Exhausted

      Тэхён с самого детства привык всего добиваться самостоятельно. Он в полной мере ощутил, что значит заплатить цену. Познал, через что иногда нужно пройти, чтобы любимый человек был в безопасности.       Чонгук для него — особенный, родной. И только ради него Тэхён рискует всем, буквально продавая свою жизнь его отцу. Никто не стал давать ему выбор, сразу выталкивая на путь предательства и лжи. Он просто хотел, чтобы всем вокруг было хорошо, до последнего искал компромиссы и решения, но всё в очередной раз оказывается бессмысленным, потому что он снова и снова попадает в ловушку под названием J.I.       Он всегда старался смотреть проблемам в лицо, но в последнее время справляться с этим грузом, с тем, что он погряз во лжи и предательствах, становится невыносимо. Он хочет снова стать маленьким мальчиком, спрятаться за занавеской, чтобы никто не нашёл. Чтобы оставили в покое. Чтобы Чонгукки взял за руку и увёл в очередное секретное место, где бы они были вдвоём.       Ким смотрит на лист бумаги перед собой. Перечитывает уже раз в десятый условия сделки и никак не может свыкнуться с мыслями, что сейчас ему нужно сделать выбор: убивать человека ради их с Чонгуком счастья или нет? Стоит ли это того? Закончится ли когда-нибудь?       Рука у него дрожит, и подпись выходит кривой.       Ехать обратно, видеть уже надоевшие лица страшно. Страшно смотреть в глаза Чонгуку и врать ему. Страшно смотреть на Юнги и Хосока, которые чуть было не потеряли друг друга, опять же, с письменного согласия Тэхёна. Страшно смотреть в глаза Намджуна, который так и не увидится со своим любимым в последний раз. Не успеет даже попрощаться.       Тэхён убеждает себя, что всё это стоит того. Что цель оправдывает средства. Господин Чон пообещал ему, что оставит их в покое, когда команда Чимина распадётся. И если после смерти одного из них их дела не пойдут под откос, то J.I. пойдёт в жёсткое наступление.       Чимин оказался хорошим лидером и человеком, но не рассчитал мощь компании, против которой пошёл. Тэхён уже сбился со счёта, сколько раз хотел ему об этом сказать. Да и послушали бы они его?       Ким судорожно выдыхает и сжимает в длинных, холодных из-за нервов пальцах лямки рюкзака, когда идёт по каменной тропинке к дому.       С тех пор, как Чонгук ушёл с поста, Тэхён занял его место. Поэтому все бумаги и решения проходят через него. Но это не значит, что Ким согласен со всем. Это далеко не так, вот только кто его будет слушать? Он нужен просто для прикрытия, чтобы потом, в случае неудачи или промаха, повесить всё на него.       Если верить документам, на Сокджина нападут ближе к полуночи. Эти данные нигде не передавались. Об этом знает только Тэхён, который час назад впервые в жизни согласился на убийство человека, взял это на себя. В случае Хосока, он одобрил только факт самой аварии. За его смерть он бы не нёс никакой ответственности.       Все сидят в гостиной, общаются между собой. Тэхён незаметно наблюдает за ними снаружи какое-то время, пытается собраться, натянуть на себя маску спокойствия. Как будто ему без разницы, что он отнимет жизнь человека этой ночью.       Чонгук замечает его. Он подходит к нему, целует в щёку и заглядывает в глаза. Тэхён не может заставить себя посмотреть на него в ответ. Он поднимает взгляд на одного человека в комнате — на Намджуна. Хочется сказать ему, чтобы бежал к Джину скорее, вытаскивал его, увозил подальше.       Тэхён не способен на убийство.       Слёзы катятся неосознанно, он не может и даже не старается их контролировать. Он пытается сказать хоть что-нибудь, но горло словно зажимают тисками с каждой секундой всё крепче, и никак не отпустят.       — Я только что был у господина Чона, — всё же выдавливает он. Голос звучит слабо, но крепчает по мере того, как Тэхён продолжает, — сегодня планируется убийство Сокджина. В полночь.       Тэхён закрывает глаза и поджимает губы, только чтобы не видеть этот страх на всегда хмуром лице. Намджун не заслуживает. Никто из них не заслуживает, и Ким это осознаёт, поэтому кричит, выводя всех из ступора:       — Ну же!       Намджун пробегает мимо него. Холодная ладонь Чимина ощущается на плече, словно капкан. Его тяжёлый взгляд пронзает насквозь.       — Остаёшься здесь. Едут только Хосок и Намджун. Мы будем мешать, — быстро, но чётко говорит он. — С тобой разберёмся позже.       Никто не смеет встревать, даже Чонгук, который исподлобья наблюдает за всем происходящим, но ничего не говорит.       Тэхён кивает и сталкивается с ледяным, практически диким взглядом Юнги. Он ничего не говорит, лишь скрещивает руки на груди, закрывается наглухо. Чимин идёт к нему.       Это будет длинная ночь.

