Exhausted

      Всё рушится.       Вся система, которую они вместе выстраивали долгое время, сыпется сквозь пальцы, разлетается, словно карточный домик. Осознание того, что они могли так легко и нелепо попасть в ловушку, просто доверившись чужаку, пугает и одновременно удручает.       Юнги всегда был осторожен: не доверял, не подпускал к себе близко. Боялся очередного предательства, подставы; боялся, что дорогой ему человек пострадает из-за него. Он никогда об этом ни с кем не говорил, потому что не видел смысла. Это было чем-то из разряда того, что он предпочитал оставить при себе. Да и кому было бы интересно выслушивать опасения и переживания глупого белобрысого мальчишки?       Он упорно игнорирует людей, приходящих на ум. Сколько бы времени ни прошло, сколько бы горя или счастья они ни разделили, Мин, наверное, никогда не сможет принять тот факт, что он просто нужен. Не для выгоды, или чтобы воспользоваться, а потому, что это просто он. Не фальшивый, абсолютно чистый по своей натуре, никого в этой жизни не обидевший.       Чимин не раз говорил ему, что жизнь можно считать несправедливой и какой-то странной хотя бы потому, что Юнги, в которого прилетел не один тяжёлый камень, вынужден всё это терпеть до сих пор, хотя из них всех является самым невинным. И его страдания, которые Мин также отказывается принимать, как будто не он это пережил, никогда до конца не окупятся. Юнги было тяжело, больно до немого крика в ванной, невыносимо переживать всё на него свалившееся в абсолютном одиночестве, но он смог. Стоило ли это того?       Не стоило. Недостаточно настрадался.       Юнги хочет вечно гореть в аду, в самом жарком котле. Хочет, чтобы с него сдирали кожу медленно и мучительно. Хочет, чтобы его закопали заживо. И всё равно всего этого будет слишком мало. Он никогда не сможет искупить свою вину перед окровавленным телом перед ним, сколько бы ни мучился.       Сил смотреть, оставаться рядом, ловить на себе любопытные и сочувствующие взгляды, которые Юнги кажутся обвиняющими, не остаётся. Поэтому, впервые в жизни, он сбегает. Оставляет Хосока в надёжных руках Намджуна, потому что не может собрать себя во что-то более-менее целое. Уверен, что своим присутствием только испортит всё ещё больше. Специально делает себе больно, гоняя в голове: «Это ты виноват», как в пинг-понг играет.       Юнги рывком закрывает за собой дверь, скатывается — а кажется, что просто падает — по стене, потому что ноги не слушаются. Он зарывается пальцами в волосы, старается привести дыхание в норму, не впадать в панику.       Провал.       Он говорит себе: «Успокойся, чёрт возьми», но словно без толку. Оно душит, душит, душит, руки трясутся, и он зарывается ими в волосы, тянет их у корней, стиснув в кулаки, и пытается совладать с паникой, навязчивой, откровенной, обнажённой, как самое острое лезвие.       Провал.       Она оказывается сильнее. Он всего лишь маленький потерявшийся мальчик, которого течением уносит всё дальше.       Провал.       Он слишком слаб.       Провал. Провал. Провал.       Даже та ночь, когда его связали и почти убили, кажется не такой жуткой, как эта. Он никогда не боялся за себя, иногда намеренно причинял себе боль. Сейчас он понимает, насколько был показушным, слабым дураком. Всю жизнь он винил себя без конца: если бы его не было, родителям бы не пришлось стыдиться; если бы его не было, брат бы не жил в постоянных ссорах и скандалах; если бы не он, то Хосок бы сейчас был цел и невредим.       Ему доверился самый солнечный и искренний человек, которого он когда-либо знал. Хосоку тоже было страшно, потому что он познал в полной мере, что такое терять самых близких. И всё же, вместо того, чтобы навсегда закрыться от людей, не подпускать никого к себе, он смог перешагнуть через себя и сделал всё возможное, чтобы плохие мысли оставались подальше, уступая место чему-то более важному. Чон принял Юнги со всеми его проблемами и болезнью, пообещал помочь — и помог, несмотря на все риски и опасности, которые во всех смыслах поджидали по углам. И что же из этого вышло?       