Начал игру — доигрывай до конца.
Вся жизнь — одна большая игра, а люди — лишь пешки в руках других людей. Сильные управляют слабыми, слабые подчиняются сильным. Это нерушимая система с прогнившими внутренностями. Этакий механизм, который мы — люди — сами возвели как идиллию. Нам нравится жить по принципу пищевой цепи, в которой мы сами невольно оказываемся чьей-то добычей. А все почему? Потому что мы боимся сильных. Люди боятся быть растоптанными собственной системой. А система не щадит никого. Даже сильных. Риск упасть с престола есть всегда. Однако не каждый с этим считается, слепо веря в то, что сильные всегда выше слабых. Люди слишком наивны, когда дело касается силы. Чем больше денег — тем выше сила. Деньги есть, ума не надо, не так ли? Как бы там ни было, сильные всегда не учитывают одного. Любая пешка может угрожать королю матом. Сильные не боятся слабых, а потому и не задумываются, насколько же опасны люди, с которыми они играют. Это своего рода игра с самой судьбой: никогда не знаешь, насколько послушная и трусливая пешка окажется в твоих руках. Почти как русская рулетка. Один неверный выстрел, и все — ты труп. А волновало ли это кого-то вообще? Определённо нет. Иначе сильные не были бы сильными, а слабые давно бы никому не подчинялись. Система несгибаема. Именно поэтому раз начал эту игру — доигрывай до конца. Назад пути нет и никогда не будет. Жизнь не больше, чем игра, — в ней действуют определенные правила, которыми люди себя же заковали в кандалы: сильные — это короли, а слабые — пешки. Сильные подчиняют, слабые подчиняются. Хван Хёнджину определённо нравилось играть и подчинять людей. Он играл и подчинял, давал надежду и тут же забирал. Сеял отчаяние в людях. И дело было отнюдь не в каком-то жалком чувстве превосходства над другими или в осознании того, какая же сила таилась в его руках — способная по щелчку пальца разрушать жизни людей, оставляя после них лишь горстку пепла, сдуваемую ветром. Хёнджину нравилось играть на струнах людских душ, дергать за правильные ниточки своих марионеток, шатая нервы, тем самым медленно уничтожая изнутри, приводя к медленной и мучительной смерти. Ему нравился тот азарт, что приносила каждая подобная игра. Хёнджин имел силу, которой завидовали многие. Он брал, когда захочет. Он разрушал, когда заблагорассудится. Он делал все, что пожелает, и никто не смел и слова против вымолвить — настолько великая сила была в его руках. Хёнджин являлся этаким королём, что восседал на троне с короной на голове где-то в темноте — где никто не видел его и даже не подозревал, что является пешкой в его игре. Однако об этой части его жизни знали лишь немногие — лишь те, кому он сам позволил об этом знать. Но ведь у каждой медали две стороны. Тень не может существовать без света. Для всеобщего обозрения Хван Хёнджин был не более чем молодой бизнесмен, отстроивший свою небольшую империю виноделия. Черноволосый юноша, что взялся из ниоткуда и смог пробиться в лидеры междугороднего рынка. Но это не единственное, чем он славился. Хёнджин был известен благодаря своей красоте: чёрные, как смоль, волосы, всегда находившиеся в элегантной укладке, тёмно-коричневые глаза, которые юноша довольно часто скрывал за светло-голубыми линзами, нежные и пухлые губы и лёгкий макияж, подчеркивающий глаза и родинку под одним из них. Он был эталоном красоты среди нынешней молодёжи, и многие парни невольно даже старались повторить его образ, но всё было тщетно, ведь никто не мог сделать такую же ангельскую улыбку, как он. Маска красавца, что прикрывала гниль внутри. Хёнджин был красив, и красота его могла скрыть ту самую тень, которую нельзя показывать другим. Даже с маской внутри он оставался всё тем же королём — тем, кто управляет пешками в своей игре. И как раз таки одна довольно интересная фигура в данную минуту направлялась именно к нему. Очередная пешка или тот, кто объявит королю «шах и мат»? Юноша посмотрел на свои