Ловушка для следопыта

– Говорю тебе, Датч: нам нечего там делать. В Валентайне на меня с каждой стены таращились Артур и Джон. Я теперь неделю спать не смогу, – Хавьер положил на стол два плаката «Разыскивается». Артур был ещё ничего, а вот Джон выглядел так, что впору пугать детей: художник явно перестарался, рисуя его свежие шрамы. – А этот нефтяной прииск – просто грёбаный Форт Аламо, – продолжал Хавьер. – Полно охранников, вся территория простреливается. Лезть туда сейчас – всё равно что совать голову в пасть аллигатору и надеяться на поцелуй в щёчку. Датч нахмурился и взглянул на Хавьера. Несмотря на то, что лидер банды сидел, а Хавьер стоял, молодой человек всё равно почувствовал, что на него смотрят сверху вниз. Датч выглядел недовольным. Он явно ожидал других вестей, и Хавьер не понимал, с чего вдруг, если учесть, при каких обстоятельствах банда покинула Валентайн. С тех пор прошло уже около месяца, и обстановка накалялась, а после того, что Артур и Шон сделали с плантацией Греев, стала прямо-таки взрывной. На взгляд Хавьера, старый Грей вполне заслужил такое; ему до сих пор было тошно вспоминать, с каким высокомерием плантатор смотрел на него и Джона и как он облапошил их в той истории с породистыми лошадьми. Но сейчас речь шла не о том, кто чего заслуживает, а о выживании банды. Вот почему Хавьер отправился по поручению Датча обратно на Внутренние земли, посмотреть, как обстоят дела на нефтяном прииске Корнуолла. – Что насчёт бумаг, Хавьер? – спросил Хозия, подняв усталые глаза. – Ты считаешь, они там есть? – Ни охрана, ни рабочие ничего об этом не говорили. Я не уверен, что в этом есть смысл, – глядя на Хозию, Хавьер и сам почувствовал себя уставшим. Он вспомнил, что не спал всю прошлую ночь и весь день, и почувствовал, как кольцо снова жжёт его кожу сквозь карман. – Не уверен? – переспросил Датч, продолжая пристально смотреть на Хавьера. – Что с тобой, сынок? Я тебя не узнаю. Раньше ты всегда был первым в любом деле. Ты знаешь, что нам нужны деньги, что у нас на хвосте больше врагов, чем когда-либо, что нам нужно сделать всего один шаг, проявить чуть больше веры и смелости, чтобы вернуться домой, на Запад – и ты говоришь «я не уверен»? Хавьер почувствовал, как кровь приливает к его щекам. Как это понимать? Он сходил на разведку и рассказал всё, как есть, как делал уже сотню раз. Датч за это его и ценил – Хавьер не раз готовил диверсии и вылазки, когда был революционером, и этот опыт сделал его превосходным разведчиком, храбрым, внимательным и осторожным. Неужели Датч перестал ему доверять? И тут – только её не хватало! – в разговор вмешалась Молли О’Ши: – Вы должны верить Датчу, мистер Эскуэлла. Он ждёт от вас доверия. Хавьер разинул рот, ещё не зная, что скажет, но догадываясь, что ничего хорошего Молли не услышит. Раньше он едва обращал внимание на новую любовницу Датча, но после того, как недавно она дала пощёчину Карен, он её невзлюбил. Стоит тут, вмешивается в разговор, на который её наверняка даже не звали! Сама день-деньской ничего не делает, только и знает, что веером махать и в зеркальце собой любоваться, пока остальные девчонки вкалывают как могут! Хозия встал рядом с молодым мексиканцем и положил руку ему на плечо, успокаивающе сжимая: – Всё так, Датч. Нас преследуют враги, нам пора вернуться домой, нам нужны вера, смелость и деньги – но не месть. – В прошлый раз Корнуолл захватил Джона в заложники, – в голосе Датча послышалась недобрая хрипотца. – Его шестёрки приставили нож к горлу моего сына у меня на глазах. Если ты думаешь, что я когда-нибудь прощу ему это… – Никто и не просит тебя прощать его, но мстить – это роскошь, которую мы не можем себе позволить. Мы не