Юнги чертовски ненавидит себя.       Будь он не в такой панике и с лекарствами в крови, то обязательно оценил бы ситуацию более объективно. Что он ни в чём не виноват, что Хосок жив, в конце концов, что рядом по-прежнему есть люди, которые его любят и переживают. Но Юнги не может. По крайней мере, не сейчас, когда к нему возвращаются галлюцинации и тревога.       Он хочет расцарапать кожу по всему телу, вытащить все эти чёртовы датчики, через которые за ним следят. Но ещё больше он хочет растерзать всех и каждого, кто хоть как-то причастен к тому, что его Хосок ранен.       Он не замечает ничего и никого вокруг себя, не анализирует, как обычно делает, не концентрируется на ощущениях. Юнги позволяет себе провалиться в эту панику и видения, потому что единственная адекватная мысль, которая слабо бьётся где-то на краю сознания, что у него нет сил на борьбу с самим собой.       За бесконечной работой, внутренними переживаниями, которые он периодически проговаривал с Хосоком, за болезнью, он полностью проигнорировал все предпосылки своего организма к тому, что ему нужен отдых, что он нуждается в передышке. Что он не робот, с которым его бесконечно сравнивали раньше.       Юнги игнорирует шаги по комнате, пистолет, приставленный к его виску. Сжимает голову руками сильнее, будто пытается разломить череп. Ему без разницы, даже если это не галлюцинации, потому что Хосоку без него точно будет лучше и безопаснее. Что Чимин справится один, ведь основная работа уже сделана, и он достаточно способный, чтобы разобраться самостоятельно.       Да, будет немного обидно, но всё проходит, и это тоже прошло бы рано или поздно.       Хакер ненавидит себя за эти мысли, но признаётся, в первую очередь, себе же, что всё возможно, любой исход. Нужно брать в расчёт даже самые мелкие детали, которые на первый взгляд не играют никакой роли. Но, по иронии, именно они становятся самыми решающими.       Мин чувствует, что его обнимают. Слышит успокаивающий шёпот на ухо и ощущает осторожные поглаживания по задней стороне шеи. Он уже собирается открыть рот, прогнать того, кто это делает, прочь, но тот качает головой, пресекая любые попытки послать его подальше.       Юнги чувствует, что он на пределе, что не может больше сдерживать всё своё отчаяние и боль при себе. Его прорывает, сгибает пополам, вышибает из этого мира к чертям. Он больше не чувствует, что у него есть хоть какая-то опора. Он в последнюю очередь хотел бы, чтобы сейчас рядом с ним кто-то находился. Но почему-то даже мысль о том, что он может остаться один, пугает.       — Юнги-я, — зовёт Чимин, отвлекает от бесконечного и беспорядочного вороха мыслей, которые сейчас только мешают. В его голосе только нежность и забота, которые пробивают прочные барьеры каждый раз. — Хосок жив, слышишь? Он будет в порядке. Намджун уже отвозил его в больницу.       Юнги слышит, но почему-то не хочет принимать. Он счастлив, что Хосок жив, но сам факт того, что он попал в аварию, очевидно, подстроенную, уничтожает. Это ощущается, словно насмешка, плевок в самую, мать её, душу, ведь когда-то J.I. чуть не убрала его таким же образом.       Реальность произошедшего внезапно накрывает так сильно, будто сминает, дробит кости. Вес события ощущается невыносимым, это очень тяжело, и Юнги один не справится. Он слишком слаб, чтобы выстоять против бури в одиночку. Всё по-настоящему, понимает он вдруг, словно выплыл из какого-то выдуманного, уютного для него мирка, где безопасно и нет ничего плохого. Хосок чуть не умер по-настоящему.       Он любит его. По-настоящему.       