Exhausted

      — Юнги, постой!       Хосок успевает схватить парня за запястье, но Мин с силой выдёргивает руку и смотрит на него, сверкая тёмными глазами из-под чёлки. Во взгляде его сплошная сталь, пробирающаяся в интонации голоса, когда он рычит:       — Не смей даже прикасаться ко мне.       Он кидает в сторону Чона презрительный взгляд и идёт на выход, и тот думает, что вот оно. Всё зациклилось, пошло по кругу, но только на этот раз убедить Мина будет гораздо сложнее. Возможно, Хосок пожалеет, но он готов, если это хоть как-то поможет Юнги понять, что у них действительно нет цели убивать Чонгука.       — Юнги, — голос Хосока непривычно холодный и напряжённый. Хосок не любит быть жестоким, не любит проявлять какую-то жёсткость, нехарактерную для него, но имеющуюся в инвентаре его навыков.       Некоторые качества просто необходимо вырабатывать, чтобы быть лучшим и иметь какое-то влияние на людей, чтобы достучаться до них, погружённых глубоко в себя и свои проблемы.       Блондин закатывает глаза и снова поворачивается, кидая на него взгляд, полный чистого и неподдельного непонимания. Старший хватает его за предплечье и тянет в сторону своего мотоцикла. Хосок редко водит, так как очень устаёт и может просто-напросто заснуть за рулём, или быть слишком рассеянным и невнимательным, чтобы следовать правилам дорожного движения. Но Мин даже не сопротивляется, лишь недовольно пробегается острым языком по узким губам и громко сопит.       Уже в квартире Юнги ставит сумку с ноутбуком на пол и садится на кровать, скрещивая ноги по-турецки. Хосок спокойно проходит внутрь, как к себе домой, ставит чайник и вздыхает, когда видит, что холодильник пуст. Разговор обещает быть трудным, поэтому он старается собрать всё оставшееся у него терпение и силы, чтобы раскрыть то, что нужно было уже давно рассказать, максимально непринуждённо.       Он ставит на тумбочку рядом с кроватью крепкий чай для Юнги, а сам садится в кресло. Мин смотрит ему в глаза требовательно и с вызовом, ожидая, словно выманивая. Но Хосок совсем не настроен на то, чтобы вести немую борьбу за непонятно что, поэтому отпивает свой чай и прочищает горло.       — Я расскажу тебе, почему так ненавижу J.I. и иду против этой организации, рискуя своей безопасностью, да и жизнью в принципе.       Мин буквально на несколько секунд позволяет проскользнуть тени удивления на своём лице, но быстро берёт себя в руки. Он кивает и подвигает к себе ближе кружку, сразу как-то успокаиваясь. Понимает вдруг, что ему стоит ждать нападения с чьей угодно стороны, но только не от Хосока. Тот ни разу его не подвёл за это время, и всегда был на его стороне. Так в чём тогда смысл не доверять ему?       Тем не менее, Юнги до сих пор не до конца может верить Чону. Это может быть какая-то игра, которую они все вместе ведут, чтобы свести его с ума окончательно. Может быть такая грамотная многоходовочка, где все следуют какому-то очень извращённому плану. Он всё ещё их оружие против единственного мощного соперника, настоящего гиганта, держащего на плечах безопасность сети.       Он не может верить стопроцентно, ему нужны подтверждения, что-то, что поможет ему понять, какая из сторон воюет за добро. Он понимает, что J.I. не может быть белой и пушистой, у неё есть свои скелеты. Просто сам он до них не добрался, никогда не думал — ему и не нужно было. Просто выполнял свою работу и не совал нос, куда не нужно.       Нет ничего странного в том, что он решает потом перепроверить всю информацию, которую сейчас услышит. Хосок садится немного поудобнее и выпрямляет спину.       — Я жил абсолютно нормальной жизнью: полная семья, и я единственный ребёнок в ней. Всегда хорошо учился, с детства знал, чем хочу заниматься в будущем. В общем… — Хосок тяжело вздыхает и понимает, что всё идёт гораздо тяжелее, чем он думал. Легко вскрыть кого-то, но открыться кому-то намного сложнее. Но он понимает всю важность слов, что должен произнести, и понимает также, что это не пройдёт бесследно между ними с Юнги. Либо расставит все точки, либо поставит одну окончательную.       — В тот день, когда убили моих родителей, я пошёл к другу на ночёвку, поэтому не застал их смерти, не видел, кто это сделал. Всё то время, пока я учился в институте, проходил стажировку и начал работать по специальности, я не знал, кто их убил, и для чего. Уже потом, когда я познакомился с Намджуном, он предложил мне сделку. Я должен был помочь как психотерапевт… — Он делает паузу, пока не уверенный в том, что Юнги стоит знать всё. — А он в обмен должен был дать мне полную достоверную информацию об убийцах моих родителей, со всеми доказательствами и прочим. С этими документами я бы смог спокойно посадить всех этих ублюдков, что потом я и сделал. Их было трое, и каждому влепили пожизненное. Все они были из главного офиса J.I.       Хосок поднимает взгляд от чая, танцующего по стенкам кружки. Руки у него дрожат, и он сжимает посудину крепче на всякий случай, хоть и понимает, что это вряд ли поможет. По-хорошему, ему следует поставить кружку на стол, чтобы не разлить. Но с пустыми руками будет хуже. Так он может хоть немного прикрыться.       Может, Юнги заслуживает того, чтобы перед ним были абсолютно открыты и честны — но Хосок и не врёт ему. О каких-то деталях умолчал, что-то решил не говорить. Но это не относится к той категории вещей, о которых говорят при знакомстве. Вполне возможно, однажды он расскажет всё, даст выход своим эмоциям и демонам, грызущим его долгими ночами, которые он проводит в одиночестве в их с Намджуном квартире, когда того в ней нет.       Что-то в Хосоке успокаивается в этот момент, наконец-то высказанное и услышанное. И он находит в себе силы поднять взгляд, чтобы столкнуться с Юнги, смотрящим на него в ответ так же внимательно и цепко. Юнги изучает и пытается понять для себя что-то — Хосок знает. Поэтому кивает.       — Вот моя основная причина.       Ему не нужны все эти вынужденные “ох, мне так жаль” или отсутствующие, нейтральные “сочувствую”. И Юнги не говорит этого, за что он чертовски благодарен. Потому что все эти фразы не вызывают в нём никаких чувств, кроме пассивной злости. Молчание предпочтительнее лжи.       Вместо этого Юнги подаётся вперёд, упирается в колени локтями и прикрывает глаза.       — С чего ты решил, что информацию, которую тебе дали, не подделали?       — Потому что мне её дал Чимин. А Чимину я верю.       Юнги снова начинает хмуриться.       — Да кто вообще Чимин такой, что ты так вцепился в него? — спрашивает он, и в его голосе есть эти раздражённые рычащие ноты. — Вы все. Чего он вам такого пообещал, что вы не можете пойти поперёк его слова? — он взмахивает рукой, выражая своё недоумение абсолютно каждой реакцией тела. — Пляшете под его дудку, делаете всё, что он скажет. И почему-то все решили, что я буду делать то же самое!       Хосок решает, что пора. Больше тянуть нельзя, иначе всё скатится ниже некуда, а это никому не надо. По-хорошему, Чимин должен сам рассказать Юнги об этом. Но, зная его, Хосок понимает, что Чимин, скорее, расшибётся о стену, чем пойдёт на такое.       Он ждёт, пока Юнги перестанет ворчать что-то себе под нос, и слабо улыбается. Странно, наверное, что он находит в этом парне что-то настолько забавное, что легко отпускает себя в такие простые реакции.       — Знаешь, как Чимин вышел на тебя? — он щурится, словно это всё игра, и готов рассмеяться, когда Юнги щурится на него в ответ. — Та жуткая авария, в которую ты попал, и после которой у тебя и начались паранойя и бред преследования, была на первых страницах в новостях. И тогда же стало известно от журналистов, что ты буквально гений программирования, у тебя много заслуг и ты очень известен в своих кругах.       Он замолкает, наблюдая, выжидая, смотря за тем, как Юнги постепенно складывает информацию по папкам в своей голове, чтобы затем расставить по полкам в шкафу. Он видит тот момент, когда до Мина начинает доходить. И тогда подливает немного масла.       — Тебе не кажется странным, что ты попал в аварию именно тогда, когда у тебя была назначена встреча с главным конкурентом J.I.?       Лицо Юнги мрачнеет прямо у Хосока на глазах. Взгляд темнеет, становится одновременно опустошённым и опасным, скрывает в себе угрозу, которую сможет воплотить, ведь имеет на это ресурсы и средства. Руки Юнги непроизвольно крепче сжимают чашку, которую он так и не поставил. Костяшки пальцев белеют от силы, с которой он на стенки керамики давит.       — А вот Чимину показалось, — Хосок хмыкает, ощущая какую-то гордость от того, что говорит об этом. — Он знал всё с самого начала. О том, что ты работаешь на Чонгука, что у тебя паранойя, что планируется твоё похищение: когда, где и кто именно это будет. Только благодаря ему ты жив, Юнги.       — Он сделал это только ради своей собственной выгоды, — отстранённо бурчит Мин. Хосок отмечает это, как и то, что, скорее всего, раньше Юнги бы процедил это сквозь зубы.       — Может быть, не отрицаю, — соглашается он, вдруг совершенно спокойный. — Но также ему не захотелось, чтобы ты умер так просто, ничего толком не сделав, да ещё и от лап J.I. — Юнги смотрит на него из-под чёлки, и Хосок добавляет: — Он не жалел тебя, нет, не подумай так. Мысли в другом направлении, с точки зрения товарищества, другого хакера. Это просто была солидарность, своего рода.       Тишина разливается между ними вместе со сгустившимися сумерками. Комнату наполняет только звук птичьих шагов по отливу.       Хосок даёт Юнги время на то, чтобы подумать обо всём, хотя бы устаканить полученную информацию. Он уверен, что младший захочет структурировать данные, поступившие к нему в базу, и для этого он выберет время, когда рядом никого не будет. Когда он сможет пройти через осмысление сказанного и услышанного в полном одиночестве.       Он видит, что Мин успокоился. Хотя бы внешне он не выказывает никаких очевидных агрессивных намёков. Кажется, его успокоило то, что он услышал этим вечером, переходящим в ночь, когда тень растёт до величины комнаты, топя в себе всё вместе с уходящим днём.       — Теперь ты понимаешь, что нам не нужен Чонгук? — подводит он черту. — Да, он сын главы J.I., но, если не будет нападать на нас, мы тоже не будем. Всё просто.       Юнги молчит какое-то время, погружённый в себя. По его отсутствующему взгляду Хосок понимает, что голова хакера забита вопросами, адресованными не ему. Переосмыслять всегда сложно, когда твоя истина оказывается ложной.       Хосок видит это в его глазах. Этот немой вопрос: “Неужели Чонгук знал всё это, но скрывал от меня всё это время?”. Хосоку жаль, но ещё больше он удивлён, что Чонгук делал это.       — Хосок, — наконец-то доносится до него тихое, осторожное, совсем потерянное, сквозь пространство между ними. Чон привычно улыбается своей фирменной тёплой улыбкой и пытается рассмотреть смутные очертания чужого присутствия. — Расскажи о Чимине немного...       Темнота должна помочь, она сближает. В ней не видно, насколько Юнги неловко, насколько он сильно смущён. Хосок понимает, конечно. Он ставит кружку на край журнального столика и достаёт из кармана пачку сигарет, решая, что, если не расскажет ему про Пака, Юнги так и не узнает ничего толком. Так и не сможет довериться им до конца.       Если его полное погружение в работу команды напрямую зависит от того, узнает он правду или нет, то Чон готов рассказать всё необходимое. Мин работает с ними два месяца, и уже влип, поэтому какой смысл что-то от него скрывать? За это время он, имея такие мозги и постоянно растущий список навыков, смог бы одурачить Чимина на раз-два, но почему-то ещё этого не сделал.       Хосок справедливо полагает, что Юнги имеет право знать. Теперь, когда показал себя с лучшей стороны. Что бы там ни было причиной, по которой он пошёл им навстречу, поводов не доверять ему у них больше нет.       Да и, будучи пытливым и смекалистым, рано или поздно он бы сам добрался до сути.       — Чимин дружил с Чонгуком какое-то время, — начинает он. — Они оба увлекались программированием, и как-то спонтанно решили взломать базу данных одного из филиалов J.I. Чимин не знал, чей Гук сын, а Гук не отнёсся к этому серьёзно. — Хриплый голос Чимина звучит в его голове, когда он вспоминает одну из сессий, на которой Пак сам рассказывал ему это. — Чимина посадили в тюрьму в тринадцать лет. Знаешь, в ту самую, которую построили специально, чтобы свозить туда особо опасных преступников.       Он делает небольшую паузу, чтобы закурить, и на короткий миг огонёк зажигалки выхватывает из темноты его лицо. Ему даже кажется, он видит отблеск пламени в чужих глазах, словно ставших ближе.       — Его обвинили в массовом убийстве, якобы он напал на каких-то там важных шишек, в краже средств с основного счёта J.I., в нескольких хакерских атаках и в том, что он угрожал Чонгуку. И это всё, по их мнению, сделал подросток, которому вот-вот должно было стукнуть четырнадцать, мать его, — Хосок сам не замечает, как начинает раздражаться, вспоминая это, вспоминая и то, каким спокойным, отрешённым было лицо Чимина, когда он об этом говорил. Лицо человека, познавшего предательство в самом худшем из проявлений, брошенный, отвергнутый, сломленный. — И никого не заботил тот факт, что он просто физически не смог бы всё это провернуть, тем более, в одиночку!       Он резко выдыхает и глубоко затягивается после. Выравнивает дыхание, постепенно успокаивая сам себя, и чувствует себя неловко из-за того, что у его маленького срыва есть немой свидетель, смотрящий из темноты. Хосок не может оставаться равнодушным, потому что его друг пострадал, и пусть он понимает, что тогда не мог помочь, сейчас пытается.       И рассказать об этом всём — меньшее из того, что может для Чимина сделать. Взять ответственность, прикрыть спину, укрытую шрамами, что спрятаны под тканью рубашки и плотным пиджаком.       Юнги молчит. Он тоже даёт Хосоку время на то, чтобы взять себя в руки. А Хосоку отчаянно хочется взять в руки его.       — Естественно, Чонгуку ничего не было, — продолжает он немного хрипло. — Папаша вывернул всё так, как будто эти двое вообще друг с другом не были знакомы. Чимину выдвинули срок в несколько пожизненных, но он отсидел всего девять с половиной лет. Его выпустили, потому что кто-то нашёл доказательства его невиновности. Все эти несостыковки — всё это привлекло внимание ещё в день суда, но, когда у тебя есть деньги, весь мир у твоих ног. — Он ухмыляется. — У Чимина их не было.       Стоит ли говорить, что он пережил в тюрьме, где отбывают срок самые отбитые и пришибленные преступники? Наверное, Юнги понимает это, он ведь не в сказочном мире живёт. В его собственном постоянно происходят какие-то катастрофы, и гибнут люди, и его тоже пытаются убить. Он бы не скрывался, если бы всё было хорошо и спокойно.       Хочется сейчас взглянуть в его лицо, увидеть там проблески понимания или намёк на то, что картина сложилась, как нужно. Хочется услышать, что он об этом думает; почувствовать, что он тоже зол. Что Хосок не один с этим. Но он продолжает тонуть во тьме, сидя в кресле в чужой гостиной, и некому его удержать.       — Он не был виноват ни в чём, — уже тише говорит Хосок, и даже плечи у него опущены, словно он устал, — однако им очень удобно прикрылись, и даже не думали, что он продержится хотя бы пару лет, — ухмылка сама лезет на губы. — Как видишь, продержался, и вполне себе функционирует. Я веду его лечение и держу под контролем его состояние, но предупреждаю, он бывает опасен. Так что лучше не выводи его из себя.       Рассказ действительно дался ему тяжело. Тяжелее, чем он предполагал, а ведь это даже не его история. Это та история, которая бывает только в книгах. Она не случается с подростками, сунувшими нос не туда, связавшимися не с теми. Этакие неудачники.       Но с Чимином произошла, и это самое пугающее. Может, думает Хосок, это поможет ему как-то, облегчит ношу, давящую ему на хребет, чтобы склонился к земле пониже и не высвечивал больше. Спина у Чимина прямая, голова всегда с вызовом вскинута. Но в линии его плеч есть надлом, напряжённый и болезненный, который не получается игнорировать.       Хосок верит, что помогает ему даже сейчас, пусть впускает чужака в не свою тайну. Чимин вряд ли сам когда-то рассказал бы обо всём Юнги, а если бы и сделал, наверняка посмертно. Такое Хосоку не нравится.       Он наконец-то может немного расправить плечи, и надеется, что Чимин, где бы ни был сейчас, делает это тоже, ощутив хотя бы маленькое облегчение. Потому что теперь вместе с ними под знаменем произошедшего и утерянного, они идут все вместе, и Юнги рядом с ними.       Мин шуршит тканью, перемещаясь в пространстве, словно ему не нужны глаза. Хосок может только догадываться, как часто Юнги перебирается с одного места в доме на другое, не включая свет, что настолько хорошо знает расположение предметов вокруг.       