***
— Всё перевернулось с ног на голову, — бормочет Чонгук и окидывает ребят взглядом. У костра их собралось не так много: он, Тэхён с Минджи, Кэти, Чимин с Дахён да Джексон. Остальные разбрелись после привычного однообразного ужина кто куда. Одни, вроде капитана и Джина, отправились на водопад, получив в спины смешок от Тэхёна, назвавшего их ненормальными извращенцами. Другие либо ушли прогуляться, либо разошлись по своим бунгало. — Что ты имеешь в виду? — Дахён, сложив ноги в позу лотоса, доедает уже третий по счету банан. От рыбы она уже не первый день отказывается — не может ее больше видеть. Тошнит. Тонкая майка на бретельках тем временем обтягивает её уже немного выпуклый внизу живот, на который она периодически кладет ладонь, привлекая любопытные взгляды остальных. — Всё перемешалось как будто. Чжиын совсем перебралась к Кёнсу, а Намджун к Сокджину. Хосок почти все время где-то с Ноа. У всех какие-то свои дела, никто почти не сидит у костра после заката. И ночевать одному… странно, что ли, — пожимает плечами Чонгук. О том, что ночевать не странно, а всё ещё страшно, он вслух не говорит, но замечает взгляд Тэхёна. — Я могу ночевать с тобой, — выпрямляет спину Минджи. — Хочешь? — Не понял. — Тэхён поднимает брови и поворачивается к племяннице. — Ну… — начинает мяться та, а у Чонгука щеки по ощущениям приобретают малиновый оттенок — так сильно начинают гореть. — У тебя что, дома своего нет? — упирает в бока ладони Тэхён. — Удумала она по парням ночами шастать. Не выросла еще. — Фу, ты сейчас так похож на папу, когда он начинает запрещать, — кривится Минджи. Ребята покатываются с них смехом. — Ну так родственники же. — Тэхён пожимает плечами, щиплет племянницу за подбородок и стреляет взглядом в Чонгука. Чонгук усиленно избегает прямых зрительных контактов. Неловкость, возникающая между ним и Тэхёном, когда рядом есть кто-то помимо них двоих, он никак не может контролировать. В голову каждый раз забиваются мысли о том, что все догадываются, обсуждают, смотрят на них. Быть как под лупой — не самое приятное чувство в мире, но это именно то, что он ощущает, сидя напротив Тэхёна в окружении других ребят. На деле же они на них никакого внимания не обращают. Минджи смотрит только на Чонгука, отмахиваясь всякий раз от Тэхёна. Чимин поглощен заботой о жене и не спускает с нее взгляда. Дахён в основном болтает с Кэти, а Джексон периодически вставляет слово в их разговор, пока увлеченно в тусклом свете огня затачивает палку для ловли рыбы. Позже расходятся и последние сидящие у огня. Дахён клонит в сон — она быстро устает даже от самых элементарных дел на острове, к тому же, дневная жара играет не последнюю роль в ее самочувствии. Джексон, оставшись довольным заточенным копьем, предлагает возвращающемуся с водопада Намджуну с утра порыбачить. Чонгук, не дожидаясь, пока потушат костер, бредет в свое пустое бунгало, падает на сдвинутые кресла и обнимает сбившийся в одну кучу плед. Вокруг стало пусто. Намджун забрал из их палатки даже свои вещи. Чонгук тихо вздыхает, смотря в темноту. Сон никак не идёт. Он прислушивается, как постепенно стихают даже самые отдаленные голоса. Невольно выцепляет любой шорох и едва слышные шаги. В тихом вакууме пространства слух обостряется, заставляя ладони потеть от любого постороннего звука. Мысли скачут от Ёнгука к Уёну, которого он давно не видел, разве что мельком. Старший брат, впрочем, надолго в его мыслях не задерживается: Чонгук его не боится и никогда не боялся, и не стоит тот того, чтобы он думал о нём. Другое дело Ёнгук, от которого у Чонгука по спине липкая испарина. Чонгук слышит шаги. Они сначала тихо, но уверенно идут по песку, затем становятся по ощущениям совсем близко, пока не останавливаются рядом со входом в его бунгало. Чонгук замирает и задерживает дыхание. — Спишь? — Портьеры раздвигаются, и появляется Тэхён. Чонгука отпускает. Он на