С этой кровью в талой воде

— Чего это Картман такой счастливый? Не взорвал случайно синагогу? — толкает Кайла в плечо Кенни. Он пропустил неделю учебы, подрабатывая где-то, и теперь тратит обеденный перерыв, чтобы переписать частично домашку. — Да не волнуйся, миссис Кромби меня любит, — хихикает Кенни и подмигивает. — В твоих мечтах, — с улыбкой отзывается Кайл и кривится, когда Стэн шумно втягивает в себя через трубочку остатки сока. — Все мы знаем, что она ждет выпуска, чтобы овладеть своим горячим учеником, — продолжает пошлить Кенни. Он стягивает с тарелки Кайла котлету и с довольным видом жует, рискуя заляпать жиром страницы. Картман и правда подсвечивает улыбкой всю столовую. Они с Баттерсом сидят чуть поодаль и о чем-то беседуют, и Баттерс тоже выглядит вполне довольным жизнью. Кайл старается на них не смотреть, в принципе не хочет встречаться с Картманом взглядом, слышать его или давать ему место в мыслях. Подумав, по пути домой он говорит друзьям: — Кажется, Картман на меня запал. — Да ладно? — недоверчиво хмурится Стэн. — Он типа ко мне подкатывает, — решает не раскрывать всех деталей Кайл и чувствует, как от смущения начинает гореть шея. Что-то про подкаты Бебе не было так неловко рассказывать. — Чувак, — Стэн продолжает преступно отвлекаться от дороги. Надо было подождать остановки, а то так душевный разговор окажется последним. «Мне еще доклад сдать надо», — нервно шутит Кайл, стараясь унять тревогу. — Так и думал, — подает с заднего сидения голос Кенни, которого Кайл попросил подбросить, чтобы обсудить наболевшее с друзьями без свидетелей. — Но это же бред какой-то! — не выдерживает Кайл и оборачивается. Кенни отвлекается от телефона и почти участливо выглядывает из-под капюшона, разводя руки в стороны. — Могу поспорить, у него первая дрочка была в порыве злобы на тебя. — Фу блять! — вскрикивают Стэн и Кайл одновременно. — Удивительный мир животных, кого только матушка-природа не создает. Например, Эрика Картмана — нациста, пускающего слюни на еврея. — Кенни, хватит, умоляю, — просит Стэн и паркует машину. Кайл поджимает губы: как-то он не доходил мыслями дальше издевок, точно не туда, где у Картмана имеется стоящий на него член. Вот теперь время гореть не только шее, но и щекам. Он приоткрывает окно, впуская свежий воздух, и нервно теребит завязки на шапке. — Он тебя типа на свидание звал? — Скорее признался. В своем стиле, понятное дело, — о поцелуе лучше не рассказывать, к этому он не готов. Может, позже. Может, только Стэну. Хотя Стэн тоже не готов. Кенни размещается между ними, упираясь локтями в подголовники передних сидений, и задумчиво покусывает губу. — Ты в такой жопе, Кайл. — Вот и я себя так ощущаю. — Воу! — восклицает Стэн, поднимая ладонь. — Это Картмана дело, Кайл тут ни при чем. Пускай слюни на страничку в фейсбуке пускает, нехуй Кайла касаться. Его забота трогательна. Становится легче, и от признания, и от поддержки. — Заеду завтра за тобой утром. — Чувак, это лишнее, он не будет меня караулить с цветами. — Скорее с хлороформом, — усугубляет Кенни смешком. — Кенни! — Так, точно заеду, — решительно указывает на Кайла пальцем Стэн. — А за мной? — А за тобой — нет. Кенни недовольно что-то бубнит и откидывается обратно на сидение. Кайл тоже позволяет себе расслабиться, остаток пути с улыбкой глядя в окно. *** На кухне обнаруживается ваза с цветами. Кайл истерично посмеивается, не выдерживает и пишет Картману: «Нахуя цветы? Сказал же отвалить». Он кружит вокруг холодильника, заглядывая в него раз за разом, пока не приходит ответ: «Я не присылал, еврей. Кто прислал?» Кайл блокирует экран, падает на стул и утыкается лбом в столешницу. Вот же безмозглый идиот. Конечно! Цветы в доме — сразу ему, кому же еще. И от Картмана, понятное дело! Конфетно-цветочный пидорский период. Самомнение возросло пиздец. «Кто прислал?». Он решает не отвечать, вместо этого делает себе пару тостов и уходит в комнату. Переписка с Тиной идет вяло, и в том больше вины Кайла и подступающей истерики. «Пошли на каток завтра?» — предлагает Тина. Мать не любит, когда сыновья ходят на каток в первые пару недель: вдруг озеро недостаточно замерзло. «Пошли», — неохотно соглашается Кайл. Можно будет в последний момент отговориться усталостью после тренировки и пойти выпить по молочному коктейлю. «Ты цветов хочешь?» — приходит новое сообщение, но Кайл снова оставляет Картмана без ответа. «Тупой еврей». За ужином мать пару раз восхищается букетом, на что отец довольно улыбается. Айк просит отпустить его из-за стола пораньше, быстро закинув в себя рагу, и уносится наверх. Наверное, снова какой-то доклад. Или рейд, все может быть. Они так и не поговорили о том, что у Айка были проблемы в школе. Кайл не хочет признавать, что ему такое не доверяют, и избегает оправданий или обсуждений. Бебе как-то упоминала его таблетки, хоть и не знала, что они совсем рядом — вот же, в ящике стола. «Келли сказала, что на них быстро худеют». «Но тебе-то зачем?» — удивился тогда Кайл, на что она довольно улыбнулась. Жаль, что эффект накопительный. Он на взводе, и нервное напряжение может снять пара таблеток под язык. Отступные, которые ему предложит любой психиатр, и которые мгновенно отправит в помойное ведро мать, если обнаружит. Многовато он прячет — сигареты, оранжевые баночки с таблетками. Скрывает, куда хочет поступать, а еще помалкивает, что Картман нацелился поганить ему жизнь резвее прежнего. «Он впечатлительный», — выговаривала Шейла школьному психологу начальной школы. Кайл дрался, разбивал кулаки о стены, кричал своим высоким голосом на весь стадион, швырял вещи и снова кричал. Но характер хорошо поддался контролю, и сейчас едва ли можно назвать Кайла вспыльчивым. Его теперь многое успокаивает. Как и наоборот. — Бубочка, спустись, пожалуйста! Кайл прикрывает ящик стола и сбегает вниз, бесшумно ступая по ковролину в носках. Шейла стоит у подножия лестницы с букетом в руках и смотрит недоуменно. Охапка цветов перетянута простой лентой, нет упаковки, и записки не видно. — Это что? — Ирисы, — часто моргая поясняет Шейла, — сказали, что тебе. Вот же ебаный ты рот. — Это что… та девочка? — Нет! — похоже, выкрик слишком резкий. — Точно нет. Наверное, чья-то шутка. Кайл бегом возвращается в комнату и закрывает за собой дверь, оставив букет в распоряжение матери. Новых сообщений нет, но пояснений и не требуется — Картман воспринял все как призыв к действию. Утром Айк поочередно нюхает то один букет, то другой, делясь наблюдениями и стараясь выбрать фаворита. То ли потому, что ирисы правда лучше пахнут, то ли потому, что на кухне только они вдвоем, букет для Кайла побеждает. Как бы не была абсурдна ситуация в целом, серьезный подход Айка веселит и задает настроение утру. *** После молочного коктейля Тина таки затаскивает его на каток, и они отлично проводят время. В зиме есть свои плюсы, и коньки — определенно один из них. Тина учит Кайла кататься спиной, выправляет цветные гетры из ботинок, когда они идут за горячим чаем, а потом говорит, опустив взгляд: — Не хочешь ко мне сегодня прийти? Суббота. Кино посмотрим. Кайл не успевает кивнуть, как она добавляет: — Мама уехала к подруге в Торонто. «Мой брат из Канады», — собирается было ляпнуть Кайл, но вовремя берет себя в руки и активно кивает. Он звонит отцу, чтобы отпроситься, но мать все равно перезванивает и заново выспрашивает все подробности. — У Тины, — понизив голос говорит Кайл, без слов умоляя обойтись без расспросов, нравоучений и уж тем более запретов. Такое ощущение, что он даже через динамик слышит, как сила воли Шейлы Брофловски проделывает колоссальную работу, чтобы озвучить: — Хорошо. В этом «хорошо» кроется многое, но Кайл не может сдержаться и не вздохнуть шумно с облегчением. Он просит Тину подождать в кафе и бежит в аптеку, где, краснея, покупает пачку презервативов. Фармацевт и не думает сделать ситуацию менее неловкой, подмигивая ему на все лады. Кайлу кажется, что все посетители — тучная пожилая женщина и молодой парень с хриплым голосом — прислушиваются к его заказу и теперь ухмыляются за спиной. Он заставляет себя расправить плечи и несколько раз мысленно повторяет: «Ну и что, ну и что! Я очень сознательный подросток, между прочим! Мне семнадцать, но я не забываю про защиту». У Тины есть белая кошка и черная собака, а еще они не досматривают фильм, хотя вообще Кайл такое не любит. Но не в этот раз. Он лежит с ней в обнимку, пока не затекает плечо, а она рассказывает ему про бывшего, ненавязчиво хваля Кайла за внимательность в сексе. Кэт тоже говорила, что он очень заботится о партнерше, а Бебе со смехом повторяла: «Кайл, расслабься! Ты — чудо». Тина крутится вокруг стола в его футболке, стараясь как в фильмах вышагивать босиком по плитке и опираться на столешницу. Кайлу нравится. Остывшая пицца на поздний ужин кажется небывало вкусной. *** — Это ты — Брофловски? Дома Кайл пережил достаточно неловких разговоров, касающихся полового воспитания, тут Шейла превзошла себя. Айк еще не знает, что его ждет, но ему уже можно посочувствовать. Почему-то разговор с мистером Стивенсом, объясняющим Кайлу правила общения с его дочерью, показался куда проще. Возможно потому, что в этот момент он ощущал себя участником взрослой беседы, получателем важного и ответственного задания. «Барбара будет адвокатом, Кайл. Ты — хороший парень. Не делайте глупостей», — так закончил свою речь отец Бебе, не опускаясь до запугиваний или запретов. Родители Кэт им не особо интересовались, только спрашивали время от времени: «Кайл, твой отец — адвокат?», словно рассчитывали этим знанием когда-нибудь воспользоваться, но так и не подвернулось случая. — Да, это я. Перед Кайлом стоит недоброжелательного вида парень, а пара его друзей строят из себя телохранителей, тоже источая угрозу. С виду все трое крепкие, но рост позволяет Кайлу смотреть свысока. Недолго он блещет превосходством: бывший парень Тины, а это оказывается именно он, тащит его за грудки в проулок и как следует прикладывает головой о кирпичную стену. Мать грозится, что поднимет на уши весь город и запретит сыну выходить из дома вплоть до выпускного, если он не скажет, что произошло. Даже отец скидывает привычную маску покорности и в красках расписывает возможные прецеденты судебного дела, если полиция снимет побои и разыщет обидчиков. Кайл не унижается до вранья про неудачное падение и поначалу даже пытается увещевать, что он не знает, кто это был, что нет смысла искать, только время тратить, но в какой-то момент с психом проговаривается, что это только его дело и в полицию он не пойдет. Он позволяет себе повысить голос на мать, о чем сразу же жалеет, и дальше старается отвечать короткими фразами, но продолжает стоять на своем. И еле сдерживается, чтобы не стиснуть сбитыми пальцами на груди футболку, чтобы унять приступ межреберной невралгии. Но разве от матери скроешь, как участилось дыхание и выступил холодный пот? Шейла в слезах уходит на кухню, а Джеральд довольно устало, но осуждающе говорит: — Иди в комнату, Кайл. Надеюсь, ты передумаешь. Медсестра дежурно спрашивает его, не нужна ли помощь, стоит ли обратиться в службу опеки. Кайл в этот момент думает только о скобках в ее руках, предназначенных для рассеченной брови. Ничего не поделаешь, но приходится написать Токену, что в ближайшие пару недель он выбывает из команды, хотя завтра тот бы сам все увидел. Кенни всегда громко и с придурковатыми эпитетами восхищается, когда Кайл проявляет себя как дуалист, но писать левой рукой из-за того, что правая на перевязи — крайне обидно. В целом до одури обидно. Да, он не мог дать достойный отпор против троих, хотя и безропотной жертвой его назвать сложно. Эффект от обезболивающих сходит на нет, и все ушибы начинают поднывать, особенно на голове. «Какие у тебя кудри красивые», — сказала медсестра, обрабатывая при этом костяшки пальцев. Это бы он мог и дома сделать, но раз привезли в больницу — не выпустят, пока Шейла Брофловски не даст добро. Наверное, придется снова драться. Расскажет он Стэну, Картману и Кенни, а следом поиски этих парней, вылавливать, устраивать разборки. Трое на одного нечестно, но тянуть это дальше не хочется. Как и снова получить, конечно. Тине он не скажет. Кайл пока не решил, будет ее избегать или соврет чего, пока все заживает, но уже ощущает злость: чего бы этот долбоеб со своими дружками не добивался, а они с Тиной и правда побудут сейчас в отдалении, и Шейла Брофловски тоже к этому руку приложит, наверняка же задушит домашним арестом. Утром, когда мать молча помогает ему натянуть рукав кофты, а после некрепко обнимает, чтобы не сделать больно, Кайлу становится так стыдно, что он утыкается лбом ей в макушку и шумно сопит прежде, чем извиниться. И когда она стала такой невысокой? В детстве мать казалась Кайлу огромной горой, непоколебимой и стойкой. Сейчас он все больше видит в ней маленькую впечатлительную женщину, но с сильным характером. — Прости, — повторяет он. — Со мной все хорошо. — Кайл, как я могу спать по ночам, зная, что кто-то хочет причинить тебе вред? — Этого не повторится, обещаю. Шейла клюет его в щеку и тут же утирает кожу тыльной стороной ладони от помады — несмотря на раннее утро она уже накрашена и при параде. — Хочу отвезти вас в школу. Кайл не видит причин отказываться, но в дороге почти не прислушивается к разговору Айка с матерью, уже прокручивая в голове ответы на возможные вопросы друзей. — Чувак! — испуганно восклицает Стэн, когда Кайл заходит с класс, а Венди прижимает ладони ко рту. Наверное, это худшее состояние, при котором он приходил в школу, и драмы наведено достаточно, чтобы