знаем, есть ли на этой фабрике ценные бумаги, а если есть, сможем ли мы их продать. Я согласен с Хавьером. Рисковать нельзя, только не сейчас. – Хозия, друг мой, вся наша жизнь – это риск! – Датч поднял руки в эффектном жесте, словно забыв, что не говорит речь перед бандой, а всего лишь разговаривает с парой подельников, и из зрителей у него – только Молли. Хозия снова легко сжал плечо Хавьера: – Иди отдыхать, Хавьер. Ты хорошо поработал. Хавьер молча кивнул и вышел из шатра. В груди расползалось странное чувство, едкое и горькое, как будто он надышался дыма, хотя дело было совсем не в этом. Артур уже как-то раз высказался при нём, что Датч слишком приблизил к себе Мику Белла, а старых соратников слушает уже не так внимательно. Хавьер вздохнул и распустил волосы. Он и в самом деле устал… К счастью, у костра уже никого не было, и он опустился на свой спальник, надеясь поскорее уснуть. Но сон никак не наступал, не только из-за обиды на Датча. Кольцо по-прежнему оттягивало карман, а из головы не шёл рассказ пьяного солдата, которого он встретил прошлой ночью недалеко от Валентайна. «Мы держали там этих индейцев, как скот… Я не знаю, что было хуже: убивать их или смотреть, как они умирают медленно…» Хавьер вспоминал об этом, и горькое чувство в груди становилось всё невыносимее. Невольно он начал думать о Мексике, обо всём плохом, чего навидался с самого детства. Умирающие деревни, голод и нищета, старики по вечерам рассказывают страшные истории о набегах команчей, а взрослые молчат, думая о том, как теперь их грабит собственное правительство. Он мечтал о лучшем будущем для своего народа, а его объявили предателем и преступником, и он никогда не сможет вернуться домой… Ему хотелось с кем-то поговорить, лучше всего с Чарльзом. Чарльз тоже оторван от своего народа, тоже не может вернуться к нему. Он должен понять, каково это – кошмарное одиночество, которое никогда не закончится. Но его здесь нет, уехал куда-то, наверное, на охоту. Хавьер перевернулся на другой бок и вскоре уснул. Утром все ночные страхи и печали развеялись, и Хавьер почувствовал себя лучше. Он как раз пил кофе у костра, когда увидел, что Чарльз возвращается. Его сердце сделало очередной кульбит, а сразу после этого замерло – потому что Чарльз ехал не один, а с Артуром, и даже с другого конца лагеря было видно, что они смеются и разговаривают. Хавьер наблюдал за тем, как они относят пойманную дичь к фургону Пирсона, и чувствовал, как медленно закипает от ярости. Какая надобность была пропадать на охоте так долго? Проехались бы по берегу Железного озера, настреляли уток, делов-то – нет, свалили больше чем на день, с ночёвкой… Наверняка спали в одной палатке, а может, и не просто спали – вон какой Артур весёлый, даже на Джона не наорал, когда тот с ним случайно столкнулся. – Когда соберёшься в следующий раз – зови, – сказал Артур. – Конечно, – Чарльз улыбнулся ему, и Хавьеру показалось, что его сердце сжимает холодная твёрдая рука. Артур улыбнулся в ответ и похлопал Чарльза по плечу: – Тогда увидимся. «Руки прочь, Морган, он мой!!!» – чуть не заорал Хавьер и быстро отвернулся, чтобы те двое не заметили выражение его лица. Выждав примерно час, он отправился в рощицу к северу от лагеря. Это было красивое и уютное место, деревья подступали совсем близко к воде. Чарльз выкупался после охоты и теперь сидел на траве под деревом, босиком, в подвёрнутых джинсах, с мокрыми волосами, которые красиво блестели в лучах солнца, пробивающихся сквозь густую листву. – Привет, – он слегка улыбнулся, от чего сердце у Хавьера подпрыгнуло, а потом похлопал ладонью по траве рядом с собой, садись, мол – и тут у Хавьера прямо дух захватило. – Привет, – он