мгновение облегченно прикрывает глаза и позволяет себе дышать. — Не сплю, — шепотом отвечает Тэхёну он. Тот, в два маленьких шага оказавшись ближе, заваливается на него сверху, придавив своим весом так, будто как большая собака совершенно не осознает своих габаритов. Не маленьких, между прочим. — Что ты… — выдавливает из-под его груды мышц Чонгук и пытается высвободиться, но Тэхён перехватывает его запястья и прижимает их к креслу по обеим сторонам от его головы. — Это чтобы тебе было не страшно спать одному, — улыбается он. Чонгук чувствует его теплое дыхание на своем лице и горячую кожу голого торса, которым он прижимается к его животу. — Мне уже не страшно. — Врешь. — Не вру. Я же сказал. Просто странно без Намджуна. — Ты не умеешь врать. Когда я зашел, у тебя был такой вид, будто ты в штаны сейчас наделаешь. — Как это ты в темноте разглядел, интересно, — уязвленно бубнит Чонгук. — Как-то вот разглядел. — Тэхён улыбается еще шире и склоняется к его губам. Волнение копошится в груди Чонгука сильнее. Он, не зная, куда себя деть, замирает под Тэхёном. Ожидает, куда того поведет дальше. Тэхён долго не думает: накрывает его губы уверенным поцелуем и устраивается поудобнее между его ног, подхватив одну под коленкой и отведя её в сторону. Чонгуку приятно, но показать это он стесняется и всеми силами сдерживает стоны, совсем не расслабляясь. Дает себя целовать, позволяет прижимать к разложенному креслу, но стесняется участвовать. — Если ты сейчас не расслабишься, я спущу с тебя штаны и расслаблю другим способом, — почти мурлычет Тэхён, оторвавшись от его губ и перекинувшись ласками на шею. — Ты кошмарно соленый. На водопад не ходил? — Нет, — пристыженно выдыхает Чонгук и хватается за край своих шортов, чтобы ни в коем случае не дать Тэхёну их стянуть. — Пусти. — Завтра сходим, — обещает тот, игнорируя просьбу. Он шумно дышит в изгиб его шеи, продолжая покрывать его кожу поцелуями, и никуда отпускать явно не собирается. — Отпусти, я грязный. — Чонгук сжимает ладонями плечи Тэхёна, пытаясь его от себя отстранить. — Сам же сказал. — Я сказал, что ты соленый. Но я не говорил, что мне это не нравится. Чонгука от смеси стыда и возбуждения бросает в жар. В футболке становится вдруг душно и тесно, и вот он уже и не против, чтобы Тэхён взял и стянул ее с него. Но тот не торопится и только лишь хватается за ее край да задирает повыше, открывая живот и грудь Чонгука. А потом продолжает пытку влажными поцелуями: кусает, облизывает и втягивает губами его кожу, рассыпая по ней мурашки. Терпение и самообладание Чонгука заканчивается тогда, когда Тэхён проделывает все то же самое с его сосками: он несдержанно, задушено стонет и выдыхает, зажав себе рот ладонью. Тэхёна такая реакция оставляет более чем довольным, и он не стесняется всем своим видом это показать: улыбается как объевшийся котяра, кусает напоследок его соски еще раз по очереди, затем их зализав, и двигается снова вниз. То, что такие вещи происходят так спонтанно — самая выводящая Чонгука из себя вещь. Он каждый раз совершенно не готов к атакам Тэхёна на его губы, чего уж говорить о теле. А тому явно за радость каждый раз заставать его врасплох. Впалый живот оказывается заласкан не меньше, чем грудь. Тэхён проходится под ребрами, движется к пупку, кружа поцелуями вокруг него, и умудряется даже залезть в него кончиком языка, чем заставляет Чонгука вздрогнуть. В шортах уже давно ощущается напряжение, еще с того момента, как Тэхён первый раз взял в рот его сосок, но он очень надеется, что тот проигнорирует его возбужденный член, упирающийся в ткань. К такому он точно не готов. Ничего более ужасающе смущающего произойти сейчас не может. И как читая его мысли, Тэхён спускается поцелуями совсем близко к краю шортов: Чонгук уверен, что его волоски в самом низу живота щекочут ему губы. Чонгук не сразу понимает, что, отвлекая всеми этими поцелуями, Тэхён