О неправильной любви, вреде сигарет и уроках музыки

      Верности у Хантера было явно больше, чем мозгов, впрочем, чего еще можно ожидать от гримволкера. Она ведь сама помогала Белосу вылепить замену прежнему Золотому стражу, сама создавала ему обрывочные воспоминания, чтобы помочь ему обрести хотя бы подобие личности.       Верности у Хантера много, но нужно совсем чуть — чуть чтобы разрушить ее. Хотя бы показать, что случилось с его предшественником. Слишком хорошо это отложилось на подкорке, порой вспыхивая виной и легким ощущение отчаянья. Но все равно слишком редко чтобы сочувствовать его марионетке.       Верность Хантера начинает трещать по швам, когда он начинает сбегать по ночам, чтобы встретиться с дикой ведьмой. Уследить за ним легко, сложнее скрыться от взгляда Белоса. Метка ковена ноет под лопатками, когда тот желает ее увидеть, от боли с губ срывается шипение и прежде, чем сбежать, они с ведьмой сталкиваются взглядами, пока Хантер бестолково оглядывается.       Хантер неловко мнется, пытаясь объясниться перед дядей, внимательно рассматривая носки сапог. Злость Белоса оседает на плечах, вызывая злую усмешку не нелепые причины покинуть замок. Чуть позже император потребует доклад, а пока можно прикрыть глаза и притвориться что слушаешь.       В голове продолжает всплывать образ ведьмы. Длинные рыжие волосы в упорядоченном беспорядке, укрывающие плечи, и внимательно насмешливый взгляд. Она видела ее лицо — это плохо. Плохо настолько что теперь придется обращаться к Белосу. Он то уж точно не упустит шанса наказать за оплошность. Хантер ведь до сих пор жертвенный агнец.       Один день на отдых — это меньшее что должен дать ей Белос. Один день в компании Лилит и относительного покоя. Завтра начнется охота, а значит сегодня нужно узнать о добыче. Лилит и так болезненно бледная, становится белее стен замка, когда перед ней оказывается черная книга и фото ведьмы. Губы трогает истеричная усмешка, и обреченность в глазах становится практически невыносимой.       Эта ведьма посмела очернить святыню Белоса. Значит эта ведьма должна умереть. Остается только надеется что Лилит будет достаточно умна чтобы помочь только одной из них.       Рыжеволосая ведьма Ида только кажется беззаботной. Рыжеволосая ведьма Ида удивленно смеется и касается щеки, сравнивая с мертвецом. У рыжеволосой ведьмы Иды, теплые руки и взгляд, она кажется такой живой и свободной, что становится даже завидно. Отражение своих глаз в ее, пугает, ровно настолько чтобы отшатнуться. Рыжеволосая ведьма Ида предлагает сбежать, забрав с собой Хантера, сбежать так далеко что даже Белос не найдет. Рыжеволосая ведьма Ида обещает найти ее семью и вернуть в родной дом. Два коротких взмаха кинжала и прядь волос, обагренная кровью, исчезает в синеватом пламени заклинания. Рыжеволосая ведьма Ида перевязывает ладонь, пачкая рубиновой кровью подол плаща.       Рыжеволосая ведьма Ида остается жива. Кажется, Белос будет зол.       Провести десять минут рассматривая собственное отражение, больше, чем простая глупость — это уже походит на сумасшествие. Новые шрамы уже не болят. Белос был в ярости и теперь один глаз заволочен белой поволокой. Небольшая цена за чужую жизнь. Последний глаз все такой же, пустой и безжизненный. Ведьма назвала ее глаза красивыми. Интересно что она скажет сейчас. Хотя большой разницы нет. Вспомнить каким был взгляд до всего этого не удается.       Ведьма оказывается у нее на подоконнике, ближе к ночи и тяжело хмурится, когда замечает шрамы. Чертыхается, аккуратно касаясь швов, и впервые за всю жизнь к ней обращена не слепая жалость, а искрение сожаление. От этого становится не по себе.       От этого становится так хорошо.       Она приходит по ночам, и говорит обо всем на свете, а перо так и остается занесенным над очередным отчетом, пока Ида самолично не вытащит его из рук. Чтобы потом утянуть в объятие которые пахнут полынью и медом. Чтобы потом уходя, снова и снова, предлагать убежать.       Я служила Белосу с самого детства. Сначала в благодарность. Потом от страха, и вот наконец просто потому, что ничего другого и не знала. Белосу нужен верный пес. Раньше такими были Стражи, потом Хантер стал последним и эту роль взвалили на меня. У меня не было ничего, кроме эфемерной верности. Пустой и бессмысленной, воспитанной кнутом и кулаком. Жалкой, собачьей, невыносимой. Моя верность ничем не подкреплена, ничем не обоснована, ничем не обязанная.       Когда проходит месяц, я пробую эти губы, обещающие мне свободу, и сбегаю в ночи. Хантер мне не верит, считая, что это был приказ Белоса. Хантер злится и называет меня имперским псом. Я только соглашаюсь. Мне плевать на этого гримволкера который решил, что сможет стать свободным. Если надо я пожертвую им. Теперь у меня только одна цель. Она улыбается и снова и снова целует, обещая, что снова научит жить. И я верю. Слепая верность Хантера рушится простыми фактами. И Хантер будет платить за это всем.

Собачья верность Луз рушится рыжеволосой дикой ведьмой.

И Луз готова отдать жизнь любого лишь бы Ида продолжала ломать ее верность.