Сессия на поводке и в клетке

      — Ты уверен, что так надо? — сомневается Тейс. — Отец хотел видеть меня законченным отморозком, — отвечает Рутгер, — которому интересна лишь своя выгода и насрать, что при этом чувствуют другие. Мне иногда кажется, что у него нет сердца! Омега дара речи лишается, когда узнаёт, что альфа решился сказать отцу про Флориана Ингмара — незаконнорождённого сына киномагната. Мало того! Он собирается лично привести бету познакомиться с родителем. — Растёшь, братишка, — немного снисходительно Флориан треплет гиганта по щеке. — Может, теперь отец убедится, что я стал настоящим альфой, — с сарказмом отвечает он и слегка шлёпает бету по соблазнительному заду. — Ты что себе позволяешь? — по привычке возмущается тот. — Делаю, что хочу, — тоном отца говорит Рутгер. — А захочу, так вообще завалю тебя прямо в отцовском кабинете. И своего сладкого омегу тоже. Обоих сразу завалю! — Заканчивайте этот цирк! — заявляет Тейс. Ему не нравится идея беты и альфы, но он понимает, что они — ван Дорны, и этим всё сказано. Никогда не подумал бы, сколько в них энергии и силы! — А мне точно надо ехать с вами? — он сомневается. — Да! — рявкает альфа, по-хозяйски притягивая к себе омегу. — Тейс, ты очень нужен мне, — уже мягче говорит он и целует, будто наполняясь уверенностью. — Да и братцу моему наверняка тоже. Снова омега видит Флориана впервые таким неуверенным, таким напуганным и таким естественным, но таким прелестным! — Мне тоже стрёмно, — говорит он бете. — Но надо довериться. — И да, у моего грозного отца тоже нет стоп-слова, — мрачно шутит Рутгер. До офиса кинокомпании они доезжают очень быстро. Рутгер несётся на пределе возможностей своей мощной машины. — Отец у себя? — рыкает он на ресепшене. Администратор, симпатичный ухоженный омега, удивлённо смотрит на наследника киноимперии. Как же изменился молодой альфа в последние месяцы. Становится похожим на отца. Даже взгляд иногда становится таким же надменным и ледяным, как у него. — Да, господин ван Дорн, — говорит администратор, перевешивается через стойку и с нескрываемым интересом смотрит вслед троице. Что же такого случилось, что сын босса так взволнован? И зачем он потащил в кабинет отца двух парнишек? Оба стройные, гибкие, чем-то похожи внешне, при том, что тот, который постарше, темноволосый с зелёными глазами, чуть помягче младшего, с удивительными глазами цвета выдержанного коньяка и волной роскошных рыжих волос. Неужели этот оторва ван Дорн-младший решил пристроить на большой экран кого-то из своих приятелей? А может, оба эти парнишки — любовники Рутгера? И делят великолепного альфу в постели? — Ну, здравствуй, отец! — Рутгер ураганом врывается к родителю. — Это что за вертеп? — спрашивает тот, насмешливо глядя на мальчишек, которых его сын держит за талии. — Пришёл рассказать тебе о своих маленьких слабостях, — заявляет альфа, сверля отца тяжёлым взглядом. — Хочу признаться в некоторых грешках и поведать о своих тайных шалостях. Ван Дорн-старший на миг теряет самообладание. У него тоже есть тайна. Вернее, была. Но сейчас, увидев бету и омегу в объятиях сына, он словно узрел образ той тайны. И лишь железная выдержка киномагната заставляет его не вспыхнуть. — Снова потерял самоконтроль? Решил показать мне своих шлюшек? — ван Дорн спокойно изучает какие-то бумаги. Рутгер оставляет бету и омегу, подлетает к отцу, опирается могучими руками на его стол и шипит: — Они порядочные парни! — От меня ты что хочешь? — поднимает холодные глаза старший ван Дорн. — Не я. Он! — молодой альфа показывает на Флориана. — Этот смазливый мальчик хочет из твоей постели на большой экран? — насмехается магнат. — Нет, он хочет познакомиться со своим отцом! Ван Дорн-старший внимательнее оглядывает бету. Снова что-то припоминает. Чуть заметно сглатывает и сверлит парня холодным взглядом. — С его папашей я договорился, — резко заявляет он. Ни одним мускулом на лице он не выдаст своей тайны. — Значит, всё-таки признаёшь, что ты — его отец? — прижимает к стенке сын отца. — Нет, — ещё спокойно отвечает тот. — Признал бы — он был бы в семье. — И тем не менее, это так! Флориан Ингмар — твой сын. Есть заключение генетической экспертизы, что мы с ним неполнородные братья, — объясняет Рутгер. — Не будешь ли ты утверждать, что у нас с бетой один папа? — Этот ублюдок мне не сын, — киномагнат начинает