наручные часы с некой ухмылкой на пухлых губах, тут же вернувшись к документам, которые он держал в руках, вчитываясь в текст, дабы не пропустить ни одной важной детали. В руках Хёнджина был отчёт от Чана и Чанбина, касающийся недавней зачистки на одном из заброшенных складов, где должна была пройти встреча наркобарона Пак Суина и одного из поставщиков из Европы. Самого Суина на встрече не оказалось — лишь пара его сошек, которые были благополучно убиты наёмниками, — а поставщик из Европы и вовсе там не появился. Всё это оказалось лишь постановкой для того, чтобы сбить Хёнджина со следа и в который раз оставить ни с чем. Его опять обвели вокруг пальца. Эта мысль неимоверно злила. Была бы возможность, Хёнджин бы собственными руками задушил своего конкурента, чтобы содрать эту вечную усмешку, что красовалась на губах японца. А этот насмешливый взгляд, что всегда направлен сверху вниз, выводил юношу из себя настолько, что от одной мысли он, сжав челюсть, ударил кулаком по письменному столу, хмурясь. Хёнджину надо было поскорее разобраться с этим, иначе ему вновь сорвут предстоящую поставку. Этого нельзя допустить. Юноша сильнее нахмурился, стоило подобным образам возникнуть в голове, и, отложив стопку бумаг обратно на письменный стол, откинулся на спинку темно-шоколадного винтажного кресла, устремив взгляд на люстру, от которой исходил тусклый свет, что едва был способен осветить всю комнату. Рука его невольно потянулась к стакану, который тут же был преподнесён к пухлым губам, обхватившим край. Он отпил янтарную жидкость, что в очередной раз слабой волной обожгла внутренности. Ещё полдень. День только-только начинается, разогревается и начинает медленно кипятиться подобно воде в чайнике. Ещё не вечер, но Хёнджин уже задумчивее обычного. Витает где-то в облаках, среди собственноручно возведённых воздушных замков, состоящих из множества мыслей, ухватиться за одну из которых оказывается на удивление трудной задачей — там круговорот, не иначе. Буря, а то и шторм. И среди всего этого месива проскальзывает воспоминание о фиолетововолосом пареньке, что несколько месяцев назад хотел бросить вызов самому Хван Хёнджину. По правде говоря, юноша до недавнего времени вовсе не вспоминал его и, невзирая на свою договорённость, не особо имел желание тратить своё бесценное время, забавляясь со студентом, но хмурый взгляд и строгий тон Сынмина, что последние две недели буквально каждый вечер упрекал его и напоминал об обещании, заставили Хёнджина (естественно, не без закатывания глаз) согласиться и пригласить младшего на игру. Пробную игру. Но почему-то именно сейчас мысль о том, что Феликс уже направлялся в отель, цвела на губах Хвана довольной ухмылкой и заставляла яркое пламя азарта загораться в глазах. Очередная пешка, которую он подчинит себе, сама же направляется в капкан зверя, даже не подозревая о ловушке. Хоть и риск, что время будет потрачено зря, присутствовал, Хёнджина радовала мысль, что он сможет хотя бы отвлечься от писанины и развеяться, позволив мозгу отдохнуть.***
Феликс, будучи взволнованным из-за предстоящей игры, коснулся дверной ручки, что принадлежала тому самому номеру, в котором находился Хёнджин, и, предварительно рвано выдохнув в попытке успокоиться, потянул дверь на себя, открыв её и быстро зайдя в комнату. Взору открылась небольшая гостиная, в центре которой стоял кофейный столик с креслами-диванами кремового оттенка. На темном паркете лежал белый пушистый ковёр, а в углу комнаты находился небольшой письменный стол с большой горой бумаг на нем. Красные шторы, тянувшиеся до пола, были зашторены и не пропускали дневной свет в комнату, позволяя лишь небольшой люстре освещать тусклое помещение. В дальней части помещения, слегка приоткрыв шторы, у окна стоял темноволосый юноша, держа стакан с дорогим алкоголем. Его лица не было видно, но Феликсу оказалось достаточно почувствовать его присутствие, чтобы он понял, кто