осторожно, по миллиметру тянет вниз его шорты. Осознает он это в тот момент, когда влажные горячие губы касаются тонкой кожи на основании его члена. Прям там. — Нет, нет, перестань, — начинает брыкаться он, скидывая с себя Тэхёна и пытаясь натянуть шорты обратно на стоячий член. — Зря, — облизавшись хмыкает Тэхён и заваливается рядом с ним на второе кресло. — Тебе бы понравилось, клянусь. — Я верю, — едва слышно буркает Чонгук и подтягивает ноги к себе, чтобы скрыть от взгляда Тэхёна свой пах. С которым по-хорошему бы как-то разобраться, но… — Так и будешь сидеть? — совершенно буднично интересуется Тэхён, кивнув на его топорщащиеся шорты и положив ладонь на голую кожу внутренней стороны бедра. — Буду. Чонгуку вдруг становится интересно, возбудился ли сам Тэхён, и он украдкой опускает взгляд ниже его голого торса. Шорты на Тэхёне темные, и ничего разглядеть он толком не может, но думает, что тот точно не просто так с таким рвением хотел продолжить. — Давай хоть рукой помогу. Или ты хочешь сам? Я бы посмотрел, — играет тот бровями. — Иди к черту. — Сразу, как только ты кончишь. — Я не собираюсь… Тэхён, его не дослушав, снова придвигается ближе и целует. Кладет одну ладонь на его щеку, успокаивающе, нежно ее гладит, а второй продвигается вверх по его бедру, лаская его ненавязчиво и осторожно. Чонгук знает, что опять поведется на эти его перепады нежности и самоуверенности, и знает, что скорее всего уже через несколько минут ему придется поменять белье, а потом стыдливо, незаметно ото всех его отстирывать от собственных следов. — Ложись. Не бойся, — просит Тэхён. Чонгук сконфуженно, стесняясь, но слушается: сползает, укладывается головой на подголовник и тихо дышит приоткрытым ртом, наблюдая за Тэхёном. Тот устраивается рядом, совсем близко, смотрит на него недолго сверху вниз и вновь накрывает губы поцелуем, в то время как ладонь ложится сверху на член Чонгука, скрытый тканью трусов и шортов. Тэхён проходится сначала сверху, ненавязчиво, дает привыкнуть к тому, что все это проделывает с ним чужая рука. Чонгук расслабляется. Чужая рука на собственном члене, пусть и через одежду, но напрягает с каждой секундой все меньше. Он даже замечает закономерность: чем больше он расслабляется и выбрасывает лишнее из головы, тем приятнее ласкает Тэхён. Может и правда мысли читает? Ласки через одежду становится мало. Чонгук неосознанно несколько раз толкается в ладонь Тэхёна, ища ощущений поярче, и тот без лишних прелюдий сдергивает с него шорты вместе с бельем до колен. Ладонью обхватывает ствол, начиная водить вверх и вниз, и целует Чонгука глубже. Рука Тэхёна то замедляется, то двигается быстрее, а Чонгуку кажется, что он дрочит впервые в жизни — так сильно ему хочется еще быстрее и жестче. Он опять начинает толкаться сам, теперь уже целенаправленно в чужой кулак, отчаянно и неистово, зажав рукой рот, лишь бы никто не услышал. Когда Чонгуку кажется, что он уже вот-вот, Тэхён замедляется. Замедляется так сильно, что Чонгук готов хныкать или вовсе все взять в свои руки в буквальном смысле. От непонимания и несправедливости щиплет в уголках глаз, и он хочет уже возмутиться какого черта, как вдруг разлепляет глаза и понимает, почему Тэхён так сильно замедлился: тот, достав свой собственный член, водит по нему так же неспешно. У Чонгука спирает дыхание. Тэхён устраивается удобнее: стягивает с Чонгука шорты и белье, швырнув все в сторону, и усаживается между его разведенных ног так близко, что без труда может одновременно ласкать оба члена. И всё начинается по новой: медленно, быстро, грубо, нежно. Чонгук изо всех сил старается не смотреть вниз, туда, где их члены так близко друг к другу, приласканные Тэхёном, но стоит ему не сдержаться и опустить глаза, как он подходит к самому краю и пачкает их обоих своей спермой. Тэхён, задвигав по собственному члену быстрее, тоже доводит себя до разрядки. После