закипать. Как же этот мальчик похож на своего папу! Ван Дорн-старший никак не ожидал от младшего сына такого поведения. После того инцидента с фотографиями он думал, что Рутгер сломается. А вышло наоборот. С другой стороны, не он ли сам хотел видеть в сыне беспринципного хищника, отрицающего очевидное? — Я-то признал свои слабости! — рявкает молодой альфа. — А раз о них известно тем, кому это знать необязательно, то я не буду отрицать! Мне хорошо было! Так охуенно, что я готов повторить! Да и не слабости это вовсе! Я хотел этого. И я это получил, — уверенно рявкает он. — Получил что? — недоумевает ван Дорн-старший. — Это? — он машет рукой на офигевшего омегу и начавшего беситься бету. — По крайней мере, я рад, что ты набрался смелости признаться в своих шалостях, — великодушно пытается загасить конфликт киномагнат и едва справляясь со своими внутренними демонами. — А ты даже не набрался сил и смелости признать своего сына! — он подталкивает худощавого бету с рыжими волнистыми локонами. — Так кто из нас с тобой слабак? — дерзко бросает Рутгер и, подхватив офигевших парнишек, покидает кабинет отца.

***

Увидев скромную небольшую комнатку, альфа и омега лишь недоумённо переглядываются. Спальня одного из самых виртуозных Домов города похожа на комнату подростка из бедной семьи. Старенький платяной шкаф, прикроватная тумбочка с облезлым краем и узкая кровать, на которой даже худощавый бета, видимо, спит на вытяжку. Потрёпанный ковёр на полу тоже не располагает к продолжению начатого в ду́ше. — Похоже, другого выхода нет, — говорит Тейс. — Похоже, так и есть, — соглашается Рутгер. Понимая, что продолжение будет в комнате боли, Флориан немного успокаивается. Там ему привычнее. Троица оказывается в клетке. На бету обрушивается вся страсть альфы и омеги. Они в четыре руки доводят рыжего парня до полубезумного состояния. Их губы без устали целуют изящную шею, угловатые плечи, гибкую спину, впалый живот, худощавые бёдра… Флориан лежит на спине на кожаном дне клетки и плохо понимает, что происходит. Никто и никогда не дарил ему столько любви. И столько наслаждения. Удовольствие он получает не оттого, что причиняет боль другим, а оттого, что его искренне и жарко ласкают другие. Другие? Да это его братья! Которые приняли этого высокомерного, жестокого и холодного Дома с истерзанным сердцем и искалеченной душой. Рутгер и Тейс над ним жарко целуются, оглаживают друг друга и вновь принимаются за бету. Альфа ставит его на четвереньки. Омега вбирает в рот его плоть, в то время как Рутгер впивается губами в анус. Бета сладко стонет… — Что ж вы со мной делаете? — вопрошает Флориан, не на шутку пугаясь своей реакции на двойную страсть. Но Рутгер и Тейс лишь улыбаются, переглядываются и меняются местами. Теперь трепещущий член Флориана во власти развратных губ альфы. Проворные пальчики омеги скользят по крепко сжатой звёздочке ануса. Вот один, щедро смазанный лубрикантом, проникает в отверстие, чуть щекочет, дразнит. Флориан шумно выдыхает. Мускулистый альфа получает удовольствие оттого, что он делает. Каждая мышца его великолепного тела напряжена от возбуждения. Его светлый ирокез стоит торчком. Восставший огромный член с набухшими от желания яйцами требует продолжения этой запретной связи. Изящный Тейс осторожно растягивает пальцем постанывающего бету. Вставляет в уже более податливую дырку второй и начинает подозревать, что Флориан там невинный. Каким был Рутгер, которого он взломал в их первую сессию. — Любовь моя, наш братик, кажется, никогда не был внизу, — говорит омега, поглаживая огненные волны волос, рассыпанные по плечам и гибкой спине. — Мы все сначала бываем внизу, — ещё пытается быть Домом бета. — Снизу тоже можно получать несказанное удовольствие, — отвечает Рутгер и снова жарко ласкает брата, доводя его до пика удовольствия. Флориан рвано дышит, его рыжие локоны трепещут. Бета запрокидывает голову, протяжно, скуляще стонет и кончает в рот альфы. — Тебе хорошо, милый? — спрашивает Тейс, не переставая растягивать его и гладя по рыжей шёрстке на спине. — Очень… — выдаёт вздрагивающий Флориан. Рутгер улыбается, стирая капельки спермы с губ. — Любовь моя, давай сначала ты, — говорит он Тейсу и слегка сжимает основание своего члена, чтобы чуть усмирить разгоревшееся желание. Сейчас хочется кончить ещё больше, чем тогда, когда он лежал связанный на сессии.

