***
Рядом с Намджуном Чонгуку спокойнее всего. Капитан, будто взяв его под отцовское крыло, проводит с ним много времени. Может, чувствует, что ему это необходимо? Чонгук не делился с ним тем, что его пугают взгляды Ёнгука, которые он чувствует на себе даже тогда, когда кажется, что его точно поблизости нет. Однако Намджун знает, что существуют вещи, которые Чонгука очень тревожат. Из-за которых он сам не свой. И ориентация — одна из таких вещей. На разговоры об этом он здорово отвлекается, выбрасывая Ёнгука из своей головы. Они разговаривают много, подолгу, и внутри Чонгука начинает понемногу селиться нечто, похожее на принятие. Не принятие собственной ориентации как данности, нет, но допустимость того, что такое возможно, и он должен попытаться разобраться сам в себе, не осуждая и не коря. Увлекшись очередным таким разговором, на ужин Намджун не идёт, оставаясь за компанию с Чонгуком. Они перекусывают парой бананов, болтая о разных вещах, но, так или иначе, крутящихся вокруг тем принятия себя, ориентации и подобного. Чонгуку от этого легче. Рядом никого, кого он не хотел бы сейчас видеть, а в голове постепенно всё укладывается по полочкам, собственные мысли, страхи и желания становятся понятнее. Намджун без стеснения делится личным, помогает ему самому разобраться в себе на собственном примере. Рассказывает о том, как признался семье, и о первых отношениях, и о первом опыте. Он много у Чонгука спрашивает, но совсем не давит и не пытается поставить в неудобное положение. Чонгук это ценит. Он бы болтал вот так всю ночь напролёт, но вскоре после ужина к ним заглядывает Сокджин, и их бунгало наполняется ароматом кокоса. — Болтаете, мальчики? — Сокджин улыбается. — Ага, — отвечает Чонгук. — Ты как? Нормально себя чувствуешь? — Да, спасибо. Всё в порядке. — Чонгук прищуривается: обычно Джин не слишком обеспокоен чужим состоянием, но ему все равно приятно, что тот поинтересовался. Наверное, у него на лице написано после всего произошедшего, что на самом деле он далек от того самого «в порядке». — Ты не будешь против, если я украду у тебя Намджуна на одну ночь? — Нет, конечно, — хмыкает Чонгук. Будто Намджун его собственность. — Точно? Если хочешь, я могу остаться, — предлагает Намджун. И даже если Чонгук хотел, он бы точно этого не сказал. Кто он такой, чтобы лишать их двоих времени наедине. Здесь, несмотря на немалые размеры острова, и так с этим не просто — повсюду кто-то есть, так просто с комфортом не уединиться. Поэтому Чонгук уверяет, что у него всё хорошо и они могут идти. И лишь после того, как они уходят, он осознает, что будет ночевать совсем один. До самого утра. Не в безопасности. Оставшись в одиночестве, он переворачивается на другой бок и кладет ладошку под голову. Становится тревожно. А солнце ещё даже не село за горизонт. В мысли снова возвращается Тэхён. Он размышляет, чем тот занимается, лег ли уже спать. Может, стоило бы попросить его переночевать с ним? Нет, бред какой. Мало того, что тот посчитает его трусом, так ещё будет отпускать свои двусмысленные шуточки. Это последнее, что Чонгуку сейчас нужно. Переночует как-нибудь одну ночь. Ничего не случится. Он обнимает свернутую худи и закрывает глаза. Может, если побыстрее уснуть, то ночь пролетит незаметно? Да, так он и сделает. Но сон не идёт. То стихают, то становятся громче голоса рядом с бунгало. На каждый шорох он вздрагивает и распахивает глаза. Чувствует, как в груди становится неспокойно. Пролежав так ещё недолго, он поднимается с кресла, засовывает ноги в кеды и выглядывает наружу. На берегу уже затушили костёр, но аромат его все еще витает в воздухе. Чонгук вдыхает полной грудью и оглядывается в поисках Тэхёна. Кажется, все разошлись и никого совсем