гейская солянка.

У Тама сердце болит, отстукивает о ребра погребальный вальс, хочется просто не видеть всего происходящего. Тар боялся парней, шугался даже его, Тама, который всегда был рядом, который в детстве прятал от шума грозы в своей кровати, который оставил фингал тому самому хулигану, что посмел обидеть его малыша, который всегда прикрывал от родителей, но он панически боялся его. И Там понять не может, куда же эта фобия девается когда на горизонте сверкает бывший парень младшего. Тар за ним как назойливый щенок, по пятам и хвостиком своим так любовно виляет, обнажая белоснежные зубы. Глаза горят, будто и не было никаких проблем и Таму бы радоваться, но глаза сияют не для него. Они никогда не сверкали, когда младший смотрел на него. Тар никогда не принадлежал ему, и Там это прекрасно понимает, но принять не может, потому что в голове лихорадочно крутится мысль, что не принадлежал и не будет. Хоть кому на поруки, только не ему. И Там злится, столько агрессии вываливает на брата, что самому тошно, но сделать он ничего не может. Родители снова уехали, оставив Тама с этой ебаной неловкостью и младшим братом одних. Там с подоконника спрыгивает, как только слышит, что дверь открылась. Тар без шапки, раскрасневшийся от холода, в расстегнутой куртке и побелевшими от холода руками. Его бы сейчас обнять и пригреть. — Твоему ебырю похуй, что ты заболеешь? – и ядовито так, выплевывает прямо в лицо. — Не начинай пожалуйста, – улыбка с лица пропадает. — Нравится, когда в тебе кто-то находится? – смех нервный, — Чем я хуже, сука? – за рукав куртки дергает, а после толкает к стене. Там понимает, что Тар такой хуйни не простит. Там понимает, что он может и не пережить такого, не во второй раз в своей недолгой жизни. Таму абсолютно похуй, потому что всю сознательную жизнь он заботился о чувствах Тара и никогда, ни разу о своих собственных. Куртка слетает куда-то на пол и старший целует все, до чего дотягивается, слезы младшего его не останавливают. Он джинсы стягивает, молнию не расстегивая и входит резко и глубоко, слыша, как его брат захлебывается слезами. — Ненавижу, – вымученно и тихо. — Неужели он тебя так давно не трахал? – он наигранно удивляется и кусает куда-то в загривок. Когда по худощавым бедрам стекает кровь, а младший перестает сопротивляться, Там понимает, что Тара в его жизни больше не будет. Эта мысль заставляет долбиться глубже, запоминать тесноту столь желанного тела. Сколько раз он представлял себе эту картину перед сном. Сколько мечтал о взаимности. Семь лет безответной любви перечеркиваются одним безумным срывом, и Там кончает, позволяя младшему сползти по стене. — Ты та еще шлюха, зря я тебе не верил, – он говорит быстро и сухо, скрываясь в своей комнате. Вещей Тара по утру не находит.