***

— Киса, ты никак образумился? — самодовольно заявляет Квинт, обнаружив за дверью сурового Тейса, как готовый к стрельбе пулемёт. — Чего пришёл? — Разве что только за этим! В лицо альфы летит небольшой, но крепкий кулак. Не ожидающий такого от обычно мягкого омеги Квинт отлетает в прихожую и падает на пол. — Ты совсем с катушек слетел со своим садо-мазо? — возмущается он, потирая подбитую челюсть. — Это ты слетел с катушек со своей самонадеянностью! — отвечает Тейс. Брехт отработал на полную. Поднял кое-какие связи. И выяснил, что Квинт после расставания с омегой стал следить за бывшим. Даже проник в клуб под видом клиента. Детектив выяснил, что архивариус, сделавший Флориану предложение о помощи поиска информации о его папе, приходится Квинту дядюшкой. Это объясняло, как данные старика и компромат оказались в одном конверте. Подлый альфа вызвался помочь дяде и доставить посылку. А попутно он арендовал помещение со стеной, общей с апартаментами Вальгеста. Вход туда был с другой стороны здания, поэтому никто не обратил внимания на неприметного парня. Далее было дело техники. Квинтин просверлил стену в комнату боли так, чтобы её не было видно, и установил оборудование, чтобы следить за бывшим возлюбленным. Такого удачного улова Квинт не ожидал! Он сутки не мог прийти в себя, заполучив первые снимки. Ревности не было. Его возбуждали даже не виды, в коих предстал его бывший омега. И даже не то, что вытворял Тейс. Причины возбуждения были другие. Хотелось увидеть смущение омеги, прочитать стыд в его глазах, почувствовать страх за свою репутацию. Поэтому наделав компрометирующих фотографий, альфа решил послать их Тейсу, шантажом заставив его вернуться. Но потом ухватил удачу за хвост. Другой участник оргий был ни много ни мало — сам Рутгер ван Дорн, сын воротилы кинобизнеса. Квинт надумал и тут поживиться. Но поняв, что этих двоих связывает нечто большее, чем участие в порочном разврате, придумал более изощрённый план. Он пошлёт фото отцу роскошного альфы, которого связанным трахают во все дыры омега и бета. В семье ван Дорн разразится буря. Дорожащий своей репутацией доктор Лёйтер бросит оскандалившегося мазохиста и тут появится Квинт, чтобы утешить омежку. А денег он рассчитывал поиметь с владельца апартаментов. Ибо слишком известные личности посещают комнату боли, где их в неприглядном виде трахкомфортит рыжеволосый строгий бета. Но план не срабатывает. И потому незадачливому Квинту обидно. Все его расчёты летят к чертям собачьим. По всем пунктам. — И не называй меня Киса, — заявляет Тейс. — Сколько можно говорить? — И это всё? — насмешливо спрашивает Квинт, надвигаясь на омегу. — Могу добавить от себя, — перед бывшим Тейса появляется тот самый роскошный альфа, который на сессиях постоянно снизу. — Ой, господин Мазохист решил что-то высказать, — язвит Квинтин. — Хм, если тебе нравится быть им, то не надо пачкать такой грязью уши этого малыша, — Рутгер нежно обнимает омегу. Квинт вздыхает. — Тейс, я всегда подозревал, что тебя интересует только кошелёк потолще и член побольше, — нагличает он. Рутгер молча впечатывает свой кулак нахалу туда же, где уже наливается синевой отпечаток кулака омеги. Квинт отлетает к стене и болезненно скулит, как побитый пёс. — Не смей даже думать так грязно об этом мальчике, — рявкает Рутгер, сгребает в охапку офигевшего Тейса и ведёт его вниз. — И не называй его Киса. Ему не нравится. Если ещё хотя бы раз услышу о тебе — повторю!