***

      Джун громко ругается, когда понимает, что не может связаться с Джином. Значит, они уже опаздывают. J.I. никогда, как бы это ни было парадоксально, чётко не следует своим правилам. Время нападения лишь формальность, которую можно легко поменять на час или два, а можно и на пару таких решающих минут.       Он задерживает дыхание, когда они подъезжают к нужному участку. Всё вокруг в дыму, осколках и щепках. Видно, как постепенно огонь охватывает весь дом. Хосок выбегает вслед за Джуном, чтобы помочь на месте. Времени везти обратно может не быть.       Даже с мокрой тканью, закрывающей нос, внутри невозможно дышать: всё в дыму и огне, что попадает на одежду, опаляет волосы и кожу. Только вот Намджун не чувствует никакой физической боли. Он судорожно ищет Сокджина и Черён среди пожара. Глаза невероятно режет из-за жара и так и не пролитых слёз, но ему плевать.       Он находит Сокджина, закрывшего собой Черён, под завалом. Сложно разглядеть, ранены ли они и живы ли. Джун старается не думать об этом, когда вытаскивает их на улицу.       Хосок тут же принимается осматривать Черён, которая точно получила серьёзные ожоги. Когда он принимается за массаж сердца, сорвав повязку, держащую его руку, так и не найдя пульс, Намджуна начинает трясти.       Время растягивается непозволительно долго, как тягучая карамель с самым тошнотворным вкусом. Они оба словно мухи, влипшие в неё. И не важно, как сильно и как долго они сражаются с липучей ловушкой, есть вещи, которые им не подвластны.       Спустя какое-то время Хосок опускает руки и закрывает глаза. Его плечи также опускаются. Намджун медленно качает головой. Нет, это…       — Она мертва, Намджун. Мне жаль. — Хосок сохраняет леденящее душу спокойствие, но никто не способен даже на самую малую частицу представить, с какой силой его разрывает на куски, когда ему приходится это говорить.       Ким чувствует, как резко он лишается всех сил. Он по-прежнему прижимает к себе Сокджина, который слабо дышит, но не приходит в себя. Он перестаёт слышать голос Чона, полностью фокусируясь на безжизненном теле их маленькой дочери. Их маленькой и такой прекрасной Черён, для которой планировали, как только всё закончится, лучшую из школ города. Они пообещали ей самый красивый рюкзак, какой она только выберет.       Они представляли, как будут помогать любимой принцессе с домашними заданиями, как будут забирать её из школы и отвозить туда, как будут пить коктейли после занятий и перед танцевальной секцией.       У них было много планов на будущее, которое не включало в себя смерть самого центра их вселенной. Маленькая девочка, скучающая по отцу и смеющаяся так звонко и заразно, когда ей щекочешь живот, больше не существует?...       Намджун не может в это поверить. Не может представить, как это, без Черён, лежать в кровати с Джином и смотреть какие-нибудь фильмы, готовить завтрак, обед или ужин на всю их маленькую семью.       Это же не правда?       ...Хосок дёргает его за плечо и кричит, что им надо уходить. Намджун не отвечает.       Доезжают они в абсолютной тишине. Сокджина выносят на руках, так как он всё ещё не пришёл в сознание. Хосок молча заносит младшего Кима на спине, пока Намджун так и сидит, крепко стиснув ладони на кожаном руле. Тишина разливается патокой.       Осознание приходит внезапно. Боль пронзает дикая, поэтому впервые в жизни он позволяет себе просто кричать. Слёзы капают ему на джинсы, дышать становится невозможно, крик превращается в надрывный, хриплый вой. Горло саднит нещадно, но гораздо больнее далеко в глубине.       Их ребёнка, их маленькой девочки, такой светлой и искренней, больше нет. И ради чего? Кому кто и что пытается доказать, отнимая жизни у совершенно ни в чём не повинных людей?       Он теряет всё.       Намджун дрожащей рукой укрывает уже остывающее тело Черён своей курткой и даже не пытается остановить рыдания, разрывающие грудь. Это невыносимая, но уже знакомая боль, которую он проклинает. Он надеялся никогда больше её не встретить, но J.I. снова столкнула их лбами.       Он не может заставить себя выйти из машины, оставить Черён одну даже сейчас, когда ей ничего не угрожает. Маленькое обгоревшее тело с воткнутым в живот осколком спокойно умещается на заднем сидении. Если смотреть сквозь слёзы, кажется, она просто спит.       