***
Прийти в себя и успокоиться у Чонгука выходит только к следующему дню. Весь прошлый он провел в потрясении после случившегося, а ночь толком не спал, прокручивая из раза в раз то, как тонул и отчаянно цеплялся за жизнь. Намджун, оставшийся вечером с ним, не спал тоже — Чонгук понял это по его вздохам и тому, как часто тот переворачивался с одного бока на другой. К океану Чонгук больше не подходил и на метр. Теперь он смотрит на него только издалека, сидя в тени деревьев. Далеко от лагеря он тоже не уходит. Он нашел себе местечко совсем неподалеку: вроде бы и отдельно, в тишине, но в поле зрения «своих». Хосок и Ноа видят его. А он их. Узнавший о том, что Чонгук едва не утонул, Тэхён принесся в тот же момент. Даже Кэти свою оставил. Чонгук, теперь не только обиженный и разочарованный, но и разозленный, наговорил ему кучу гадостей и прошипел, чтобы тот не смел даже приближаться к нему. Обескураженный Тэхён словно прирос к песку, так и остался стоять там, когда Чонгук, трясясь от гнева, развернулся и ушел. После этого Тэхён дважды подходил, пытаясь с ним заговорить, но оба раза Чонгук эти попытки самым грубым образом пресекал, искренне виня его во всех своих бедах. Ему вообще не особо с кем-то хочется контактировать. Может, сказался пережитый стресс: не каждый день ты находишься на волоске от смерти. А когда это происходит с завидной регулярностью — тем более. А может ему просто стыдно, что он так глупо себя повел. Теперь он и сам не понимает, какой черт дернул его пойти одному в воду. Едва не погиб по собственной же глупости. Что сказала бы мама? Становится стыдно ещё и перед ней, хоть она ни о чем и не знает. И неизвестно, узнает ли. Будто даже после всего произошедшего не стал ценить свою жизнь ещё больше, раз позволяет себе быть таким безрассудным. Рядом возникает чья-то тень. Чонгук, сидя на песке, сложив ноги в позе лотоса, поднимает голову и видит Сокджина. — Привет? — неуверенно здоровается он, пытаясь по лицу того понять, с чем он к нему пришел. — Не мог бы ты себя не вести как малолетка, вокруг которого все должны скакать? — грубо спрашивает Джин. Его приветствие он игнорирует. — Что? Чонгук, оторопев, поднимается на ноги, чтобы быть с ним на одном уровне, а не смотреть снизу вверх, будто он правда ребенок, которого пришли пожурить. — Мне начинает надоедать, что ты сраного шага без Намджуна сделать не можешь. В чем твоя проблема? Тебе нужна нянька? Ты разглядел её в Намджуне, и теперь он должен ходить тебе сопли подтирать? Пора становиться самостоятельным, Чонгук, тебе не кажется? Тебе не пять лет. Никто не обязан здесь над тобой кудахтать, понял? Чонгук съеживается внутри. Джин стоит перед ним, сложив на груди руки и стиснув челюсть. Это последний человек, от кого он ожидал неприязни в свою сторону. Он и вообразить не мог, что им есть, что делить. По мнению Джина. Чонгуку нет особого дела, Намджун с ним рядом или кто-то другой. Лишь бы не одиночество. Только вот слова Джина слишком больно задевают. Так сильно напоминают то, с чем он жил всю свою жизнь. Напоминают Уёна. — Мне не нужна нянька, ясно? — цедит Чонгук. — Так что пошел ты к черту. — Тогда собери уже яйца в кулак и прекрати исполнять. А то ощущение создается, что ты у нас здесь самый несчастный. Решив, что не будет стоять и слушать, как его поливают грязью, Чонгук уходит. От разговора, от Джина, от вечного чувства, что он всем только мешает. Задев Сокджина плечом посильнее, он шагает мимо него обратно к лагерю и не оборачивается. Видит, как Хосок и Ноа провожают его взглядами, но никак на них не реагирует. От обиды тошно, даже губы трясутся. Только бы не расклеиться. Ни на кого не смотря и не останавливаясь, он