именно стоял перед ним. От одного осознания низ живота приятно свело, на устах растянулась воодушевленная ухмылка, а в глазах самые настоящие черти плясать начали, разжигая в душе пламя азарта, что тут же мечется, желая вырваться наружу. Он уже ощущал этот сладкий вкус предстоящей игры на кончике собственного языка. Феликс хоть до этого и жутко волновался, но сейчас он совершенно позабыл о том, что ощущал пару мгновений назад, и уже был готов рваться в бой — лишь бы ощутить азарт. До этого стоявший спиной к своему гостю Хенджин повернулся к нему, заглядывая в глаза, полные жажды. Юноше стоило лишь раз взглянуть на парнишку перед собой, чтобы убедиться в одном — эта борьба определённо станет интереснее всех, что были до этого. Феликс интереснее всех пешек, что были до этого. — Ну здравствуй, Феликс, — поприветствовал Хёнджин, обходя свой письменный стол, чтобы облокотиться на него, скрещивая руки на груди. Он изучал его взглядом, исследуя каждый миллиметр лица, а затем и тела, и остановился на глазах — казалось, сам дьявол смотрел на юношу, провоцируя, бросая вызов, от которого Хван не мог отказаться. — Рад увидеть тебя спустя такое количество времени. — Привет, Хёнджин, — в знак приветствия Феликс поклонился и тут же выпрямился, чтобы встретиться с изучающим взглядом. — Я ждал нашей встречи, — произнёс он, проходя вглубь, чтобы осмотреть всё вокруг. — Я тоже, — нагло соврал он, — но были обстоятельства, из-за которых я не мог встретиться раньше, — Хёнджин указал ладонью на диван, приглашая Феликса присесть, а затем и сам последовал за ним, садясь напротив. — Так что насчёт игры? — особо не церемонясь, спросил парень, продолжая оглядывать всё вокруг, но уже сидя в диванном кресле. С пухлых губ Хёнджина сорвался короткий смешок; он подметил про себя, что терпения у Феликса явно мало, ведь тот совершенно без каких-либо манер демонстрировал своё желание сыграть. Это забавляло юношу точно так же, как в их первую встречу, когда младший, увидев его игру в казино, тут же примчался просить о таком же. Была ли это глупость или чрезмерное геройство, а может, всё вместе, оставалось лишь гадать. Впрочем, Хёнджин скоро узнает. Лучше бы он тогда отказался от игры. — Это будет лишь пробная игра, — огласил он, склоняясь к кофейному столику и доставая из-под него небольшую коробку, которую поставил прямо на стол, ловя заинтересованный взгляд парня напротив. Феликс, оглядев рисунок на коробке и проследив за тем, как Хёнджин разложил на поверхности шахматную доску, а впоследствии и соответствующие этой игре фигуры, удивленно выгнул бровь, переводя взгляд на юношу напротив, и, не веря увиденному, всё же переспросил: — Шахматы? — Именно, — Хёнджин, держа в руке черного ферзя, кивнул, ставя последнюю фигуру на её законное место. — Но я совершенно не умею играть, — растерянно пробубнил он, скрещивая руки на груди, смотря то на противника, то на белые фигуры, что стояли на его стороне доски. — Это делает игру лишь интереснее, — снова ухмыльнулся старший, протягивая Феликсу маленький справочник с правилами игры. — На самом деле игра лишь кажется сложной. В действительности в ней нет ничего такого, — пожал плечами Хёнджин. А младшему это ой как не нравилось. Мало того, что играет он с Хваном, которого все считали королем азартных игр и вообще старались обходить стороной, так ещё и придется играть в игру, о которой он знал ровным счётом ничего, за исключением названия нескольких фигур. К примеру, пешку от короля он точно отличит. А вот что за создания обитали между ними, он ума не приложит. — Ты издеваешься? — скорее не спросил, а констатировал факт Феликс, забирая справочник из чужих рук. Он открыл первую попавшуюся страницу, вчитываясь в текст, в котором говорилось о каких-то Сицилианских защитах. Азбука морзе, не иначе. Но одно он понял точно — ему пиздец. — За одну попытку не разобраться, как играть в это. — Именно поэтому игра пробная, — и не