подсел настолько близко, насколько мог. – Смотрю, синяк совсем сошёл. – Да, – Чарльз приподнял брови. – Пора бы уже, много времени прошло. Десять дней, если быть точным. Десять чёртовых дней, за которые у них даже не получилось толком поговорить. Хавьер пощупал свой карман – кольцо на месте. – Как дела? – тихо спросил Чарльз. Его взгляд, его глубокий мягкий голос и то, что он сам предложил сесть к нему поближе, неожиданно тронули Хавьера. Он знал, что Чарльз никогда не бросает слов на ветер, если он что-то говорит – то он говорит всерьёз. Это не пустой вопрос, чтобы избежать неловкого молчания: ему действительно хочется знать, как там у Хавьера дела. И он искренне ответил: – Плохо. Чарльз немного нахмурился, но не стал ничего спрашивать, дал Хавьеру возможность собраться с мыслями и продолжить: – Датч заинтересовался нефтяной компанией Корнуолла. Хочет украсть ценные бумаги. – Подожди. Мне казалось, он хочет украсть золото плантаторов? – Да я бы не отказался ни от того, ни от другого! Но лезть на скважину – это самоубийство! Она охраняется так, что комар носа не подточит! Я совсем недавно ездил туда осмотреться, заодно и в Валентайн заглянул, – он вздохнул и провёл рукой по волосам. – Нам нельзя появляться поблизости от этого города. Но Датч… он рассердился, когда я это сказал. Раньше он никогда не сомневался во мне. А теперь он как будто хотел услышать то, что ему понравится, и рассердился, не услышав этого. Хавьер сказал – и сам испугался своих слов. Он огляделся по сторонам – не слышал ли кто? Семь лет он верой и правдой служил Датчу, с тех пор, как Датч подобрал его в пустыне штата Нью-Мексико, голодного и израненного девятнадцатилетнего мальчишку. У него нет родины, нет прошлого и нет будущего, всё, что у него есть – это вера в Датча. Что у него останется, если и эта вера исчезнет? Чарльз накрыл его руку своей большой твёрдой ладонью, такой тёплой, словно он долго держал её над костром. – Успокойся, – тихо и серьёзно произнёс он. – Ты говоришь слишком громко. – Ты прав, – усмехнулся Хавьер, надеясь, что Чарльз не почувствует, как у него подскочил пульс. – Я уже несколько раз замечал, что этот Белл выскакивает из-за угла в самый неподходящий момент. Чарльз молча кивнул и, к неудовольствию Хавьера, убрал руку. Потом он наклонился, сорвал веточку дикой мяты и закусил её крепкими зубами. Прядь мокрых волос упала ему на лицо. Хавьеру до дрожи хотелось заправить эту прядь ему за ухо. – Знаешь, на пути из Валентайна я кое-кого встретил, – сказал Хавьер, почти не удивившись тому, каким хриплым сделался его голос. – Какой-то тип сидел один у костра, вдрызг пьяный. Он пригласил меня к своему костру, а когда я дал ему ещё виски, рассказал мне одну историю… Когда-то он был не то солдатом, не то наёмником – я так и не разобрал. Он рассказал мне про место под названием Форт Риггс. Чарльз на секунду перестал жевать веточку. Его глаза вдруг стали пустыми и незрячими, он неподвижно смотрел на Железное озеро, сверкающее под солнцем. – Я слышал о нём, – проговорил он ничего не выражающим голосом. Хавьер сглотнул, уже жалея, что он вообще начал этот разговор, но раз уж начал, отступать уже поздно. – Они держали там пленных индейцев. Там было нечего есть, и некоторые индейцы пытались сбежать, но командование велело стрелять по ним. Солдат сказал, что он до сих пор видит лица тех людей, каждого из них… Один старик подарил ему кольцо в обмен на то, что солдат пообещал помочь сбежать из лагеря нескольким женщинам с детьми. Но когда настал момент, солдат испугался и так и не помог. Он рассказал мне про это и вскоре упал замертво. Думаю, он в ту ночь пил не только виски, но и кое-что похуже. Но перед этим он мне