направляется прямо к бунгало, чтобы забрать свой нож и уйти в лес. Из головы даже вылетают все страхи, касающиеся Ёнгука. Только бы подальше от них всех. Он свою слабость никому показывать не собирается. Да и никакой он не слабый. — Гук, — окликает его Минджи. Он нехотя оборачивается. — Еще не видела тебя сегодня. — Привет, — отстраненно бросает он, проверяя нож и засовывая его в карман. — Привет. — На ее губах появляется улыбка. — Ты за фруктами собрался? — кивает она на убранный в карман нож. — Да, — соглашается Чонгук, хоть о фруктах даже и не думал. — Можно с тобой? На раздумывания у него уходит пара секунд: если он пойдет с Минджи, то будет себя чувствовать куда безопаснее, ведь вряд ли кто-то сунется к нему при свидетелях. И не так одиноко будет, к тому же. За последнее время он слишком привык находиться в чьем-нибудь поле зрения. Так было спокойнее. — Конечно. Идём. Минджи, просияв самой очаровательной улыбкой, поправляет кепку, надетую козырьком назад, и шагает вровень с ним. У Чонгука никакого маршрута нет — идёт бездумно, куда глаза глядят. Минджи, похоже, это и не волнует: идёт себе рядом, щебечет о всяком, развлекая его разговорами и отвлекая от всяких невеселых мыслей. — За манго? — предлагает она. — Если там ещё осталось. — Чонгук кивает, вспоминая, насколько они обобрали дерево в последний раз. С фруктами становится не так уж просто, как поначалу. Деревья они обирают быстро, а новые плоды не успевают вырасти и поспеть. Теперь со спелыми плодами приходится помучиться, забираясь на деревья выше и уходя в лес дальше. — Я, кстати, с Уёном разговаривала, — говорит Минджи после недолгой паузы в разговоре и кидает на него осторожный взгляд. — С Уёном? — Чонгук удивляется. Не так часто в их разговоре всплывает его старший брат. Минджи угукает. — И что? — не понимает он. — Мне кажется, он испугался. Ну, за тебя. — Ага. До смерти. — Чонгук отмахивается. Ну да, чтобы Уён, ненавидящий его всю жизнь, за него испугался? Держи карман шире. — Но я серьезно. — О чем ты вообще могла с этим уродом разговаривать? — Но он спас тебя. — Чтобы на него косо не смотрели. Ты правда думаешь, что он это из искренних побуждений сделал? — Да, — кивает Минджи, посмотрев прямо на него. — Да, я считаю. Ты знаешь, один на один он не такой плохой, каким кажется. Мы вполне нормально поговорили. Я думаю, он просто так справляется с… со всем этим. Думаю, ему одиноко, на самом деле, и… он такой растерянный. Я серьезно, Гук. — Когда это ты успела поговорить с ним наедине? — бурчит Чонгук, отвернувшись от неё. Они почти дошли до ближайшего к лагерю дерева с манго, и он достает из кармана нож, одним движением его раскладывая. Минджи, спрятав от него улыбку, убирает выбившиеся пряди волос под кепку. — Вчера вечером. Он вызвался помочь с ужином мне и Чжиын. Чонгук морщится и бросает на неё сомневающийся взгляд. — Я клянусь тебе. — Минджи кладет ладонь себе на грудь. — Он спросил, не сильно ли ты нахлебался соленой воды. — Он спросил это не потому, что так сильно обо мне волнуется, а чтобы убедиться, что мне достаточно хреново, — обрывает её Чонгук. — Я Уёна знаю всю свою жизнь. Поменьше его слушай, а то он много чего наплетет. И лучше вообще с ним больше не разговаривай ни о чем. — Хорошо, — с улыбкой кивает она. — Что ты улыбаешься? — не понимает он. — Ничего, просто, — не стирая с лица улыбку, она качает головой. Чонгук мысленно машет на неё рукой, думая о том, что как не понимал никогда девчонок, так и не понимает до сих пор, и останавливается около дерева, окидывая его взглядом. Внизу манго совсем не осталось, они и правда всё обобрали. Зато повыше, там, где достать будет куда сложнее, висят