Брат за брата

— Нет. — Нацу, пожалуйста… Они препирались уже полчаса. Нацу, после нападения медведя просидевший дома несколько дней, вдруг сорвался в город, а Люси, обычно послушно дожидавшаяся его, на этот раз запросилась с ним. Тот на все аргументы лишь раздражённо отмахивался: «Не выходи на улицу, и ничего с тобой не случится». Устав его убеждать, Люси использовала последний женский аргумент. Нацу аж перекосило при виде её слёз. — Да трахаться я еду, трахаться! — заорал он, багровея. — Я не буду смотреть, — шмыгнула носом Люси. — Дура! — зло плюнул Нацу. — У тебя пять минут, — и вымелся за дверь, видимо, опасаясь, что не сдержится и открутит чью-то «глупую блондинистую голову». В городе они сначала объехали с полдюжины магазинов, и лишь потом свернули к двухэтажному домику, покрытому голубой, кое-где потрескавшейся краской. Незакрытая калитка тихо поскрипывала на ветру, подпевая ржавому флюгеру в виде летящей на метле ведьмы. Во дворе то тут, то там торчали из снега фигурки садовых гномов с облупившимися, выгоревшими на солнце лицами. На крыльце, размокшие от снега, унылой кучкой лежали газеты. Нацу, равнодушно переступив через них, пошарил рукой за верхней притолокой и, вытащив оттуда ключ, отпер дверь. — Это я! — крикнул он громко, переступив порог. Над головой что-то грохнуло, зазвенело и снова стихло. Нацу не разуваясь прошёл вглубь дома, оставляя за собой грязные мокрые следы, и вернулся уже без пакета, который до этого держал в руках. — Ну чего стоишь? Раздевайся, — хмуро буркнул он Люси. — Надо же, какие люди! — неожиданно хмыкнули у него за спиной. — А я уж думала, не появишься больше — почти неделю носа не казал. — Дела были. — Дела-а-а? — иронично протянул тот же хрипловатый голос. Нацу бесцеремонно сдвинули в сторону, и выступившая из-за его спины девушка окинула Люси долгим внимательным взглядом. — Какие, однако, дела у тебя… интересные. — Какие есть, — огрызнулся тот, уходя на улицу. От хлопка закрытой двери жалобно зазвенели стёкла. — Вот так всегда — набедокурит и сбежит, — вздохнула ему вслед хозяйка дома и протянула узкую ладонь: — Я Кана. — Люси. — Пойдём, чего тут стоять? — зевнула Кана. — Куртку на сундук можешь бросить, а то вешалка на одном гвозде держится. Они устроились на небольшой кухоньке. Здесь царили такие же запустение и беспорядок, как и во дворе: грязная посуда в раковине, пожелтевшие занавески, заваленный упаковками из быстрой доставки стол. Кана, нисколько не смущаясь, сгребла их на пол и начала потрошить пакет, комментируя каждую вытащенную оттуда вещь. — У тебя чего такой дубак? — прервал её Нацу, сгружая на стол ещё пару пакетов. Люси, стараясь сделать это незаметно, зябко поёжилась: ей в тёплом свитере и штанах уже становилось прохладно, а хозяйка дома щеголяла в длинной юбке и хлопковой кофте с открытыми плечами, да к тому же босиком. — Бойлер накрылся, — отмахнулась Кана, убирая продукты в практически пустой холодильник. — А мастера вызвать? — Денег нет. Это только ты с меня натурой берёшь, остальным нужны хрустящие бумажки. — А на это деньги нашлись? — Нацу брезгливо ткнул пальцем в початую бутылку коньяка, скромно притулившуюся на подоконнике. — Инструменты где? Не пропила ещё? Не дождавшись ответа, он снова ушёл. Кана, показав ему в спину язык, сняла с крючка джезву. — Знала бы, что явится, заранее спрятала бы, — вздохнула она, зажигая плиту. — Теперь так и будет волком смотреть — не любит спиртное. После того, как его папаня замерз насмерть пьяным, на дух не переносит. — Что? — удивлённо выдохнула Люси. По версии Нацу всё было совсем не так! Почему он ей солгал? Не думал, что кто-то другой поведает ей иную версию, или то, что она услышала сейчас, — официальный вариант тех событий, чтобы не раскрывать жуткую правду? — Он тебе не рассказывал? — посмотрела на неё через плечо Кана. — Маркус, как с войны вернулся, пить начал беспробудно: его там контузило, а потом посттравматикой накрыло. Он и до этого буйным был — из полицейского участка по молодости, как говорят, не вылезал. Кто-то не особо умный посоветовал ему по контракту служить, и ему совсем башню сорвало — напьётся и жену с мальчишками колотит. Нацу вечно