понять, утешает Хёнджин таким способом или старается нагнать ещё большее волнение. — Но я так понимаю, со ставками, — Феликс выгнул бровь, беглым взглядом пройдясь по строкам на страницах справочника и откладывая его на диван, надеясь, что он более-менее понял, как играть в шахматы. — Без этого никак, — юноша сильнее ухмыльнулся, закидывая одну ногу на другую. — Я согласен на все, — уверенно заявил он, выпрямляясь и ухмыляясь старшему в ответ. Несмотря на своё проигрышное положение, он почему-то уверен, что победа в любом случае будет за ним. И не в таких ситуациях побывал, и не из такого выкарабкивался. — В нормах приличия, конечно же, — тут же добавил Феликс, вспоминая игру в казино, взволнованного Минхо, который, скорее всего, сейчас себе места не находил. От воспоминаний о своем хёне внутри почему-то неприятно резало, нагоняя волнение, которое парень тут же засунул куда подальше, отмахиваясь от дурных мыслей и возвращаясь к своему противнику, что сидел напротив. Хёнджин достал из-под стола совершенно новую, ещё не распечатанную колоду карт вместе с чёрным маркером и поставил её на стол перед младшим. Он устремил на него полный азарта взгляд, будто стараясь прожечь, в самую душу заглянуть, словно хотел найти там что-то. А Хёнджин не то что искал — он сверлил взглядом, пытаясь найти ответ на интересующий его вопрос, который он предпочел бы вымести из своей головы и больше никогда об этом не думать. По крайней мере, не сейчас, не во время игры. Он быстро отмахнулся от плохого предчувствия — что-то ему подсказывало, что ему не стоило возиться с Феликсом, — и вернулся к реальности. — Надеюсь, это не новый вид извращенства, — саркастично хихикнул парень, всё больше сомневаясь, что правда далека от его шутки. — Если бы, — закатил глаза он. — Поскольку это пробная игра, ставка тоже не будет большой, — начал пояснять юноша. — Если выиграю я, ты оставишь свою подпись на любой из карт в этой колоде, — он кивнул на ранее поставленную на стол колоду с маркером, — а если выиграешь ты… — Если выиграю я, ты отведешь меня в казино на любое закрытое мероприятие, — закончил за него Феликс, уже предвкушая, как будет веселиться, обыгрывая одного старого олигарха за другим. Хёнджин нахмурился. Опять же в голове появились новые мысли, которые он предпочел игнорировать, лишь одобрительно кивнув младшему, на что тут же получил искреннюю улыбку. «Красиво», — подумал юноша, изучая взглядом, как менялись эмоции на лице напротив. Смотрел на не скрытые макияжем веснушки, рассыпанные по щекам, на глаза, где, казалось, отражалась целая вселенная, отдавая фиолетовым оттенком, — а может, Хёнджину только казалось, — на волосы, торчавшие в разные стороны. Как только юноша поймал себя на подобных мыслях, то тут же вернул себе привычное выражение лица, в котором были видны лишь холод да отстраненность, прогонявшая все лишние мысли. — Если ты понял, как играть, то начинай, — проговорил он, взяв обратно в руку стакан, который чуть ранее поставил на стол, поднёс его к своим губам и немного отпил. — А если нет, то спрашивай, и уже потом начнем игру. — Пока что никаких вопросов нет, — улыбнулся Феликс, но в этой улыбке было что-то неземное. Дьявольское. Что-то одновременно притягивающее и пугающее. Словно невероятно красивый оскал, полный насмешки и издевательства. Он взял свою пешку в руку, делая первый ход, и переместил ее с «е2» на «е4». — Так? — Да, обычно пешки ходят на одну клетку, а атакуют по горизонтали, но в свой первый ход пешка может сдвинуться на две клетки, — пояснил Хёнджин, делая уже свой ход, переместив пешку с «а7» на «а5». Когда настала очередь Феликса делать очередной ход, он замешкался, застыв на месте. В шахматах действовали свои правила, и, в отличие от азартных игр, здесь все решало умение игроков подстраиваться под ситуацию, анализировать и думать на несколько ходов вперед. Нужно было просчитывать каждый ход, чтобы поставить королю «шах и