он вытирает их обоих футболкой, стянув ту с Чонгука, бросает ее к остальным грязным вещам и голый и довольный заваливается рядом. — С тебя поцелуй, — разморенно тянет Тэхён, придвинувшись к Чонгуку так, чтобы лежать нос к носу. — Что? — еще не отдышавшись, переспрашивает он. — Хочу, чтобы ты сам меня поцеловал. Почему это всегда делаю только я, а? Ну-ка, давай. Тэхён укладывается на подголовник, закрывает глаза, делает губы «уткой», показывая Чонгуку полную готовность к поцелуям. Чонгук разглядывает глупое выражение лица во мраке, набирается смелости, как будто не он только что кончил от его руки, а потом наклоняется и оставляет невинный чмок на губах Тэхёна. Тот моментально губы расслабляет, а руки смыкает за спиной Чонгука, укладывая того на себя. — Мы голые, — смущенно констатирует Чонгук, чувствуя, как член Тэхёна касается его кожи, а его собственный оказывается зажат между их телами. — Ага. Приятно, правда? — приподнимает тот брови. Чонгук вместо ответа делает то, что его просили: целует, сам, со всей прытью, какая только в нем есть. Тэхён в поцелуй улыбается, пока ладони гладят прогнувшуюся поясницу Чонгука, сползая иногда на ягодицы и любовно их сжимая в своих руках. Поцелуй из напористого становится мягким. Чонгук чувствует, что Тэхён уже совсем сонный. — Спишь? — отрывается он от него. — Еще нет, — и в доказательство сжимает половинку ягодиц Чонгука сильнее, немного отведя ее в сторону. — Завтра на водопад? — Чонгук сползает с Тэхёна и прикрывается пледом. — Угу, — зевает Тэхён. — И плавать тренироваться пойдем? — Угу, — повторяет тот уже на краю сновидений. Чонгук, не сдержав глупой улыбки, переворачивается на другой бок, подтягивает плед повыше и зажмуривает глаза, пытаясь осознать всё, что произошло только что в его палатке. Какое-то сумасшествие, не меньше.***
Волны сегодня особенно буйные. Пенистые, шумные, невероятно красивые. От солнечного света совсем бирюзовые. Чимина только совсем не радуют. Он уселся у самого берега, так, что край хлопковых бермудов намок, и задумчиво ковыряет пальмовой веткой мокрый песок, выводя на нём линии. Периодически он оборачивается, бросая тоскливый взгляд на бунгало, из которого утром его выставила Дахён. Не без причины, конечно. Они поссорились. Кажется, что это вообще самая первая ссора за все время их отношений. Их идиллии всегда завидовали. «Сглазили, не иначе», — думает Чимин, в очередной раз вздыхая. И ведь в самое неподходящее время, когда он и глаз спускать с жены не желает. Хочет видеть ее каждую минуту. Особенно после тех эмоциональных встрясок, когда всерьез думал, что скоро ее потеряет. — Эй, ты чего один тут расселся? — звучит позади голос Хосока. Чимин оборачивается. Задумавшись, он и не заметил, как второй пилот незаметно подкрался на пару с Ноа. У обоих через плечо перекинуты полотенца, а волосы высохшие лишь на половину. — Дахён выгнала, — бубнит Чимин, отвернувшись вновь и опустив голову. — Чего сделала? — Голос Хосока окрашивается веселой усмешкой. — Выгнала. Мы поссорились, и она меня выставила. Сказала без мяса не возвращаться. Где я его возьму? У нас только рыба. От неё Дахён уже воротит. — Неплохо она тебя построила, — рассмеялся второй капитан. — Она не виновата. Это… ребенок. Он хочет нормальной еды, я понимаю, но где я возьму тут мясо, а? Я пытался объяснить, в итоге все переросло в ругань, и вот… Хосок, задумавшись, устремляет взгляд в сторону горизонта. Чимин и не надеется, что тот сможет что-то придумать. Если бы они могли раздобыть мясо, они бы уже давно это сделали. Но, к сожалению, заблудший к ним крокодил был разовой акцией, и теперь мясо им только снится. Ноа тем временем толкает Хосока локтем в бок. Он показывает куда-то в сторону, и Чимин заинтересованно прослеживает взглядом. — О, точно. — Взгляд Хосока загорается. — Пошли-ка к нашему бойскауту. Чимин хмурится. — К Джексону, что ли? — безо всякой