в синяках ходил, а мне врал, что упал. — Вы с ним с детства дружите? — поняла Люси. — Да, хоть я на несколько лет его старше. Лисанна всё за верную монету принимала, наивное дитя, но меня подобными сказками обмануть было трудно. Тебе кофе, кстати, с чем? Чёрный, с молоком? Вроде даже сахар был где-то. Хлопнула входная дверь. Нацу сунулся в кухню, отобрал у Каны кружку, которую она собиралась поставить перед Люси, скривился, сделав большой глоток: — Совсем сдурела её кофе поить? — От одной чашки ничего не будет, — возразила Кана. — От твоего — будет. Соку лучше налей. Яблочного. Томатный она не любит. И пожрать свари. Он снова ушёл. Кана побурчала о неких баранах, возомнивших себя пупом земли и пачкающих её пол, который она, между прочим, мыла аж на прошлой неделе! — и принялась-таки за готовку, даже Люси под шумок подбросив несложную работёнку. А та и не возражала. Потому что так не думалось о том, как можно любить того, кто приносит столько боли, а то, что Нацу любил отца, она нисколько не сомневалась: его горе было искренним. Кана тоже не давала ей скучать, забросав вопросами о беременности: когда срок, кого она хочет — мальчика или девочку, выбрала ли имена… Люси отвечала неохотно. Ей не очень нравилось повышенное внимание к её «интересному положению», поэтому она всеми силами старалась избежать расспросов, считая их не просто неуместными, а даже вредными: не стоит лишний раз тревожить малыша исключительно ради того, чтобы удовлетворить чьё-то не вовремя разыгравшееся любопытство. И даже в «эфире» старалась соблюдать благостную тишину, не желая своими мыслями и разговорами влиять на ребёнка, тем самым мешая ему становиться собой. — Никак не пойму, что с твоими волосами, — поставив в духовку пирог, сменила тему Кана. — Они будто пожжённые. Люси смущённо заправила отросшую прядь за ухо. Сейчас волосы уже не торчали в разные стороны, как месяц назад, но всё равно выглядели не лучшим образом. Она честно рассказала Кане о своём провале с готовкой. Та смеяться не стала («Ты бы видела, как я с этой допотопной железякой управлялась», — призналась она, кивнув на старенькую электрическую плиту), а сразу предложила помощь: — Давай я их подстригу немного? Не переживай, я умею. Люси кивнула: терять ей, в общем-то, было нечего. Даже если парикмахер из новой знакомой такой же, как хозяйка, на фоне всех унижений, через которые ей пришлось пройти за последний месяц, это вряд ли выделится чем-то особенным. Они поднялись на второй этаж, в такую же захламленную, как и весь остальной дом, комнату, только вместо коробок здесь валялась одежда. И лишь у огромного зеркала, какие бывают в салонах красоты, царил идеальный порядок: выставленные по размеру баночки и бутылки, сверкающие чистотой, будто отполированные расчёски, острые даже на вид ножницы, стоящие стройными рядами головы с париками… — А зачем вам столько? — не удержала любопытства Люси, указывая на разноцветные искусственные волосы. — Я гримёром в театре работала, — снимая один из париков с подставки, ответила Кана. — В другом городе. Когда отец заболел, приехала и прихватила их с собой. Думала — ненадолго, а торчу здесь уже целую вечность… — Она уныло вздохнула, но тут же встряхнулась и протянула парик Люси: — Хочешь примерить? — Очень! Она никому не признавалась, что хотела стать актрисой, прекрасно понимая, что не с её характером мечтать о сцене. Ну хотя бы так прикоснуться к своей мечте… Они начали с высокого старинного парика, постепенно переходя к более современным и ярким, совсем забыв, зачем сюда пришли. Последним на примерку оказался короткий платиновый паричок. Люси едва успела поправить упавшие на лицо пряди, как в комнату заглянул Нацу. — Вы чего здесь де… — начал было он и осёкся. Его лицо даже не побледнело — посерело, в глазах плеснулся ужас, будто ему встретилось привидение, кадык нервно дёрнулся. — Сними… — прохрипел он, буквально выпрыгивая за дверь. На этом примерка закончилась: у Люси от странной реакции Нацу пропало настроение, а Кана — то ли в шутку, то ли всерьёз — озадачилась сохранностью своего жилища: «Этого проглота если не накормить, весь дом разнесет». Тот уже и правда старательно исследовал