не видать. Чонгук решает заглянуть к Тэхёну в бунгало, надеясь застать его там. Оно находится неподалеку, стоит только пройти дальше вдоль подножия леса. Там, между пальм, и находится небольшой навес, служащий Тэхёну и Минджи жилищем. Он подходит тихонько, его шаги по песку едва слышно: — Тэхён? — негромко зовёт он, не желая разбудить, если он или Минджи вдруг уже спят. Тэхён, к счастью, не спит и выглядывает наружу, откликаясь на его голос. — Привет, — на его губах возникает улыбка. — Всё в порядке? — Да, — кивает. — Я просто… подумал, вдруг ты не спишь. — На водопад хотел сходить? — А… ну да, — соглашается он. Водопад так водопад. Зато не одиночество. — А вещи где твои? — Забыл. — Подожди минуту. Он уходит снова внутрь и возвращается, держа в руках чистую одежду для двоих и кусок мыла. До водопада доходят молча. Тэхён все так же не дергает его вопросами и разговорами, будто действительно дает время все обдумать, уложить в голове, что-то для себя понять. За последние дни это, кажется, первый раз, когда они оказались наедине, и в радиусе сотен метров никого нет. По дороге он разглядывает Тэхёна, идя на шаг позади него: широкий разворот его плеч, ровную спину, загорелую кожу шеи, которую еще недавно обхватывал ладонями, лишь бы не утонуть. Крепкие стройные ноги в коротких шортах, выглядящие неожиданно привлекательно. Чонгук кусает губы, вспоминая все разговоры с Намджуном. Может и правда, ориентация — это не так уж сложно? Он задумывается, уперев взгляд в чужие ягодицы, не слишком хорошо очерченные тканью, но так даже интереснее. Еще немного, и Тэхён снова бесстыдно стянет с себя шорты, демонстрируя ему свой голый зад. Так он и делает: стоит только дойти до водопада, тот стаскивает с себя шорты вместе с трусами, кидает их на камень, и ныряет в воду с выступа, мелькнув ягодицами перед глазами Чонгука совершенно не стесняясь. Через несколько секунд он выныривает, одной ладонью вытирает мокрое лицо, убирая назад пряди волос, и во весь рот улыбается: — Ну? Давай, иди сюда. Я тебя ловлю. Мы же уже учились плавать. Тебе нужна практика. С такой боязнью и недоверием ко мне у нас ничего не выйдет. — Я доверяю, — выдавливает Чонгук. — Тогда раздевайся. Чонгук вздыхает. Облизав сухие губы, он стягивает с себя футболку, затем мешковатые шорты, и остается в одних трусах. Тэхён это никак не комментирует, к облегчению Чонгука, и лишь снова показывает ему свои руки, приготовившись его ловить. Пытаясь унять бешеное сердцебиение, он подходит к краю выступа, сжимая в ладони кусочек мыла, захваченного с собой Тэхёном. Хорошо. Он уже делал это. И Тэхён уже его ловил. Чонгук опускается задницей на валун и медленно, по сантиметру, двигается к самому его краю. Ещё немного, и он, зажмурившись, спрыгивает в воду, где его тут же подхватывают и вытаскивают на поверхность. Даже наглотаться не успел. Тэхён прижимает его к себе за талию и улыбается, разглядывая лицо. — Нормально? — Кажется, — едва шевеля губами от смущения отвечает он. — Поплаваем? — Бровь Тэхёна весело приподнимается, но Чонгуку совсем не до веселья, и он качает головой. — Нет. Не отпускай. Выражение на лице Тэхёна сменяется. Он исследует его взглядом, будто пытаясь понять, что не так, и когда не находит для себя никаких ответов, задает вопросы вслух: — Точно все нормально? Или что-то случилось? Чонгук пожимает плечами. — Вроде ничего нового. И ведь правда, нового ничего: все те же терзания о собственной ориентации, неясная и непостижимая тяга к Тэхёну, которую он то и дело в себе пытается затоптать, чтобы не дай бог кто заметил. Ёнгук, напрягающий сильнее день ото дня, и заставляющий его ладони потеть от страха остаться с ним наедине даже на минуту. Уён, не дающий расслабиться. И