одноклассники начали вести себя тихо и прислушиваться к их разговору. — У-пал, — с невеселым смешком подмигивает Кайл, и Стэн обрывает возмущенную Венди на полуслове: — Потом. «Это же не Картман? И не кто-то из наших?». «Нет!». Стэн закусывает губу и смотрит на него поверх экрана телефона. Венди поддерживает восторг Кенни, когда Кайл пишет левой рукой, а Картман на первый урок так и не появляется. Мистер Питерс — злобный мудозвон, это все знают, и он не пренебрегает возможностью заставить Кайла добрые минут двадцать плясать у доски с мелом в руках, чтобы под конец тот уже стоял согнувшись и опираясь здоровой рукой о стену. Одноклассники возмущенно смотрят на учителя, но не смеют перечить, зная его ебанутый нрав. Отмыть пальцы, склонившись над умывальником и ожесточенно потирая их друг о друга без помощи второй руки — сложнее, чем кажется. Мутноватая вода стекает вниз, а сбитые костяшки ощутимо саднят. Гадство. Кайл сгибается почти пополам, жалея, что не остался дома. — Какого хуя, еврей. Кайл лениво оборачивается, всем своим видом демонстрируя: «мне и так жить тяжело, еще ты тут». Картман подходит почти вплотную, но Кайл меланхолично отрывает себе бумажные полотенца. Не придерживая рулон, выходит криво. До чего же убогий он сейчас, должно быть — с опухшим носом, с рассеченной бровью и синяками, которые местами даже можно разглядеть из-под одежды. «Скальп сдеру», — грозился бывший Тины, дергая Кайла за волосы, пока его дружки держали руки. Кайл успел врезать несколько раз, но все равно недостаточно. Глядя на обрывки бумажных полотенец в ладони Кайл особенно сильно ощущает никчемность, досаду, что сейчас стоит тут как жертва побоев и молчит об обидчиках. Подживет — они вчетвером наваляют этим хуесосам. — Ало, еврей, прием! Кайл фокусируется на проплывающей мимо лица ладони и отодвигается. Картман протягивает ему бумажные полотенца, но Кайл не берет. Руки достаточно сухие. А Картман может нахуй пойти. — Кто тебя так? — Не твое дело. Учитывая, что он только что думал о том, как будет воспитывать зарвавшихся пиздюков, тут же посылать потенциального помощника — не особо хорошо, но, во-первых Картман — еблан, во-вторых Кайл не хочет стоять за спинами друзей и показывать пальцем на обидчиков, а хочет быть вполне себе полноценным участником. А еще его так выбесили этот мел и бумажные полотенца, так жжется ладонь, что хочется еще сильнее ее приложить о что-нибудь — чтобы не зря болела. — Я тебе вопрос задал. — Отвали. Кайл и не рассчитывает, что Картман легко сдастся, все же он близко к сердцу воспринимает отказы, но, что тот вконец охуеет и схватит Кайла поперек груди и потащит в кабинку — никак не ожидает. Ругательства тонут за болезненным стоном, а на глазах выступают слезы. — Вот же гандооон, — подвывает Кайл, обнимая себя здоровой рукой: от грубой хватки болит все и сразу. Картман захлопывает за ними дверь, отчего Кайл отклоняется нависает над толчком, чтобы хоть как-то поместиться в тесной кабинке. — Сказал блять быстро, — тычет в него пальцем разъяренный Картман, стоит Кайлу разогнуться. До того неуютная ситуация, что Кайл не стесняясь пробует кричать, из-за чего оказывается прижатым к стенке и с закрытым ладонью ртом. Откуда в этом ублюдке столько сил, чем его кормят? Либо же это тревожность выдавила из Кайла последнюю волю к сопротивлению. Идет урок, а значит, что туалет и коридор пусты, Картман окончательно потек крышей, а трещина в ребре мешает дышать. Болезненное мычание вынуждает убрать ладонь. — У меня трещина в ребре, не дави, — отстраненно просит Кайл, и Картман тут же отскакивает, давая капельку свободы. — Не знал. — Давай покурим? Помоги только куртку надеть, — Кайл открывает дверь и неспешно идет на выход. Картман плетется следом. — В классе твоя куртка, пошли так, в машине покуришь. Картман накидывает на него свою парку, пока они идут через стоянку, и даже хочет поддержать на лестнице. Вот НАСТОЛЬКО Кайл хуево выглядит, да? «Чувак, ты живой?» — спрашивает Стэн. «Решил свалить». «Ок, пиши». Кайл садится в машину, но колеблется: злоупотреблять ли гостеприимством? Картман решает дилемму, вытаскивая из бардачка пачку сигарет. Кайл курит такие. И пачка не тронута. Картман вроде как влюблен в него. Или какое он там чувство интерпретирует как желание видеть другого человека на коленях. Был бы на его месте кто другой — Кайл бы максимально сгладил все углы, постарался бы лишний раз не бередить чужое сердце. Но у Картмана еще неизвестно, что там вместо него, да и вряд ли бы другая девушка или парень так настойчиво бы Кайла преследовали. Кайл трет ладонью лоб, зажав между пальцев сигарету, и тяжело вздыхает. — Ты заебал, — говорит он честно. — Догадываюсь. — Что будем с этим делать? — Нихуя мы не будем с этим делать, еврей! — снова взрывается Картман. — Меня интересует только кто блять избил тебя. — За что не хочешь спросить? — усмехается Кайл и глубоко затягивается, отчего в грудной клетке отдает болью, и он невольно закашливается. Вот же срань. — За что я и сам могу миллион причин найти. Несмотря на серьезность тона, Кайл не может сдержать смех. Какой же сюр. — Бывший Тины не одобряет мою кандидатуру. Вот так прозаично. — Он что, Стэтхем, чтобы так тебя отмуйдохать? Кто еще? — Товарищ детектив, а не сходить ли вам нахуй. Он и его дружки, должно быть. Снимаю перевязку — и идем давать пизды. Картман сосредоточенно стучит пальцами по рулю, расфокусировано глядя на здание школы. — Будь готов короче, — говорит ему Кайл. — Бить за тебя морды? — Именно! Бить морды! — с деланной радостью восклицает Кайл и сжимает бычок в кулаке. — Ломать носы и выбивать дух, чтобы смотреть в мою сторону боялись. Уроды. Чтобы блять знали, — тише добавляет он, бросив взгляд на свое отражение в боковое зеркало. Без слез не взглянешь. Уже вот-вот должен прозвенеть звонок, и пора бы идти забирать у Стэна свои вещи. Рука все еще болит. Все, черт побери, болит. А еще это унизительно до тошноты. И совсем не осталось сил. — Еврей, я вообще не шутил тогда. — Я догадываюсь. Картман ничего не отвечает, просто молча идет следом за ним в школу, не отходя ни на шаг. Венди участливо спрашивает, не стоит ли Кайлу поехать домой, не маловато ли он пробыл на больничном. Кайл на нем и не был, к слову. Но впервые на его памяти Венди уговаривает Стэна пропустить урок, а Кенни взволнованно отмечает, что «Ты какой-то бледный». — Я — староста, смогу объяснить, что Кайлу понадобилось домой, отвези его. — Да не хочу я домой! — слабо возмущается Кайл, опираясь плечом о стену. — На него мисс Литтл взглянет — без вопросов отпустит. — Чувак? — с надеждой спрашивает его Стэн, а Кенни уже предлагает дополнительную помощь в транспортировке. — Я отвезу, — не терпящим возражений тоном прерывает их Картман и ведет Кайла к выходу, прихватив куртку у Стэна. У самого Кайла на плечах все еще болтается парка Картмана и, вспомнив об этом, он краснеет и оборачивается на провожающих его удивленными взглядами друзей. Картман разрешает закурить еще раз, но Кайлу не хочется, кажется, что затянуться он все равно нормально не сможет. Хочется скорее лечь в постель, на здоровый, точнее, относительно здоровый бок. Картман нагло идет следом в дом, и Кайл настолько устал, что не говорит и слова против, даже просит помочь стянуть через голову кофту, не в силах справиться самостоятельно, а из домашних никого еще нет. — У тебя температура, — обеспокоенно бормочет Картман, ощупывая ладонью лоб. Кайл отмахивается и забирается в постель. — Может быть заражение, либо отбили тебе чего? Зря ты в школу поперся, — продолжает бормотать Картман, присев на корточки у кровати. — Твоя мамаша как это допустила? — Поебать, — неразборчиво отзывается Кайл. — Мне на все поебать. *** — Теперь я вижу, чувак, — Стэн откладывает геймпад, всем своим видом демонстрируя, что сейчас будет серьезный разговор. Кайл, лениво поедающий чипсы, вопросительно изгибает бровь. — Картман, — поясняет Стэн, — что он на тебя запал. — И чего же ты увидел? — недовольно щурится Кайл и закидывает в рот большую чипсину. — Я наблюдал за ним, — с важным видом поясняет Стэн, — и если знать все факты, то сразу видно, что он на тебя все время пялится, ухмыляется там себе чего-то, кривится время от времени. — Фу, — теперь очередь Кайла кривиться. — Тебе заняться нечем, кроме как на Картмана смотреть? — А если он… ну, ты понимаешь? — Набросится и изнасилует своей любовью? Ало, чувак, не драматизируй только. Стэн смущенно поджимает губы и берет в руки геймпад, но игру с паузы не снимает. — Он больной, Кайл, — говорит серьезно, — ты не замечаешь, но с таким обожанием на тебя смотрит. — Ой ли? — Ага. Мне тревожно пиздец. Ты выглядишь отстойно, только не обижайся. Все лицо разбито, а он смотрит так, будто не замечает, либо будто намеревается сожрать. Вот теперь и Кайлу не по себе. Он вполне может себе представить такой взгляд — Картман и «пожрать» давние друзья. — Ты слишком придаешь этому значение. У Картмана дергание за косички не прошло, эволюционирует в следующего покемона и перестанет. Стэн все еще мнется: ему явно неловко вести такой разговор, но и желание поделиться опасениями, а может, и развеять некоторые из них велико. — Волнуюсь, — признается он. Вот если бы Крейг сказал: «Кайл, пошли на свиданку, у тебя классный зад» — это одно, а когда Картман даже просто смотрит на тебя краем глаза — вообще другое. Не доверяю ему! Он явно начинает злиться. — Классная задница, значит, — старается свести к шутке разговор Кайл, но Стэн и не думает смущаться, ссылаясь на наблюдения Бебе, которыми она даже с твиттером делилась. — Короче, надеюсь, что он будет адекватно себя вести. — Он-то? — Ты меня понял! Если что — говори мне. — «О нееет, Стэн, мне кажется, что Картман опять смотрит, как я страдаю». — Блять, да, примерно об этом я и говорю, — наконец-то стихает Стэн и возвращается к игре. Картман не то, чтобы активизируется, но теперь перестает прятать желание доебать Кайла романтическим интересом. Он не дарит больше цветы, но не оставляет попытки по утрам отвезти Кайла в школу — и тут Стэн даже пробует вмешиваться, но его утренние подъемы не дают победить, поэтому Кайл предпочитает автобус. Картман ходит с ним курить, а как-то после урока естествознания говорит: «заживает» и проводит ладонью по лицу Кайла, едва задев бровь. От неожиданности Кайл лишь отскакивает, хотя стоило как минимум ударить по руке. — У меня вообще-то девушка есть, — недовольно шипит он. — Рад, что только это стоит между нами. Сочетание мягкосердечности, из-за которой Кайл старается не обижать людей, и нервозности, из-за которой он иногда хочет кинуться на ближнего и порвать зубами горло, дает плачевные временами результаты. Картман остается без ответа плюс уходит невредимым. Врачи обещают, что при бережном обращении Кайл сможет вернуться к тренировкам, но уже в новом году. Токен говорит, что Кайл — уебан, но искренне желает скорейшего выздоровления. Смотреть матч с трибун оказывается почти болезненно, когда хочется вскочить и кинуться на поле, но приходится обойтись парой ласковых в сторону как соперников, так и своих. Картман сидит рядом, развалившись на сидении, и большую часть матча проводит в телефоне. Баттерс сидит по другую сторону от Кайла, но в перерыв признается, что без друга на поле игра не такая захватывающая. Конечно, дело не в том, что один из лучших игроков протирает жопу на трибуне, но пока они проигрывают. В прошлом году они тоже проиграли команде из Дуранго, что ж за жопа такая. — Черных больше, — словно прочитав его мысли подает голос Картман. Кайл скашивает взгляд и обращает внимание на его руки: одна из ладоней стискивает колено, и костяшки пальцев сбиты, даже перстень переодет на другую руку. Картман с кем-то подрался. Либо долбил стену в ванной, что тоже может быть. Кайл сглатывает и старается вернуть внимание к игре, но все равно время от времени на руки Картмана поглядывает. Они проигрывают с небольшим отрывом, но Токен все равно гневно швыряет полотенце об лавочку и ругается с Брайденом, на что тот возмущенно фыркает и показывает средний палец. — Брайден хуево сыграл, — делится мнением Картман, когда они втроем выходят из школы. Кайл еще слишком раздосадован, но Баттерс активно высказывает свое мнение. Господи, он же совсем в баскетболе не шарит, чего таскается сюда. Ладно компанией, Стэн с Кенни тоже приходят на игры время от времени, но Баттерс-то чего… Картман не пропускает ни одной игры. Эта мысль так внезапно настигает Кайла, что он резко останавливается, и пара черлидерш из чужой команды врезаются ему в спину. — Осторожнее, придурок! — Пошли нахуй, бляди, — мгновенно отзывается Картман, и раньше, чем Кайл успевает извиниться, девушки сворачивают на другую дорожку и начинают перешептываться, возмущенно оглядываясь. Защитник сраный. Картман кладет руку ему на плечо и не сильно стискивает. — Чего хотел? — Да у меня подарок для тебя есть. — Обойдусь. — Кааайл, он охуенный, не отвергай еврейскую природу. — Нахуй иди. Кайл дергает плечом, и рука тут же исчезает. Баттерс, идущий рядом, так тяжко вздыхает, что становится тошно. Вот зачем так открыто страдать? Долбаный Баттерс. Долбаный Картман при нем устраивает еще эти представления. А Баттерс в ответ устраивает представления разбитого сердца. А Кайл идет между ними. — Подвезти? Ругательство вымещается внезапной пакостью: — Конечно. Баттерс, ты как? Поехали? — Эрик? Картман фыркает, но кивает в сторону машины. Вдвоем они преимущественно ездили в молчании, но Баттерс не против общаться, и утягивает в беседу Кайла. Они сидят на заднем сидении, что заметно напрягает Картмана. «Что, не нравится