Была ли эта авария попыткой напугать их или сбить с пути? Так и было задумано, или же у них просто не получилось убить? Знают ли они, что Чон выжил и скоро вернётся к работе? Все эти вопросы резко всплывают в голове Мина, заставляют задуматься, принять реальность не сквозь кривую призму.       Он смотрит на Чимина пару секунд, обнимает его в ответ, утыкается носом куда-то в ключицы и позволяет слабому сигаретному запаху и чего-то ягодного забиться в нос. Его начинает отпускать, но галлюцинации по-прежнему дают о себе знать.       К счастью, Хосок научил его справляться с этим, да и Чимин тут не просто так. Нет на Свете человека, который лучше бы знал, каково это, когда мир дополненный, более многогранный. Чимин шепчет ему в макушку что-то, и Юнги прислушивается. Поэтому приступ проходит намного быстрее и легче даже без лекарств. Становится так спокойно, что Мину кажется, что он спит. Может, он вообще выдумал это всё, потому что реальность стала для него невыносимой?       Весь страх и ужас из-за этой ситуации, осознание того, что Хосок мог умереть или пострадать сильнее, выливается в слёзы и бессилие, из-за которого Юнги опускает руки. Он больше не чувствует Чимина, но, тем не менее, Пак никуда не девается. Заглядывает ему в глаза, стирает слёзы, слишком редкие для этого сильного и волевого человека. Поджимает понимающе губы, но не начинает лезть под кожу и жалеть.       — Мы обсудим всё позже, когда всё придёт в норму, — Чимин изучает взглядом, пытается найти верные слова, боится сделать хуже. — Ну же, детка. Всё хорошо. Веришь мне?       Юнги кивает и сам тянется к Чимину снова. Ему хочется хотя бы на какое-то мгновение забыть о плане, о том, что они выслеживают директора J.I., что Чонгук и Тэхён потенциальные предатели, что они все постоянно на волоске от гибели. Он хочет спокойствия, найти ту опору, вернуться на свои исходные координаты и начать всё заново, потому что ошибок совершено слишком много, и всё вокруг рушится. Их системы больше нет, а значит, скорее всего, и их скоро не будет.       Чимин пересаживается и уже привычно кладёт голову Юнги себе на колени. Улыбается уголками губ, выглядит таким мягким и уютным, что хакер снова начинает злиться, но уже не на себя, а из-за всей несправедливости. Той самой, которую они обсуждали пару раз, и которой пропитан воздух вокруг них всех. Чимин говорит тихо, перебирая высветленные пряди, успокаивая.       Они сидят так какое-то время, в тишине и темноте, думают о своём.       — Всё продумано, — слетает с искусанных Чиминовых губ так же неожиданно, как и большинство его случайных фраз и спонтанных поступков. Этих слов хватает, чтобы Юнги поднялся с его колен. В нём снова нарастает тревога, ведь у Пака в голове вечный хаос. Мало ли что на этот раз он задумал?       — В каком смысле? — хакер старается звучать не так напряжённо, но даже если Чимин и заметил это, не придаёт особого значения. Он знает, о ком идёт речь, но решает прояснить всё. Отвлечься хотя бы на это.       Юнги точно помнит все их обсуждения, все переговоры и созвоны. И там точно не было пункта о том, что Тэхён может быть жив, и что J.I. начнёт убирать их так скоро, толком не разобравшись ни в чём, не найдя никаких существенных доказательств или наводок. Они прослушивали звонки, но там не было ни слова об этом, это означало, что компания либо шифруется, либо знает, что всё прослушивается.       Чимин склоняет голову набок, не закрывается перед Юнги. Доверяет абсолютно, и Мин думает, что это могло бы стать его самой большой ошибкой рано или поздно. Всё можно продумать, но на близких людей подумаешь в последнюю очередь. А в случае Пака, он может и вовсе пропустить это мимо себя, не желая даже думать о том, что Намджун, например, или Хосок могут оказаться теми самыми шпионами или "кротами".       — Тэхён здесь, помнишь? — понижает голос и снова почему-то улыбается Чимин. У Юнги складывается ассоциация, словно они два маленьких ребёнка, которым довелось играть в поиск сокровищ. В нём начинает нарастать интерес, который перекрывает собой тревогу.       — Мне плевать. Говори всё, как есть. Сейчас, — подгоняет Юнги и садится удобнее, готовый слушать.       — Мы немного изменим ход игры, — переходит на шёпот в ухо Чимин, — внедрим вирус, который максимально похож на нашу основную разработку. И, если Тэхён или Чонгук решат пойти против нас, мы тут же об этом узнаем. Просто оставим след, ведущий в ловушку. Если попадутся, вариантов не останется.       — И что мы будем делать, если они окажутся предателями?       Чимин пожимает плечами.       — Сбежим?       Юнги выдыхает, слова так и остаются не высказанными. Он лишь кивает и начинает примерно прикидывать, сколько времени у них это займёт. Если на Хосока уже напали, значит, кто-то из них будет следующим. Нужно быть ещё осторожнее и убрать все риски. Настроиться исключительно на работу и не давать себе слабины. У каждого из них есть свои уязвимости, которые они никак не могут прикрыть. По точке Юнги сегодня ударили с такой силой, что собрать себя оказывается почти невозможно. Он до сих пор чувствует себя отвратительно.       Чимин укладывает его голову обратно.       — Хоби жив, и это главное. Нам просто нужно дождаться его полного возвращения и начинать работу, когда немного уляжется ситуация.       Юнги хочет сказать, что ничего уже не уляжется. В любом случае, внутри него точно. Он не сталкивался со страхом потери близких ему людей, а галлюцинации не идут ни в какое сравнение с этим.       Чимин больше ничего не говорит, но и его молчаливого присутствия хватает, чтобы хакеру стало легче и спокойнее. Мин всё равно ему благодарен.       За Пака он тоже боится, ведь тот далеко не боец. Поэтому в их команде и есть Намджун с Сокджином. Да, он выбивал себе место в тюрьме, может постоять за себя, но этого всего недостаточно, когда речь идёт о подготовленных людях с оружием. Опыт с Сехуном показал это как нельзя лучше.       Чимин — единственный, кого хоть как-то косвенно знает директор J.I. Он подвергает себя огромному риску, но всё равно продолжает лезть на рожон, игнорируя все мыслимые и немыслимые границы. Поэтому Юнги часто задумывается над тем, что будет, когда до него доберутся. Как он поведёт себя? Сможет ли вытерпеть, хватит ли ему сил довести дело до конца? И хоть Юнги не может видеть будущее, отчего-то уверен, что у них всё выйдет. План будет исполнен, какую бы цену ни пришлось заплатить.       — Чимин, — Юнги смотрит ему в глаза, ищет в них какой-то отклик, хоть что-нибудь, и каждый раз находит. Чувствует себя особенным, потому что тот позволяет ему это, — тебе страшно?       Если бы Юнги задал этот вопрос раньше, когда они ещё не были так близки, Чимин бы точно проигнорировал его, закрылся ещё больше, разозлился бы. Но сейчас он кивает, смотрит перед собой и отвечает коротким “да”.       Юнги знает, что он боится. За оболочкой уверенного в себе, несгибаемого молодого человека скрывается сломленный и потерянный парень, совершенно разбитый и покалеченный. К сожалению, как однажды признался Мину Хосок, вряд ли Пак сможет вернуться к нормальной жизни, вылечиться полностью. Так или иначе, он будет сталкиваться с галлюцинациями и периодически всё равно возвращаться в тюрьму во время приступов.       Чимину страшно, что он ошибается, что он всех подводит и мешает своей болезнью. Накручивает себя без конца, иногда до такой степени, что не выходит из комнаты. Поведение подростка, неопытного и запутавшегося. Кричащего о том, что ему нужны внимание и забота. И это понятно, если учитывать возраст, когда он попал за решётку.       