голос, который он слышал из уборной. Ничего нового. — У тебя сейчас такое лицо, что я не верю ни единому твоему слову, — хмыкает Тэхён, проведя ладонью по его обнаженной пояснице над самым поясом шортов. — Пришел ко мне, сам, дался в руки, и утверждает, что все в порядке. Выкладывай давай. Чонгук молчит. Может, и правда сказать Тэхёну обо всём? И о взглядах Ёнгука, и о голосе в самолете. Может, станет спокойнее? Тэхён ведь не высмеет его. Или не стоит? Может, рассказать, но не все? — Намджун ушел спать к Сокджину, — неуверенно начинает он о том, что тревожит сейчас сильнее всего. — И? — По губам Тэхёна расплывается понимающая ухмылка. — Я… боюсь спать один. В смысле, не всегда, — тараторя, добавляет он. — А сейчас. Ёнгук, он… он пугает меня. Брови Тэхёна съезжаются у переносицы. Даже в опускающихся на остров сумерках Чонгук видит озадаченность на его лице. — Ты о том инциденте? Я думал, что он исчерпал себя. — Ты… ему веришь? — шепотом спрашивает Чонгук. Его ладони лежат на локтевых сгибах Тэхёна, держась за него таким образом, и только это дает ему хоть немного смелости и чувства защищенности. Такой, что он может проговорить свои страхи вслух. — Не особо. Но у нас особо ничего на него нет, да и ведёт он себя относительно тихо, так что… — Он смотрит на меня. — Смотрит?.. — Тэхён приподнимает бровь. — Я постоянно чувствую на себе его взгляд, даже когда его рядом нет. Всегда. У костра, или пока собираю фрукты, или когда умываюсь утром, или… или… — Чонгук чувствует, как начинает накрывать паникой, но ладонь Тэхёна ложится на его щеку. — Чонгук, — мягко, но твердо зовет его он. — Тебе нечего бояться, хорошо? Ты не один. Он тебя и пальцем не тронет. Это будет слишком очевидно, все ведь сразу поймут, что это он. — Ты тоже думаешь, он может быть причастен к катастрофе? Мне кажется, что Намджун именно так и думает. То есть, мы не обсуждали это, но Намджуну Ёнгук ведь тоже не нравится. С самого начала. — Ну, исключить мы ничего не можем. А то, что он самый подозрительный из всех, кто выжил — факт. Чонгук медленно кивает. Самый подозрительный. Ёнгук самый подозрительный. По спине ползут мерзкие липкие мурашки. Что, если они в одном лагере с террористом? С террористом, которому Чонгук перешел дорогу. — Послушай, — зовет его снова Тэхён. — Ты в безопасности, хорошо? Рядом с тобой я, Намджун, Хосок, Чимин. Тебе нечего бояться. Он смотрит на тебя просто чтобы припугнуть. Ты понял? Не ведись. — Да, — шепотом отвечает Чонгук. — Посмотри на меня. Он поднимает его лицо за подбородок, и Чонгук смотрит. И ему хочется верить. Тэхён наклоняется. Медленно, словно не желая спугнуть, а Чонгук, напрягшись каждой мышцей, замирает. Взгляд Тэхёна ложится на его губы, задумчиво рассматривая их, а затем поднимаясь снова к глазам. Что он в них хочет разглядеть, Чонгук не знает. Разрешение? Желание? Так и сам не знает, чего хочет, и хочет ли вообще. Еще недавно он думал о том, что узнать, что такое поцелуй, было бы интересно, и может даже помогло бы ему в себе разобраться, а теперь даже пошевелиться не может, замерев в ожидании. Наверное, разрешение Тэхён все-таки разглядел, потому что через несколько мучительных секунд на губы Чонгука опускаются чужие, влажные от воды. Он боится дышать, оцепенело принимая первый в жизни поцелуй: его нижняя губа оказывается захваченной губами Тэхёна, и только тогда он думает, что, наверное, стоило бы закрыть глаза, но так и продолжает стоять истуканом, пока его губы поочередно ласкают, мягко и ненапористо. Ощущается странно, непривычно, но отстраниться не хочется. Другая ладонь Тэхёна лежит на его пояснице, прижимает к собственному торсу, а Чонгук так не вовремя вспоминает слова Намджуна о том, что у него есть отличный повод разобраться. Разобраться в своей ориентации. И Чонгук, вздрогнув, разрывает поцелуй, едва почувствовав, как губ касается чужой язык. Пожалуй, более чем достаточно на сегодня. Дальше разбираться в этом сейчас у него нет никакого желания. Он слишком на нервах, чтобы думать ещё и об этом. — Так мне переночевать с тобой сегодня? — спрашивает Тэхён, все еще поглаживая большим пальцем его подбородок. — Да, — кивает Чонгук.***