кое-что отдал. Сказал, может, мне пригодится… Чарльз всё ещё бездумно жевал мяту, глядя куда-то в пустоту. Быстро, пока он не обернулся, Хавьер сунул руку в карман, вытащил маленький твёрдый кругляш, протянул его вперёд на раскрытой ладони… и оцепенел от ужаса. Вместо кольца он вытащил из кармана маленькую круглую баночку вазелина, который десять дней назад купил в Роудсе, готовясь к «ограблению». Чёрт! И угораздило же его надеть те же самые синие брюки! Он помнил, что вернувшись с болот, тут же попался на глаза Карен, которая предложила оттереть со штанов всю кровь и грязь, и Хавьер её искренне поблагодарил. Теперь он живо представил себе, как Карен стирает брюки, находит баночку и с хитрой улыбкой суёт её обратно в карман… Чарльз всё ещё сидел отвернувшись, но совсем скоро он обернётся, увидит это, и момент будет безнадёжно разрушен. Плыли мучительно долгие секунды, тянулись, как капли карамели, застывающие в воздухе… Скорее сожми кулак, Хавьер, чёрт бы тебя побрал! Или наклони ладонь, урони проклятую баночку в траву! Сделай хоть что-нибудь! Страх и злость на себя заставили его вздрогнуть, и чёртова баночка наконец-то выскользнула из повлажневшей ладони в траву. Чарльз обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как Хавьер ёрзает на траве и лихорадочно шарит по карманам, как что-то блестящее вылетает из его руки, летит по изящной дуге, падает на гладкий мокрый песок у берега, как Хавьер с глухим рычанием рвётся вперёд и плюхается на живот, не обращая внимания на то, что пачкает песком нарядный жилет, как наконец выпрямляется, сдувает чёлку с лица и протягивает вперёд раскрытую ладонь, на которой лежит кольцо. Кольцо было вырезано из кости и украшено вставками из бирюзы и сердолика. С одного края оно было повреждено огнём; на кости темнело чёрное пятнышко, а бирюзовая вставка треснула. Чарльз широко открыл глаза, взглянул на кольцо, потом на Хавьера: – Это то, что тебе отдал солдат? Хавьер кивнул: – Я решил, что будет неправильно, если я просто сдам его скупщику или продам куда-то ещё. У меня нет права решать, что с ним делать, а у тебя есть. Он положил кольцо в ладонь Чарльза. Тот склонился, внимательно разглядывая его, проводя кончиком пальца по вставкам из самоцветов. – Шаман носил его, – тихо проговорил Чарльз. Потом сжал кулак, спрятав кольцо, и повернулся к Хавьеру. В его глазах появилось странное выражение, которого Хавьер прежде не видел. – Спасибо, – проговорил Чарльз. – Это очень важно для меня. Я… я не знаю, что сказать… Впервые за всё время их знакомства его голос дрогнул. Он на секунду закусил губу, продолжая смотреть на Хавьера этим новым взволнованным взглядом, и Хавьер вдруг замер, перестал дышать, поняв, что сейчас произойдёт что-то очень важное. Рука сама собой нашла тёплую ладонь Чарльза, и тот не отнял руку, даже подался навстречу ей, его пальцы шевельнулись, готовые переплестись с пальцами Хавьера. – А, вот вы где! – сквозь кусты шумно, как конь, пробился Джон с тремя бутылками пива в руках. Хавьер чуть не взвыл от разочарования – ну почему сейчас, почему не через пять минут, а ещё лучше – через пару часиков?! Марстон плюхнулся на траву рядом с Хавьером и протянул друзьям две бутылки, третью открыл сам и сделал длинный глоток. – Артур просил сообщить, что мы с вами идём на дело, – заявил он. – Через два дня со станции Уоллес отправляется дилижанс. Его хозяин нанял полдюжины охранников – значит, везут что-то ценное. – А куда едут? – спросил Хавьер. – В Валентайн. Хавьер поперхнулся: – В Валентайн?! Джон, если ты ещё не понял, вы с Артуром и Валентайн – несовместимые понятия! – Вот поэтому мы и зовём вас с собой, - отозвался Джон, но Хавьера эта неуклюжая попытка