надежды уточняет он. — У него что, холодильник с мясом припасен? — Нет. Но возможно он сможет нам помочь. Идём. Не особо понимая, чем с его проблемой может помочь Джексон, Чимин все-таки поднимается на ноги и отряхивает их от песка. Ноа с ними не идёт: он только едва заметно склоняет набок голову, как получает в ответ кивок от Хосока, а затем бредет в сторону бунгало. Чимин хмыкает. Надо же, без слов друг друга понимают. — Можно бестактный вопрос? — спрашивает он у Хосока, когда Ноа уходит на достаточное расстояние от них. — Нет, мы не вместе, — предвосхищая его вопрос, отвечает Хосок. — Оу. Ладно. Мне показалось, что он тебе нравится. Хосок оставляет последнюю реплику без ответа. Они молча идут в сторону бунгало Джексона, и Чимин ничего не говорит тоже, хотя внутри его раздирает от любопытства. Он поклясться может, что видит нечто между своим вторым пилотом и немым парнишкой. Вот прям зуб дает. Дахён, между прочим, видит тоже. Иногда они даже многозначительно переглядываются и улыбаются, когда видят этих двоих вместе. — Думаю, он просто напоминает мне жену. Своим молчанием, — вдруг тихо говорит Хосок. — Я как будто возвращаюсь в те дни, когда она совсем перестала говорить. — Прости, я сказал не подумав. — Чимин осекается и поджимает губы. Последнее, чего он хотел, так это бередить хосоковы раны. Он и так уже понял, что тот не особо оправился после смерти любимой. Столько лет держать все в себе и не сказать ни единой душе из коллектива, с которым проводишь большую часть всего своего времени — не так выглядит прожитое горе. Совсем не так. — Нет, все в порядке. Не переживай. Это, скорее, положительные эмоции. Ноа возвращает меня в те дни, когда я мог заботиться о жене. Мы проводили все время возле неё. Я и дочь. — Ноа позволяет почувствовать, что они рядом с тобой, — догадывается Чимин. — Вроде того. Не так одиноко. Чимин кивает. Джексона они застают неподалеку от его бунгало в компании Кёнсу, Чжиын и Уёна. Парни что-то мастерят, пока Чжиын, сидя в кресле из бизнес-класса, читает потрепанную книжку с волнистыми от перепадов влажности листами. — О, кто пожаловал, — ухмыляется Кёнсу. — Хорошие ребята с другой части берега. Чжиын толкает его локтем в бок, и тот прячет улыбку. Подменили, не иначе. Чимин начинает догадываться, что имеет в виду Чонгук, говоря, что все перевернулось с ног на голову. — Слушай, Джекс, — начинает Хосок. — Ты же вроде начинал делать сеть? Джексон приподнимает с коленей нечто, над чем трудился до их прихода, и принимается расправлять в руках. И правда. Сеть. Кривая, сделанная из подручных материалов, но вполне себе сеть. — Ты её ещё не опробовал? — Хосок оценивает сеть взглядом и поднимает большой палец вверх. — Да вот думали. Надо посмотреть, насколько быстро она захлопнется, если потянуть за край. Успеет ли захватить кого-нибудь живого. Чимин, встрепенувшись, начинает понимать: — То есть, теоретически, в эту сеть можно поймать мясо? — Какое-нибудь мелкое животное или птицу, да, — кивает Джексон. — У Чимина тут проблема нарисовалась. — Хосок кладет ладонь на его плечо. — Жена без добычи домой не пускает. Мяса требует. Чжиын смеётся, звонко и громко, заражая своим смехом парней. Те, не сдержавшись, тоже начинают улыбаться, и только Чимин насупленно вздыхает. — Ладно. Если серьезно, то сеть действительно пора попробовать в деле. Идём, — Джексон поднимается с кресла, вешает сеть со вставленными по краям прутьями на себя через шею, берет с собой колышки и указывает в сторону леса. — Думаю, хотя бы птичку для Дахён зажарить сегодня мы в состоянии. За добычей отправляются втроем: Джексон, Хосок и Чимин. В голове у Чимина не укладывается, что он всерьез идет охотиться. Думать о том, что делать потом с птичкой, даже если они ее поймают, и вовсе не хочется. Он ведь не живодер какой-нибудь. Интересно, Дахён всерьез думает, что он способен кого-нибудь убить? Дахён… но