***
…Когда шёлковый плен слетает с глаз Рутгера и Тейса, они понимают, что оказались в подвале за́мка. Это настоящее подземелье. В таком только пленных и смертников содержать. В полумраке угадываются очертания зловещих предметов пыток, каким бы позавидовали средневековые инквизиторы. Комната Вальгеста по сравнению с этим великолепием смахивает на аттракцион для щекотки нервов, а спальня Рутгера — на картинку из гламурного журнала. — Я же обещал феерию, — говорит Вальгест, обводя рукой всё это роскошество. Фойр смотрит на Тейса и говорит: — Сегодня я свяжу этого парня так, что он навсегда запомнит это. — Значит, альфу тоже свяжем, — отзывается Гейрин в предвкушении действа. — Но сначала надо отмыть их, — замечает Вальгест. — Эннем, неси! Здоровенный альфа выходит из полумрака, держа в каждой мощной руке по шлангу. — Эт-то зачем? — непонимающе лепечет Тейс, поёживаясь от прохлады. И тут же получает от брата звонкий шлепок по ягодице. — Тебе же сказали, чтобы отмыть вас обоих, — он уже ласково поглаживает спину чуть ниже полоски шерсти, там, где начинается расселина на заду. Пару усаживают на некое подобие стульев весьма интересной конструкции. В середине сиденья проделана дыра, как раз чтобы вся промежность «дышала воздухом». Руки недоумевающих альфы и омеги привязывают к подлокотникам, ноги — к передним ножкам «стульев». Теперь верёвки прижимают запястья и лодыжки к холодному металлу. Ещё по одной верёвке удерживают сабов, обвиваясь вокруг их торсов и спинок адских приспособлений для сиденья. Рутгер пытается инстинктивно вырваться. И получает вполне ожидаемый удар хлыстом. Но это не остужает его возбуждения. Наоборот, лишь усиливает. Его заводит вид обнажённого Тейса, прикрученного к железке. Омега с замиранием сердца, в ожидании что будет дальше, смотрит на альфу полными пошлого порока глазами. — Эннем! — приказывает Вальгест. Молчаливый гигант вводит каждому в анус по шлангу. Хорошо смазанные резиновые трубки с некоторым трудом входят в альфу и омегу. Ощущения непривычные. Что-то неприличное в этом есть. Но за ними наблюдают Домы. А потому есть в этом какое-то запретное удовольствие. Эннем включает воду. Мощная струя воды выстреливает внутрь, заставляя альфу и омегу вскрикнуть и начать извиваться. На живот давит верёвка. Это больно и в то же время доставляет какое-то наслаждение от очищения. Фойр подходит к Тейсу, Гейрин томно подплывает к Рутгеру. Каждый из Домов синхронно поглаживает грудь своего подопечного. Похлопывает по булькающему, будто пляшущему животу, оглаживает член и дразнит промежность. Очень вовремя Эннем подставляет под каждого таз. Потому что из сабов вырывается их «грязь». — Повторить бы надо, — замечает великан, скептически глядя в таз. И снова включает воду. Снова холодная струя воды остро пробивает всё до самого темечка. Приводит в смущение, вызывает неловкость и накатывает возбуждением. В этот раз Домы уже дольше приглаживают своих сабов. Не только потому, что те словно смирились со своим положением, но и потому, что начинают испытывать новые ощущения. Которые Тейсу, кажется, уже нравятся. Рутгер же вновь пытается вырваться. Эннем достаёт из его зада шланг, обливает строптивца холодной водой и возвращает «змея» обратно, похлопав громадной ладонью по впадинкам над угловатым задом, куда стекает вода с блондинистого ирокеза. Едва проводит по поджатым яйцам, заставляя член вновь шевельнуться. А звонкий шлепок по внутренней стороне бедра и вовсе заставляет ожить и взметнуться вверх. Тейс испытывает чувство распирания, он громко икает и забрызгивает пол под собой остатками содержимого своего желудка. Эннем молча проделывает с ним то же самое, что только что сделал с его альфой. Омежка вздрагивает от холода воды, обнявшей его тело. И выстанывает какое-то недовольство. — Ты от наслаждения должен стонать! — флоггер Мастера Фойра всеми своими многочисленными хвостами ложится на грудь парня, обжигая его до самых яичек. — Тейс, я люблю тебя, — говорит Рутгер в надежде поддержать омегу. — Тебе запрещено говорить, — теперь уже Гейрин воспитывает альфу ударами своей плётки. Хвосты ложатся прямо на его рельефную грудь в просветах между верёвками. На мокром теле они чувствуются больнее, но ярче, острее. Альфа вздрагивает и тоже очищается в подставленный Эннемом таз. — Люблю тебя, Рутгер! — вырывается у Тейса и возвращается обратно точным ударом кожаных полосок по возбуждающимся соскам. Он выгибается и чуть пристанывает.***
