ты как? — Намджун мягко проводит по его плечам, привлекая внимание. Чонгук на пробу приподнимается, отрывая спину от поддерживающего его капитана, и снова прокашливается. — Я в порядке, — сипит он. — Спасибо. — Точно в порядке? — хмуро интересуется Тэхён. Кажется, он и правда беспокоится. С их недопоцелуя в океане прошло уже несколько дней, и за это время они больше не оказывались наедине, следовательно, не было у них ни разговора о случившемся, ни другой… близости. Тэхён уже не кажется ему таким наглым и беспринципным, как в начале. Напротив, Чонгук понимает — тот осознанно дает ему время подумать, принять для себя. Он не давит и не задаёт вопросов, ждёт, когда Чонгук ко всему придёт сам. Ему не безразлично то, как Чонгук себя чувствует. — Да, я в порядке. Просто хочу полежать. Пойду к себе, — хрипит он. Чонгук поднимается на ноги, невольно оглядываясь по сторонам. Уёна уже нигде не видно. Намджун и Тэхён придерживают его за плечи, но он думает, что это лишнее. — Я провожу тебя, — говорит Тэхён. — Не нужно, всё нормально, — Чонгук качает головой. — Я провожу. Идём. Рука Тэхёна ложится на его талию, и он ведёт его в сторону их с Намджуном бунгало. Чонгуку отчего-то становится стыдно. За то, что не может сам за себя постоять и снова кому-то приходится их разнимать. За то, что Тэхён видит его в таком ужасном состоянии — почему-то вдруг это кажется тоже важным, хотя раньше было всё равно. Он опускает голову и смотрит под ноги, пока они бредут вдоль берега. Тэхён к нему с расспросами не лезет. В лагере тишина и никого не видно — как и всегда, все разбрелись кто куда. Находиться постоянно в обществе кого-то на одном и том же месте и заниматься каждодневной рутиной кого угодно сведет с ума, поэтому в течение дня большинство, в основном, расходятся в разные стороны, стараясь друг другу на глаза не попадаться. Особенно после недавних событий. Но сейчас этот факт как никогда радует Чонгука. Никто не увидит его таким потрепанным и не задаст ненужных вопросов. Тэхён отодвигает портьеру на входе в их бунгало и запускает Чонгука внутрь. — Ложись, Гук. — Он заходит следом, чтобы проследить, что Чонгук действительно ляжет. Чонгук слушается и садится на своё разложенное кресло, заправленное пледом и стоящее в нескольких сантиметрах от кресла Намджуна. — Поспишь? Я зайду к тебе позже. — Тэхён помогает ему улечься и укрывает его ноги одним из пледов. — А ты куда? — Есть дела. — Какие здесь могут быть дела? — сводит брови Чонгук. — Разные. — Тэхён усмехается и мимолетным движением поддевает пальцем его подбородок. — Ты же не пойдешь к Уёну? — понизив голос и нахмурив лоб, спрашивает Чонгук. — Не пойду, не переживай. Чонгук едва заметно кивает, и Тэхён идёт на выход, оставляя его одного. Он просовывает руку под свернутую худи, лежащую у него под головой, переворачивается на бок и тихо вздыхает. Дурацкий день. Дурацкий Уён. И остров тоже дурацкий. Всё с ног на голову перевернулось с того дня, как он сел в этот проклятый самолет с отцом и братом. Он ведь даже не хотел никуда лететь. Впрочем, как и всегда, но в этот раз он до последнего придумывал план отступления. Он не хотел отправляться в Корею на целых два месяца. Что ему там делать? Его одна только мысль, что придется снова жить с братом под одной крышей, заставляла содрогнуться. А теперь они с ним вдвоем здесь, и это выглядит словно насмешка судьбы. Не хотел жить под одной крышей — пожалуйста, получай. Здесь и крыши-то нет, не считая настилов из веток и листьев, которые они соорудили себе сами. Иногда он думает, что было бы проще, если бы Тэхён его не спас. Если бы он утонул, как и отец. Пережитое грузом опускается на его плечи. Он тяжело вздыхает и чувствует, как пощипывает нос из-за подкатывающих слёз. Он сжимает переносицу пальцами, но ничего не выходит — слезинки все равно собираются в уголках глаз и скатываются по щекам. В такие моменты он ненавидит сам себя. Ненавидит плакать, быть слабым, но это то, какой он есть. Он никогда не был мужественным и сильным. Подкачанные мышцы и место в школьной сборной — это ведь ничто. Внутри он чувствует себя слабаком. Кем-то слишком мягким, по-девчачьи нежным и ранимым. Это не то, каким он хотел быть. За размышлениями и попытками успокоиться он не замечает, как засыпает. Забывается беспокойным сном, все еще чувствуя дискомфорт в горле. Будит его возникший где-то рядом шум и голоса, и он лениво приоткрывает глаза, натыкаясь на заходящего в бунгало капитана. — Спишь? — Намджун проходит