польстить не впечатлила. Ладно Джон, он всё-таки одногодок Хавьера, его тупость ещё можно списать на возраст, но Артур-то на десять лет старше, он должен понимать, что опасно проворачивать дела возле Валентайна! Плюс ко всему неотданный поцелуй всё ещё горел на его губах, так что Хавьер ощетинился, как недовольный кот, и сердито спросил: – Откуда вообще взялся этот дилижанс? Кто вам дал наводку? Тот служащий железной дороги, как его – Элден? – Чё за допрос? – фыркнул Джон, отмахиваясь от него. – Наводку дал Киран. Он случайно наткнулся на парочку О’Дрисколлов возле Дьюберри-крик, и подслушал их разговор. Они сами собираются грабануть этот дилижанс. Датч очень доволен – лишний повод пнуть под зад старого Колма… Полдюжины охранников, да ещё и О’Дрисколлы. Что-то Хавьеру это совсем не нравилось. У Датча врагов не перечесть, не мстить же всем и каждому, рискуя жизнями своих людей. – И вообще, мы не собираемся вести его до самого города, – продолжал Джон. – Устроим засаду на переправе через Дакоту, избавимся от охраны, дилижанс загоним Шимусу в Изумрудном ранчо, и быстро назад. Давайте, за успех! – и протянул свою бутылку, чтобы чокнуться с друзьями. Чарльз одним махом ополовинил свою бутылку и сказал: – За успех, guapo. Хавьер смотрел, как Джон медленно опускает бутылку, как вытягивается его лицо, как отвисает челюсть, как широко распахиваются глаза. Хавьер смотрел, и мог бы смотреть бесконечно. Потому что понимал: как только Джон придёт в себя и растолкует Чарльзу, что на самом деле означает это словечко, то его, Хавьера, скорее всего сунут головой в озеро и подержат минут этак тридцать. Всё ещё глядя на Чарльза огромными глазами, Джон начал бочком отползать в сторону, бормоча: – Слушай… ты хороший парень, и всё такое… но я не из этих. – Что? – нахмурился Чарльз и повернулся к Хавьеру. Тот на секунду прикрыл глаза. Проклятье, он уже и думать забыл о той дурацкой оговорке. Джон тоже повернулся к Хавьеру, и подскочил как ошпаренный, заметив в траве возле него баночку вазелина. – Отошли бы от лагеря подальше, тут же ребёнок!!! – выпалил он и тут же скрылся в кустах. Чарльз смотрел ему вслед. Потом повернулся к Хавьеру. Его глаза сделались холодными и подозрительными, и по какому-то ужасному проклятию Хавьер не мог отвести взгляд. – Guapo – это не «друг, с которым ты выпиваешь»? – спросил Чарльз. Он не кричал. Даже голос не повысил. Он говорил очень тихо и спокойно. Но за этим спокойствием чувствовалось нарастающее возмущение. – Нет, – только и смог сказать Хавьер. Перед глазами пронеслись все неловкие и дурацкие ситуации, в которые он попадал во время своих прошлых романов. Он всегда выкручивался легко и изящно, обращая всю неловкость в шутку, выходя сухим из воды. Но сейчас стыд буквально выжигал его изнутри. Чарльз наверняка думает, что всё это было просто дурацкой злобной шуткой. Шуткой, которую он совершенно не заслужил. – Что это означает? – ох, лучше бы он кричал, от этого холодного тихого голоса хочется провалиться под землю. Хавьер с трудом разжал губы и глухо ответил: – «Красавчик». – «Красавчик», – спокойно повторил Чарльз и кивнул, наконец-то опустив ресницы и отведя от Хавьера свой пристальный взгляд. – Лучше бы «сукин сын». Какого чёрта? – он снова взглянул на Хавьера, теперь в его глазах уже горела откровенная ярость. – Джон мой друг, что он теперь подумает обо мне? – Джон? Подумает? – Хавьер деланно усмехнулся, в жалкой попытке свалить всё с больной головы на здоровую. – Не уверен, что он умеет. – Зато ты умеешь, – отозвался Чарльз всё тем же тихим угрожающим голосом, от которого у Хавьера по коже побежали мурашки. – Ты придумал очень хорошую шутку. Видимо, я слишком тупой, чтобы