Немногим позже, оказавшись вдвоем с Тэхёном в одном тесном бунгало, Чонгук чувствует себя смущенно. Тэхён же, не стесняясь, сдвигает вместе стоящие на небольшом расстоянии кресла, уничтожая эти безопасные несколько сантиметров между ними, стягивает с себя футболку и кидает в сторону, на кучу чонгуковых вещей. — У тебя же здесь ребята совсем рядом, — указывает он в сторону, где неподалеку уже наверняка спят и Чимин с Дахён, и Хосок с Ноа. — А ты боишься оставаться на ночь, — говорит Тэхён, ложась и смотря на Чонгука. — Я привык, что здесь кто-то есть помимо меня. Так спокойнее. Чонгук укладывается рядом, повернувшись к нему лицом, и укрывается пледом. Внутри вспыхивает назойливая, неприятная мысль: а что, если Тэхён предпочел бы ночевать с Кэти? Может, ночевка с Чонгуком вообще не входила в его планы? И он пытается запихнуть эту мысль как можно глубже, пытается затоптать ее. Почему это так неприятно? Почему он не может расслабиться и почувствовать себя хорошо и безопасно безо всяких тараканов в голове? Лежа в нескольких сантиметрах от Чонгука, Тэхён и правда дарит ему чувство спокойствия. А ещё смотрит так, словно хочет снова поцеловать. И наверное Чонгуку хочется тоже. Выбросить из головы Кэти насовсем. Но он ни за что не осмелится сказать вслух или податься к нему первым, поэтому просто смотрит в ответ, глаза в глаза. В голове вдруг слова Уёна о том, как все это отвратительно. Он отвратительный. Но поцелуй таким вовсе не был. И на губах он все еще чувствуется. Тепло и приятно. — Еще я хотел поговорить. — Хорошо, давай поговорим, — улыбается Тэхён, придвинувшись ближе. Чонгук опускает на губы Тэхёна взгляд и сглатывает. Все хотел уйти от этой темы, не думать, а все равно вернулся к ней же. — Я не знаю, слышал ли ты, что тогда наговорил Уён… — начинает Чонгук. Они так и не поговорили об этом за все прошедшие дни. — Я слышал, — обрывает Тэхён. — И я хочу, чтобы ты забыл всё это. Ты не отвратительный, понял? Выбрось эту дурь из головы. Вообще забудь все, что он тебе сказал. И что ты там успел себе накрутить. Если он настолько ограниченный, что для него это проблема, то это точно не твоя забота. А если ты этого не понимаешь, то мне придется вдалбливать это в тебя другими методами. Тэхён приподнимается на локте, нависает над ним, а у Чонгука вмиг заливаются краской щеки и он опускает глаза, пряча взгляд. Ладонь Тэхёна ложится на его щеку, ласково её поглаживая. Он на секунды мешкает, но потом невольно, едва заметно льнет этой ладони навстречу, ища ласку, подтверждение того, что он не ужасный, что его можно любить. Тэхёну не нужно объяснять, чего от него хотят, даже если не осознанно — он касается губами его губ и принимается осторожно их ласкать, будто Чонгук хрустальный. И никакой той прыти, которая вечно из него лезет, не отказывается. Только нежность и забота, такая для Чонгука непривычная. Ладонь опускается на его поясницу, и он оказывается еще ближе к нему, соприкасаясь животами и ощущая чужое тепло. Он чувствует себя таким нужным в этот момент, что забывает обо всём — и о том, сколько переживаний у него было, и о том, что, вообще-то, ему нужно было рассказать Тэхёну совсем не об этом. Чужая ладонь гладит поясницу успокаивающе, задирая футболку и проводя пальцами по коже под ней, вызывая табун