Ещё какое-то время они молчат. Этот крошечный шуршащий звук был единственным намёком на то, что Юнги не спит, но сейчас Хосок не уверен ни в чём. Он нащупывает на столике пепельницу и тушит о неё окурок, да так там его и оставляет.       — Я не знал насчёт Чонгука и J.I., — признаётся Юнги после долгого, напряжённого момента тишины. — Ничего из этого. Никто никогда не говорил о таких вещах.       — Ты мне веришь, Юнги? — Хосок ловит себя на том, что улыбается. — Что я сказал тебе правду?       Чон даже не надеется на положительный ответ, поэтому позволяет себе откровенное удивление и внутреннюю радость, из-за которой ему хочется подскочить с кресла и обнять ледяного мальчишку. Потому что Юнги говорит: “Да”, — и это то, ради чего Хосок всё начал.       Он не просит Мина рассказать о себе тоже, потому что понимает — не время. Юнги ещё не готов к ответной откровенности. Он сам пойдёт навстречу, когда найдёт в себе силы, и посчитает нужным это сделать. Никто не заставляет его, тем более люди, которые не желают ему ничего плохого, а наоборот его защищают.       Чон слышит стук в определённой последовательности и встаёт, чтобы открыть дверь, спотыкаясь обо всё подряд, что попадается под ноги. Намджун замирает на пороге, со светом, бьющим ему в спину и слепящим Хосоку глаза с непривычки.       — Свет для вас ещё не изобрели? — ворчит он и хлопает по выключателю. Свет заливает коридор, включается по пути следования старшего сначала на кухне, где он оставляет пакет с продуктами, а потом и в комнате, где кивает Юнги в знак приветствия.       Хосоку уже порядком надоела вся эта напряжённость между этими двумя. Хочется взять Юнги за руку или за плечи и заставить смотреть прямо в глаза. Хочется достучаться до него, донести до него простое: “Он купил тебе еду на свои деньги. Он заботится о тебе, потому что ему не плевать на тебя”. Но лишь стоит на месте и смотрит на то, как неловко оба его товарища располагаются в комнате.       Он также отмечает, что не помнит, чтобы Юнги сидел к нему так близко. Между ними было на момент начала разговора не меньше трёх метров. А теперь не больше одного между местом, где он сидит, и креслом, которое раньше занимал Хосок, а сейчас монополизировал для себя Намджун.       Им нужно развеяться. Чёрт возьми, им нужно забыться на какое-то время, расслабиться, окунуться в чужую жизнь. Притвориться нормальными хотя бы на одну ночь, словно не ведут они пока тихую, но всё же войну, против глобальной организации, подмявшей под себя несколько ведущих стран.       Поэтому парень, усаживаясь на диван рядом с Юнги и наблюдая за Кимом, что облокотился о спинку кресла лопатками и сложил руки на груди, говорит первое, что приходит на ум:       — Пошли в бар, а? Хочу накидаться и потанцевать на барной стойке.       Намджун не поддаётся на провокацию, не даёт себя дразнить. На его лице не появляется то самое выражение, вопящее о том, что Хосок сильно ударился головой. Он не нудит, мол, у нас война на носу, бла-бла-бла, нужно быть тише воды, ниже травы, и не привлекать к себе внимания.       За что Хосок его любит без ума, так это за то, что тот просто пожимает плечами, типа, “почему нет?”, и кидает “ты с нами?”, адресованное Юнги.       Юнги выглядит немного выбитым из колеи, когда смотрит на них по очереди, и, видимо, взвесив все “за” и “против”, на удивление Хосока, поднимается с дивана и натягивает куртку.       Хосок улыбается, наверное, слишком широко и довольно, когда Ким отходит немного вперёд, чтобы предупредить Чимина и позвонить Сокджину, позвать того с ними. Потому что Мин идёт рядом, спрятав руки в карманы и зябко приподняв плечи, которые Хосоку так хочется обвить руками. Холодно же.       Эта ночь станет чем-то, что должно помочь им выйти на новый уровень, что поможет им хотя бы немного сблизиться. Ночь-шанс, ночь-возможность, когда Юнги увидит, что Намджун не только убийца, но и обыкновенный любящий человек в первую очередь. Когда познакомится нормально с Сокджином и потанцует с самим Чоном. Это будет так прекрасно.       Хосок действительно рад спустя очень долгое время, что приятным теплом разливается по его внутренностям. Особенно, когда, спустя пару часов, он ловит робкую улыбку на губах Юнги, адресованную ему. Тогда откуда эта тревога?