***

Омега кивает, наносит на свою гладкую аккуратную плоть смазку и осторожно проталкивает свою небольшую чувствительную головку в дырку Флориана. Бета вскрикивает и выгибается. И если альфа получал удовольствие от боли, которую ему причинял Дом, то Флориан чувствует лишь боль от наслаждения плотью Тейса внутри него. Эта боль наполняет его теплом, вырывается стонами и отпечатывается поцелуями альфы и омеги. Рутгер что-то нежно шепчет Флориану в ухо, целует его губы, глаза, щёки, шею. Бета принимает член Тейса до конца, и его накрывает острая боль наслаждения. Омега ритмично двигает стройными бёдрами и бесстыже стонет. Его плоть трепещет в узком неразработанном анусе брата. Тейс поглаживает Флориана по спине, тискает его белокожие ягодицы. — Да, этот малыш очень сладко трахает, — говорит Рутгер брату и страстно смотрит на поскуливающего Тейса. — Я же говорил, что тебе понравится. Бета зло глядит на альфу, а потом хватает его огромный член, который оказывается перед его лицом. — Иди уже сюда, — фырчит он и заглатывает плоть чемпионских размеров. Омега стонет от сладкой боли, с какой его сжимают стенки ануса беты, от вида наслаждающегося минетом Рутгера, оттого, как сам Флориан выгибается между ними. Кажется, бете это нравится. Альфа вдалбливается в горячий рот беты, распаляется от вида Тейса, который, закусив губу, с наслаждением и оттягом трахает Флориана. Бета начинает понимать, что испытывали его сабы и свитчи, когда их имели с обеих сторон. Но чувствовать члены братьев в заду и во рту — совсем другое. Словно ласкаешь сам себя. Флориан принимает эту безумную парочку и стонет, поскуливая и извиваясь. Его плоть снова восстаёт и требует разрядки. В этот момент подрагивающий омега чуть замирает, громче скулит, вжимается глубже в бёдра беты и, вскрикнув, сладко кончает. — Какой же… Ты сладкий и узкий… — выстанывает Тейс, покидая дырку беты. Нежно целует его в раскрасневшееся колечко и разминает его, готовя для более крупного члена Рутгера. Альфа уже в нетерпении поглаживает своё естество и ждёт проникновения в рыжеволосого Демона. — Ты готов принять нашего альфу? — спрашивает омега обезумевшего от наслаждения Флориана. — Он такой… Такой невероятный. — Да, — не совсем уверенно говорит тот. — Ещё он сказал, ты там сладкий, — и тянется бесстыжими губами к ещё вялому аккуратному члену. — До одури сладкий, — подтверждает Рутгер, смазав анус беты и растягивая его пальцами. — Попробуй нашего омегу. Не оторвёшься, — и он начинает водить языком по тугому колечку, где только что был его любимый Тейс, наслаждается вкусом его семени. Обалдевший омега чувствует на своём члене губы Флориана, потом его шаловливый язычок начинает дразнить гладкие омежьи яички. Бета то сосёт аккуратную плоть Тейса, то вылизывает его бубенчики, приближаясь к горячей дырке. — Возьми его, — тихонько приказывает Рутгер, не в силах терпеть. Тейс разворачивается к Флориану задом и начинает поскуливать. До чего ж нежный и горячий у беты язык! Желание возвращается в момент. Омега раздвигает ягодицы, готовясь принять плоть Флориана. С удовольствием вылизав анус Тейса, бета с таким же удовольствием проникает туда своим стволом. Омега чуть вскрикивает, принимая его. В то же время Рутгер приставляет свою пылающую крупную головку к дырке Флориана. Тот кричит от первой боли, когда огромная влажная головка альфы с трудом и острыми спазмами медленно проталкивается внутрь. — Потерпи немного, милый, — успокаивает его альфа, поглаживая