мурашек. Чонгук в таких делах не искушен, и даже такие мелочи вызывают в нем дрожь и шумное тяжелое дыхание. Он все еще подросток, получающий свои первые откровенные ласки, горячие поцелуи и чью-то нежность, и это сводит его с ума, заставляет желать большего. И когда Тэхён спускает ладонь на его ягодицу, несильно её сжимая, Чонгук, словно в беспамятстве, жмётся к нему ещё ближе, издавая едва слышный полустон. Будто не он ещё пару мгновений назад сомневался, слишком много думал и копался в себе. Тэхён переворачивает его на спину, подминая под себя, и Чонгук запрокидывает голову, ощущая приятное давление чужого тела на промежность. Оказывается, это так приятно. Губы оказываются на его шее, спускаясь вниз, а руки поднимают футболку вверх, собираясь снять её совсем. Чонгук приходит в себя именно тогда, вспоминая, что он хотел поговорить, да и всё это слишком быстро, он так не может. Ещё сегодня утром он метался в сомнениях, а теперь лежит под парнем, принимая ласку. Он останавливает Тэхёна, сжав его запястья в своих руках, и выдыхает. — Что-то случилось? — Он отпускает край его футболки, продолжая нависать сверху. — Не надо, — короткий нервный вздох. — Я просто… Думал, мы поговорим. — Малыш из тех, кто любит разговоры, — насмешливо улыбается Тэхён, щелкая по носу Чонгука, и он понимает, что тот не со зла. Тэхёна, кажется, совсем не расстроил тот факт, что его только что продинамили. — Ты когда-нибудь бываешь серьезным, а? Ты в самом деле все воспринимаешь как развлечение? Тэхён пожимает плечами, но что-то серьезное все же пробегает по его лицу, в которое Чонгук внимательно всматривается. Словно у Тэхёна две личности, и он умело переключается с одной на другую. Только что на водопаде он был серьезен, успокаивал и дарил чувство защищенности, а вот он уже снова его смущает, и заходит гораздо дальше, чем еле ощутимые поцелуи в скулы и уголок губ, и забавляется с его реакции. А потом вновь стирает с лица веселье. — Знаешь, я думал, моим самым большим везением в жизни было поступление в Калифорнийский университет, — спустя время задумчиво отвечает Тэхён, улегшись рядом и выпустив Чонгука из своих рук. — Но, оказалось, мое самое большое везение — это Дахён, пересадившая меня в бизнес-класс. Я должен был погибнуть в этой катастрофе, Гуки. У Чонгука от его тона и от сказанных слов снова по телу мурашки, но теперь уже не хорошие, не приятные, а холодные и ужасающие. — Кажется, жизнь дала мне ещё один шанс. Может, у меня есть какое-то предназначение? — Может быть. На каком факультете ты учишься? — Связи с общественностью. — Тебе подходит. — Да? — Ты коммуникабельный, — кивает Чонгук. — Я тоже хотел поступать в калифорнийский, на архитектуру. Отец был против. Хотел, чтобы я изучал бизнес в каком-нибудь университете из Лиги Плюща. — Может, нам в любом случае суждено было встретиться? — Тэхён играет бровями, вызывая у него смешок. — Ага, точно, — улыбается впервые за вечер Чонгук. — Спи. И отворачивается, укрывшись пледом до самой макушки и слизав с губ кончиком языка недавний поцелуй.***
Чжиын, по словам Сокджина, ушла с Кёнсу и не вернется до самого утра, именно поэтому, не теряя времени, они с Намджуном наслаждаются этим редким моментом уединения. Они лежат на сдвинутых креслах в бунгало, застелив их пледами, и негромко болтают о разном, целуясь и лаская друг друга между делом. Сокджин умастил голову на его обнаженной груди, нежно поглаживая ее рукой, иногда задевая подушечкой пальца сосок или спускаясь пальцами к крепкому торсу. Намджун перебирает его волосы, мягкие и шелковистые, несмотря на отсутствие привычного им ухода, и периодически приподнимает его лицо, чтобы запечатлеть на губах поцелуй. — Как думаешь, нас заберут прежде, чем Дахён