яркие, аппетитные плоды. — Давай я буду поднимать тебя, а ты срезать? — предлагает он Минджи и протягивает нож ей. — Мы не взяли с собой ничего под фрукты, в чем понесем их в лагерь. Вдвоем они много не унесут и помнут половину по дороге, или вообще рассыпят. — Можно разорвать мою футболку и сделать на ней завязки. Она большая, в неё поместится манго на всех, я думаю. — Давай попробуем. Чонгук снимает свою оверсайзную футболку, явно с чужого плеча, и отдает Минджи. Пока она мастерит из неё подобие тканевой сумки, поплотнее связывая в узел один край, и делая с помощью ножа что-то вроде ручек с другой стороны, Чонгук лезет на дерево, чтобы немного потрясти ветки. Несколько спелых манго падают на землю. Минджи их обтирает о себя, а затем кладет в сумку. — Давай вон те достанем, — Чонгук, спрыгнув со ствола, показывает на ветки над их головами. — А мы дотянемся? — Попробую поднять тебя повыше, — пожимает он плечами. Они встают под усыпанной плодами веткой и кладут сумку рядом, расстелив её, чтобы можно было накидать фрукты сверху. — Готова? — Чонгук встает напротив Минджи. Та уверенно кивает в ответ. Он присаживается, становясь на голову ниже неё, обхватывает её под коленями и выпрямляется, поднимая Минджи на руках вверх. Она пошатнувшись, хватается за его плечи, но удерживает равновесие. — Дотягиваешься? — спрашивает Чонгук, не глядя наверх. Он утыкается лбом в её живот прямо под ребрами и зажмуривается. В спине тянет от напряжения. — Давай немного правее, не дотянусь, — просит она. Чонгук аккуратно делает шаг вправо. — Вот так стой. Минджи тянется к веткам обеими руками: одной придерживает манго, другой помогает себе ножом их сорвать, после чего кидает на футболку. — Надеюсь не перебьются. Я вроде аккуратно бросаю, — рассуждает она. Чонгук издает напряженный выдох. — Еще правее, Гук. Он снова шагает вправо, чувствуя, как уже начинают понемногу дрожать ноги. Держать чужое тело на весу, оказывается, не такое уж легкое занятие. Особенно, когда это тело шевелится и тебе вместе с ним нужно держать равновесие, чтобы не уронить ненароком. — Тяжело? — Минджи скидывает несколько фруктов вниз и опускает взгляд на Чонгука. — Давай сделаем передышку. — Нормально, — выдавливает он на выдохе. — Снимай оставшиеся и пойдем посмотрим с другой стороны. Тело Чонгука однако с ним самим не очень согласно: по вискам от напряжения стекает пот. — Ты можешь меня ногами обхватить? — просит он Минджи. — Так будет полегче. — Я попробую. Минджи, опустив руки на его плечи и ухватившись за них, не без помощи Чонгука устраивается на нём так, чтобы бедрами обхватить его талию. Он слегка подбрасывает ее, чтобы она была повыше, но получается все равно не слишком высоко. — Может лучше сядешь мне на плечи? — Ты уверен? — Минджи, всё ещё держась за него, перемещает ладони на его шею и обвивает её. — Так точно будет выше. — А если я упаду? Минджи склоняет лицо ближе к нему. Не спеша, смотря Чонгуку прямо в глаза. Её теплые руки обнимают его, а бедра крепко держатся за талию. Расстояние между их губами сокращается. Минджи его сокращает. Чонгук, хоть и понял, к чему все идет, все равно теряется, когда Минджи накрывает его губы своими. Его руки сами собой опускаются, перестают держать ее бедра. Минджи становится на ноги, но продолжает обнимать его за шею, прижавшись грудью к его груди. Она целует его робко и чувственно. Чонгук чувствует, как ей страшно, и не может пошевелиться, чтобы прекратить поцелуй. Не хочет ее обидеть. Не хочет, чтобы она расстроилась. И ответить ей тоже не может. Да и не хочет. Минджи целует медленно, и ей приходится стоять на носочках, чтобы дотягиваться до него. А Чонгук стоит безучастно, позволяя себя целовать. Он совершенно не понимает, что ему делать: как прекратить это так, чтобы не обидеть. Она отстраняется сама. Её ладони проскальзывают от шеи к плечам Чонгука и спускаются на грудь по мере того, как она встает на стопу полностью и становится снова ниже него. Её щеки розовые, глаза удивительно блестят, а губы влажные, но в Чонгуке совсем никак все это не откликается. Все стало сложнее. Минджи все усложнила.***