её оценить. Надо было, конечно, наехать на него в ответ, сказать, что никто не заставлял его произносить это слово в присутствии Джона, но Хавьер вдруг понял, что это будет так же некрасиво, как когда он только что пытался переводить стрелки на Джона. Единственное, что может спасти ситуацию – это откровенный разговор. – Чарльз, послушай… – Нет, это ты послушай. У меня уже такое бывало. Я пытался работать с несколькими бандами до вас, и я знаю, как вы, бледнолицые, пытаетесь отделаться от того, кто вам не нравится… – Ты кого бледнолицым назвал? – возмутился Хавьер, но Чарльз взглянул на него так, что Хавьер впервые в жизни ощутил желание заткнуться. – Я знаю, чего ты добиваешься. В предыдущих бандах тоже находились типы вроде тебя. Подбрасывали мне всякую гадость на подушку, пытались напоить меня или выставить дураком перед всеми. Я знаю, что Уильямсон и Белл меня ненавидят, но я не понимаю, тебе-то я что сделал? – Чарльз, я совсем не… – Я не уйду из этой банды, ясно? А если и уйду, то по более серьёзной причине, чем ты! – Да не хочу я, чтобы ты уходил! – крикнул Хавьер, сжимая кулаки так сильно, что ногти врезались в кожу. Чарльз сердито посмотрел на него: – Тогда зачем ты делал все эти вещи? – Потому что ты мне нравишься, я флиртовал с тобой! Последние слова он прокричал так, что с ближайшего дерева сорвалась стая птиц и шумно улетела прочь. Лучшего аккомпанемента к своим словам Хавьер и пожелать не мог. Ну, разве что удар грома. Чарльз замер, его глаза медленно расширились. – Ты… что? – Помнишь, я пел тебе песню? Я бы уже тогда тебя поцеловал, если бы Джон не помешал. И вино я купил специально, чтобы мы его вместе выпили. Тот цветок я хотел подарить тебе за то, что ты выбрал хорошее место для лагеря. И то ограбление на болотах – это на самом деле было свидание, просто я не успел объяснить! Чарльз некоторое время молчал, а потом тихо и твёрдо сказал: – Ты меня обманул. Он поднялся на ноги. На его джинсах остались прилипшие травяные стебельки, но он этого даже не заметил. Хавьер тоже вскочил: – Нет! Я тебя не обманывал! Мы же действительно ограбили тех олухов… – Ты меня обманул, – повторил Чарльз, окидывая Хавьера тяжёлым взглядом. – Я не понимаю… если это и вправду так, почему ты не мог просто мне сказать? – Что сказать? – закатил глаза Хавьер. – «Привет, красавчик, пошли со мной»? Вот так сразу? Мы же не животные! – Не животные? Поэтому ты хвост распускал вместо того, чтобы честно сказать, что чувствуешь? – Чарльз устало провёл рукой по лбу: – Вы все так много говорите о какой-то ерунде, а о самом важном молчите и думаете, что другие должны догадаться… Откуда мне знать, что ты будешь честен со мной, если ты не был до сих пор? – Ты прав, – Хавьер шагнул вперёд и взял его за руку, про себя приказывая себе успокоиться и действовать хладнокровно, как полагает настоящему профессионалу. Чарльз взглянул на него, и Хавьер улыбнулся ему самой нежной, самой тёплой, самой обещающей из своих улыбок: – Чарльз, ты пойдёшь со мной на свидание? – Нет. Он вытянул свою руку из пальцев Хавьера и развернулся, собираясь уходить. Хавьер почувствовал, как его сердце падает из грудной клетки, пробивает диафрагму и со свистом летит сквозь живот. – Давай просто поговорим. – Я сегодня занят, – Чарльз подобрал с земли свои шляпу и сапоги. – Тогда завтра. – И завтра тоже, – Чарльз направился к деревьям, за которыми находился лагерь. – Тогда послезавтра! – И послезавтра, – Чарльз обернулся и ещё раз окинул его убийственным взглядом: – Тебе отказали. Оставь меня в покое. Он ушёл, не оглянувшись, а Хавьер остался совершенно один. На этом берегу и во всём мире. Мысленно он велел себе взять себя в руки. Да, он много раз