родит? — спрашивает Джин, водя пальцем по едва заметным очертаниям пресса Намджуна. — Я надеюсь, — вздыхает он. — До этого ещё очень долго. Какой у неё срок? Месяца три? Это совсем мало. — Это будет жесть, если она родит прямо здесь. Хуже просто не придумаешь. Если что-то пойдёт не так… — Она тоже переживает об этом. — Кажется, от всей ситуации кайфует только Чимин, — Сокджин усмехается. — Он счастлив. — Намджун кивает и тоже улыбается. Он действительно давно не видел своего стюарда настолько окрыленным. — Теперь, когда Дахен немного полегчало. — Да, хоть кто-то здесь радуется жизни. А то было бы совсем уныло. — Ладонь Джина спускается ниже, поглаживая низ его живота, где уже виднеются из-под под хлопковых шортов темные жёсткие волоски. Намджун коротко улыбается, почти не изменившись в лице. Мысли уплывают с переживаний о Дахён и её ребенке все дальше и дальше, скачут с одной проблемы на другую, и он вздыхает, понимая, что даже так не может расслабиться. Наедине с человеком, который ему нравится, который единственный может отвлечь его от всего на свете. Только не всегда. Иногда Намджун настолько поглощен терзаниями, как сейчас, что даже не замечает, как ласки становятся откровеннее. Сокджин же, не увидев реакции, хмурится. — О чем думаешь? О чем Намджун думает? Ни о чем и обо всём сразу. Но озвучивает только последнюю зацепившуюся мысль: — Ты считаешь Ёнгука подозрительным? — Подозрительным? — задумывается Сокджин, не прекращая своих поглаживающих движений. — Не знаю. Правда. Скорее просто неприятным. Таким скользким типом. Они с Кёнсу, как по мне, друг друга стоят. Хотя Чжиын так не считает. — Ёнгук постоянно отлучается. Он пропускает приемы пищи, его подолгу не видно в лагере. То он ходит к самолету, но вообще неизвестно где пропадает. Чонгук его видел с сумкой, в конце концов. Сокджин закатывает глаза. — Ну пропускает, и что? Ноа тоже пропускает. И Уён. И Чонгук. Что в этом такого? Ты вот самый подходящий момент для этого разговора выбрал. Я тоже сегодня пропустил ужин, ты знаешь? — тише говорит ему Джин. Его настроение переключается как тумблер, и вот уже в глазах не раздражение, а озорство. — Пропустил ужин? — не понимая переспрашивает Намджун. Джин кивает. — А ещё… — шепчет он ему на ухо, — ещё я один был на водопаде. Но и это тоже ещё не всё. Сокджин опускает руку и поднимает с пола у кресла пластиковую баночку, миллилитров на восемьдесят, не больше, судя по всему из-под какого-то крема или вроде того. Он откручивает крышку и подносит к лицу Намджуна. И без того ощутимый кокосовый аромат, витающий в бунгало, становится в разы ярче. — Что это? — Потрогай и узнаешь. Намджун касается пальцем беловатой чуть твёрдой субстанции, она мгновенно тает от тепла его кожи и превращается в масло. Сокджин довольно улыбается, глядя как он растирает между пальцев маслянистую жидкость, а после берет его за эту руку, заводит за свою спину и заставляет нырнуть ею под резинку боксеров. — Потрогай меня там, — касается он его уха губами, обжигая горячим дыханием, и Намджун слушается. Он скользит пальцами между его ягодиц и только теперь понимает причину, по которой в течение всего дня ощущал аромат кокоса на Сокджине. Кокосовое масло. — Боже, ненормальный. — выдыхает Намджун, толкаясь пальцем в него и понимая, что тот проходит легко, а внутри всё смазано. — Ты сделал кокосовое масло и растянул себя им? — Согласись, я гениален? — мурлыкает Сокджин, выгибаясь в спине и давая больше доступа. — Ещё и Чонгука с Минджи припахал к производству, тебе не стыдно? — Намджун, скользя одним пальцем внутри, усмехается и качает головой. — Стыдно будет, когда весь лагерь услышит мои стоны, — улыбается он, и проходится дорожкой поцелуев по колючему