Заставь меня

— Что это такое?! Мать затащила меня на кухню сразу же, как только я переступила порог квартиры. Красная от гнева, она стоит рядом со мной, обдавая меня жаром. Напротив сидит отец, такой же красный и разъяренный, тычет указательным пальцем в газету, лежащую на столе. На главной странице снимок аварии, на котором я без труда узнаю себя и ЧонГука, лежащего на моих коленях. «Сын известного предпринимателя Кореи оказался под колесами на пешеходном переходе» Что ж, следовало ожидать, что об этом напишут сразу же во всех новостных, и не только, источниках. Надо полагать, что ЧонГук — один из самых видных парней страны. При других обстоятельствах я бы, наверное, была шокирована тем фактом, что попала в газету вместе с ЧонГуком, да еще не просто вместе, а с ним у себя на коленях. Но спустя сутки после случившегося, после всего, что я увидела и пережила, эта фотография не вызывает у меня абсолютно ничего внутри. То же самое я испытываю и к родителям, готовых устроить скандал. Я их отчасти понимаю: меня нет дома две ночи подряд, на телефон не отвечаю, да еще и подобные новости выходят одна за другой. Они на взводе — я вышла из-под их контроля окончательно и бесповоротно. Однако мне все это глубоко сейчас безразлично. Я слишком вымотана физически и эмоционально, чтобы кому-то что-то сейчас доказывать и объяснять. Поэтому на заданный вопрос отцом я отвечаю спокойно и безучастно: — Это новости. Мой ответ заводит их еще больше, отец вскакивает с места и начинает на меня наступать вместе с матерью. — Тебя не было дома почти два дня! Где ты шлялась? И снова с ним! Жаль, что этого подонка не сбили насмерть! Они хватают мои руки, рывками срывая с ладоней бинты. Разодранная кожа вызывает у них еще больший всплеск ярости. Они кричат с новой силой, сопровождая все свои слова активными жестами, тычут мне в лицо газету с нашей фотографией и перечисляют все оскорбления, что только есть в их лексическом запасе. Я лишь молча стою у стены, даже не вникая ни на миг в то, что они кричат, и жду, когда закончится это словесное наводнение, смешанное с ненавистью ко мне и к моему «сукиному сыну». Их запала хватает минут на сорок. Накричавшись и спустив на меня всех своих собак, они, наконец, обмякают и молча усаживаются за стол. А я все также безмолвно иду в свою комнату и осторожно закрываю дверь, стараясь не издавать ни единого звука. Хочется тишины. Спокойствия. И я его наконец получаю здесь, в своей комнате. В атмосфере, от которой за эти часы отвыкла так, что сейчас мне будто бы все незнакомо. Первым делом ставлю телефон на зарядку. Усаживаюсь в кресло и вытаскиваю из карманов толстовки заранее купленные в аптеке бинты и раствор для обрабатывания ран. Я пообещала ЧонГуку позаботиться о своих ладонях и обрабатывать их до тех пор, пока кожа не затянется окончательно. Обещала ему выспаться и следующий день провести как раньше. Сходить в универ на пары, взять конспекты, поговорить с преподавателями… Мне впервые не хочется делать все это. Будь моя воля, я бы осталась в больнице рядом с ним до тех пор, пока бы он не поправился окончательно. Но он уговорил меня, заставил дать ему свое слово прямо при его родителях. После рассвета они появились у входа в палату, озадачив не только меня, но и самого ЧонГука. В тот момент я помогала ему с завтраком. Кажется, он был не рад их видеть: держался холодно с ними, разговаривал так, будто ведет деловые переговоры. Я же ощущала себя лишней среди них. — Пришлось поднапрячься, чтобы открыть уголовное дело. — Сказал мистер Чон после того, как врачи уверили их в том, что жизни их сыну ничего не угрожает и вскоре с ним все будет в порядке. — По камерам видно, как ты, Кэтрин, переходишь дорогу на красный свет светофора. Однако тот ублюдок однозначно превысил скорость, допустимую в том районе. — Уже есть какие-то новости? — спросил ЧонГук таким тоном, что невольно навел меня на мысль, будто бы он сам знает, кто мог бы быть за рулем того автомобиля. — Нет, — вздохнул его отец, — автомобиль пока не нашли. Скорее всего и номера поддельные. — Ясно. — Не переживай, сынок, — резво вставила его мама, — мы обязательно сделаем