***

      Чимин вгрызается в чужую руку и упирается ногами в пол. Дыхание ломается, застревает в зажатом широкой ладонью горле. Крепкие руки тащат его по длинным коридорам, затаскивая в какой-то кабинет, в который он обычно не заходит. Приковывают к стулу, легко выдерживая всю его оборону, и закрепляют руки за спиной наручниками.       Всё становится очевидно, когда Пак видит довольное лицо Ли Чонхуна, поправляющего чёрный пиджак в тонкую серую полоску. Мужчина опирается о край рабочего стола задней стороной бёдер и даёт своим людям указание убраться подальше, чтобы остаться с Чимином наедине, без лишних глаз и ушей.       — Так дела не делаются, Пак. Ты водил меня за нос слишком долго, — довольно ухмыляется он, демонстративно разглядывая наполированные ногти. Падающий из окна свет разбитого фонаря отражается в циферблате дорогих наручных часов, выглядывающих у него из-под рукава. — И ты прекрасно знаешь, что мне от тебя надо.       Чимин упрямо молчит, пока мужчина натягивает перчатки, специально громко шлёпая резинкой по коже. Парню страшно, но сохранить всю информацию для него важнее. Он успел перенести все их данные на резервный ноутбук, местонахождение которого знают только он и Юнги. Если его убьют, Мин сможет закончить в одиночку.       Из-за первого удара в скулу перед глазами застывают искры, после десятого — красная пелена. Что между ними — Чимин не понимает, всё сливается в однообразные действия, в самый простой алгоритм, рассчитанный на причинение вреда. Как вирус, который трудно убрать.       В голове проносится отстранённое и простодушное: “Вот бы кто-то из Кимов был здесь”, — но он тут один, и защитить его некому. Чимин сплёвывает кровь, наполнившей рот из-за разбитой губы и щеки, и не успевает вдохнуть, когда его хватают за шею.       — Если ты думаешь, что ты здесь самый умный, то ошибаешься! — Чонхун скалится ему прямо в лицо, держит крепко, сжимает больно. У Чимина в голове гудит от прилившей крови. — Мои хакеры легко тебя взломают, а тебя я возьму к себе, и ты будешь работать у меня под прицелом всю свою оставшуюся грёбанную жизнь!       Пак всё же зажмуривает глаза, когда на него тяжёлой волной накатывают воспоминания. Громкие звуки, в основном ор, и телесные повреждения — одни из основных триггеров для него. Он не может контролировать своё тело, когда начинает задыхаться из-за сжимающих его шею пальцев и подступающей паники.       Ли чертыхается, звук полон презрения, и отталкивает его лицо от себя. Голова Чимина непроизвольно откидывается назад и падает на грудь, пока он судорожно ищет глазами хоть что-нибудь, что может послужить ему оружием. Но не находит ничего.       Наручники крепко сковывают его руки, но для него это не проблема. Нужно просто встать на сторону Чонхуна, показать, что ты сдался, пускай это и не так. Мужчина умом особым не блещет, и своё место занимает только благодаря связям, которые в их мире решают всё.       Вышедший до этого из кабинета Ли возвращается и выстреливает куда-то в потолок. Чимину хочется закрыть уши руками, но он не может. Не может позволить своему внутреннему ребёнку так прятаться, словно это поможет ему хоть чем-то.       Он инстинктивно сжимается и низко опускает голову. Это всё напоминает ему о тюрьме, где никто и никогда не проявлял друг к другу хотя бы грамма сочувствия или жалости. Пак смотрит на Ли, на то, как тот крутит пистолет в руках, и думает, что — вот он, его единственный шанс. Он знает, что просто так сбежать не получится, потому что на этажах стоят люди Чонхуна, которые подготовлены и вооружены.       Чимин даже не может закрыться, когда Ли швыряет его на пол вместе со стулом, к которому он прикован; когда пинает по рёбрам, животу и голове так, что перед глазами темно от боли. Его бьют до тех пор, пока он не начинает задыхаться. Пак уже когда-то пережил подобное, поэтому это не в новинку для него, но безумно страшно всё равно.       Чонхун отходит, переговариваясь с кем-то по телефону, а хакеру остаётся только глотать ртом воздух, пытаясь вдохнуть нормально хотя бы раз. Лёгкие сжаты, мышцы брюшной полости свело судорогой. Он фокусирует взгляд и концентрируется на пистолете, который Ли не выпускает из рук.       