чувствовать себя водителем такси?» — ехидно думает Кайл. Он хочет вылезти вместе с Баттерсом и продвигается за ним по сидению к выходу на обочину, не горя желанием выходить на проезжую часть, однако, стоит Баттерсу покинуть машину, как Картман жмет на газ, да так резко, что Кайла откидывает назад на сидении. — Еб твою мать, я чуть без пальцев не остался! — Кайл до конца закрывает дверь и дает Картману подзатыльник, не особо заботясь о внимании водителя на дороге. — Тупое ты животное! — Подарок, — кратко поясняет Картман и так же резко тормозит, отчего Кайлу приходится выставить вперед здоровую руку, чтобы не удариться лицом о подголовник. Поток ругательств Картман успешно игнорирует, щелкает блокировкой дверей — «Мы же это уже проходили, хуесос» — и поворачивает экран своего телефона к Кайлу. Это привлекает внимание и заставляет замолчать. На записи Картман ухмыляется на фронталку, но затем действие меняется: он переключает камеру и демонстрирует зрителю сидящих на полу подростков. Кайл узнает в них бывшего Тины и его дружков и не может подавить испуганный вздох. Парни сильно избиты, по команде поднимают вверх залитые кровью лица, чтобы были видны заплывшие глаза, сломанные носы или разбитые губы. — Какого хуя, — шепчет Кайл сиплым голосом и вздрагивает, когда на видео Картман давит бывшему Тины кроссовком на ногу в районе колена, и тот кричит, что указывает на травму. — Какого хуя?! — повторяет Кайл и пытается выхватить телефон, но Картман отводит руку, продолжая просмотр. — Какого хуя, какого хуя, блять! — не покрывает поток ругательств Кайл и начинает стучать ладонью по сидению, но Картмана не трогает. На записи видны только последствия избиения, но жутко так, словно Кайл сам стоит рядом с битой около беспомощных стонущих от боли людей. — Подарок! — восклицает Картман таким радостным голосом, будто сейчас достанет блестки и конфетти. — Быстро выходим, — шепчет Кайл, не в силах говорить громче, и механически дергает ручку, призывая разблокировать дверь. — Только давай без истерик, день на дворе. Кайл вываливается из машины под аккомпанемент нового болезненного крика из видео, и шипит сквозь зубы сам, неудачно задев руку на перевязи. Картман хочет помочь ему подняться, но Кайл пятится назад и неловко встает, держась за дверцу. Ужас, липкий склизкий ужас прокатывается по всему телу, отдаваясь дрожью в ногах и сухостью во рту. — Не подходи ко мне, — только и может хрипло выдавить Кайл. — Еврей, не очень похоже на горячую благодарность за защиту. — Я тебя предупредил. Ты — больной гандон. Я найду бедных пацанов и буду свидетелем в полиции, ты понял? Картман выгибает бровь и говорит насмешливо: — Они не заявят. Ни слова не скажут. Уже получили медицинскую помощь, уже оклеветали друг друга. — Я это исправлю, больной ты кусок дерьма, — Кайл пятится, не желая поворачиваться спиной, и Картман медленно двигается за ним. Он идет вразвалку, спрятав руки в карманы, а по выражению лица видно, что доволен реакцией, чего-то такого и добивался. Нос начинает щипать. Кайл быстро трет его рукавом, но уже не может справиться с накатывающей паникой: на лбу выступает пот, рот наполняется кислой слюной, а дыхание становится поверхностным. Долбаный псих! — Все для тебя, Кайл, — ласково говорит Картман, соблюдая дистанцию, но не отступая. — Ты же сам хотел с ними поквитаться. «Бить морды», а, Кааайл? — Ты… ты просто пиздец. — Потому что никто не смеет тебя трогать! — со злостью кричит Картман. — Никто блять не смеет из тебя отбивную делать! Кайл сбегает. Позорно или нет — сложно сказать. Он потрошит материнскую аптечку, вытаскивая таблетки от головной боли, но едва не давится водой, когда их запивает. На ватных ногах он доходит до ящика в комнате и лезет под пачку тетрадей. Половины таблетки утром и таблетки вечером хватает для спокойствия постоянного. Двух таблеток на ночь должно хватить, чтобы уснуть и избежать ночных пробуждений с криком и в холодном поту. Он пьет таблетки как захочет, сколько захочет. Не пьет. Пьет. Грызет или проглатывает. Иметь секреты — необходимо, даже неизбежно. Делить их с кем-то иногда бывает невероятно волнительно, когда вы друг другу близкие люди. Они со Стэном закопали множество вещиц на заднем дворе дома Маршей, и не все из них нашли позже. Стэн плакал, когда смотрел Короля Льва. Все четыре раза, и последний был полгода назад. Кайл отрезал прядь волос на затылке кухонными ножницами, но никто не заметил, только Стэн хихикал, когда они фотографировались на фотоальбом младшей школы. Иногда делить тайны отвратительно, словно это преступный сговор или неприглядная правда. Делить секреты с Картманом — катастрофа, ловушка для рыжих кретинов. Кайл быстро отвечает Тине, что будет рад созвониться завтра, и ищет ее бывшего в фейсбуке. Он пишет длинное сообщение о том, что ему жаль, что он этого не хотел, что готов оказать помощь и стать свидетелем, и упоминает про отца-адвоката. «Я больше тебя не трону, клянусь, оставь меня в покое», — отвечает Хью, так его зовут, и кидает Кайла в черный список. Кайл пытается настаивать, просить, найдя аккаунт в Инстаграме, но ответ еще хуже: «умоляю». Глаза слипаются. Телефон спит под подушкой. Этих парней побили из-за Кайла. Это его гребаная вина, он — слабак и любитель пожаловаться. Мастерски подманил долбанного маньяка и натравил его на ни в чем неповинных пацанов. Ну как ни в чем. Кайл шевелит пальцами руки на перевязи, затем делает над собой усилие и садится на кровати. Подавляя широкие зевки, он встает и идет в ванную, где снимает давящую повязку и убирает фиксацию. Непривычно двигать рукой, но не больно. Разве что самую малость. Нет, больно. Блятски больно, зачем он это сделал! Зеркало показывает ему бледного парня с заживающим кровоподтеком на лице и кругами под глазами. Если он не начнет нормально есть, то мать может чего заподозрить. Щеки, разбитые о зубы, уже не болят, нет никаких причин, чтобы без аппетита сидеть на завтраке. Но зверство Картмана ничем не оправдать, это чересчур, чересчур в сто раз. Но Кайлу было очень больно, страшно и обидно. Долбаный уголок губ дергается, но тут же подавляется угрызениями совести. Широкий зевок. Спать. *** Пока Кайл ждет автобус, Картман демонстративно паркуется на остановке, опускает стекло, игнорируя холодный декабрьский воздух, и, ухмыляясь, курит. Кайл кривится, выражая презрение, но в диалог не вступает, впрочем, как и Картман. Стэн звонит, чтобы сообщить, что не проспал, как раз вовремя — за поворотом уже виднеется школьный желтый автобус. Кайл идет обратно и остаток времени до выезда сидит на кухне Маршей и беседует с Шерон, собирающей младшего в детский сад. У него хорошее настроение, отвратительно хорошее для недавних событий. В школе они встречают Картмана, и от его усмешки все же становится хуже, но в целом возможность самому надевать и снимать куртку, не корячась с перевязью, и рассказы Кенни о нариках, таскающихся по магазину в его смену, все делают лучше. — Серьезно, один из них минут тридцать стоял с бутылкой колы в руке и смотрел на замороженную пиццу. Такое ощущение, что даже не моргал. А друган его ходил кругами вокруг стеллажа с порошком, а потом разорался, что это «не магазин, а лабиринт какой-то!». Я даже задержался на подработке, чтобы Вам записать это дерьмо. Баттерс заливисто смеется, а Стэн просит отправить видео в чат класса. В обеденный перерыв, воспользовавшись возможностью поговорить со Стэном и Кенни втроем, Кайл с полной серьезностью им сообщает, что больше помощь с расплатой не требуется. Кенни, которому и дома разборок хватает, просто кивает, но Стэн так просто отступать не хочет. — Просто дело сделано, — уходит от ответа Кайл. Очень не хочется, чтобы проблемы были у Стэна или Кенни, он им доверяет как никому и готов принять последствия сам, но не впутывать их. Где границы ебанутости Картмана, и в какие неприятности может втянуть себя Стэн, если его обуяет праведный гнев? Праведного гнева Кайла ненадолго что-то хватило. — Много тайн, чувак, — с обидой говорит Стэн и уходит обедать с Венди. Кайл поджимает губы и опускает плечи, не решаясь сказать ему что-нибудь вслед. Сначала — курить, потом уже решать, будет ли сегодня есть. Зато останется время отмыть руки и прополоскать рот, чтобы не было запаха. Кенни идет следом, и Кайл на ходу достает две сигареты, предвосхищая просьбу, на что тот с усмешкой хмыкает. Курить становится все некомфортнее, настолько холодным выдался декабрь. Кайл курит меньше года, поэтому не успел застать время, когда пальцы так замерзают, что становятся красными и еле гнутся, а при входе в помещение ощущаются обжигающе горячими. Со Стэном они помирятся, обязательно. К Рождеству все становятся добрее. Картман уезжает на следующий день и не появляется до конца года, только Баттерс время от времени делится новостями, что тот защищает какой-то проект в Калифорнии, и в Инстаграме действительно появляются фотографии с побережья. Когда там появляется снимок, где Картман стоит на сцене с папкой бумаг и сертификатом, а также с серьезным видом говорит что-то в микрофон, Кайл проявляет интерес и гуглит конференции и форумы на Западном побережье. Похоже, Картман неплохо так окунулся в мир молодежной политики и делает успехи. Заставляет прислушаться к себе. Нет, зависти Кайл не ощущает: для него словно всегда было очевидно, что уж кто, а Картман добьется успеха. Есть такие личности без сюрпризов, и как бы Кайл не хотел обратного, а Кенни вряд ли далеко двинется с его отношением к учебе и собственной жизни, а Картман годами роет носом землю, чтобы стать авторитетнее. Плюс, конечно, его отчим, не последний человек в Колорадо, и даже имеющий вес за пределами штата. А еще просто богатый человек. «С Рождеством, еврей». «Ах, да, евреи же не празднуют Рождество». Вздохнув, Кайл все же пишет: «С Рождеством, Картман», подумав, добавляет: «долбоеб». *** — Я буду поступать в Нью-Йорк. Несмотря на короткий период, в который Кайл избегал Тину, отговариваясь делами, а иногда и правда в них погрязая по уши, никаких обид или претензий с ее стороны не поступает. На каникулах происходит встреча с одним из дружков ее бывшего, и тот так дергается в сторону, что сбивает стойку с открытками, и сбегает из магазина, только Кайла завидев. Шейла Брофловски довольно громко высказывает свое неодобрение, но поддержки у Кайла не находит и спешит обсудить происшествие с продавщицей. Кайл понуро помогает ей собрать открытки, а дома вытаскивает из аптечки матери успокоительное, хотя особо взволнованным себя не ощущает. Тина ему нравится, она приятная, сообразительная и симпатичная. Но эти очень хорошие качества не находят отклик в сердце, кроме того, ей стоит знать о его намерении покинуть Колорадо. — Вот как, — после непродолжительной паузы кивает Тина и берет его за руку. — Это ничего, — говорит она позже, когда они идут на каток. — Спасибо, что сказал, — говорит она, когда Кайл сопровождает ее во время поисков забавных носков на день рождения сестры. — Но я не хочу встречаться на расстоянии. Кайл не признается ей, что подумал о том же, и тепло обнимает на прощание. — Друзья? — с грустной улыбкой спрашивает Тина. — Конечно. Он действительно время от времени интересуется, как у нее дела, а иногда предается ностальгии, когда вспоминает их походы за молочными коктейлями и долгие поцелуи на кровати в ее комнате. — Чувак, — хлопает его по плечу Стэн, готовый оказать поддержку. Кайлу не то, чтобы прямо грустно, но высвобождается большое количество времени, которое раньше он проводил с Тиной, либо в переписках с ней, и его болезненно нечем занять. Он тренируется, играет со Стэном в видеоигры, ходит со всеми на каток и отдается учебе. Читает по второму кругу Фрая, смотрит на ютубе каналы об архитектуре и выписывает себе новый фальшивый рецепт на таблетки. Обналичивать его в Южном Парке рискованно, и он вызывается сопроводить Айка в гости к другу, но в итоге они едут в Дэнвер всей семьей. Кое-как вырвавшись из цепких рук матери, желающей познакомить своего «сыночка с разбитым сердцем» с дочерью бывшего коллеги Джеральда, Кайл сбегает в торговый центр, где по карте подбирает подходящую аптеку поблизости. Должно быть, он очень прилично выглядит, раз фармацевты ему доверяют. — Преследуешь меня? — Картман ставит перед ним креманку с замороженным йогуртом и плюхается рядом за столик. Фуд-корт — стандартное место для пряток от родителей в чужом городе, когда тебе семнадцать, а на улице минусовая. — Преследуешь меня? — складывает руки на груди Кайл и хмурит брови. — Как иначе, ведь только евреи ездят по выходным в Дэнвер и нуждаются в пище. — Ага, какое приятное совпадение. Картман подталкивает ближе креманку, на что Кайл говорит со смешком: — И что ты добавил туда? — Яд, само собой, но тебе не страшно будет, тебя такое не возьмет. Кайл фыркает и было хочет уйти, но останавливается. Этот мудак же наверняка не успокоится и потащится следом, даже рассчитывать не стоит, что он пойдет по своим делам, точно ведь попрется в аптеку. Кайл ковыряется в начинающем таять йогурте, отмечая про себя, с каким довольством на него смотрит Картман. Почти с обожанием, что ли. Неловко. Но Кайлу в последнее время на огромное количество вещей как-то похуй, и что бы там себе Картман не воображал, а он редкий раз выделяется. Вот Стэн выделяется. «Чувак, что с тобой? Я же вижу, что что-то не так. Поговори со мной». А с Кайлом все нормально, в пределах усталости и подростковой драмы. — Хочу побыть один. — Оставлю тебя в покое, честно. Но не могу воспользоваться случаем, чтобы не поговорить с тобой наедине. Почему избегаешь? — Потому что ты — больной