Может быть, Хосок всё же ошибся? Он же психолог-психотерапевт, не педиатр, не хирург. Он может чего-то не знать, не заметить. Они были в стрессовой ситуации, когда он мог просто не нащупать, ошибиться, и, может, девочку ещё можно спасти…       Черён не дышит. Её тело абсолютно безвольное, как будто это кукла с жёстким тонким каркасом внутри, чтобы держалась форма и можно было придать какую-то позу. К ней страшно прикасаться, но Джун пробует найти пульс везде, где обычно его можно прощупать, да только вот… его и правда нет.       Он утыкается лбом в свои жёсткие исцарапанные ладони, испачканные в крови и саже, и судорожно выдыхает. Он не знает, что делать. Всегда собранный и хладнокровный, сейчас он чувствует себя разбитым на миллиарды осколков.       Намджун не знает, сколько так сидит, и даже не обращает внимание, когда дверь с его стороны кто-то открывает. В салоне сразу становится прохладнее из-за утреннего ветра. Джун и не заметил, как наступил рассвет.       Он не сопротивляется, когда его разворачивают и обнимают. Чьё-то присутствие кажется таким необходимым, и, в то же время, неправильным. Он не имеет права на утешение, потому что так и не смог исполнить главное обещание, данное своей сестре.       Чимин тянет его к дому, уводя от машины, пропахшей дымом и палёной плотью. Нет ничего странного в том, что Ким сопротивляется, рвётся обратно, воя раненным зверем. Но лишь одно: “Он тебя ждёт”, — и идёт послушно, дрожа от боли и разбитости.       Джин прижимается к его лбу своим, переплетает пальцы на обеих руках и молчит. Его кожа местами обгорела, волосы тоже пострадали. В одежде с прожжёнными дырками он всё равно выглядит красивым, но скорбь на его лице слишком сильная.       Намджун чувствует, что тот тоже плачет, поэтому из последних сил даёт себе толчок и открывает глаза. Крепко сжимает того в руках, собирает себя по мизерным частям. Он хочет быть для Сокджина опорой, но не уверен, что сможет помочь даже самому себе.       Им нельзя останавливаться, даже если кроме боли и страха они не способны сейчас что-либо почувствовать. Им нужно похоронить Черён и просто… Намджун не знает, что дальше. Голова пустая из-за бессонной ночи и пережитого ужаса, с которым они ещё надолго вместе.       Джин шмыгает, целует старшего в лоб и отстраняется. Теперь можно лучше рассмотреть ожоги на его лице, руках и шее, прикрытые бинтами, но это ничто по сравнению с тем, что творится у него внутри. Это можно увидеть только посмотрев ему в глаза, но никто не может почувствовать в полной мере, каково это на самом деле.       Джину нужно не так много времени, чтобы подняться. Хосок ругается, что ему нужно лежать, но его никто не слушает. Младший Ким дышит с трудом, хрипит и сипит, откашливаясь, и упрямо идёт вперёд, к машине, где они с Намджуном оплакивают дочь молча, без лишних слов.       Прощаться с Черён сложно. Намджун думает, что остальные тоже бы хотели проводить её, но хочет видеть здесь только Джина, крепко сжавшего его руку в своей. На кладбище в такой час никого, место дальнее, мало кто забредает сюда. Купленное для них, оно используется для дочери, которая должна была позаботиться об их прахе.       Это так странно.       — И что теперь? — голос Джина кажется Намджуну незнакомым. Хриплый, безжизненный, тусклый. Ему не хочется, чтобы тот угасал, проваливался в пучину скорби и боли всё дальше, но осознаёт, что сам падает вниз с огромной скоростью, а ухватиться не за что.       В ответ он лишь пожимает плечами. У них нет времени долго прощаться, тратить ничтожные остатки сил на свои переживания, содрогаться в рыданиях и крике. И им стоило бы привыкнуть к постоянным потерям, как бы ужасно это ни было. Намджун в который раз это подмечает для себя, смотря на могилу сестры рядом со свежим захоронением их дочери.       Мать Черён очень её любила. И вот наконец они снова вместе. Намджун с Джином берегли её как могли, но этого оказалось недостаточно, поэтому теперь им остаётся только надеяться хотя бы на то, что там им будет спокойнее.       Они не разговаривают, пока едут обратно. Им и не о чем. Они оба обессилены. В какой-то степени, они были готовы к тому, что кому-то из них придётся похоронить другого. И в равной степени, как они проводили друг с другом время, они прощались навсегда.       Вот только никто не может быть подготовлен к той лавине боли, которая всё же обрушится рано или поздно. У них было слишком мало времени, чтобы насладиться этой иллюзией счастья. Почему за их проблемы и грехи должна была расплатиться Черён? Намджун себя за это ненавидит и сжирает больше всего.       Это он должен быть на её месте. Таково его наказание за ошибки. Он должен с этим теперь жить.       