все, чтобы найти этого человека и наказать его. А тебе бы, Кэт, отправиться домой и хорошенько отдохнуть, дорогая. Да, я согласилась поехать домой, привести себя в порядок и провести завтрашний день на парах. Было даже как-то стыдно спорить с ЧонГуком в присутствии его родителей, так что уговаривать меня ему особо не пришлось. Не понимаю, почему нужно делать именно так. Почему я не могу остаться с ним и помогать? Я ведь обязана ему жизнью, не меньше! Делаю глубокий вздох — ладони обработаны и перевязаны. Хочется раствориться в горячем душе, а после окунуться в сон в своей собственной постели. Решаю именно так и поступить. *** — Если вы будете так часто пропускать мои пары, Кэтрин, вы вскоре перестанете быть моей лучшей ученицей! Я стою уже минут пять после последней пары и выслушиваю профессора Кима по трудовому праву. На этой неделе по расписанию было две или три его лекции, на которых я не присутствовала, кроме этой последней в пятницу. Понимаю его чувства — я ведь на этой неделе всего лишь дважды была в университете. В понедельник и сегодня. Но у меня совершенно не получается понять его предвзятость ко мне. Хотя нет, наверное, я могу понять его и здесь. Кому ему еще высказывать все свои претензии, как не мне? Всем этим мажорам, которые плевали на его дисциплину? Или все же мне, единственной в этом потоке обычной девчонке, которая все проглотит лишь потому, что за ее спиной не стоят деньги и власть? Думаю, именно по этой причине сейчас профессор читает мне лекцию о том, как необходимо относиться к его предмету, что нельзя пропускать пары и так далее и тому подобное. Готова поспорить, что он подготовил ее еще задолго до того, как я была втянута в самый эпицентр непонятных игр тех самых мажоров, а сейчас просто подвернулся удобный случай. После нее он наверняка почувствует себя лучше. Я молча слушаю его до конца и виноватым голосом, насколько могу себе позволить, обещаю во что бы то ни стало взяться за ум, посещать все его пары и сдать пропущенные задания до конца семестра. В коридоре меня ждет Чимин. При виде меня он улыбается и протягивает мне небольшую папку: — Вот некоторые конспекты за эту неделю. ЧонГук сказал еще во вторник, что тебе они обязательно нужны. — Да, спасибо, — растерянно бормочу я, беря папку. Вторник. Кажется, это было так давно, что сейчас трудно вспомнить тот разговор об учебе. Эта авария будто бы разделила жизнь на до и после. — Ну ладно, давай, — кидает мне Чимин и направляется на выход. Смотрю ему в спину и понимаю, что как раз он и может мне сейчас помочь. — Чимин, — быстрым шагом догоняю его, стараясь попасть в его поле зрения, — ты куда сейчас? — Я? К Чону поеду в больницу. Я ведь еще у него не был. Он, не останавливаясь, выходит из университета, а мне приходится чуть ли не бежать за ним — так быстро он идет. — Я поеду с тобой! Парень вдруг резко тормозит, и я невольно делаю еще пару шагов вперед, прежде чем тоже остановиться и развернуться к нему лицом. — Поедешь со мной? — Усмехается он мне в открытую, что заставляет меня нахмуриться и прийти в боевое расположение духа. — А Чон то знает об этом? — Что? В смысле знает? Я что, должна отчитываться перед ним о каждом своем принятом решении? — Ну вообще-то, да, — парень приближается ко мне ближе, убавляя громкость своего же голоса, — должна. Ты просто, видимо, еще не понимаешь, во что ввязываешься, глупая. Может для тебя это и кажется безобидными играми, однако ты можешь сильно поплатиться за то, что недооценила их сразу. Я совершенно не понимаю, о чем он говорит. Он меня предупреждает? Какие игры? Что я недооцениваю? И какого хрена ЧонГук решает, что мне делать и когда? Почему я не могу просто проведать человека, спасшего меня? Но плевать. — Я еду с тобой, — вкладываю в эти слова всю свою решимость, чтобы дать понять этому слащавому, насколько серьезно я настроена. — Ну что ж, — он пожимает плечами, — это твой выбор. Мы садимся в его тачку и едем до больницы. Я всю дорогу думаю лишь о том, что вскоре я снова увижу ЧонГука, узнаю, все ли у него хорошо. Возможно, ему даже стало лучше и мучающие его боли ушли. Чимин тормозит чуть подальше от главного