по спине. — Ты такой узенький, что мне самому больно, — он целует белокожие худощавые плечи парня. Очень скоро болезненность проходит, и её сменяет наслаждение наполненностью. Бета между любовниками начинает двигаться и откровенно стонет. Его рвёт на части. Он скользит анусом по могучей плоти альфы и проникает внутрь скулящего омеги своей плотью. От двойного удовольствия, приправленного острой болью, у Флориана сносит крышу. Он целует нежные губы омеги, повернув его лицо к себе, затем его самого целуют развратные губы альфы. Бета выгибается и стонет. Впервые он тонет в таком урагане страсти. Одной рукой он поглаживает мускулистое бедро размашисто двигающегося позади Рутгера. Другая рука сжимает оживший член Тейса, заставляя того скулить и всхлипывать ещё громче. Крышесносный оргазм настигает всех троих разом. Альфа глухо рычит, выстреливает в бету. Флориан кончает глубоко внутрь омеги и сильнее насаживается на изливающуюся плоть Рутгера. Его собственную ладонь заливает сперма бьющегося в оргазме Тейса. Альфа решает не вязаться и покидает анус Флориана. Омега грациозно соскальзывает с плоти брата. Оба они счастливы и улыбаются как-то глуповато, но искренне. Их поцелуй, после того как альфа и омега разделили друг с другом своего бывшего Дома, кажется бете самым сексуальным моментом во всей оргии. — Ну же, иди к нам, — Тейс снова гостеприимно протягивает брату изящную руку. — Мы ждём тебя, — вторит ему Рутгер, поглаживая лежащего на его рельефной груди темноволосого омегу. Флориан чувствует себя опустошённым и невесомым. Новое чувство удовлетворения немного пугает. Он слишком многое позволил им. Ещё больше, чем в прошлый раз. Нельзя столько позволять своим свитчу и сабу. «Своим братьям, своей крови. Почти что самому себе», — проносится у него в голове… Он чувствует что-то новое, необъяснимое. Неужели это и есть любовь? Но эта любовь обжигает, ранит и доставляет боль. — Пошли вон! — выстанывает Флориан, вцепившись в прутья изящными пальцами так, что белеют костяшки. И прячет лицо в рыжих волнах волос. Они не должны видеть его слёз. И если в прошлый раз братья отласкали его совместным минетом так, что он ещё смог сдержаться, то сейчас он испытывает дикую боль от наслаждения этой парой. Рутгер и Тейс деликатно покидают бету, не вдаваясь в детали. Они быстро одеваются и покидают апартаменты, где в последние пару месяцев их жизнь, да и жизнь самого Дома, перевернулась вверх ногами. Или, наоборот, всё стало таким, каким и должно было быть. — Останьтесь, — скулит едва слышно бета, протягивая руку хлопку двери, за которой исчезают его братья. Но они его не слышат. Ему самому одновременно хочется вернуть их и снова окунуться в очешуенность их жаркой страсти, но и страх перед тем, каким он стал, не отпускает Дома. Флориан, отлюбленный альфой и омегой, голый, беззащитный и бесконечно одинокий, сворачивается клубочком на дне клетки и плачет. Он уже много лет не позволял себе такого. А тут прорвало. И где? В его собственной комнате боли! Сможет ли теперь дом мэтр Вальгест провести тут сессию? — Если только свитч Джокер и саб Младший никогда в жизни не переступят порог этой комнаты, — говорит себе Флориан сквозь слёзы. Слёзы не приносят облегчения. Флориан понуро бредёт на кухню. Как же непривычно ему, опустошённому любовью братьев, пить свой кофе с коньяком, который всегда так радовал его после сессий! Но сейчас бета чувствует себя бесконечно одиноким. Будто его бросили, в очередной раз предали…