добивался взаимности. Но когда ему прямо отказывали – а такое тоже бывало – он никогда не был мудаком, не давил и не принуждал, а спокойно уходил. Это не ранило его самолюбие: в конце концов, ему самому нравились не все мужчины и не все женщины. И теперь ничего особенного не случилось. Ему ясно и решительно дали от ворот поворот, только и всего. Тогда почему ему так тоскливо, как будто в его жизни больше не случится ничего хорошего?.. *** – Вот он где! – Хватай его! Тилли и Карен подхватили Хавьера за руки и потащили к своему фургону. Тот совершенно не сопротивлялся, и Карен в конце концов довольно ощутимо пихнула его под зад своей пухлой коленкой, чтобы он не больно-то повисал на хрупких девичьих плечах. Мэри-Бет подпрыгивала от нетерпения, стоя в тени фургона. Артур сидел на ящике, покуривая сигарету, огонёк отражался в его смеющихся глазах. – Явился, не запылился, – проговорил он, когда девчонки усадили Хавьера на землю и сгрудились вокруг. – Где ты пропадал весь день? – Не помню, – честно сказал Хавьер. Артур только хмыкнул и снова затянулся: – Ну-ка признавайся, что такое ты наговорил Джону сегодня утром? – Ничего, – Хавьер бессмысленно глядел перед собой, с вялым удивлением отмечая, что уже наступил поздний вечер. Тилли пихнула его в бок острым локотком: – Ни фига себе «ничего»! Да он вылетел из леса, как ошпаренный! – И сразу поехал в Роудс! – прыснула от смеха Мэри-Бет. – И вернулся с охапкой цветов, которые тут же раздарил всем женщинам, – фыркнула Карен. – Даже старухе Гримшо перепало, хотя я бы на его месте приволокла ей ядовитый плющ... – Ша, Карен, – похлопал её по плечу Артур. – Не кипятись, ты не на работе. – А Эбигейл он подарил шёлковую косынку и заколку для волос, – глаза Тилли блестели в темноте, она явно снова представила себе всю эту красоту. – И они весь вечер катались вдвоём на лодке, – мечтательно протянула Мэри-Бет. – Ты бы видел, какая Эбигейл вернулась счастливая… – И мы подумали, что ты на него как-то повлиял, – теперь уже Карен тыкала его в бок локтем. Хавьер понял, что должен что-то сказать. По лагерю наверняка весь день ходят слухи один фантастичнее другого. – Ну… – протянул он, стараясь не встречаться ни с кем взглядом. – Скажем так, я намекнул, что ему не нравятся женщины. Ну правда же, такая красотка вешается ему на шею, а он – ни в какую! Подозрительно. Все на миг замолчали, а потом Карен расхохоталась так громко, что Молли, как раз шмыгнувшая мимо них к озеру, неодобрительно сморщила носик: мол, чего ещё ждать от этой вульгарной девчонки, не знающей, что леди пристало смеяться тихо и музыкально, скромно прикрывая рот ладошкой. Тилли и Мэри-Бет пару секунд сидели разинув рты, а потом хором рассмеялись, и даже Артур, хоть и старался держать лицо кирпичом, в итоге не выдержал и прыснул так, что сигарета вылетела у него изо рта. – Ну, Марстон, – пробормотал он, сдерживая смех. – Пятнадцать лет я его воспитывал, и без толку, а тебе стоило только пошутить, и он сразу за ум взялся… – Да ну тебя, Артур, – смеялась Тилли. – Знаем мы, как ты его «воспитывал», только гонял из угла в угол. – Чего-о-о? Да я сама доброта! Пока они продолжали спорить и смеяться, Карен отвела Хавьера в сторону: – Хочу, чтобы ты узнал это прежде, чем сам увидишь. Я случайно услышала, как Чарльз разговаривал с Ленни. Ленни пожаловался, что Билл храпит во сне, и Чарльз предложил поменяться местами в палатках… Я не стала вмешиваться, это бы выглядело странно. – Да, спасибо, – глухо отозвался Хавьер. Карен сочувственно погладила его по руке: – Хочешь поговорить? – Как-нибудь потом. Только что Чарльз прошёл мимо них молча, отвернувшись в сторону, и больше Хавьера в этот момент ничего не волновало.