Громкий односторонний разговор не даёт услышать, что происходит за дверью, но в то же время служит Чимину маяком, на который он идёт. Это помогает ему не потеряться в собственных воспоминаниях, оставаться здесь, пусть даже это никак не спасает его от боли.       Пока Ли занят, расхаживая по кабинету и размахивая руками, Чимин на пробу дёргает путы. Как и ожидалось, наручники так просто не снять. Хорошие, что сказать. Ли подготовился. Но Чимин не собирается сдаваться всё равно.       Мужчина заканчивает разговор вместе с последним отданным приказом и возвращается, грубо перехватывает волосы Чимина у корней и поднимает, чтобы вернуть его в сидячее положение. Вскрик срывается с губ Чимина, пока перед глазами у него всё мерцает от боли.       — На кого ты работаешь? Шпион? Работаешь на наших конкурентов, да? Отвечай! — орут ему прямо в ухо.       В этот момент Чимину становится понятно, что никто о нём по-прежнему не знает. Он отстраивал репутацию своей компании таким образом, чтобы никто не был в курсе того, как выглядит её владелец. Пак Чимин стал неким образом, призраком, которого никто не видел, о котором ничего не известно, но новостные ленты еле умещают в себе легенды, слагаемые городскими жителями. В народе негласно его организация носит его же имя, ставшее своего рода брендом.       И так неосмотрительно было сунуться к нему, ничего не разузнав. Это как-то резко его успокаивает. Потому что его ребятам по-прежнему ничего не угрожает.       Чимин мотает головой и сохраняет молчание, чтобы выиграть время. Пистолет всё ещё перед ним, и на данный момент эта его единственная цель.       — Кого ты пытаешься обмануть, у тебя всё на лице написано! — снова дёргает его за волосы Хун. — Все вы, уроды, одинаковые. Как будто один мозг на всех.       Буквально через несколько минут в кабинет заходит один из охранников и отдаёт Ли ноутбук. Мужчина приставляет пистолет к виску Чимина и тычет на технику, не переставая отдавать указания своим мерзким, срывающимся голосом. Чимину тошно от запаха съеденного на ужин чего-то, приправленного специями, исходящего прямо из оказавшейся возле его лица пасти.       — Ты сейчас же начнёшь переносить данные, — склоняется Хун к нему ниже, и в этот раз Чимин всё же не сдерживается и немного отворачивается. — Иначе я тебя убью. И мокрого места твоему боссу не оставлю, ты понял меня?       Чимин прикусывает изнутри губу и быстро кивает. Сейчас он проявляет колоссальное терпение, ведь благодаря ему его руки на совсем короткое мгновение освобождают, чтобы закрепить спереди.       — Шевелись, — взмахивает пистолетом Ли. — Не хочу здесь всю ночь проторчать.       Пак не рискует присылать своим сообщения о помощи, начиная подключаться к серверам, которые он разработал специально, если произойдёт подобная ситуация. Строчки кода с зависанием мелькают перед глазами. Ноутбук явно не тянет, и не понятно, чего от него ждут. Но Чимину просто нужно выиграть побольше времени; он справится, он защитит их разработки, и они закончат начатое.       Пак вытирает кровь под носом рукавом рубашки, продолжая печатать настолько быстро, насколько может со скованными руками и скрюченной спиной. Парень на пару секунд подключается через безопасный канал к камерам, чтобы посмотреть, сколько охранников на входе, и есть ли они вообще.       В коридорах есть несколько обманок, прицепленных специально для этого. Те редкие камеры, что действительно работоспособны, установлены так, чтобы охватывать абсолютно всю площадь здания. Чимин не один день провёл, пялясь поначалу в экран, где онлайн транслировалась запись с каждой из таких малышек, поэтому точно знает, куда нужно смотреть.       Коридоры на его этаже, за исключением одного человека, того самого, который принёс ноутбук, пустые. Ещё несколько человек в коридорах на двух других этажах, изучают комнаты и курят. Это даже смешно. Чонхун явно плохо прощупал почву, когда решил связаться с ними. Решил, наверное, что самый крутой.       Самый крутой пихает в плечо пушкой.       — Почему перестал печатать?       