к своему креслу и скидывает на него промокшую по краю футболку. Наверное, снова с парнями ловили рыбу. — Нет, — всё ещё хрипло говорит Чонгук, присаживаясь и потирая сонные глаза. Он уснул заплаканным и теперь чувствует, как припухли и побаливают его веки. — Там ребята ужин уже готовят. — Я не хочу есть, — качает головой Чонгук. Он, может, и поел бы, но ему совершенно не хочется покидать бунгало, по многим причинам. — Уёна там нет, — заверяет Намджун. — Я не из-за него. Просто не хочу никуда выходить отсюда. — Что у вас на этот раз случилось, Чонгук? — Намджун присаживается на свое кресло, рядом с ним. Чонгук не отвечает, разглядывает свои пальцы в полумраке. О таком неловко говорить вслух, хоть он и думает, что Намджун один из немногих, кто точно мог бы понять его. Наверное, с его стороны ужасно думать о таких вещах, но пока он обдумывал всё случившееся между ним и Тэхёном, ему пришла в голову мысль, что он хотел бы иметь такого отца, как Намджун. Он пытался себе представить, как отнеслась бы мама, скажи он ей, что ему, кажется, совсем не интересны девушки. Наверное, она не слишком бы обрадовалась. Про отца и подумать страшно, хоть он никогда и не узнает теперь его мнение. Он собирается с мыслями, тихонько вздыхает и поднимает голову, находя взглядом лицо Намджуна, внимательно на него смотрящего. — Он… видел кое-что личное, что не должен был видеть, и сказал, что я отвратительный. И много чего ещё. — Кое-что личное? — уточняет капитан. Чонгук кивает. — Он видел, как у меня почти случился поцелуй. С… с Тэхёном. Рот Намджуна в изумлении округляется, а брови приподнимаются. Это явно не то, что он ожидал услышать. Он несколько секунд молчит, наверное, переваривая полученную информацию, но после продолжает любопытствовать: — Вы с Тэхёном вместе? Я не знал. — Нет, мы нет, — быстро качает головой Чонгук. — Это просто… мне непонятно. Так просто вышло. Я не знаю. Я не знаю, что ответить. — Почему? — Намджун наклоняется вперед, слушая его, и опирается локтями о свои бедра. — Я никогда не встречался с парнями. Я вообще ни с кем не встречался, — почти шепчет он в ответ, опасаясь, что их может слышать кто-то ещё. — Я не знаю, как это бывает, а Тэхён, он… Я чувствую себя как-то неправильно. Ещё и то, что наговорил Уён… Я, наверное, запутался. Чонгук неловко опускает голову снова, отводя от Намджуна стыдливый взгляд. Он и двух слов связать не может, чтобы хоть что-то объяснить Намджуну. Что он должен сказать? Что они не встречаются, конечно же нет, но Тэхён касался губами его лица, почти поцеловал его в губы, и Чонгуку всё это было приятно? Так? — Глупо стесняться того, кто ты есть, и стыдиться своих чувств. Если тебе нравится Тэхён — это нормально. Это прекрасно. Ты не должен переживать о том, что думает об этом Уён. — Он мне не нравится! — выпаливает Чонгук. Намджун косится на него лукаво. — Ой ли? — Я просто… никогда не думал о себе в таком ключе. Не уверен, что это то, кем я являюсь. — У тебя есть отличный шанс разобраться, — по-доброму усмехается Намджун, и Чонгук чувствует, как алеют его уши. — А… как ты понял, что тебе нравятся мужчины? — у Чонгука от этого вопроса полыхают щеки, но не спросить он не может. Он ведь все еще пытается разобраться в себе. Ему хочется знать, как это бывает у других, убедиться, что он такой не один. Не один такой запутавшийся. — Мне не кажется это чем-то сложным, Чонгук. Для кого-то, возможно, да. Но я думаю, что достаточно просто прислушиваться к себе, думать о своих чувствах. Это я и сделал в своё время, наверное. Чонгук задумчиво кивает. Последние дни он только и делает, что думает о своих чувствах. И он, кажется, понимает их, но принять куда сложнее. Может, Намджун и прав. Он не должен стесняться самого себя. От этого разговора становится легче. Мысли постепенно стремятся от принятия ситуации к возможным её исходам. Чонгук размышляет, что будет, если он ответит Тэхёну. Он ведь вполне однозначно дал понять, что Чонгук ему нравится? Кожа покрывается приятными мурашками, когда он думает о том, что тот поцелуй, что между ними не случился, может произойти, что их могут быть сотни, что они могут проделывать множество других приятных вещей, которых он ни с кем и никогда ещё не делал. От этих мыслей замирает всё внутри. Может, это всё действительно то, что ему нужно? То, чего он на самом деле хочет? Как он вообще пришел к тому, что начал думать о Тэхёне? И должен ли он позволять себе такое сейчас, когда его жизнь — полная катастрофа?