В доме тихо. Все сидят по своим комнатам, кроме Чимина. Нет никаких слов поддержки или соболезнований об утрате, потому что это никак им сейчас не поможет. Пустые слова говорить не к чему, они это знают. Знают, что станет только хуже. Но всё же Намджун чувствует, как адреналин сходит на нет, уступая место жуткой усталости. Он рад, что их лидер понимает это и лишь провожает взглядом.       Ким пропускает Джина в комнату, а сам отходит, чтобы хотя бы умыться. Выглядит он паршиво, чувствует себя и того хуже. Глаза опухли и покраснели из-за слёз. Он будто постарел лет на десять за эту ночь. В отражении на него смотрит уставший и измученный незнакомец. Он сомневается, что когда-нибудь снова будет в порядке. Что они оба будут в порядке. Что на этот раз смогут пережить весь этот кошмар.       Сокджин заснул, совершенно изнемождённый. Намджун даже думать не хочет, что тот пережил, насколько страшно ему было. Какую вину он сейчас ощущает. Старший тихо закрывает за собой дверь и садится рядом с мужем. Не прикасается к нему, боясь разбудить. Им нужно набраться сил, иначе они так и не смогут отпустить Черён, отомстить за неё.       Намджун закрывает глаза и пытается проглотить ком, вставший поперёк горла. Мужчина поворачивается в сторону окна, спиной к Джину, не в силах больше смотреть на него.       Даже мысль о том, что в эту ночь он мог потерять не только Черён, но и Сокджина, заставляет его снова и снова разбиваться о жестокую реальность. Намджун сдаётся. Он слишком долго был сильным для всех, держался, раз за разом находил, за что зацепиться. У него было, за что. Но он больше так не может.       — Намджун, — хрипло зовёт его Джин, и по шевелению за спиной слышно, как тот пересаживается. — Не смей винить себя.       Этих слов более чем достаточно, чтобы по обожённым Джуновым щекам снова потекли слёзы. Джин встаёт с кровати, чтобы сесть перед ним на корточки, стереть влагу с лица осторожными, ласковыми прикосновениями и заглянуть в потемневшие от боли глаза. Сам младший выглядит не лучше. Видно, насколько ему сложно держаться, но он пока ещё способен на это.       — Посмотри на меня.       Намджун слушается. Сокджин всё же срывается, позволяя паре слезинок скатиться вниз и сорваться с подбородка.       — Ты ни в чём не виноват, — шепчет он, сжимая руки Джуна в своих. — Ты сделал всё возможное.       — Ты тоже.       Сокджин закрывает глаза и утыкается Намджуну в грудь. Старший обнимает его, прижимает к себе так крепко, насколько может, чтобы не навредить, не задеть раны. Волосы Джина по-прежнему мягкие и густые, просто местами немного подпалённые. Он всё такой же крепкий и сильный, и его плечи рано или поздно расправятся.       Они по-прежнему есть друг у друга, хоть внутри и ощущается чудовищная пустота.       Они не мало горя пережили вместе, и справляться должно стать проще, но нет. Им повезло, что помимо друг друга у них есть друзья, которые стали им почти родными.       Сокджин отстраняется, вытирает слёзы и целует Намджуна в щёку.       — Давай отдохнём.       Джун кивает и встаёт, чтобы сходить в душ. Заодно прихватит у Хосока снотворное, иначе они с Джином так и не заснут нормально. Из дальней комнаты доносятся голоса Тэхёна и Чонгука, разговаривающих (ли?) на повышенных тонах.       Чон оглядывает Намджуна с ног до головы и молча обнимает. Ким ещё никогда не чувствовал себя настолько разбитым перед ним, но сейчас это не имеет значения. Здесь нет людей, для которых он должен быть нерушимым, как скала. Нет людей, которые бы брали с него пример.       — Давай я обработаю ожоги?       Джун кивает и проходит внутрь комнаты. Юнги и Чимин лишних вопросов не задают. Печатают что-то, периодически кидая взгляды в их сторону, и просто молчат. Не пытаются обманывать, говоря, что понимают, каково это, терять детей. За это Ким чувствует что-то похожее на благодарность, но сил посмотреть им в глаза не находит.       Ещё недавно Сокджин бы не позволил даже близко подойти к Намджуну, когда тот ранен, но со временем они оба научились доверять кому-то кроме друг друга. Правильно ли это, они не знают.       Намджун возвращается в комнату, ощущая себя до тошноты странно. Как будто это не он сейчас валится на кровать, сразу прижимая к себе Сокджина, не он закрывает глаза, не в силах прогнать прочь картинки пережитого. Будто не он хочет закричать во всё горло из-за бессилия и несправедливости. Будто не его давит болью к ледяной земле.       В конце концов, принятое снотворное действует, и он наконец вырубается. Он не видит снов, а когда просыпается, крепко сжимая руку Сокджина в своей, не чувствует абсолютно ничего.