Чимин поднимает руки и встряхивает ими лениво. Он смотрит на мужчину из-под лохматой чёлки, прикрывающей глаза. Это также даёт ему возможность осматриваться и переводить взгляд на окошко с камерами.       — Руки затекли.       Ли снова оборачивается к хакеру и медленно склоняется над ним, смотря прямо ему в глаза, будто пытается запугать. Только Чимину почему-то не страшно, и он спокойно этот взгляд выдерживает, только задерживает дыхание, что Ли, скорее всего, принимает за страх.       — У нас мало времени, гадёныш, — Чимина снова дёргают за волосы и нервно встряхивают. — Твои шуточки сейчас неуместны. Продолжай работать, иначе я тебя прикончу!       Ли отходит к окну, выглядывает в него и снова с кем-то собачится по телефону. Он нервный, будто употребил что-то перед тем, как пробраться в логово Чимина. И это имеет смысл, мол, набрался смелости. Непонятно только то, как он смог на него выйти.       Но, судя по количеству людей, что он привёл с собой, вряд ли он принимает Чимина за серьёзного конкурента. А увидев на месте какого-то выдуманного Чимина настоящего, который, видимо, не вписался в ожидания, и вовсе расслабился.       Пак быстро сверяется с камерами. На улице, прямо перед выходом, стоит чёрный мерседес GL-класс, а рядом с ним нервно прохаживается ещё кто-то. Человек в костюме, довольно тощий с виду, в очках и с лысиной. Типичный неудачник, офисный планктон, которого втянули куда-то, куда сам бы не влез. Наверняка дома у него жена и, может, двое детей, которых нужно поднять и пнуть во взрослую жизнь, когда придёт время.       На капоте лежит портфель, по форме идеально подходящий к ноутбуку.       Чимин поднимает взгляд из-за экрана и осторожно наблюдает за Чонхуном, выжидая, как привык это делать, идеального момента. Когда тот поворачивается к нему спиной и замирает так, заткнув пистолет за пояс брюк, Чимин быстро захлопывает ноутбук и, перехватив скованными руками, изо всех сил бьёт по голове углом. Мужчина падает с каким-то растерянным “ох”, сорвавшимся с губ. Пистолет оказывается на полу, и Пак хватает его, пускает пулю тому в затылок и направляет дулом на влетевшего в кабинет охранника.       — Отзови остальных сейчас же, — Чимин почти рычит, исподлобья смотря на совсем молодого парня. Во взгляде у него есть что-то такое, что леденит кожу изнутри, словно какие-то насекомые пробрались под неё и отравили всю сразу.       Парень, одетый в чёрную косуху, хоть и выглядит массивным, но на деле оказывается трусом, к тому же очень даже послушным. Скривив рот, Чимин думает о том, что не хотел бы себе в команду такого человека.       Он удобнее перекладывает всё ещё сцепленные руки и наблюдает за тем, как охранник наконец-то замолчавшего Чонхуна говорит своим по рации, что им велели отступать.       Когда Пак слышит одобрение с той стороны, он, не колеблясь ни секунды, стреляет снова. Пуля попадает парню точно промеж глаз.       Чимин обшаривает Ли, чтобы найти ключи от наручников и освободить руки. Он также находит телефон Чонхуна и связывается с их программистом, чтобы тот забрал ноутбук и принёс их основной. Парень прекрасно знает, что всех их подослала J.I., поэтому получить их данные — самый верный способ, чтобы выйти на господина Чона, ведь ноутбук, который дали ему для работы — просто никчёмный мусор.       Пришедший программист падает замертво, стоит ему положить ноутбук на стол перед Чимином, пока тот наводит на него дуло пистолета.       Пак хмыкает, пробегаясь по данным. Вряд ли тут есть что-то очень важное, что можно использовать против чёртовой четы Чонов, но он надеется хотя бы что-то узнать.       Он думает о том, что Юнги точно оценит, что он теперь главная цель J.I. Парень несколько раз выстреливает в голову Ли, берёт основной ноутбук и возвращается в свой кабинет. Дверь в этот закрывается до лучших времён.       Только когда он садится на своё привычное место, перекидывая ногу на ногу, начинает ощущать, насколько сильно болит всё его тело от побоев. Запястья стёрты из-за наручников, во рту и где-то в глотке железный привкус крови. Голова без конца кружится, и Чимин чувствует, что вот-вот отключится.       За окном светает, и хакер устало откидывает гудящую голову на спинку дивана, позволяя темноте наконец-то поглотить его.