мат». Хоть Хёнджин и говорил, что шахматы — игра легкая, но Феликсу до сих пор так не казалось. Шахматы — игра, где нужно полагаться на себя, а не на случай. Это совершенно отличалось от сути азартных игр и приносило другие эмоции. Да, наличие ставки вселяло некое чувство азарта, но оно ощущалось по-другому. В шахматах ничего не было подвластно удаче. Выиграть в азартной игре означало доказать, что судьба, фортуна на твоей стороне, выиграть в шахматах — доказать, что ты сильнее другого человека. Это чувство было совершенно другого сорта. Еще несколько ходов, и Феликс уже был готов объявить «шах», но, стоило одной черной фигуре Хёнджина сдвинуться с места, как все планы младшего тут же обрушились и канули в лету. — Детский мат, — констатировал Хёнджин, ухмыльнувшись. — Неплохо, но слабовато, — он взял в руку одну из пешек и ею же отбил белого ферзя Феликса. — Я уже давно играю в шахматы, поэтому довольно хорошо изучил все комбинации, которые есть в том справочнике. Феликс, уставившись на то, как его ферзь упал на шахматную доску и покатился с нее, широко раскрыл рот, но тут же собрался с силами, подняв свои глаза на Хёнджина. На мгновение в них отразилось фиолетовое свечение, словно сам дьявол высказал угрозу. Те самые черты перестали плясать. От азарта не осталось ровным счетом ничего — только желание одолеть, победить, убить. В этих глазах самый настоящий вызов, от которого Хёнджин не в силах отказаться. — Шахматы как жизнь — никогда не знаешь, какой ход сделает твой противник, поэтому нужно уметь не только анализировать, но и предугадывать, — усмехнулся юноша. — Было ожидаемо, что ты опробуешь что-то из справочника. Но как бы то ни было, игра еще не окончена. — Король без королевы никто, поэтому можно считать, что я уже проиграл, — хмыкнул младший, делая свой ход. Он с некой грустью посмотрел на упавшего на пол ферзя, после чего потянулся, чтобы поднять его и повертеть в пальцах, осматривая. — Почему же? — нахмурился Хёнджин. — Игра продолжается, пока королю не объявили «шах и мат». — Да, но какой смысл королю бороться? — он посмотрел на стершего, ставя фигуру обратно на стол. — Король любил королеву. — Тогда это слабый король, — отрезал Хван. — Король должен уметь жертвовать ради победы. Он — кукловод на шахматной доске, а фигуры — его марионетки. — Слаб не тот король, что любит, а тот, кому плевать, — нахмурился Феликс. Отчасти он мог понять точку зрения того, кто привык использовать других ради собственной выгоды, но он мог также понять позицию той самой пешки, которая постоянно выполняет чужие прихоти. — После игры не имеет значения, кто ты. Король, ферзь, пешка — все возвращаются в одну коробку. Хёнджин выгнул левую бровь, про себя усмехнувшись такой дерзости. Он ожидал, что Феликс окажется лишь ребёнком с банальным мировоззрением. Что он лишь очередной человек из толпы, возжелавший доказать всему миру, что он способен одолеть короля, а на деле никто и может лишь молить о пощаде, когда игра уже проиграна. Но на удивление всё оказалось совсем не так. Что-то в Феликсе было такое, что притягивало и отталкивало одновременно. Он отличался от всех, кого Хёнджин встречал до этого. Феликс, казалось, был самим воплощением азарта. Наивный и добрый, но в то же время остроумный и опасный. Несмотря на очевидный исход игры, Феликс ощущал некое удовольствие, которое приносил каждый сделанный им ход. Чёрно-белая доска и фигуры смотрелись по-своему красиво. Они наверняка еще долго останутся в памяти парня, показывая, что не всегда нужно полагаться только на фортуну. Он может выиграть и собственными силами. Шаг за шагом, ход за ходом можно одолеть даже самого защищённого короля. Это вселяло воодушевление. Казалось, глаза парнишки загорелись по-новому. Черти заплясали вновь. Но этот танец, что они исполняли, был другим. Хёнджин взял своего ферзя, поставил его прямо перед королем Феликса и завершил партию, победно ухмыльнувшись: — Шах и мат.