мудазвон, — мгновенно отвечает Кайл, не обращая внимания на оборачивающихся к ним людей. — Смотри-ка, мы — родные души, — недовольно говорит Картман. — Евреи — неблагодарные говнюки. — Если хочешь пооскорблять мой народ, то иди обратно в интернет, а меня избавь от этого дерьма. — Просто хотел сказать, что соскучился, — не обращая внимания, перебивает его Картман. — Мало общаемся, даже вчетвером не зависаем. Начнется сезон, может, чаще будем видеться. А пока так. Короче скучаю, рыжий ты недоносок. Кайл теряет дар речи, не ожидав таких откровений. А еще, что Картман способен так невозмутимо говорить о подобном. — Снег скоро таять начнет. А у меня уже все готово для нового подарка тебе. Жду не дождусь, — Картман заговорчески подмигивает, а у Кайла мурашки идут по телу. — Какого еще подарка? — шепчет он. — На день рождения, конечно. Думаешь, я забыл? Май — любимый месяц. Но до него далеко. Как насчет подарка тебе, но на день рождения Кенни? — Картман, — Кайл машинально хватает его за рукав, — давай-ка без этого, давай без подарков. Мне хватило, даже слышать не хочу о таком. Картман издевательски смеется, явно наслаждаясь его реакцией. — Не бойся. — Не смей играть со мной, — голос предательски дрожит, но Кайл не может с собой справиться. — Прекрати это, — шепчет он и прижимает ладонь ко рту. — Эй, еврей, ну ты чего, не расклеивайся. Я уже понял, что тот подарок был перебором, не надо, — Картман придвигается ближе и пытается взять Кайла за руку, отвести ладонь от лица, но тот резко вскакивает и выходит из-за стола. Он гневно дышит, перебирая в голове ругательства, которые просятся наружу. — Я знаю, куда ты идешь, и что собираешься делать, — медленно, но уже не ласково говорит Картман, глядя на него снизу вверх. — И за это отсос просить не мало — ты так беспокоишься за свою рыжую шкурку и покой матушки, что пошел бы следом в машину. Дрожь уже грозится перейти в судорогу. Кайл смотрит на Картмана с широко раскрытыми глазами, в очередной раз ощущая беспомощность, в состояние которой вгоняет его этот человек. — Но я охуеть как добр, поэтому иди по своим делам, но подожди немного, успокойся, приди в себя — сейчас как нарик выглядишь с этим нервно бегающим взглядом. Глубокий вдох получается немного рваным: паника не отпускает, пока еще не сменяется злобой, но становится капельку легче. — Что за хуйню ты… — Да ты брось, Кааайл. Ящик стола, панические атаки, психушка вместо отдыха у родни в Джерси, как распевала твоя мать, прикрывая баг любимой бубочки. И нет, не Стэн мне об этом рассказал, — он делает паузу, — придушил бы говнюка. Кайл падает обратно на стул. Картман ничего больше не говорит, но Кайл бы и вряд ли его услышал. С закрытыми глазами он не видит, как Картман берет его за руку, но слышит медленное спокойное дыхание. Он находит пальцами запястье и удивляется: пульс у Картмана спокойный, ровный, словно он говорит о чем-то будничном. — Я их тебе достану в четверг, — сжимает Картман его ладонь. — Но это последние. И знаю, что рецептов больше нет. Вторая щедрость за день: сосать за таблетки тоже не будешь, так что рекомендую изучить инструкцию и начинать слазить, уменьшать дозу. — Все еще утверждаешь, что не следил за мной? — с нервной улыбкой спрашивает Кайл и забирает руку, чтобы с силой потереть переносицу. Картман ловит его за подбородок и притягивает к себе, чтобы быстро поцеловать в губы. — Еблан, — тихо говорит Кайл, но не вырывается. Хорошее представление для посетителей торгового центра. За безропотностью Кайл пытается спрятать мысли о том, что бы он делал, какие бы проблемы его настигли, попроси сейчас Картман минет. Господи, он долбаный наркоман из долбанных фильмов, которых проблемы с таблетками привели к ширинке дилера. А в случае Кайла вообще неизвестно как к разговорам об этом с вроде как бывшим другом. Жопа, а не жизнь. — Это последние, еврей, — Картман показывает два пальца, — ты умный, рассчитай все хорошо. У тебя привыкание. — Хорошо, — повторяет Кайл и машинально кивает. — И это даже не подарок, — Картман встает из-за стола, подмигивает и быстро уходит. *** В аптеку он так и не идет, вместо этого неделю спустя практически сбегает в Боулдер, сев на автобус после школы, и использует рецепт там. Картман, как и обещал, приносит ему вторую пачку и передает ее как настоящий дилер под трибунами, где никто не видит. Кайл даже не обещал себе, что рассчитает дозировку, он пока в целом не очень представляет, что делать. Снова эти ночные панические атаки и срывы? Таблетки работают, а его нервная система — нет. «У твоей бабушки тоже так было», — говорила мать, обнимая его. Он кричал среди ночи вторую неделю подряд, не понимая, где находится, путаясь в холодных мокрых простынях и с ужасом слушая, как громко и быстро бухает сердце. В груди щемило, стоило навалиться стрессу. «Фишка Джерси», — криво усмехнулся Кайл, когда Шейла повторила про наследственность на приеме у психотерапевта, интересующегося анамнезом. В больнице было не так уж и плохо. Не спав нормально почти месяц Кайл был рад возможности банально отдохнуть, пускай и под надзором. Там его никто и ничто не могло достать — ни мать, ни учеба, ни друзья, ни учителя. Ему разрешили пользоваться телефоном по паре часов в день, и этого вполне хватало, чтобы пообщаться со Стэном. Бебе с семьей уехала в Италию, и сама редко выходила на связь, поэтому проблем не возникло. «Нервный срыв? — с неприязнью фыркнул Кайл, — Такого диагноза в медицине не существует». Он спал, разговаривал с врачами и ел таблетки. В какой-то момент между ним и таблетками встало требование есть что-нибудь еще, и он согласился, впустив в свой уютный мир одну проблему: лучше быть в форме, чтобы не вылететь из команды. И чем больше он «приходит в себя, миссис Брофловски», тем больше проблем просачивалось в хрупкое внутреннее спокойствие извне. «Бубочка, я сказала твоему репетитору, что ты возобновишь занятия перед началом учебного года». «Чувак, надеюсь, ты вернешься раньше сентября, успеем на озере отдохнуть». «Я купила тебе пошлую футболку с пизанской башней». «Кайл, я соскучился, и мама совсем на взводе». «Чтобы ты сдох там в Джерси, еврей». Твика снова привезли с параноидальным приступом, и Кайл, не горя желанием с ним сталкиваться, заявил, что готов закончить лечение. «Тебе необходимо научиться справляться с внешним миром, Кайл». «Как скажете», — со смешком сказал он и ушел, стараясь не шуршать спрятанными под курткой листами с рецептами. Одноклассники заявляют, подговаривая его отмазать их перед учителями, либо уговорить кого-нибудь из родителей отпустить друга к себе с ночевкой, что у Кайла Брофловски представительный вид, что такому взрослые доверяют. Хороший мальчик, проще говоря. Иного объяснения, как в психиатрической клинике его оставили наедине с рецептурными бланками и печатями он найти не может. Пришлось усиленно тренироваться, чтобы прийти в форму и снова стать ценным игроком команды, пришлось после школы идти домой пешком, чтобы дольше общаться с одноклассниками и влиться в коллектив, налегать на учебу, чтобы просто все было как обычно. Айк, конечно, догадывается, что ни к какой родне он не ездил, но помалкивает. Мать не упоминает об этом, как о постыдном факте, только бросается его обнимать, стоит Кайлу повысить голос. Стэн тоже крепко обнимает его и обещает, что они могут в любой момент поговорить, если Кайлу будет не очень хорошо. А Кайлу нормально. Но он искренне благодарен, и ему не жаль обнадеживать друга, когда тот хочет унять беспокойство. Два года прошли незаметно. У него нет плана, неизвестно, чем все обернется, когда дно ящика окончательно опустеет. Он дробит таблетки и доходит до первого этапа снижения дозы, но на том и останавливается. Пару раз он пропускает таблетки, один раз берет из маминой аптечки другие. Если начать пропускать и дальше — будет жопа, либо постепенно, либо не браться. Он всегда выбирает жопу и редкий раз пьет лекарства дольше месяца. Сейчас прошло уже четыре. И если перестать принимать постепенно, то на потом не останется. Из-за головной боли и тошноты как при худшем похмелье он пропускает первый матч сезона, и слабо улыбается, когда узнает, что первый гол первого матча сезона забил Стэн. Кайл не спит всю ночь, пока его трясет до холодного пота. С трудом удается уговорить мать не вызывать врача, а просто сварить ему куриный суп. Она обеспокоенно трогает его лоб, удивляясь, что нет температуры, и не знает, что он выблевывает ужин спустя десять минут. Через два дня он спит подряд шестнадцать часов, а еще через день идет в школу. Токен вызывает его после тренировки на разговор, и довольно строго отчитывает, что Кайл не в форме, на что тот лишь кивает, и правда ощущая такую дикую слабость, словно тренировался не час, а все десять. — Нам не хватает тебя в этом сезоне, Брофловски, — хмуро говорит Токен и уходит в раздевалку. Выходные они со Стэном проводят у него дома, так как Шерон с мелким уезжают в Дэнвер, чтобы проведать Шелли, а Рэнди особо и не замечает их присутствия, пропадая в гараже, где около ящика с инструментами выстраиваются в ряд банки из-под пива. Стэну больше нравится бутылочное, а Кайлу сидр, но он устал слушать шутки про сладкую мочу, поэтому не выделывается, только на вечеринках у Бебе заговорщически ей подмигивает в ответ, когда она все организует с учетом его предпочтений. Стэн ставит около приставки сидр, и это мелочь, но почему-то Кайла трогает. Он все еще плоховато себя чувствует и, казалось бы, знает, чего ожидать, но каждый раз синдром отмены как в первый. И он всегда возвращается, желая тишины и спокойствия в мыслях. Несмотря на то, что поначалу сидр идет туго, он продолжает пить, пока не удается расслабиться. Он напивается хуже Стэна, и, когда тот отрубается — удобная способность бороться с чрезмерным опьянением — доползает до ванной и сует голову под холодную воду. Даже не дергается, хотя жжет кожу шеи и плечи. Мокрая футболка отправляется в раковину, сжавшись там белой неопрятной кучей. Никто из них, ни Стэн, ни Рэнди не додумался подкрутить термостат, так что кожа мгновенно покрывается мурашками. Пальцы не слушаются, но удается открыть шкафчик в ванной и вытащить банки с лекарствами. Такое ощущение, что сейчас не осталось ни одной домохозяйки в Южном Парке, которая бы не прятала рецептурного помощника за зеркальной дверцей. Шерон рада вернуться к работе после декрета, а Кайл рад положить на язык пару неприметных таблеток для спокойного сна. Подумав, он еще несколько высыпает к себе в карман, надеясь, что никто не заметит пропажу. — Ты — тупой гандон, — записывает он Картману голосовое, решив, что на сегодня еще не истратил весь свой эмоциональный потенциал. Он заползает на кровать, ложится со Стэном спиной к спине и утыкается пятками ему в икры, чтобы согреться. Утром он пожалеет, что не приоткрыл окно, но волосы все еще мокрые, не хотелось бы простыть. «Ты нажрался», — спрашивает Картман. А, нет, утверждает. Кайл задумчиво прислушивается к себе. Безусловно. Но что же это, так сильно, что надоедает Картману? — Похоже на то, — он еще некоторое время держит зажатым значок микрофона, но добавить нечего. «Всегда думал, что трахнуть тебя пьяного — совсем не то, но как же легко изменить свое мнение». Кайл возмущенно фыркает и отправляет пару неприличных эмодзи. Мудила. На утро сообщения нет. *** — Вроде бы уговор был, что ты слезаешь постепенно и все, — толкает его в плечо Картман, когда Кайл недовольно разглядывает бланк с результатами теста. И там ничего, что бы можно было с веселым криком прибежать и показать маме. — Вот же жопа, — игнорирует его Кайл, спохватывается и пытается расправить листок, зажав губами сигарету. — Ты много куришь. — Не тфое ебаное дело. Свернутый вчетверо листок отправляется в сумку, и Кайл возвращает внимание к Картману. Да и хер бы тот позволил себе остаться неуслышанным, ясное дело. — Твои долбаные колеса от паники, еврей, был уговор, что ты слазишь постепенно и все. — Они не от паники, — вздыхает Кайл, уже не раз столкнувшийся с подобным отношением. — И я очень способный, все провернул за неделю. — Талант, — пару раз издевательски хлопает ему Картман. — Отдавай остатки. Кайл вскидывает брови, затем качает головой и тушит сигарету о стену, что делает редкий раз, когда очень хочется выпендриться. На ней сказано, что Келли хороша в оральных ласках, и делает это за плату, а директор нетрадиционной ориентации. — Эй, — кулак упирается в стену перед лицом Кайла, преграждая путь, — еврей, уговор есть уговор, если нарушаешь ты, то и я имею полное право позвонить твоей мамаше. — Отвали. — Думаешь, она мне не поверит? Фармацевту из Боулдера тоже? — Ты в курсе, что это не просто шантаж, а еще и преследование? — Ты же понимаешь, что проиграл, и зря неделю выворачивался наизнанку в унитаз? Ты, Кайл, охуеть какой умный, но прекращай пытаться меня наебать. Невольно дергаются губы. Ему уже хорошо. А если будет плохо — есть еще миллион способов справиться. Но что-то внутри начинает скрипеть и царапать, похожее на страх, что ящик будет пуст, а Кайлу будет нужна помощь. Он не может позволить себе психушку. Лечиться — это всегда правильно, но позорить мать? Больше нет. Хороший мальчик, который спит по ночам и не расцарапывает себе лицо ногтями в порыве истерики. Всего единожды, но матери хватило, чтобы потом еще два месяца дрожать каждый раз, когда он сердится, грустит или излишне шумно радуется. Уверенность в себе сейчас очень важна, последний рывок, и он будет в Нью-Йорке, а оттуда сможет говорить все что угодно, даже если совсем перестанет спать, то сможет отправить матери улыбающийся