Тэхён перехватывает его сразу, как только они с Минджи, оба смущенные и молчаливые, возвращаются в лагерь и оставляют манго на месте, где скоро начнут разжигать костер. Солнце вот-вот начнет садиться. — Иди-ка сюда. — Ладонь Тэхёна крепко сжимается на его плече, едва он успевает двинуться в сторону своего бунгало, чтобы надеть футболку. Тень деревьев его, конечно, спасла от солнца там, в лесу, но на берегу без футболки чревато ходить даже к вечеру. — Куда ты меня тащишь? — Чонгук возмущается и пытается выдернуть руку из хватки. — А ну пусти! Убери свои руки! — Иди давай, — продолжает он его тащить. Чонгук только оглядывается по сторонам, пока мелькают перед глазами деревья, а они идут в глубь леса, далеко от лагеря. Они останавливаются резко, когда Тэхён, по своему виду совершенно разозленный, толкает его к широкому стволу дерева и нависает сверху. Чонгук чувствует, как содралась кожа на спине от грубого соприкосновения с корой, но молчит, только стискивает зубы. — Ничего не хочешь мне объяснить? — практически рычит на него Тэхён. Чонгук, сжав челюсть сильнее, отворачивается. Это он-то должен объяснять? Он? Как бы не так. — Вот так, да? Будешь молчать? Тогда я скажу, Чонгук. Ты себя ведешь сейчас как истеричная малолетка. — Так я и есть малолетка! Чего ты от меня хочешь? — выплевывает он Тэхёну в ответ, вздернув свой подбородок. — Так может пора взрослеть? Ты сначала творишь какую-то откровенную херню, решив видимо утопиться в океане, потом игнорируешь меня, а когда я пытаюсь выяснить, что случилось, ты начинаешь психовать! — У Кэти своей выясняй, что случилось, понял? А от меня отвали! Не подходи ко мне и не разговаривай со мной! — Он толкает его ладонями в грудь, но Тэхён даже не пошатывается, продолжая стоять над ним. Только теперь он меняется в лице: ярость стирается, брови ползут вверх, а взгляд бегает по лицу Чонгука. — А вот здесь давай поподробнее. При чем здесь Кэти? — Ты меня за идиота держишь? — бесится Чонгук. Он слышит, что его голос звучит истерично, но становится настолько все равно, что он готов вывалить на Тэхёна всю свою скопившуюся злость и обиду. — Думал, что можешь и Кэти трахать, и мне мозги делать? Да хрен тебе! — Ты офонарел, Чонгук? — уже спокойнее спрашивает Тэхён. — С чего ты взял, что я трахаю Кэти? — Я вас видел! Хватит меня за тупого держать! Почему я вообще должен оправдываться и объясняться с тобой! — Ты о том разе, когда нас застал? Так это когда было. Чего ты вдруг вспомнил? — Я видел вас вчера! — Серьезно? Где? — складывает на груди руки Тэхён, глядя на Чонгука изучающе, чем приводит его в бешенство еще больше. — В лесу! — блефует Чонгук. — Я видел вас в лесу! Вас двоих! — Очень интересно. И что мы там делали? — Сам знаешь что. — Я хочу услышать от тебя. Ты ведь все видел. — Трахались. По лицу Тэхёна проскальзывает веселье. Чонгук видит, что он с трудом сдерживает рвущуюся наружу улыбку, и чувствует себя растерянно и все ещё разозленно. — Забавно, что я такого не помню, правда? Хотя… — задумывается он, опять нависая над Чонгуком, отчего тот вжимается голыми лопатками в дерево ещё сильнее. — Может, тебе это приснилось? Может, это была просто твоя фантазия? Настолько понравилась та картина, да? Тебе нужно было просто сказать мне, что