подбородку Намджуна. — А теперь добавь второй. Я так сильно тебя хочу, что спущу раньше, чем ты войдешь в меня. Намджуну не нужно повторять, ему и самому нормального секса жуть как хочется, ведь до этого они ограничивались лишь взаимной дрочкой да минетами. Теперь же Джин практически под ним, растянут и уже почти готов принять его, а самое главное — желает этого ничуть не меньше. Он стаскивает с них обоих оставшиеся предметы одежды и тихо стонет, когда в него снова входят пальцы и находят простату, принимаясь её поглаживать, мягко надавливать. Губами он находит губы Намджуна, и поцелуй выходит слишком уж пошлый, голодный. Он пачкает ладонь в масле и накрывает ею его член, уже прижимающийся головкой к животу. Кулаком принимается скользить вверх и вниз, и Намджун не знает, что его заводит сейчас больше — то, как Джин его ласкает, выбирая идеальную скорость и силу, или то, как принимает уже три его пальца, начиная насаживаться самостоятельно и явно желая, чтобы их заменили на что-то большее. — Как ты хочешь? — спрашивает Намджун, в последний раз надавливая на железу внутри него и видя, что Джин уже почти на грани. — Приведи спинку кресла в вертикальное и откинься. Хочу сесть на тебя. Намджун следует просьбе и фиксирует спинку кресла вертикально. Когда он оказывается в сидячем положении, то сразу тянет Сокджина на себя, и тот расставляет ноги по обе стороны от его бедер. У Намджуна есть шанс разглядеть его во мраке. И то, как блестит от масла его кожа, и очертания его аккуратного члена. Сокджин великолепен. Он так красив, что у Намджуна захватывает дух. Джин зачерпывает пальцами ещё немного масла и щедро распределяет его по члену Намджуна, водя по нему рукой с особой любовью. После он придвигается ещё ближе и смотрит Намджуну прямо в глаза, и это чертовски горячо. Они не отрывают друг от друга взглядов, а Сокджин направляет в себя его член. Сначала он приставляет ко входу головку, слегка ею поводив, словно дразня, срывая с губ Намджуна тихий нетерпеливый выдох, а потом начинает медленно насаживаться, растягивая себя изнутри. Он погружает его в себя наполовину, и с его губ срывается стон. Намджун подается вперед, оглаживает его бедра, останавливает ладони на талии и накрывает губами один сосок, принимаясь ласкать его губами и языком, плавно перекатывая и посасывая, выбивая из Джина стоны снова и снова. Его ладони гладят талию успокаивающе, и Сокджин садится до конца, опускаясь на бедра и принимаясь на них раскачиваться. Они пытаются сдерживать стоны, но получается у них не слишком. Оба слишком поглощены друг другом, словно наконец-то дорвались до чего-то запретного, но такого желанного. Сокджин льнет все ближе, будто желая чувствовать Намджуна каждым сантиметром своего тела, и Намджун делает все возможное, чтобы ему было хорошо. Это похоже на безумие, а они в нем отчаянно сливаются, даря себя друг другу без остатка. Джин кончает первым и сжимает внутри Намджуна, пытаясь и его довести до оргазма, и долго ждать не приходится — с протяжным стоном Намджун изливается внутрь, а Сокджин обессиленно падает на него, утыкаясь влажными лбом в шею и крепко за нее обнимая. — Никогда не думал, что скажу это после нескольких недель знакомства, но… мне кажется, что я влюблен в тебя, Джин, — негромко говорит Намджун, целуя его в висок, поглаживая спину ладонями и продолжая оставаться в нём. — Мне с тобой хорошо. Джин отрывает от его плеча голову и смотрит так, словно он сказал самую невероятную вещь в мире. В уголках его глаз скапливается влага, которую он быстро смаргивает и шумно выдыхает. — Больше всего на свете я хочу остаться здесь с тобой навсегда. Я не хочу домой, — шепчет в ответ он и прикрывает блаженно глаза. — И я тоже в тебя влюблен.