смайлик. Совсем немного. Он их даже пить не будет, просто нужно знать, что они есть. — Что ты хочешь? — Еврей. — Давай не будем тут разыгрывать. Я хочу оставить себе эти ебаные таблетки. А ты хочешь получить что-то взамен. Ты же всегда эти ебаные правила впариваешь, так я даже облегчаю тебе жизнь. Похоже, Картман не ожидал такого поворота событий, настолько выглядит удивленным. Даже руку убирает, но Кайл и не думает уходить. — Сосать не буду, — быстро предупреждает он, понимая, какое предложение только что сделал. — Охуеть, — подтверждает Картман. — Еврей, на них же не подсаживаются, если правильно принимать, я изучил. — Я и не подсел, — огрызается Кайл, пряча взгляд. — А говоришь как наркоман конченый. Ты же достаточно правильный, чтобы все делать, согласно инструкции? Или… все, толерантность, не хватает дозировки? Ты серьезно не смог следовать инструкции?! Ты действительно считаешь себя настолько умным?! Кайл дергает плечом и смотрит в сторону. Ебанина. Картман подается порыву и пытается застегнуть на нем куртку, но Кайл ударяет его по рукам. — Мне показалось, что сейчас я тут хозяин положения. — Не переигрывай, — сквозь зубы цедит Кайл, но руки убирает, чтобы позволить застегнуть замок и поправить воротник. — Умница. — Ты же наслаждаешься каждой секундой, да? — Безусловно, — хохотнув приосанивается Картман, и его веселье почти что оскорбительно. — Ты представить себе не можешь, в какую ситуацию меня ставишь. Больше всего сейчас хочется загадать хуйню какую-нибудь, которая мне даром не нужна, либо наоборот, попросить что-нибудь на грани твоего терпения, чего бы очень хотелось. Кайл морщится. Дерьмо затея. Уверенность в себе не так уж нужна, наверное. Только подумав об этом, он вздрагивает. У него и правда проблемы. Стоило вновь представить себя без прикрытия, представить, как он будет будить весь дом своими криками, и утром Айк будет давить зевки, медитируя над хлопьями, а мать будет постоянно гладить его по волосам и взволнованно заглядывать в глаза, чтобы позже наказать отцу отвезти детей в школу. Что-то, должно быть, отражается на его лице, потом как Картман становится серьезным. — Но я уже решил, чего хочу, — говорит он. — Сдавай колеса. — Хуй тебе. — Иначе я позвоню твоей мамаше. Кайл дергается и заметно повышает голос: — Какого хера? Загадай уже что-нибудь, чтоб тебя, прекрати издеваться! Перестань! Как же ты заебал! Звонок давно прозвенел, и за спортзалом они одни, но Кайл бы сейчас не понизил голос, будь даже вокруг них кружок из слушателей. Он толкает Картмана в грудь, и тот отшатывается, скорее от неожиданности, чем от силы удара. — Еврей, — угрожающе начинает он, но его тут же перебивают: — Знаю, мне охуенно не повезло родиться в одном с тобой городе, и я блять шел у тебя на поводу, но будь же ты меньшей задницей! Голос срывается, а руки дрожат. Ему нехорошо с самого утра, и сейчас голова начинает раскалываться. Стэн говорит, что мигрени — это полный отстой, но Кайлу иногда хочется тем же тоном сказать, что ебаная жизнь полный ебаный отстой. — Оставь меня в покое! — выкрикивает он, наступая на Картмана, который не двигается с места, но выставляет вперед руки, чтобы придержать Кайла за куртку. — Пожалуйста, — внезапно просит Кайл, но дрожащая ладонь уже сжимается в кулак. Картман успевает его перехватить и отделывается ударом в плечо. Кайлу хочется кричать, хочется схватить что-нибудь, разбить. Впиться пальцами в волосы, скрести ногтями по кирпичной стене. Он ненавидит этот ебаный мир. Ненавидит Картмана. Ненавидит себя за эту слабость, за долбаную ущербность, за то, что позволяет себе унижаться. — Это для твоего блага, долбаный ты еврей, совсем крышей потек. Не отключайся только. Не всрались мне твои таблетки, просто хватит гробить себя. — Ненавижу, — говорит Кайл вслух. Картман не двигается, Кайл тоже стоит, замерев. Находиться так близко — прижавшись, когда тебя держат за руку, стискивают куртку у воротника. А еще у Картмана гетерохромия: один глаз голубой, а другой карий. Кайл медленно подается вперед. Картман смотрит на него, разглядывает лицо: брови, нос, губы. Очень сосредоточенно, так внимательно, словно может упустить что-то важное. «Это важное — что-то про меня», — думает Кайл. Их лица совсем близко, и Картман перестает сжимать его руку, но больше ничего не предпринимает. Предпринимает Кайл. Целовать Картмана — не впервой. Но до этого, ну разве это поцелуи? Когда тебя, по сути, хватают и насильно прижимают к себе, целуют в рот, откуда после посыпятся гневные слова. Кайл слегка сгибает колени и отклоняется, что позволяет Картману нависнуть над ним и удерживать за талию. Одну руку Кайл кладет ему на шею и медленно поглаживает, а второй цепляется за плечо, оттягивая жесткую ткань куртки. Поцелуй медленный, тягучий, Кайлу даже начинает казаться, что он ненастоящий, что это просто сон, причем дурной. Он отстраняется, и Картман еще какое-то время тянется за ним, тычась носом в губы, но потом отступает. — Это не плата, — быстро говорит Кайл, еще не отойдя от произошедшего, — даже не вздумай назвать меня шлюхой, это не оно. — Не буду, — опешив, кивает Картман. Кайл утирает губы рукавом. Наверное, у Картмана во рту привкус сигарет. Знакомо: с Кэт они так целовались довольно долго, пока он тоже не стал регулярно курить, а не только изредка стрелять у нее или у кого-нибудь из знакомых, когда напьется. Кайл краснеет и отворачивается, чтобы сбежать, но Картман хватает его за руку. — Погоди, еврей, — давно не видел Кайл его таким смущенным, в последние годы Картман точно страдает чрезмерной уверенностью в себе. — Можно… давай за плату. Еще один раз. И все, я вообще про таблетки забуду. Не скажу, и эти оставлю. Кайл нахмуривается, но руку не одергивает. — Могу даже еще достать, — быстро дышит Картман, явно что-то обдумывая. — Я… — неуверенно произносит Кайл, лихорадочно обдумывая сказанное. «Вот так и становятся сучками дилеров», — проскальзывает невеселая мысль. Но ему же не нужно еще, просто с этой ситуацией оставить его наедине. — Я… — Постой, — Картман внезапно его отталкивает, да так сильно, что Кайл было чуть не падает, в последний момент зацепившись за ограждение. — Ты все спутал, рыжий выблядок, — говорит он внезапно очень злобно и отходит еще на один шаг назад. — Даже не вздумай. — Не вздумай что? — не выдерживает Кайл, мгновенно взбесившись, что они снова перешли на ругательства. — Никаких тебе блять таблеток. Чтобы завтра же отдал мне их утром. Я заеду за тобой. Если не будет тебя — опоздаю на урок, чтобы навестить твою мамашу. И это не метафора, я реально заявлюсь к тебе домой и вскрою карты. Кайл от возмущения теряет дар речи, только сжимает челюсть, рискуя додавить их до зубной боли. — Ты меня понял, — Картман отворачивается и идет в сторону стоянки, похоже, планируя прогулять. — Не понравилось целоваться со мной? — издевательски кричит ему вслед Кайл, не заботясь, что их могут услышать. — Я тебя понял! *** Поддавшись порыву Кайл вытаскивает все имеющиеся у него таблетки из блистеров, ссыпает в пакет и минут двадцать сверлит взглядом, сидя за столом. Ну и что? Картман сделает то, что обещал. И Кайлу они, в общем-то, не нужны. Он закидывает в рот одну из оставшихся таблеток, которые унес из дома Маршей, но не проглатывает, а жует, и от горечи начинает жечь рот и выступают слезы. «Так тебе и надо, позор семьи долбаный». Осталось меньше трех месяцев. Он подтянет учебу, этот тест не испортит картину. Сыграет в оставшихся матчах так, чтобы уйти с гордостью и благодарностью команде. Проведет время с Айком, со Стэном, с Кенни и Баттерсом. Побывает на тусовках, у Бебе или у Токена. Отдаст Картману чертову уверенность в завтрашнем дне и все сделает как надо. Или нет? Это все равно, что отобрать у команды талисман, что на их игру никак не повлияет, а дух упадет. Или знамя полка. Такое себе знамя эти колеса конечно, знамя тревоги. Кайл пробует засунуть другие таблетки в блистер и больше получаса тренируется с подклейкой на упаковке ибупрофена. — Бубочка, к тебе друг! — кричит снизу мать, и Кайл чертыхается, быстро скидывая все со стола в ящик. — Картман? — удивляется он, когда не успевает дойти до двери, как та распахивается. — Бубочка, ты не предупреждал, что ждешь гостей, — выглядывает из-за его плеча Шейла. — Да он мне только что позвонил, сказал, что с тестом надо помочь, разобрать ошибки. — А что там с тестом?.. Картман захлопывает за собой дверь, на что Кайл гневно толкает его в грудь и протискивается мимо, чтобы выглянуть в коридор. — Прости, мам. Я сделал пару ошибок, и Картман решил помочь. — Ладно, — недовольно поджав губы, отвечает Шейла. — Не шумите, Айк готовится к академическому десятиборью. — Хорошо, мам. — Хорофо, мям, — передразнивает его Картман, стоит Кайлу прикрыть за собой дверь. Он довольно вальяжно расположился на стуле, прокручиваясь на носках из стороны в сторону. В детстве они вчетвером крутили друг друга на таких до тошноты, могли весь день провести в комнате, просто катая подобный этому стул из угла в угол, пока кто-нибудь снова не вызовется жертвой для головокружения. — Почему я все время должен спрашивать: «Что тебе надо, говнюк?», почему нельзя сразу к делу? — Да ты вечно сразу к делу, если дело не касается за попиздеть про Стэна. — Что опять? — Да ничего, еврей, я по поводу таблеток, — Картман стучит по вене, чем немало бесит. — Завтра же? — стараясь не выдавать волнения спрашивает Кайл. В общем-то, с того момента, как Картман залетел в комнату, стало понятно, что он доберется до ящика, но надежда есть всегда. — Я их забираю. Кайл подходит к столу и захлопывает ящик бедром, было чуть не прищемив Картману пальцы. — Эй! — одергивает тот руку. — Не копайся в моих вещах, — спокойно говорит ему Кайл, — сказал, что отдам, значит, отдам. Будто не он только что пытался заклеить блистер ибупрофена. — Ты же ведь наверняка попытался бы подменить таблетки? — прищурившись, спрашивает Картман и начинает выстукивать пальцами по столешнице сбивчивый ритм. Кайл честно кивает, но от ящика не отходит. Ему даже не особо стыдно, ведь это в чистом виде шантаж. Картман подкатывается ближе, оказываясь носом на уровне живота Кайла, делает театрально жалобное лицо, тон ему под стать, и говорит, глядя снизу вверх и подергивая губой: — Но ты всегда можешь как истинная сучка дилера предложить что-нибудь стоящее. — Фу бля, забирай, — Кайл отходит подальше и хмуро наблюдает за тем, как Картман достает таблетки и цокает языком, находя жертву экспериментов — блистер обезболивающего. — Какой же ты хитрожопый еврей все-таки. — Это все? Проваливай. — На самом деле, — Картман не удосужился раздеться, поэтому прячет таблетки в карман парки, — двинься ты в сторону кровати, я бы проявил чудеса выдержки и потащил тебя не ебаться, а в клинику. Их нельзя принимать бесконтрольно. — Ох ну нихуя себе ты рыцарь, — не сдерживается Кайл, с отвращением представляя себе вариант, где соглашается на подобное. Да он бы сам… — Ты бы сам спустился и признался своей мамаше во всем! Это мне и нравится, на это я рассчитывал. Уже ведь говорил тебе, тогда, на вечеринке, что тобой невозможно манипулировать через шантаж, касающийся угроз и тайн в твою сторону, ты упрямый еврей. — Хм. — Но стоит на горизонте объявиться Баттерсу с радужным флагом, либо Стэну расстроиться из-за матча — ты летишь умирать за чужие грехи. Что за стиль жизни такой тупой? — Почему ты такой тупой. — Ожидаемо и оттого не особо смешно, — качает головой Картман. Он встает и подходит ближе, но Кайл строго кивает в сторону двери. — А как же тест? — ехидно спрашивает Картман. — Справлюсь. — А как же поцелуй на прощание? — Мамашу свою поцелуй от меня. Картман мрачнеет, но идет в сторону выхода. Он хочет что-то сказать на прощание, но машет рукой и закрывает за собой дверь. *** Сон не идет к Кайлу всю ночь: он ворочается из стороны в сторону, сбив простынь, и возвращается мыслями к пустому ящику. Разве он мало в своей жизни получает поддержки от близких, что так боится, так цепляется за иллюзию контроля? Мать никогда бы от него не отвернулась, хоть сляг он в психушку навсегда, а не просто не умей контролировать себя при стрессе. Отец был бы рядом. Стэн бы точно помог, что бы не случилось. Айк даже в силу возраста постарался бы поддержать. Но Кайл доверил внутреннее спокойствие тому, что даже не всегда использовал. С другой стороны, людям, которые ждут беды, нравится держать под подушкой револьвер. Он пропускает завтрак и даже пока ждет Стэна в доме Маршей не соблазняется на омлет с грибами. — Дома поел, — мягко улыбается он Шерон, а затем помогает ей посадить младшего в автомобильное кресло — тут он все еще справляется куда лучше Стэна, который вываливается из дома, на ходу застегивая куртку, и сокрушается, что Венди уже уехала. — Мне что-то совсем хуево сегодня, чувак, — признается ему Кайл после школы, и Стэн понятливо кивает. Они завозят Венди домой, а потом до самого вечера катаются по городу: заезжают поесть, останавливаются у озера и болтают, сидя в машине, потом гуляют, пока не замерзают ноги. Каток уже закрыли, но Стэн все равно выкатывается на рыхлый лед, а Кайл на всякий случай держит наготове телефон: чтобы заснять случившееся, а потом позвонить спасателям. Стэн предлагает поиграть в видеоигры, но Кайл наконец-то чувствует сонливость, и просит отвезти его домой. — Чувак, все хорошо будет, — толкает его в плечо Стэн перед тем, как попрощаться. — Тоже так думаю, — с улыбкой отвечает ему Кайл. Возможно, Нью-Йорк — большая ошибка? Где он еще встретит такого друга? Да что там. Такого как Стэн никогда не будет, даже близко. Если он уедет, то уже не