ведь она носит их ребенка. Кому из них двоих сейчас тяжелее? Разве он не способен дать своей жене такие элементарные базовые потребности, как нормальная еда? Способен? И не важно, в каких условиях они оказались. Он должен. Это его обязанность. Дахён доверила ему всю себя, доверила ему жизни их будущих детей, и вот отличный шанс доказать, что она не ошиблась с выбором. Он отличный муж и скоро станет прекрасным отцом. А ещё ему очень не хочется ночевать под открытым небом без ее тепла рядом, без долгих поцелуев перед сном, без ласк. Совсем-совсем не хочется. За своими глубокими мыслями о будущем отцовстве он пропускает то, как Джексон устанавливает ловушку и протягивает от нее веревку к кустам, за которыми они должны ждать, пока в их сети кто-нибудь попадется. — Почти как рыбалка. — Джексон, затаившись за раскинувшимися кустами, проверяет натяжение веревки, подергав за неё. — Остается подождать, пока клюнет. А потом быстро тянуть. И они ждут. Час, другой. Чимин успевает известись и проклясть все мировые устои, согласно которым мужчина — добытчик. Все, что он может добыть, это нервный срыв самому себе. — Попалась! — дергает на себя веревку Джексон так, что сидящий рядом Чимин вздрагивает всем телом. Вторая половина ловушки захлопывается, оставляя в себе трепыхающуюся маленькую птичку. Джексон её поднимает вместе с сетями и оборачивается на Чимина: — Овсянка, сэр, — довольно парирует он. — Чего? — Птичка. На овсянку похожа. Если конечно этот вид здесь вообще обитает. Птичка. Ловушка работает. Неужели у Дахён сегодня будет мясо? Чимин облегченно прикрывает глаза и улыбается.***
Первый раз Чонгук просыпается, когда уже слышатся голоса за пределами бунгало. Он с трудом заставляет себя приоткрыть глаза. Обнаружив, что Тэхёна рядом уже нет, но не успевает об этом даже поразмышлять, как снова проваливается в сон, разморенно растянув свое обнаженное, вспотевшее от утренней духоты тело на всю импровизированную постель. Проснувшись во второй раз, он по своей чугунной голове и липкой коже понимает, что спал слишком долго. Как давно уже не спал. Здесь, на острове, у него никогда не получалось спать нормально: либо он перебивался коротким дремом вдали от лагеря, пытаясь спрятаться от чужих глаз, либо подолгу не мог уснуть в бунгало, а просыпался с рассветом. Теперь же все тело как разваливающееся желе. Ему срочно нужно помыться и взбодриться заодно. Тем более они собирались с самого утра на водопад. Осталось только заставить себя выползти из бунгало и найти Тэхёна, заранее зная, как теперь он будет перед ним смущаться. И втайне желать повторения. Чонгук чувствует себя странно. Удовлетворенно и расслабленно, чуточку счастливо и ужасно неопределенно. Кто они с Тэхёном друг другу теперь, после всего, что между ними было? Ведь это уже не просто мимолетные поцелуи. Это ведь нечто большее. Они пара? Партнеры? Возлюбленные? Любовники? От любого из этих определений его невольно передергивает. Звучит отвратительно. Может, есть ещё какое-то слово, которое они могли бы использовать? Довольно потянувшись, Чонгук сползает с кресел и достает из кучи чистой одежды белье, футболку и шорты. Солнце едва не сбивает его с ног, стоит ему только выгрести наружу. Похоже, уже не меньше, чем полдень. Он оглядывается, ища взглядом Тэхёна, но поблизости нигде его не видит. В океане тоже вроде никого. У костра Ноа, Минджи и Намджун жарят рыбу. Со стороны леса в их сторону шагают Чимин, Хосок и Джексон, неся в руках несколько чьих-то явно дохлых тушек и довольно переговариваясь. Чонгук морщится и отворачивается. Тэхёна не видать. Может, за фруктами пошел? Он решает пойти вдоль побережья, надеясь, что встретит Тэхёна по пути. Там и на водопад пойти можно будет сразу, или сначала в океане искупаться. Да, определенно сначала искупаться. Нужно же ему как-то продолжать тренировать свое никудышное плавание? Иначе так и не