все кастрюли и сковородки, что-то бурча себе под нос, а потом с такой жадностью набросился на еду, стоило им сесть за стол, словно его неделю не кормили. Кана, искоса поглядывая на него, делилась местными новостями, совершенно не переживая о том факте, что это мало кому может быть интересно: Люси здесь никого не знала, а Нацу, судя по выражению лица, привлекало лишь содержимое тарелки, и на все попытки вовлечь его в разговор он отмалчивался. — О, кстати, вы уже договорились с врачом? — неожиданно спросила Кана, от драки в баре перейдя к отключению света в больнице. — С каким врачом? — соизволил-таки отреагировать на неё Нацу, не донеся ложки до рта. — С «таким», — передразнила его Кана. — Если ты не заметил, Люси скоро рожать. Или ты сам собрался роды принимать? Нацу, сунувший было ложку в рот, подавился. Откашлявшись, он шагнул к раковине и, напившись прямо из-под крана, испытывающе посмотрел на Люси: — Что, совсем скоро? Та неуверенно кивнула. Она была у врача только в самом начале беременности, желая убедиться, что тест не соврал, потом Зереф увёз её на остров, а тамошний врач бывал на рабочем месте редко и постоянно путался в расчётах. — Ладно, решим. — Нацу вытер губы тыльной стороной ладони и кивнул Кане: — Пошли уже. — Не терпится, — подмигнула Люси та, поднимаясь. — Посуду оставь, — махнула рукой она уже в дверях, — я потом сама уберу. Оставшись одна, Люси спрятала остатки еды в холодильник, сложила грязные тарелки в раковину, протёрла стол и… поняла, что больше ей заняться нечем. Чтобы не сидеть на кухне, она перебралась в гостиную — здесь хотя бы можно было полистать журналы. Просмотрев парочку — все они, как один, оказались для профессиональных парикмахеров, Люси, стараясь двигаться осторожно, чтобы ни на что не наступить и не уронить, прошлась по комнате, неожиданно к своему удовольствию обнаружила нечто более интересное — фотографии. Они занимали весь комод и стену над ним. Как она не заметила их раньше? Чёрно-белые и цветные, совсем старинные, судя по одежде запечатленных на них людей, и более свежие. Люси сначала рассмотрела те, что висели, потом перешла на стоящие и даже лежащие стопкой на комоде. Одна из них, притаившаяся в самом низу, заставила её долго вглядываться в лица изображённых на снимке детей. Троих, пусть и с трудом, Люси узнала: Нацу, Зереф и Кана. Вторая девочка с короткими, по плечи, белыми волосами была ей незнакома. Может, это и есть Лисанна? Если, по словам Каны, они дружили вчетвером, то это могла быть только она. Люси осторожно провела по стеклу пальцем. Какие же они здесь! Весёлые улыбки, перемазанные чем-то явно сладким мордашки, по-детски тонкие руки, крепко обнимающие такие же цыплячьи шейки… Перед глазами встало искажённое злобой лицо Нацу, когда он говорил о брате, набатом зазвучали в ушах страшные обвинения. За что же они так друг с другом? Люси часто-часто заморгала, пытаясь избавиться от мутной пены перед глазами, но их наоборот резануло сильнее. Она вслепую зашарила перед собой руками и, нащупав комод, кое-как пристроила на него рамку, но, видимо, не совсем хорошо, потому что та упала на пол — судя по раздавшемуся грохоту, не одна. По лестнице дробно зашлёпали чьи-то босые ступни. Через мгновение её схватили за плечи, куда-то потащили, усадили на мягкое. — Что?.. — судя по задушенному голосу, на продолжение фразы просто не хватило воздуха. Люси, потерев веки, смогла наконец открыть глаза. Нацу стоял рядом, взъерошенный, бледный, в одних штанах. Надо было что-то сказать, успокоить его, но она могла лишь неприлично пялиться на чужой обнажённый торс, чувствуя, как пылают щёки. — Ну?! — снова встряхнул её Нацу. — Всё нормально, — наконец отмерла Люси. — Мне что-то в глаз попало, и я уронила… Лицо Нацу в одно мгновение из встревоженного стало сердитым. — Сиди здесь, — прошипел он, наклоняясь ещё ближе, — и не смей вставать, пока я не вернусь, поняла?! Люси заторможено покивала. Нацу, выпрямившись, постоял немного, словно хотел убедиться, что она выполнит его приказ, и снова ушёл на второй этаж. Правда, пробыл там недолго — не прошло и получаса (старинные ходики весело тикали прямо напротив дивана), как он, уже