будет вот таких спонтанных поездок, либо просмотров кино в будний день. Кайл залазит под одеяло, еле уговорив себя переодеться в пижаму, и засыпает, томясь в переживаниях. *** — Это для тебя, Кааайл, — не стесняясь во все горло вопит Картман, забивая гол. Всеобщее внимание как наркотик для этого мудака. Кайл даже не смотрит в его сторону, намеренно выбешивая. Ничего, переживет. На день рождения Кенни они собираются у него в гараже и жгут костер, вспоминая, как здесь впервые попробовали пиво, так же собравшись. Родители Кенни никогда не были против нахождения друзей сына в их доме, даже не всегда знали об этом, но вот мать Кайла, например, не любила его отпускать к Маккормикам. «Плохой район, бубочка». — Я и до этого пиво пробовал, это вы, целочки, потом домой идти боялись. После нескольких глотков! — хохочет Кенни и подкидывает в огонь какие-то доски. Если бы не костер, то они бы замерзли, все же крыша у гаража осталась лишь частично, организуя небольшой навес. Но и без вентиляции они бы задохнулись. — Да я тоже до этого у отца пробовал, — вспоминает Стэн. — А я не пробовал. — Потому что тебя тогда не было с нами, Баттерс, — без издевки смеется Кенни и передает ему бутылку. Хотя Кенни никогда не устраивает тусовок, не зовет их куда-то отдохнуть или не платит в кафе, его дни рождения очень нравятся Кайлу — их ежегодный уютный вечер в полузаброшенном гараже, где они жарят сосиски на костре, пьют алкоголь и говорят о чем-то, что неизменно вызывает чувство ностальгии. — И тут шарик лопается, жижа заливает стол, мистера Гаррисона, Клайда и Твика, — хохочет Кенни, в сотый раз припоминая то, как они наполняли воздушные шарики в туалете водой и пытались незаметно пронести их в класс, чтобы на перемене побросать в окно. Они особо не упоминают в разговорах, что Картман подкатывает к Кайлу, но, видать, сегодня Кенни снял для себя любые запреты: — Картман, каково это сидеть рядом с объектом дрочки? Стэн давится пивом, и Кайл хлопает его по спине. Через нос пошло. — Ты же как-то ходишь в школу, хотя наверняка уже на всех сто раз подрочил, включая эту уборщицу старуху-мексиканку. — Не забудь про мистера Броу, — со смехом салютует ему Кенни, вспомнив пожилого преподавателя литературы. — Пацаны, Кайл вообще-то тут сидит, — напоминает Стэн, утирая нос. — Жалко, мистера Броу нет, — не унимается Кенни и давит языком на щеку, имитируя минет. Настроение у него преотличное. Даже если ему и хочется подразнить Кайла или Картмана еще, тему меняют, переключаясь на обсуждение предстоящих проектов Нетфликс. Вчетвером идти по темноте через промышленный район не страшно, а будучи навеселе и вовсе волнующе. Никто из них не захотел проводить вечер в трезвости, поэтому к Кенни доехали на автобусе, а обратно пешком. В такой район за ними ночью такси не приедет, а идти до бензозаправки, где обычно удается вызвать транспорт, не меньше получаса. Баттерс напевает какую-то песню и похихикивает, цепляясь за Кайла. Они поменялись шапками, только Картман, идущий в капюшоне, остался ни с чем. — Ха-ха, — указывает на него Кайл, придерживая на голове шапку Баттерса, меньшую по размеру, а потому хуже ложащуюся на кудри. Стэн хмыкает и поднимает вверх бутылку, что-то выкрикивая за здоровье Кенни. Они все шумно откликаются, Баттерс еще добавляет счастливый визг. Через десять минут он еле волочит ноги, и они по очереди тащат его на себе, хотя Картман несколько раз предлагает бросить в ближайшую мусорку. В такси Кайл оказывается между Баттерсом и Стэном, и они оба кладут головы ему на плечи. Он пишет Кенни, что с ними все в порядке, но тот не отвечает — должно быть, спит. «Я обещал тебе подарок». «Спи уже, Картман, не порти вечер». «Ладно. Не умри во сне, еврей». «Доброй ночи». «Долбоеб». *** — Ты представляешь, чувак, Картман сказал, что поможет мне со стипендией! Он знаком с кем-то в Колорадском университете, сказал, что в эти выходные на матче встретился с тренером команды! Стэн выглядит взволнованным и не может усидеть на месте, то садясь за обеденный стол, то снова подскакивая. Кайл говорит ему, что это здорово, заранее сомневаясь в бескорыстных намерениях Картмана, и напоминает, что Стэн и так лучший игрок Южного Парка. — Он так и сказал, — кивает Стэн, — что невозможно пропихнуть так себе игрока, но что немного удачи не помешает. — Немного Картмана. — Чувак, я все понимаю, но… — Стэн смущенно трет затылок, — но мне хочется немного не просто надежды, а уверенности. И Венди она бы не помешала, уж очень кто-то начал беспокоиться за мою судьбу больше, чем за свою. — Потому что она-то сдаст экзамены и поступит без труда, — ухмыляется Кайл, на что Стэн корчит рожу, но соглашается. Что же, если результатом всего этого стала помощь Картмана, то просто супер. Со Стэна только выпивка в конце сезона, и это радует. Кайл несколько раз спрашивает его про условия, на что тот в конце концов раздраженно отвечает: — Кайл, эта скотина решила помочь мне, потому что может. Да, я буду «должен, Марш», но пиво меня вполне устраивает. — Ты бы не называл его так, — вмешивается Венди. — Понимаю, что это не основное, но постарайся ты не ссориться с Картманом сейчас. Похоже, до Стэна доходит разумность ее слов, и он заметно мрачнеет. — Это что же, не обзывать его? Будет сложно. Кайл фыркает и хлопает его по плечу. — Если что — скажи сразу мне? — просит он, и Стэн кивает. На языке вертится: «Будь со мной честен, не повторяй моих ошибок», но Стэн, в отличие от него, достаточно открытый человек, и наверняка если не обратится за помощью, то придет запить проблемы в компании. На выходе из столовой Венди берет Кайла под руку с тихим: «надо поговорить», и ведет его в сторону библиотеки. Они встают за дальними стеллажами, где иногда Кенни толкает кислоту, и Венди злобно выругивается. Неожиданно. — Кайл, ты мог бы тоже быть помягче с Картманом? — Это почему? — Ты имеешь на него некоторое… влияние. Кайл складывает руки на груди и было хочет возмутиться, но Венди его опережает: — Он же крутит тобой, используя Стэна? И ты сдаешься, потому что беспокоишься за него? — Что ты… — Не только ты оказался в этой ловушке. Ее взгляд становится печальным, а губы подрагивают. Она, всегда такая сильная, сейчас кажется абсолютно потерянной. — Ох, Венди. — Да, Кайл. Он нашел наше слабое место. — Почему ты не скажешь Стэну? — Потому что я хочу, чтобы мы поступили вместе! — она опасливо оглядывается и понижает голос. — Потому что как бы талантлив он не был, там однозначно решает не только мастерство. И, да, это так. — Что Картман хотел от тебя? — злость ударяет в голову. — Венди, если он сделал что-то… — Нет! — вспыхивает она. — Месяц назад он сказал мне о знакомстве с кем-то важным в Дэнвере, что есть такой вариант. Всякие мелочи, с которыми может помочь староста. — В этом нет ничего страшного, — подбадривает ее Кайл. — Помочь этому гандону с прогулами — не конец света. — Я знаю. — губы Венди сжимаются в тонкую линию. — Но есть кое-что еще. Кайл медленно кивает, чтобы она продолжала. — Хочу попросить тебя быть сговорчивее. Ты же понимаешь, что все это ерунда с моей помощью — только ты можешь влиять, я же не дура. Это важно, это ради Стэна. Кайл опирается спиной о стену и прикрывает глаза. — Но это же не означает, что Картман ну… хочет, ну… — Венди охватывает нерешительность. — Он этого хочет, — не открывая глаза говорит Кайл. — Но не просит. — Фух, ладно. До начала урока меньше десяти минут. Венди подходит ближе и тоже прислоняется к стене. — Кайл. — Само собой, Венди. — Не обижайся на меня только, — начинает она со слов, после которых обычно звучит что-нибудь обидное, — но он срать хотел на Стэна, хотя есть шанс, что помог бы по дружбе, но сейчас он лезет в его жизнь и собирается ее испортить в случае чего, чтобы крутить тобой. — «Это твоя вина, Брофловски, сам виноват!» — с неприязнью бросает Кайл, на что Венди недовольно качает головой. — Ты же понимаешь, что тут речь уже не о том, насколько талантлив Стэн, а что скажет тренеру Картман. Вот же дерьмо. — Давай постараемся, ладно? Мне прикрыть его в школе, тебе быть повежливее, делов-то. По ее взгляду Кайлу видит, что она все понимает. Венди слишком умная, чтобы верить, что все так просто. Слишком умная, поэтому весь год на взводе и нервничает перед предстоящим матчем, хоть и старается не добавлять переживаний Стэну. А Стэн чуть ли не светится. Кайл знает, как дорого спокойствие, что прикрыты тылы, и Стэн — тот человек, ради которого он готов на многое. Картман не прогадал. — Он поступит в этот долбаный универ, — обещает Кайл. *** Остаток дня он старается сосредоточиться на учебе, но все равно волей-неволей посматривает на Картмана. Тот безмятежен и внимания не обращает. — Эй, — на выходе из класса окликает его Кайл, и они отходят чуть в сторону. — Может, подвезешь меня? Поговорить надо. — У меня тренировка, — с подозрением отвечает Картман. — Бля, забыл, — Кайл закусывает губу, лихорадочно обдумывая, как бы тогда сделать. — Тогда я, может, подожду тебя? — Езжай домой, еврей. Завтра. Он же до завтра с ума сойдет от переживаний, накрутит себя так, что снова пролежит без сна. — Но… — У меня нет для тебя заданий, давай возьмем старое: по утрам вместе в школу. Все, топай, а то я опоздаю. Очень необычное для Картмана поведение: то доебывается без остановки, то изображает безразличие. Или не изображает. С наступлением весны он все больше пропадает на каких-то собраниях, конференциях, иногда за пределами штата, а по выходным, по его словам, занят учебой. Кайл тоже переключился на режим усиленной подготовки, но все равно от Картмана такой реакции не ожидал. — Ладно, — говорит Кайл вслед. Он уязвлен. К такому выводу несложно прийти, хотя понадобился добрый час отрицания, пока он ехал в автобусе, шел до дома и ужинал с семьей. Айк занял первое место в конкурсе проектов в Колорадо среди учеников его возраста, и Шейла в честь этого события испекла сливовый пирог. Кайл тоже его любит, но не так, как Айк: он первым куском почти давится, хотя это блюдо не такая уж редкость в их доме. — Ты молодец. — Спасибо! Да, он уязвлен. Можно сказать, что Картман получил решающий туз, достиг апогея клоунады, которую затеял. Затянул удавку на шее Кайла так, что вдох только по его требованию. И что же? «Потом». Нет, это явно очередное издевательство! В порыве гнева Кайл лезет в аптечку в ванной в поисках чего-нибудь успокаивающего. Или бодрящего. Или вообще хоть чего-нибудь. Он выпивает две таблетки от головы, хотя она не болит, и уходит к себе в комнату. В груди неприятно тянет, почти колет, и он оттягивает ворот футболки, словно она может сдавливать. Этот кусок говна издевается! Он просто решил поиздеваться над Кайлом дополнительно перед тем, как начать издеваться по-настоящему. Разогрев. Кайл раз за разом перечитывает параграф, но не может сосредоточиться. Столешница оказывается достаточно прохладной, чтобы с наслаждением упереться в нее лбом. Сейчас заплачет. Он сейчас, черт побери, заплачет. Будет ныть в своей комнате, пуская сопли в рукав, давиться рыданиями и стараться быть потише. В горле першит, а нос невыносимо щиплет. Зажатие его пальцами не помогает — слезы уже здесь. Они катятся по щекам и капают на стол, образуя неприятные влажные лужицы, в которые Кайл влипает лицом. В груди все сдавливает, да так, что больно шевельнуться. Он устал. Устал. Устал. Устал! Удар кулаком по столу достаточно громкий, но либо родные его не слышат, либо предоставляют самому себе. Кайл прижимает к груди ладонь и болезненно шипит. По-крайней мере это помогает остановить слезы, хоть и ненадолго: стоит ему открыть параграф, как снова накатывает легкая истерика. Учебник остается на столе, а Кайл идет в кровать и заползает под одеяло, не раздеваясь. В подушку даже можно немного повыть, но главное — не переборщить, иначе точно услышат, а там проблем не оберешься. «Какое же ты дерьмо, Картман». Ответ не приходит довольно долго, и за это время Кайл успевает выдохнуть и расслабиться. Щеки горят, а нос заложило. Да и в целом состояние такое, словно он заболел. Может, даже хорошо, что выпил таблетки от головы заранее. «Что опять?». — Нравится меня изводить? — хрипит Кайл в динамик. — Пять балов, урод, ты своего добился. «Что ты несешь, еврей». Хочется капризно ответить: «ничего, иди нахуй», но Кайл со гневным вздохом записывает следующее: — Ты изводишь меня весь год, и так жизнь хуевая временами, а ты добавляешь, добавляешь и добавляешь. Чего тебе стоило сегодня просто сказать, чего ты хочешь? Нет, надо заставлять меня ждать худшего. «Так вот, в чем дело». «Ты дома?». «Сиди на месте, еврей». — Сидеть, Рекс, — передразнивает его Кайл, но сообщение не отправляет. А куда он планирует идти на ночь глядя? — Миссис Брофловски, Кайл опять тупит с тестом! Кайл подскакивает с кровати и пытается пригладить волосы и протереть глаза перед тем, как мать заглядывает в комнату, крайне возмущенная, что к ним в дом заявился неожиданный гость. — Бубочка, предупреждать нужно! Кайл быстро хватает со стола учебник и прячется за ним. — Прости, мам, не думал, что Картман согласится. — А я очень отзывчивый! — протискивается в комнату мимо Шейлы Картман, ничуть не стесняясь ее гневного взгляда. — Недолго. Айк уже спать ложится. — Да-да, — Картман захлопывает дверь, и Кайл удивлен, что мать не врывается обратно и не устраивает им выволочку. Похоже, найден рецепт неприкасаемости — «Помочь Кайлу с тестом перед экзаменами». — Ну что, тупой еврей, это явное «неудовлетворительно». — Иди нахуй, чего ты вообще приперся. — А ты чего не сказал своей мамаше, что я здесь нежеланный гость? — Картман подходит ближе и садится на сбитую