ты очень хочешь так же. Тэхён расплывается в улыбке. — Урод. — Чонгук бьет его в грудь. — Со своей Кэти так разговаривай и свои мерзкие намеки оставь тоже ей. — Слушай сюда, Чонгук, — перехватывает он его руку. — Хочешь говорить серьезно? Будем говорить серьезно. Я не знаю, что ты вчера себе навыдумывал и для чего сейчас бесстыдно врешь мне в лицо, но я не спал с Кэти. Ни вчера, ни позавчера, ни неделю назад, и даже уже не месяц. Да, у нас с Кэти была интрижка в самом начале, если это можно назвать интрижкой. Мы оба были на стрессе, решили таким образом расслабиться, тем более, что такое уже однажды было. Тогда, когда мы ходили в школу спасателей. Но у меня нет к ней никаких чувств, а у неё нет чувств ко мне. Я с тобой честен. И ещё, скажу сразу, чтобы больше у тебя таких идиотских мыслей не возникало: если мне кто-то очень нравится, я не могу думать о сексе с другими людьми. Я думаю только о сексе с этим человеком. А ты мне очень нравишься, сечешь? Чонгук невольно краснеет, понимая, что до него пытаются донести. — И ты меня так сильно разозлил за эти два дня, что больше всего мне хочется стянуть с тебя штаны и надрать твою задницу как следует, чтобы больше не творил такую херню. Ты вообще головой думал, когда пошел в океан один? Я думал, что поседею, когда Минджи сказала, что Уён тебя из воды вытащил полуживого. — Минджи преувеличивает, — едва слышно возражает Чонгук. — Да плевать. Ты мог утонуть. — Прости. Черты лица Тэхёна вновь смягчаются. Он смотрит на Чонгука, долго и задумчиво, а Чонгук, не выдержав его тяжелого взгляда, опускает глаза. Стыдно и неловко, что он и правда повел себя по-детски: не выслушал, не поговорил. И чуть не угробил сам себя по своей же глупости. — Когда ты делаешь такое лицо, тебе можно простить все что угодно. — Тэхён касается его подбородка пальцами и целует. Целует уже знакомо и почти привычно: уверенными касаниями, настойчиво, но в то же время ласково держа ладонью его лицо. Вторая рука Тэхёна скользит по его боку, гладя и запуская россыпь мурашек. Тэхён мягко разрывает поцелуй и проводит большим пальцем по его нижней губе. — Конфликт исчерпан? — Да. Обратно они возвращаются неспешно, держась за руки. Чонгук, по большей части, молчит, все ещё чувствуя себя странно от всей этой ситуации. Говорит в основном Тэхён: рассуждает, что если не успеет вернуться к началу семестра, то придется прыгнуть выше головы, чтобы нагнать программу. Чонгук слушает и размышляет. Совсем не о возвращении и не о будущем, как ни странно. В мысли закрадывается то Минджи со своим поцелуем, о котором, наверное, стоит рассказать Тэхёну самому, пока об этом случайно или вовсе не случайно не ляпнула Минджи. Тут же он вспоминает их разговор об Уёне, Ёнгука и его жуткую улыбку, когда Чонгук находился в шаге от того, чтобы умереть. По телу проходит холод. — Чего завис? — выдергивает из мыслей Тэхён. — Задумался. — Надеюсь обо мне? Чонгук качает головой. — Ну вот. А о чем? — Ёнгук видел, как я тонул. Он стоял и смотрел. И… улыбался. Тэхён останавливается и смотрит на Чонгука. — Ты уверен? Может, тебе померещилось? — Мне не мерещилось. Он стоял там. Он все видел и ничего не предпринял. Тэхён некоторое время идёт молча. Только хватку на своей ладони Чонгук ощущает сильнее. — Слушай, — говорит наконец Тэхён. — Я, конечно, не то чтобы очень удивлен. Наверное, глупо было бы ожидать, что он бросился бы на твое спасение. Или кого-либо ещё. Короче, он мутный. Этого почти никто не отрицает. Просто держись поближе ко мне или ребятам, и всё будет хорошо, ладно? Мы вряд ли ему что-то можем предъявить за то, что он не кинулся тебя из воды вытаскивать. — Я понимаю. Я и не хочу, чтобы ему кто-то