полностью одетый, сбежал вниз. — Вы уже всё? — недоумённо хлопнула глазами Люси. Нацу ожёг её таким взглядом, будто желая испепелить на месте, рявкнул: «Одевайся!» и выскочил на улицу, даже толком не надев куртку. — Что-то случилось, да? — чуть не плача спросила Люси у спустившейся Каны. — А что у них там может случиться? — саркастично усмехнулась та. — Трагедия всемирного масштаба — член не встал! Обсуждать эту тему у Люси не было ни малейшего желания, поэтому она, кое-как попрощавшись, поспешила в машину. Нацу молчал, вцепившись в руль с такой силой, что у него побелели костяшки пальцев. Однако его выдержки хватило ненадолго: стоило им выехать из города, он резко свернул к обочине. Люси, зажмурившись, вцепилась в кресло, как тогда в лесу. Характер у Нацу и так не подарок, а на что он способен, раздосадованный неудачей и неудовлетворённый? Мужчина в таком состоянии опаснее дикого зверя — она читала еженедельные криминальные сводки, а кое о чём, живя не в самом благополучном районе, слышала практически из первых уст. Насильнику всё равно, кто перед ним: беременная жена, одинокая соседка или невинный подросток, главное — собственное удовольствие. И если Нацу захочет удовлетворить своё, у неё нет ни единого шанса противостоять ему. Водительская дверь хлопнула. Захрустел снег. Недовольно застрекотала какая-то птица в ответ на полившиеся потоком матерные ругательства и сдавленное рычание. Глухо загрохотало, отдаваясь неприятной дрожью во всём теле, будто чем-то колотили по железу. И вдруг всё стихло, даже собственного дыхания стало не слышно. Люси, не в силах больше выносить эту звенящую тишину, открыла глаза. Нацу стоял, опираясь на капот сжатыми кулаками — на правом алели сбитые в кровь костяшки. С нижней припухшей губы медленно тянулась вниз тонкая ниточка слюны. Словно почувствовав её взгляд, он поднял голову. Люси едва не заскулила от ужаса — настолько он был сейчас похож на застреленного им медведя. Только спасти от него её будет некому… Резко оттолкнувшись от капота, Нацу выпрямился. Тиранул кулаком рот, размазывая по лицу кровь, медленно шагнул к обочине, умылся снегом… Сел в машину, стараясь не встречаться с Люси взглядом, резко повернул ключ зажигания, но мотор, чихнув, заглох. — Чтоб тебя… — уронив голову на руль, как-то обречёно выдохнул Нацу — видимо, на другую реакцию после гневной вспышки у него не осталось сил. Посидев так некоторое время, он всё же выбрался поискать причину поломки и провозился достаточно долго, чтобы Люси начала превращаться в ледышку. Она старалась не слишком громко стучать зубами, но Нацу, уже снова занявший своё место, заметил. — Замёрзла? — уточнил он и, не дожидаясь ответа, стащил с себя куртку. Накрыл её сверху, как одеялом, старательно подоткнув со всех сторон. — Скоро станет теплее. — А т-т-ты? — больше из вежливости спросила Люси. У неё просто не хватит моральных сил вернуть куртку владельцу! Нацу привычно отмолчался, как делал это, когда не хотел разговаривать или отвечать на вопросы. Люси больше не стала к нему приставать: уткнулась носом в меховой воротник, опустила налившиеся тяжестью веки и задремала, согревшись. Её разбудил хлопок двери: приехали. Люси с сожалением выбралась из-под куртки, поёжилась от обнявшего за плечи морозца и, выбравшись из машины, осторожно посеменила в сторону дома. Нацу пристроился за спиной, почти вплотную, поэтому ожидаемо налетел на Люси, когда она резко остановилась. — Дверь… — Что? Началось? — забеспокоился Нацу, очевидно, не расслышав, что она сказала. — Дверь, — повторила Люси, указывая на широкую щель в проёме. — Мы ведь её закрывали, когда уезжали, да? — Да, — растерянно выдохнул Нацу. — Какой же я… — Он провёл ладонью по лицу, и от этого жеста словно очнулся. — В машину! Мы немедленно уезжаем! — И даже не поздороваешься? — вкрадчиво поинтересовались за спиной. — Как-то это невежливо, братец. Сейчас Люси не хотела оборачиваться — она и так знала, кто заглянул к ним на огонёк. Но её будто насильно потянули за плечи. От холодной злобной усмешки в некогда горячо любимых глазах по спине пробежали мурашки. — В дом! — скомандовал Зереф. Ружьё в его руках качнулось, подтверждая приказ.