Он не прожил жизнь нормального парня, упустил слишком много. Его родители отказались от него, кинули на произвол судьбы, забыли о нём, будто мусор выкинули. И Чимин солжёт, если скажет, что то, что его предали, никак его не волнует. Ему обидно и больно до сих пор, это убивает и порой лишает сил, но никто не должен видеть его в таком состоянии, когда опускаются руки, и в глазах гаснет последняя искра надежды.       Юнги видел его в разные периоды. Но он всегда старался держаться рядом, помогать, отодвинуть свою неприязнь и опасения на задний план. Стать Паку ближе. И это сработало. В чужих глазах снова разгорелся слабый огонь. Когда Юнги была необходима помощь, Чимин тоже оказывался рядом. Они держались друг за друга, как два котёнка в шторм, и, если честно, представить жизнь без него было сложно. Чимин вписался в неё так правильно, как будто потерянный кусочек наконец-то встал на место.       Старший сжимает ладонь Юнги, закрывает глаза и вздыхает. Мин напрягается, подумав, что у того вот-вот будет приступ, но Пак мотает головой и переплетает их пальцы. Становится тепло где-то изнутри.       Они вслушиваются в каждый звук: как Хосока укладывают на диван, как тот слабо даёт какие-то указания, как Намджун быстро ходит туда-сюда и просит Чонгука что-нибудь принести. Юнги борется с желанием побежать туда, к Хосоку, чей голос отбивает внутри черепной коробки, потому что осознаёт: сейчас он будет там лишним.       Недавно пережитый поток эмоций, галлюцинации и бред оставили после себя уже знакомую пустоту. Он выгорел, треснул, но не разбился на мелкие осколки. А большие ещё как-то можно склеить.       Мерное дыхание Чимина, его мягкие прикосновения успокаивают Юнги окончательно. Мин знает, что не сможет заснуть, но он может попытаться хотя бы абстрагироваться, уйти в себя ненадолго, восстановить энергию. Ему нужно вернуться к Хосоку собранным и сильным.       Он отдалённо слышит, как к ним заходит Намджун, чтобы сказать, что всё нормально, и удостовериться, что Юнги пришёл в себя. Слышит, как Чимин спрашивает о Сокджине и Черён. Подмечает тревогу и хорошо скрытый страх в тоне Джуна. Хочет поддержать его, сказать, что всё будет нормально, но даже не смеет открыть рот. Потому что всем ясно — нормально не будет.       Авария с Хосоком — тот самый переломный момент, когда всё окончательно пошло под откос. Когда система слетела и превратилась в одну сплошную ошибку. Они ждали этого, готовились морально, проводили друг с другом как можно больше времени. Старались хоть немного запастись ресурсами, чтобы потом попытаться заполнить дыры потерь в груди.       Каждый из них теперь может стать следующим. И даже если так, даже если их разделят, лишат кого-то, они закончат начатое. Это их главное условие. То, на чём держится вся их работа.       Хосок этой ночью так и не просыпается, весь перемотанный марлей и с гипсом на руке. Юнги рассматривает его всё ещё красивое лицо, целует в холодный нос и садится на пол, чтобы не мешать отдыхать.       Пережитый ужас вбивается ненавистью в его кости, заставляет чувствовать внутри что-то настолько испепеляющее, что руки дрожат. Вся былая надежда на хоть что-то хорошее сгорает, разжигает огонь ненависти внутри ещё больше, уничтожает в нём всё самое светлое и чистое.       Что-то в эту ночь умирает внутри Юнги. В нём больше нет страха или неуверенности. Во взгляде читаются только озлобленность и враждебность. Он больше не тот мальчишка, которого подобрали тогда, перепуганного и больного. Он — хакер, который разрабатывает один из самых опасных вирусов за всю историю. И если J.I. и стоит кого-то бояться, так это его.       Юнги убирает волосы с лица Хосока, подталкивает одеяло под бока так осторожно, как только может, целует в лоб и уходит.       В эту ночь точно происходит что-то такое, что никто так и не смог разглядеть, но каждый почувствовал. Будто одного из них всё же не стало.       Это ночь похорон. Мин Юнги ложится в землю. Его место занимает Агуст Ди.