что-то предъявлял. Я больше хочу чтобы он вообще забыл о моем существовании. — И тише добавляет: — Он пугает меня. И вообще… мне не нравится все, что тут происходит. Я не чувствую себя безопасно. Нас никто не спасает, на борту была бомба, трансивер кто-то украл, и мы не знаем, кто, а главное — зачем. Что, если это и был Ёнгук? Вдруг у него какой-то план. — Я не знаю, Гук. Меня тоже это напрягает. Как и всех остальных. Все понимают, что трансивер у одного из нас. Но мы перерыли весь лагерь. — Его могли спрятать. — Само собой. — Тэхён кивает. — Человек, укравший трансивер, его отлично спрятал. И мы, видимо, не узнаем, с какой целью, если он не посчитает нужным сообщить. Что вряд ли сделает, конечно. Его же сразу порешают тут. Ты только представь. — У меня в голове не укладывается, что среди нас… и что… что мы все понимаем, кто скорее всего к этому причастен. — И мы ничего сейчас не можем с этим сделать, Чонгук. У нас ничего по факту на него нет кроме того, что нам он кажется мутным. Придется просто ждать, пока нас не заберут отсюда. — Думаешь, нас заберут? — По-другому не может быть. Нас ищут. Нужно просто набраться терпения.***
После ужина у костра остаются только «свои», как мысленно называет их Джин. Они с Намджуном — вроде помирившиеся, но все еще не очень, Хосок с Ноа, Чимин с Дахён. Тэхён приволок из леса Чонгука, который старательно избегает взгляда Джина. Минджи тоже непривычно притихшая. От скуки он наблюдает за ней, прослеживая за её взглядами — все они направлены на Чонгука. Забавно. Он мысленно усмехается. Любовные треугольники — всегда интересно. Особенно такие… нестандартные. — Слушайте, — говорит Тэхён, привлекая внимание остальных. — Раз уж в кои-то веки здесь нет лишних ушей, предлагаю кое-что обсудить. — Что случилось? — спрашивает Намджун. — Не знаю, говорил ли тебе Чонгук, что Ёнгук видел, как он вчера тонул. Он просто стоял и смотрел, верно? — уточняет он у Чонгука. Тот подавленно кивает, неуверенно глянув на ребят. — Я подумал, что остальные должны быть в курсе. Поаккуратнее с ним. — У меня мурашки по ногам пошли, — шепчет Дахён. Чимин сжимает ее ладонь в своих руках покрепче. — И я все думаю о трансивере, — продолжает Тэхён. — Что с ним? — спрашивает Джин, прищурившись. — Он все еще не найден, если ты забыл, — Тэхён поясняет беззлобно, но Джину все равно хочется закатить глаза. — Давайте перероем все еще раз, — предлагает он, сложив на груди руки. — Да какой в этом смысл? — отмахивается Хосок. — Дважды уже весь лагерь перевернули. Пока они обсуждают, стоит ли перевернуть лагерь в поисках снова, Дахён, начавшая зевать, коротко целует Чимина в щеку и уходит спать. Ноа тоже зевает, но продолжает сидеть возле Хосока. Минджи поддевает ногу Чонгука своей ногой. Остальные продолжают говорить о трансивере и о том, кто и зачем мог его выкрасть, эти двое стреляют друг в друга глазами, пока Чонгук не откашливается: — Я ещё кое-что вспомнил. Разговоры замолкают. Джин приподнимает брови, разглядывая лицо Чонгука, в то время как тот сам старательно его взглядов избегает. Это, в принципе, не особо Джина расстраивает — может, хоть меньше рядом с Намджуном мельтешить будет. — Там, в самолете, когда началась паника. Я слышал кое-что. — говорит Чонгук. — Вернее… сначала мне казалось, что это мог быть сон или что-то вроде того. В общем, думаю, что я слышал террористов. — Что? — Намджун подается корпусом вперед. — Что ты слышал, Чонгук? — Слышал, как кто-то закричал, что подорвет самолет. Это было где-то рядом со мной. Парни вокруг костра переглядываются. — А вот это уже кое-какая информация, — тянет Хосок. Ноа кивает. Мгновенно выросшее напряжение виснет в воздухе над костром.