кровать. Кайл шмыгает носом и прячет взгляд. Господи боже, до чего же неловко. Сидит тут с опухшими глазами рядом с Картманом, которому только что жаловался на него же, а заодно на говняность жизни. Хорошо, что ночник не включил, хоть немного приглушенный свет, не так будет бросаться в глаза. — Заплаканный еврей — охуеть, с четвертого класса не видел. — Смотри не кончи. — Стараюсь, — хохочет Картман и забирает у Кайла из рук учебник. — У тебя ПМС? — У меня ебаная жизнь! И ты блять в ней! — Воу, потише, это тест по математике, а не театральная постановка, не давай своей мамаше повода. — Отстань ты от моей матери. — Да ты сфокусируйся на разговоре. Кайл, у меня в выходные встреча с деканом блять, я готовлюсь день и ночь, мне сейчас реально не до психующего еврея, хоть и хочется блять на это бросить все свое внимание. Кайл даже рот приоткрывает от неожиданности. — Да, вот представь, мой мир не замкнулся на тебе, хотя по твоей роже видно, что именно так ты и думал. — Не думал я ничего, просто ты не упускаешь возможности. — А я не упускаю нихуя, как видишь. Еще и за Стэна впрягаться успеваю, так что по всем фронтам успех. — Ой иди ты. Кайлу становится невероятно стыдно. Он сидит зареванный из-за того, что на него не обратил внимание его же ебаный мучитель. Отлично, Брофловски, ты окончательно отъехал крышей, и по тебе дурка Маунт-Мэссив плачет, а не университет. — Очаровательно получилось, я и не ожидал. — приторно сладко произносит Картман. — Но я уже понял, что ты — истерик, и не стоит так с тобой шутить. А то опять спать перестанешь нормально. Ты же в курсе, что эта хуйня от нервного перенапряжения? — Еще бы я не был в курсе. Еще бы у меня не было нервного перенапряжения — ты же сука рядом. — А дело не во мне, — мгновенно отвечает Картман, продолжая улыбаться. — Я — дело понятное и известное для тебя, покабенился, сделал, что должно, нахуй послал — и готово. А вот еврейские тревожные шестеренки звенят: «Кайл, не подведи! Кайл, мир несправедлив, а ты опять ничего не сделал!». Меня ты не боишься ни подвести, ни обидеть, ни отважиться на самую ебанутую хуйню. — Ты ебанулся, если в это веришь, — устало сжимает переносицу пальцами Кайл. Странно, что кроме Картмана никто не издевался над его носом в средней школе, обычно перепадает всем за изъяны во внешности. «Сделаю пластику, когда вырасту». «Чувак, не занимайся ерундой, жиртрест специально тебя доводит». — Раз уж ты такой доебчивый, что рыдаешь без моего внимания, — Картман неприятно посмеивается, — то давай сюда руки. — Картман. — Давай-давай. Кайл протягивает руки ладонями вверх, и Картман мгновенно хватает его за запястья и не сильно стискивает. Запоздало проскальзывает мысль, что он только что сопли-слезы вытирал этими руками, но Картман уже тянет на себя, заставляя подвинуться поближе. — Вижу, Венди сбегала к тебе. — Не трогай Венди. — Да-да, ни к кому не прикасайся, только ко мне, тупому еврею, — Картман игнорирует то, как Кайл морщится, — веди себя хорошо, учись. Завтра заеду за тобой утром. Не волнуйся, я не забыл, хуй там забуду. Просто успокойся и учись. Я не собирался тебя изводить. Кайл отдергивает руки, но Картман успевает поцеловать одну из них и уходит, даже слышно, как прощается: — Пока-пока, миссис Брофловски. Кайл переодевается в пижаму, еще некоторые время сидит над параграфом, а утром залазит в машину в помятом виде, поскольку заспался с утра. Миссис Картман сделала им обоим кофе, и Кайл его с удовольствием пьет, хотя предпочитает менее сладкий. — Давай еще поцелуй по утрам? — Не наглей. — В щеку, — Картман указывает пальцем, и Кайл недовольно придвигается и смачно чмокает. — Неужели тебе правда это доставляет удовольствие? — Несравненное, — кивает Картман, переключает музыку и трогается. — Типа… — Кайл откидывается на сидении и равнодушно смотрит в окно на спешащих на работу горожан, — ну шантажируешь ты меня сейчас, и что? Только хуже делаешь же. — Хуже в чем? И это не шантаж, а подкуп. Я же не сделаю тебе плохо, если ты не будешь меня слушаться, я просто ничего делать не буду, потому что и не обязан. Разные вещи. — Хуже в том, что так к людям не подкатывают. Ты непроходимо тупой и только портишь наши с тобой отношения. — Еврей, — говорит Картман, отбросив веселый тон, — я получаю от наших с тобой отношений то, что хочу. Мне не хуже ни капли. — А как же свидания? — усмехается Кайл. — А ты бы пошел? — Нет. — Вот ты и ответил на свой вопрос. Так что приготовься сейчас вновь успокоить эту пмсную стерву Венди, что все под контролем. Кайл выползает из машины и наталкивается на Кенни, который присвистывает: — Ого, Картман, таки нашел способ прокатить Кайла? — Кенни! — Прости, Кайл, это же просто шутка! Шутка! Завидую, что меня не катают, — он пошло играет бровями, но тут же приобнимает Кайла за плечи, насколько позволяет рост, и снова извиняется. На уроке литературы внезапно пишет Тина и предлагает прогуляться. Кайл соглашается, и после школы они бродят по парку, болтая ни о чем, а ближе к вечеру заходят выпить по молочному коктейлю. Тина улыбается, когда ей приносят ванильный по заказу Кайла и говорит: — Не хочешь сходить со мной на школьный бал? Просьба неожиданная, но Кайл довольно быстро отвечает: — Конечно. А ты со мной на выпускной? — Да, — с улыбкой соглашается Тина и пододвигается ближе, чем обычно сидят друзья. Кайл провожает ее до дома и еще некоторое время стоит на дорожке, чтобы дождаться, когда она помашет ему из окна спальни. Картман предупреждает его, что вернется только через неделю, и время от времени скидывает в их общий чат фотографии из Вашингтона. «Картман, тебя никак пригласили в Белый дом?» — спрашивает Кенни. «Пока нет». «Эрик, как красиво! Когда ты вернешься?» «Где-то через неделю». Кайл сначала отказывается пойти с ребятами в кино, но, когда Стэн и Венди отваливаются, и остается только Баттерс, пишет ему, что купит билеты, а тот чтобы позаботился о попкорне. Баттерс эмоционально реагирует на происходящее на экране, но разговорами не отвлекает. После фильма он признается ни с того ни с сего Кайлу, что как-то тоже, как герой фильма, обожрался кислоты и наделал глупостей. — С кем не бывает, — подбадривает его Кайл. — Да, Кенни предупреждал, что так бывает. Они доходят до дома пешком, и на прощание Баттерс еще несколько раз приоткрывает рот, будто хочет что-то сказать, но в итоге с улыбкой машет и уходит. Бывать с ним наедине иногда бывает настолько неловко, что Кайл каждый раз зарекается так не делать, но все равно приходит, стоит Баттерсу тоскливо улыбнуться. Кенни говорит, что Баттерс словно щенок, которого они подобрали и таскают за собой, и Кайл в чем-то с ним согласен. С другой стороны, когда какой-то старшеклассник попытался его обижать, они все вчетвером впряглись и отстояли, даже когда это обернулось небольшой стычкой за школой. Стэн тогда еще каким-то чудом уговорил прийти Крейга с Токеном, и драка со старшеклассниками обернулась в их пользу. Баттерс сказал, что впервые так дрался, и что не жалеет, даже если его накажут за синяки. Наказали. На следующий день Баттерс садится рядом с ним в школьном автобусе, и Кайл спрашивает: — Тебя что-то гложет? — Нет! — слишком быстро отвечает Баттерс, выдавая себя с головой. — Блин. Ничего такого, я сам это еще не обдумал. — Ладно, — пожимает плечами Кайл. Он сделал все правильно, дал понять, что готов выслушать. *** Хочется как последней свинье бросить команду перед финалом и просто ехать после школы домой, но он не пропускает тренировки и даже заслуживает ободряющие слова Брендона, что Кайла не хватало. Айк несколько раз говорит про последнюю игру сезона, каждый раз так или иначе упоминая, что вряд ли будет смотреть баскетбол без брата. Что-то никому вокруг не нравится баскетбол без Кайла, как оказалось. Иногда Картман указывает на щеку по утрам, а иногда забивает, но обязательно упомянет перед подъездом к школе, что евреи — лживые халтурщики. То, что Кайла не особо травмирует дарить утренний поцелуй парню, который в него крашнулся, не удивляет — иногда ему кажется, что уже мало что может вывести его из себя. Он откровенно заебался, и хочет только учиться и проводить время со Стэном, редкий раз в компании. А еще хочет, чтобы Стэн и дальше довольно улыбался Венди, когда речь заходит о стипендии, и, чем ближе экзамены, тем сильнее тема поступления заедает у окружающих как долбаная пластинка. — Бубочка, — решительно берется за дело Шейла во время ужина, — что ты выбрал? Я старалась на тебя не напирать, но уже волнуюсь. — Нью-Йорк, — выпаливает Кайл. У него лежат брошюры, письмо из университета и чуть ли не официальная речь в столе, он столько раз готовился к этому разговору и боялся его начать, чтобы сейчас сообщить все так бездарно. — Архитектура, — выдыхает он еще тише, продолжая ковырять вилкой горошек. Не хочется поднимать взгляд, не хочется видеть, как сильно он ее расстроил. Такую маленькую, с кругами под глазами и взволнованным взглядом. — Это замечательно, — говорит Шейла и кладет ладонь поверх его. Айк и Джеральд предусмотрительно молчат пока Кайл делится подробностями, рассказывает, как уже связывался с руководством университета. — Почему ты не сказал раньше? — спрашивает Шейла, когда они остаются в столовой одни. — Не хотел тебя расстраивать. Что не хочу быть юристом. И в Дэнвер не хочу. — Ты расстроил меня разве что тем, что так долго скрывал, — сказано без обиды, но с явной грустью в голосе. Кайл пододвигается ближе и оказывается утянут в объятие. В переходном возрасте он начал вырываться и капризничать, когда мать пыталась обнимать его на прощание или целовать в щеки, а сейчас, когда он вырос и установил между ними дистанцию, вновь проснулся мальчик, которому хочется немного заботы. Родители нужны в любом возрасте. Он отстраняется и не может сдержать улыбки, настолько легко становится на сердце. — Надо будет позвонить твоей тетушке, Дафне Шварц, Кайл же наверняка тоже поедет в Нью-Йорк! — Мам. — И дедушке Тамиру! Он обязан об этом знать. Ох, Кайл, мне срочно надо узнать все о твоем университете и его руководстве. — Не стоит заранее… Кайл с улыбкой провожает взглядом бегущую наверх к компьютеру мать. Вопроса о плате за обучение никогда и не стояло: предполагалось, что за Айка платить будет не нужно, поскольку за него уже готовы сражаться учебные заведения, а Кайл найдет подработку, поэтому семейные накопления ждали своего часа. Нью-Йорк, возможно, подвинет родительские планы, и за это крайне неловко, но, с другой стороны, отца он предупредил куда раньше. После того разговора у них с Венди общение не вяжется, а раньше они легко проводили время втроем со Стэном, хоть Кайл и предпочитает все же быть не третьим лишним, а хотя бы одним из лишних. Они так и не сходили на двойное свидание с Тиной, как того хотела Венди, вспоминает Кайл за обедом. Они сталкиваются взглядами, и Венди сразу начинает смотреть в сторону. Да, только этой неловкости Кайлу не хватало. Накатывает дикое желание толкнуть рядом сидящего Картмана локтем в бок, да посильнее, чтобы подавился. Или куснуть за плечо. Повернуться и зарядить в ухо. Он сжимает в кулаке вилку, не рискуя сейчас браться за еду — попытка насадить кусочек помидорки всегда может закончиться насилием. — Эй, — Кенни несильно пинает его под столом ногой, выдергивая из кровожадных мыслей. — Пошли курить. — После школы. — Пошли. Кайл цокает языком, но с облегчением выбрасывает обед, к которому так и не притронулся, и идет за Кенни на улицу. За спортзалом довольно много других учеников, но они встают в стороне. Привкус сигарет внезапно отдается неприятной горечью, но Кайл все равно решает до конца обеденного перерыва выкурить еще одну, а перед тренировкой пропустить. Толстовку он предусмотрительно оставил Стэну, а помыть руки и прополоскать рот успеет как раз перед уроком. Кенни не парится и не реагирует, когда учителя морщатся и выговаривают ему за запах, но посмеивается над Кайлом, когда тот запихивает в рот жвачку и усиленно намыливает руки. «Это же тебе больше проблем доставляет, чем удовольствия, зачем ты вообще куришь?» — «Хочу». Кайл любит походу проблемы. Кенни обходится одной сигаретой и хрустит прихваченным с подноса Кайла яблоком, пока тот делает небольшой перерыв, чтобы приняться за следующую. — Так что у тебя с Картманом? Кайл неопределенно поводит плечом. Кенни — не Стэн, он не будет верить во все хорошее, слишком пронырливый и внимательный мелкий ушлепок. И хороший друг: никогда не спросит лишнего, никогда не оставит без внимания важное. — Я же вижу, что у вас что-то происходит. — Произошел Картман. — Само собой, — Кенни откусывает огромный кусок и теперь говорит, не стесняясь параллельно чавкать, — но мне даже интересно, что у вас там. Каждый день приезжаете вместе, глаз он с тебя все так же не спускает, но вижу же, что не трахаетесь… — Кенни, блять! — … иначе бы он добрее стал. — Кенни, — уже угрожающе говорит Кайл, стискивая в пальцах сигарету. — Или ты стал добрее, — с невозмутимым видом заканчивает он и уворачивается от подзатыльника. — Я с ним не трахаюсь, у нас с ним ничего нет, кроме его дикого желания катать мою жопу по утрам до школы, а моего дикого желания катать свою жопу не на автобусе. — Много жоп. — Да еб твою мать! — Кайл закидывает недокуренную сигарету в урну, которую с неохотой установили за школой, чтобы меньше было на земле окурков. Ответственные курильщики пользуются. — Ладно-ладно. Не буду тебя смущать, но просто знай, что мне даже ставки делать не с кем, настолько я оберегаю твою личную жизнь. — Какие ставки? — с подозрением спрашивает Кайл. Он забирает у Кенни яблоко и откусывает большой