научится. Размышляя о плавании, которому его учит Тэхён, о самом Тэхёне, прошедшей ночи, о своих ощущениях и чувствах, Чонгук доходит до видимого края их стороны острова и так же медленно плетется обратно, смотря себе под ноги, погружающиеся в густой песок. И куда запропастился Тэхён? Они же договаривались, ну. Ответ, как и Тэхён, находится совсем скоро: Чонгук тормозит и встает как вкопанный, смотря, как из леса выходит Тэхён с переброшенной через плечо футболкой, а рядом с ним, плечо к плечу, идет Кэти. Чонгук сглатывает, и противный ком стекает по задней стенке его горла. Тэхён и Кэти. Вместе. В лесу. Воображение не скупится, подбрасывая из воспоминаний самые яркие картинки того, как эти двое трахались у дерева, как Тэхён двигался между женских бедер, а по лесной тишине раздавались влажные шлепки их тел. Чонгука тошнит. Он смотрит в их спины, удаляющиеся по направлению к их лагерю, а внутри печет обида и злость. Почему внутри так больно? Кулаки невольно сжимаются до побеления. Ублюдок. Чертов ублюдок, вот кто он. Почему Чонгук на это повелся. Будто не видел их с Кэти! Видел, да ещё как. Может, Тэхён ещё с кем-нибудь спит на острове? А что? Ему, судя по всему, без разницы. Мальчики, девочки. Очень удобно! Чонгук от ярости пинает песок. «Урод. Какой же он урод», — пульсирует в его висках. Сердце заходится в груди, клокочет от негодования, а Чонгук не знает, куда себя деть от эмоций, плещущих через край. — Думает, я ждать его тут буду, пока он имеет Кэти, — разгневанно шепчет себе под нос он, стягивая с себя одежду и бросая на песок. — Придурок. Ненавижу. Больше в жизни не посмотрю на него. Оставшись в одних трусах, Чонгук заходит в воду. Подумаешь, Тэхён слишком занят, чтобы выполнять обещания. Подумаешь, спит с Кэти и думает, что Чонгук совсем идиот. Нет уж, он так собой пользоваться не позволит. Ни ему, ни кому-либо ещё. Волна омывает липкое ото сна тело, и будто бы становится даже легче. Нет, в груди все так же все кипит от гнева, но телу лучше. Чонгук шагает глубже. Он уже это делал. И пусть на глубине его встречал Тэхён, но немного плавать ведь Чонгук уже умеет. По крайней мере, он может держаться на воде. Главное не паниковать. И тогда все получится. Это же легко. Плавают даже младенцы — как и всякий раз напоминает он себе. И у него правда получается. Он плывет. Держит голову на поверхности, разводит руками и ногами как лягушка и плывет. Ну вот. А Тэхён думает, что на нём свет клином сошелся? Как бы не так. Чонгук не замечает волну, движущуюся прямо на него. Плывет параллельно берегу, на небольшой глубине, иногда опуская ногу, чтобы почувствовать дно кончиком большого пальца и убедиться, что все под контролем. А затем его накрывает с головой. Он больше ничего не видит. Не слышит. Вокруг одна вода. Дна под ногами нет. Его уносит. В нос и рот забивается соленая вода. Он тонет. Руки хаотично цепляются за воду, будто она способна ему помочь. Он пытается вынырнуть, но никак не дотянется до поверхности. Он слишком глубоко. — Помо… — сипит он, лишь на секунду оказавшись над водой, как тут же уходит под воду опять, отчаянно в ней трепыхаясь. Как птичка в ловушке. Кто-то его подхватывает. Прижимает к себе и тащит вверх. На поверхность. На воздух. Чонгук жадно глотает его, закашливаясь, чувствуя, как из глаз брызгают слезы. Его колотит. Он весь дрожит. Несколько мгновений, и его разозленно швыряют на песок. Уён. — Мозгов как не было, так и нет, — зло бросает брат, уходя и оставляя его одного лежать на горячем песке. До смерти напуганного. Но все-таки живого. Чонгук не в силах встать. Шевелиться совсем не хочется. Тело будто парализовано страхом. Его хватает только на то, чтобы как в замедленной съемке повернуть голову на бок. В тени деревьев, привалившись к стволу плечом, он видит Ёнгука. Его губы растягиваются в жуткой ухмылке. Он смотрит на Чонгука несколько долгих секунд, а после уходит.