входа в больницу. Я собираюсь выйти из машины, как он резко перехватывает мою руку: — Тихо, не торопись. Вижу, как он пригибается ближе к рулю, будто не хочет быть замеченным, и зачем-то я повторяю за ним. Слежу за его взглядом и узнаю знакомую компанию. Мин Юнги со своими здоровыми парнями выходит из больницы и садится в черный автомобиль. Его люди садятся во второй, точно такой же. Кажется, я где-то уже видела именно эту модель авто, но не могу вспомнить, где. А может, мне лишь кажется. Я все же не сильна в этом деле. — Что он здесь делает? — озвучиваю я свою мысль. — А ты как думаешь? Это было грубо. Я бы даже сказала, очень грубо для такого человека как Пак Чимин. Он бросил мне эту фразу с таким пренебрежением, что мне стало некомфортно. Захотелось сразу же вернуться обратно, будто место здесь, где мы видели только что Юнги, проклято его же энергией. Сглатываю и выхожу вслед за Чимином. И вскоре мы уже стоим у двери в палату 214. Я медлю, не могу заставить себя зайти. Внутри гложет непонятное предчувствие, будто вот-вот произойдет что-то плохое. Но что? Почему мне хочется развернуться и уехать отсюда? Не просто домой, а вообще из города. Забыть эту жизнь и всех этих людей. Абсолютно всех. Начать все с чистого листа. — Долго ты еще будешь мяться? — своим очередным грубым вопросом Чимин вырывает меня из раздумий и заставляет сделать несколько быстрых движений вперед. И вот я уже стою по ту сторону двери. ЧонГук полусидит в койке и задумчиво смотрит в окно. Его руки свободны от капельницы, он крутит в них свой телефон, будто бы решается кому-то позвонить. Я делаю еще пару нерешительных шагов вперед прежде, чем он замечает меня. Его взгляд полон… тревоги? замешательства? сомнения? Не могу разобрать. Однако в следующую секунду эта смесь сменяется надменностью. Превосходством и отчуждением. — Зачем ты сюда пришла? Холодный металл в его голосе проходится по всему моему телу, и я вздрагиваю. Теряюсь от непонимания происходящего. — Я… Я лишь хотела… — Ты совсем глупая, раз решила приехать сюда после всего, что узнала. Посмотри на себя, — он зло ухмыляется мне, получая наслаждение от каждого сказанного им слова, — насколько жалко ты выглядишь! Разве ты уже забыла? Я поспорил на тебя! Сделал ставку, что к концу этого года ты будешь бегать за мной, как преданная дворняга. Ох, как я прогадал! Нужно было спорить на месяц, ведь тебе хватило и этого! Его губы растягиваются в оскале, и я слышу смех. Эти звуки со всеми сказанными словами причиняют мне доселе невиданную боль, разрывают мне грудь. Я настолько ошарашена происходящим, что цепенею. Мне нечего сказать в ответ. Не знаю точно, дышу ли я. Единственное, что осознаю, — я не могу отвести от него своих глаз. Я не могу поверить. — Ну ладно, — снова возвращается к своему ледяному тону. — Поиграли, и хватит. Ты мне надоела! Знаешь, вообще я думал, что с тобой будет поинтересней. Ты ведь постоянно строила из себя недотрогу, а на деле оказалось, что ты такая же шлюха, как и все. — Он делает паузу ради моей реакции, но я даже не знаю, как мне реагировать. — Я больше не хочу видеть тебя рядом с собой, усекла? Конечно, за твою преданность мне я, так и быть, подарю тебе ту безопасность, на которую ты повелась. Лишь при условии, что ты не напишешь мне ни слова, и не позвонишь. В противном же случае, я спущу на тебя всех своих собак, малышка. — На этих словах его тон становится ласковым, будто он издевается надо мной, но после возвращает себе прежнюю холодность и строгость. — Все, свободна. Он небрежно машет рукой в мою сторону, тем самым давая знак, что больше не нуждается в моем присутствии. Но я так и остаюсь на месте, не в силах переварить сказанное. Не в силах двинуться даже на миллиметр. Он выжидает, смотрит мне прямо в глаза. Холодно. Мне снова холодно. — ПОШЛА ОТСЮДА! Его крик пробуждает в моем теле резкий и безумный порыв. Я повинуюсь ему: разворачиваюсь к двери и выбегаю из палаты, сразу же налетая всем телом на кого-то. — Эй, ты чего? Чимин. Даже не поднимая глаз на него, разворачиваюсь к лестнице и быстрым шагом, насколько мне позволяет мое тело, спешу на выход. Я — шлюха. Как и все.