кусок, усиленно работая челюстями и наполняя рот кислым соком. — Доживет ли этот обмудок до выпускного, или же ты сядешь в тюрьму за убийство. Расслабляйся хоть иногда. Кайл возвращает яблоко и идет в туалет, чтобы приступить к обряду уничтожения следов курения. Кенни встает рядом и опирается плечом о стену, продолжая вещать: — Приходи сегодня. Найду для тебя что-нибудь. — Завтра будний день. — Давай тогда завтра принесу, для домашнего пользования. — Нет у меня желания в одного закидываться, — тщательно мылит пальцы Кайл. — А ты не один закинься, — подмигивает ему Кенни и на прощание отвешивает шлепок по заднице. — Кенни, еб твою мать! — Кстати, спасибо, что поднатаскал Карен по химии. Может, сегодня еще тогда позанимаешься с ней немного? — Конечно. Помогать Карен с учебой — интересно и даже приятно. Она не в пример серьезнее брата относится к учебе, а Кайл и правда любит вспоминать программу средней школы и пытаться ее донести лучше, чем учителя. А еще видеть улыбку Кенни, особенную, редкую и не для каждого. На самом деле, только для сестры, но Кайлу удается ее заставать, когда Карен хвалится успехами и благодарит за помощь. — Хотя, она вроде бы к подруге собиралась, — вспоминает Кенни, — так что просто приходи, — подмигивает он. Из-за того, что Кенни промышляет толканием «веселья» среди подростков Южного парка, это несколько негативно, по мнению Кайла — и твоей мамаши, Кааайл — сказывается на их компании. Тина была в восторге, когда он принес на одну вечеринку экстази, и только в этот момент до него дошло, что это не то, чтобы норма, и не так доступно, как кажется. «Кенни когда-нибудь вляпается по-полной», — обеспокоено говорит Венди, если до нее доходят рассказы про поставщиков. «Легализация травки ударила по бизнесу», — пожимает плечами Кенни, когда сидит с разбитым носом на кухне у Баттерса, запрокинув голову назад и тяжело сглатывая, когда кровь льется в горло. «Долбаный нищеброд, ты обещал отдать на этой неделе, какого хера». Кайл идет к Кенни домой, ложится на матрас и кладет под язык «мдма для своих». Он медленно скатывается из маминой аптечки и ящика стола в дом Маккормиков и приходы в чужих ваннах на вечеринках. Кайл, что за херня? Ты — долбаный наркоман. Он лежит и рассказывает Кенни о том, как мало в его жизни эмоций кроме бытового волнения, учебы и страха облажаться. — Только Стэн. И ты. И Картман. Оказывается, что Кенни спит, прижавшись к его боку, прямо так, в поношенной парке, разве что ботинки снял. — Может, даже Баттерс, — добавляет Кайл и трет рукавом зачесавшуюся щеку. Ему не то, чтобы холодно, но все равно дискомфортно. А может, этот дискомфорт внутри него. И холод тоже внутри. Или внутри него ничего нет вообще. — А еще я просто в ахуе от этого мира. Ты понимаешь, Кенни? Каждый долбаный день умирает куча народу. На соседней улице наверняка плачут дети, потому что их долбаные родители — алкашня. А мистер Гаррисон? Как мы издевались над ним в детстве. Он всегда был паинькой, а как только попытался не быть — начались ночные панические атаки, а раньше них — разочарованные взгляды матери. И постоянно зажимающиеся между ребер нервы, когда страшно дышать. Кайл хотел бы быть лучше, менее ебанутым, менее привлекательным для ебанутого Картмана. Но Картману он таким и нравится, с тайнами в ящике стола. Картман был рядом, когда Кайл сжал в руке осколки стакана. Но не был, когда Кайл сам перед этим стакан и разбил. «Знаю, что ты сам его разбил», — сказал Картман, когда Кенни вновь вспомнил тот случай, увидев кривой шрам на ладони Кайла. «Сам. Случайно», — дрожащим голосом соврал Кайл. «Психанул, что тебе уже четырнадцать, а нельзя остаться в гостях допоздна». «Иди ты нахуй, это случайность». Кайлу не понравилось, что Картман обо всем догадался, не нравится и сейчас, что он продолжает считывать его внутренние переживания. Кайл хлопнул стакан об стол, затем сгреб ладонью осколки и с силой их сжал. Боль отрезвила, и он закричал, затем прибежал Стэн, позвонили его родителям, а позже, когда ему зашили руку, Картман охотнее всех рассматривал шрам. Тогда Кайлу по-детски хотелось его показывать. А еще больше хотелось, чтобы мать его не позорила и не звала домой в восемь вечера в выходной день. — Я заебался, — шепчет Кайл и крепко зажмуривается, нащупывая давно заживший шрам. — Боже, а учеба в университете? Я же не попаду туда. И родители окажутся правы. А Баттерс? Что будет с Баттерсом, блять, он же никому не нужен! Даже мне блять не усрался. Кайл подскакивает и с силой давит на глазные яблоки ладонями, стараясь отогнать это. Паника. Но не успевает подняться в полный рост, как ударяется обо что-то головой и болезненно вскрикивает. — Еврей, эй, давай спокойнее. Оказывается, вспышки перед глазами — это медленно проносящиеся мимо них фонари, а чувство падения — движение автомобиля. Как он здесь оказался? — Ты вслух все проговариваешь. — Картман. — Я. С заднего сидения не видно выражения лица, и Кайл сдвигается в сторону, чтобы видеть его в зеркало заднего вида. — Картман. — Что? — Давай остановимся. Картман послушно паркуется у обочины и поворачивается. — Ты не пристегнут. — Ничего. Голова начинает болеть, а фонари по идее двигаться не должны, но их это не останавливает. Кайл пытается переползти на переднее сидение, но путается в ногах и цепляется за ручник, и в итоге ничего у него не выходит. И это дико обидно. — Да сиди ты, — легкий толчок назад, и Кайл снова вжимается в спинку и запрокидывает голову. Хлопает дверь, и Картман оказывается рядом. — Что с тобой не так, еврей? — Я не знаю, — честно отвечает Кайл и прикрывает глаза. Его подтягивают к себе и крепко прижимают. Это даже не объятие, скорее хватка, но Кайлу тепло и почти что спокойно, и он пододвигается ближе. — Если что, то ты наговорил столько, что я не уверен, вести тебя домой или в дурку. — В дурку, — невеселый смешок. Объятие становится чуть мягче. Недолго думая Кайл начинает вошкаться в попытке закинуть ноги на Картмана, практически усевшись к нему на колени. — Давай-ка аккуратнее, ты не маленькая фея, отрастил ноги. — Ну извини. И ты только что потрогал меня за зад. — Увы, но это правда была случайность. Побоялся, что ты разгромишь мне машину. — Давай посидим немного так. Из меня еще не вышел злой дух. — Если собираешься его выблевывать, то выметайся на улицу. Кайл смеется и утыкается носом Картману в шею, хоть и приходится ради этого ссутулиться. — Кенни что ли вызвал? — Да нет, ты сам. Сказал, что я — поганое дерьмо, и что ты не сделал для меня ничего в этой жизни хорошего. Даже так. Возможно. Для Стэна. Для Кенни. Для Баттерса. Но этот мудазвон тоже для него ничего не сделал, только отравлял жизнь. — Я для тебя все, что угодно сделаю, — внезапно говорит Картман, и у Кайла в груди екает. Головокружение делает новый виток, смазывая на секунду все вокруг. Он отклоняется, чтобы посмотреть Картману в лицо и увидеть там убийственную серьезность. — Отъебешься от меня раз и навсегда? — Нет. — Вот и цена твоим словам. На затылок настойчиво давит ладонь, и Картман притягивает Кайла к себе, чтобы поцеловать. Поза до того неудобная, что ноги начинают затекать, но Кайл не двигается, только хватается за чужие плечи и втягивается в поцелуй. Неспешный, глубокий, от которого внизу живота растекается тепло. Или щекотка, но ощущается жарко. Возможно, адреналин разгоняет остатки «это небывалые ощущения, Кайл, готов погрузиться в себя?» и в голову ударяет радость и чистое счастье, в котором стирается окружающий мир до всполохов. Он не был готов погрузиться в себя. И Картман его спас, разве нет? Или воспользовался ситуацией? Кайл отстраняется и сипло спрашивает: — Все еще хочешь трахнуть меня пьяным? — Блять, — впивается ему в талию пальцами Картман так сильно, что Кайл на него гневно шипит и начинает дергаться. — Давай, ответь, ответь, Картман, — тепло дышит ему в щеку Кайл, дразня. — У меня с собой ничего нет, и с твоими ебаными длинными ногами здесь точно ничего не выйдет. — С твоей ебаной тушей огромной здесь ничего не выйдет, — все же выкручивается из объятий Кайл и садится рядом, подложив под себя ногу. В иной ситуации Картман бы явно высказал ему за ботинки, но сейчас сфокусирован не на том. Или на том. — Еврей, ты просто пиздец, — он снова пододвигается ближе и, не встретив сопротивления, укладывает Кайла на сидение и нависает сверху. — Я не буду с тобой трахаться. — Собираюсь подрочить пережившему приход еврею, ничего такого, — отзывается Картман, но не может скрыть за усмешкой напряжение. Он нащупывает ширинку на штанах Кайла и непродолжительное время возится с ней, удерживая вес на одной руке. Становится слегка неловко, но только не Картману, сосредоточенному на стягивании штанов. Кайл приподнимается на локтях и, мазнув губами по щеке, настаивает на поцелуе. Картман выругивается и сразу переходит к поцелую горячему, до того страстному, что Кайл невольно еле слышно стонет, из-за чего снова выслушивает маты. Когда большая теплая ладонь оттягивает резинку трусов и ложится на член, не удается сдержать новый стон, спровоцированный горячей волной от паха до кончиков пальцев. — Ты всегда так стонешь? — спрашивает Картман, переходя к поцелуям в шею — Кайл просто не оставил ему выбора, запрокинув голову назад. — Нет, — честно отвечает Кайл, — но я сейчас кончу. — Бля. Он сразу ускоряет ритм, словно прозвучала команда действовать, но то ли от кислоты эффект такой, то ли обстановка располагает, но Кайл уже не стесняясь вскидывает бедра и стонет как героиня порно, но не может достичь разрядки. Долбаная мдма — хочешь трахаться и никак не получается кончить. — Да блять, — выругивается Картман и отстраняется, чтобы расстегнуть собственные штаны. Он снова нависает сверху и старается устроиться так, чтобы прижаться членом к члену Кайла, и тот тоже начинает елозить, подстраиваясь. — Держись на руках, а то если ебнешься на меня — убьешь. — Завали. Кайл быстро облизывает ладонь по всей длине, просовывает ее между ними и поочередно ласкает их, а иногда раздвигает пальцы, чтобы ухватить сразу два. Картман ему активно помогает, но они двигаются в разном ритме, отчего нарастает нетерпение, и хочется выть. Кайл не отказывает себе, выдавая горестный стон, и Картман с гортанным рычанием кладет ладонь поверх его, беря все в прямом смысле в свои руки. Он двигается быстро и немного рвано, в то время как Кайл еще пытается попутно поглаживать пальцами головки — так он любит. — Кайл, блять, блять, Кайл, — сквозь зубы повторяет Картман, придвинувшись к уху, а затем начинает его покусывать одними губами, невнятно мыча. — Да! — вторит ему Кайл и выгибается, чтобы прижаться пахом еще ближе. Бедра уже невыносимо болят, а шея, к которой переходит Картман, рискует посинеть к утру от грубых поцелуев и пускаемых в ход зубов. Кайл кончает первым и обессилено опускает бедра. Сперма пачкает ладони, а уже не стон, настоящий крик рвет горло. Картман делает еще несколько резких движений и догоняет его, не останавливая поток брани Кайлу куда-то в район ключиц. Кайл начинает смеяться и рискует задохнуться, насколько тяжело дышит. Черт побери, до чего же ему сейчас охуенно. И разве что самую малость больно — неудобная поза и давящий сверху Картман не добавляют приятных ощущений. Он начинает возиться, вынуждая себя освободить, и неловко поднимается. Картман уже достает салфетки и вытирает руку. Кайл уверен, что у него испачкан край футболки, поскольку низ живота ощущается мокрым, и он старается немного привести себя в порядок и злорадно думает, что они не могли не испачкать обивку. Странно, но Картман выглядит менее расслабленным: уже выпрямился, застегнул штаны и даже пытается уложить волосы. Кайл запоздало следует его примеру и натягивает джинсы. Он открывает дверь и почти что вываливается, настолько затекли ноги. — Ой бля, — тихо ругается он, а следом повторяет, вспоминая, что сигареты они с Кенни все выкурили. Странно, что во рту не ощущается вкус дерьма. Пока он в слабой надежде похлопывает себя по карманам куртки, Картман тоже выходит, огибает машину и оказывается рядом. Кайла притирают к капоту и втягивают в поцелуй, такой отлично подходящий к ситуации: медленный, но глубокий. Кайл присаживается на капот и чуть откидывается, опираясь руками; Картман тоже не спешит обниматься, просто придерживает его за талию. — Поехали ко мне. — Не, — качает головой Кайл, продолжая улыбаться. Он все, он измотан, хочет домой, хочет спать. Хочет побыть один. Картман кивает и отстраняется. — Запуливайся, отвезу тебя в еврейское гнездо. *** Поднявшись утром, Кайл первым делом, даже раньше, чем чистит зубы, вытаскивает припрятанное успокоительное, которое получил в награду от себя же за хороший матч, а именно — вытащил из ящика стола школьного психолога, таблетки от головы, которые купил на прошлой неделе, и снотворное матери, которое она дала ему сама, стоило пожаловаться на плохой сон. Он долго раздумывает над двумя таблетками, которые остались от посещения ванной Маршей, и еще несколькими, о которых, Картман, конечно, знать не мог. Рука дрожит, но он скидывает все в унитаз и смывает, а потом повторяет еще несколько раз, так как они слишком легкие. Психанув он вылавливает самые настойчивые, заворачивает в бумагу и выбрасывает, а после идет к матери, просит таблетку от головной боли и, глотая слезы, разжевывает ее. Горькие слюни норовят вылиться изо рта, а горло дерет — таблетки надо глотать, но он предпочитает давиться. Два пальца в рот, и он снова чист. Сердце бешено колотится, и невольно в голову лезут образы, где он откинулся из-за сердечного приступа, скрючившись у толчка. Какой же он долбоеб, боже.