Мысль о том, что его папа был убит, а не погиб в результате несчастного случая, заставляют мозг Флориана работать ещё энергичнее. Он отказывается верить в это. — Брехт, но как же так?.. — спрашивает он молодого архивариуса с бесконечным отчаянием в голосе. Тот лишь пожимает плечами. — Таких дел немало, — отвечает он. — Омеги да и беты о-психотипа часто находят себе альфачей побрутальнее, а потом сами же и попадают им под руку. А если бывший оказывается самцом больше, чем настоящий, то это катастрофа. Для всех троих. — Но папа был не таким… — тихо говорит Флориан. — Тебе-то откуда знать? — чуть ли не с насмешкой заявляет Брехт. — Тебе было-то всего пять лет! Рыжий чувствует ненависть. Ненависть к этому симпатичному молодому полицейскому. Ненависть к отцу. Ненависть ко всему миру. Почему у него отняли самое дорогое? Единственного человека, который его любил? Ведь если бы папа был жив, отец не измывался бы так над ним? Бета сползает спиной по стене и закрывает лицо рукой, с ненавистью вспоминая отцовские уроки. — Никто и никогда, ни при каких обстоятельствах не должен видеть твои слёзы, — поучает громила сынишку. — Даже самые близкие. — И немного подумав, уточняет: — Они в первую очередь не должны видеть такого. Архивариус садится на корточки перед Флорианом. — Извини, — говорит он, пытаясь убрать изящную руку с лица рыжика, может, даже как-то успокоить его. — Отстань! — кричит тот и грубо отбрасывает руку полицейского. На стража порядка смотрят светло-карие глаза, прикрытые завесой слёз. А за ней полыхают молнии гнева и ненависти. — Ненавижу! — срывается на визг Флориан. — Зря я тебе всё это рассказал, — корит себя Брехт. — И мой тебе совет: не копай это дело. Зря всё это… — Не зря! — уверенно отвечает рыжий. — Очень не зря. Я всегда подозревал, что папа не просто умер. И что отец причастен к этому. Спасибо тебе. И из-звини… Вскочив на ноги, он спешит домой. Плевать, что отец готовится к командировке. Плевать, что он может устроить разбор полётов из-за того, что Флориан блеснул на сцене. Он выбьет из отца всю правду. Во что бы то ни стало! Альфа всегда был недоволен, что Лассе слишком заботится о сыне. Отец называл это «дуть в жопу». Ну, а что, лучше, подобно ему, муштровать малыша, как крутого спецназовца? Флориан полон ненависти. Ему больно. Он жаждет мести.***
Вальгест устраивается в кресле на постаменте у стены подземелья и, закинув одну стройную ногу в облегающей брючине на подлокотник, наблюдает продолжение феерии. Мастер Фойр, развязав плавящегося в порочном возбуждении Тейса, ведёт парня к невысокому столику и кладёт его на спину. Сгибает его красивые ноги и широко разводит в стороны. Помещает под коленки палку. Берёт в руки моток верёвки. Ровные петли замысловато ложатся на ноги омеги, прижимая к стройным бёдрам голени. Оплетают палку так, что Тейс не может свести ноги. Ещё одна петля охватывает изящную шею омеги прямо по границе темной шёрстки на холке и под едва заметным кадыком, не давая опустить на стол поджатые ноги. Фойр красивыми петлями пленяет тонкие запястья Тейса, фиксируя на крюке, что свисает с потолка. Рутгер сглатывает от непристойного вида возлюбленного, такого прекрасно развратного и такого призывно раскрытого. Его гибкое тело опутано паутиной верёвок. Узлы прижимают особые точки, вызывая боль и даря наслаждение этой болью. Омега прикрывает глаза, тихо постанывает. Он такой прелестно порочный! Его чуть припухлая дырка ещё сжата, но готова к играм. Гладкие яички поджаты, аккуратный член уже взметнулся к животу. — Нравится? — спрашивает Гейрин альфу. — Мне — очень. Эннем? — Скоро омега сам начнёт умолять, чтобы его взяли, — говорит тот, и небольшая плоть Тейса утопает в ладони гиганта. Тейс длинно скулит и чуть выгибается. Эннем неторопливо оглаживает промежность омеги, поглаживает его естество. Дразнит соски, слегка сдавливая их, чуть оттягивая и едва выкручивая. Пробегает огромными пальцами по бокам. Затем снова топит член парня в своей ладони, а пальцем другой руки, блестящим от смазки, проникает в дырку. И чуть подразнивает Тейса ртом, то обжигая его своим горячим дыханием, то холодя болтом в языке. И как бы случайно иногда задевая своим Драконом разгорячённое бедро парня. Омега выгибается и громко стонет, требуя продолжения. Гейрин уже освободил Рутгера и ставит его на два небольших постамента. — Нравится, как твой омега стонет? — говорит Дом-омега. — Хочешь, чтобы и тебе было также хорошо? Грудь альфы тяжело вздымается. Он не может принять, что его омегу ласкает другой. И одновременно он кайфует от вида наслаждающегося этими извращёнными ласками Тейса. Как же он сладко прикрывает глаза и как порочно кусает губы! Омега-Дом просовывает между мускулистой спиной и локтями альфы палку, как ту, что привязал к ногам Тейса Мастер Фойр. Рельефные руки Рутгера оплетаются тугими верёвками. Гейрин опутывает всё тело роскошного альфы волшебными узелочками, которые давят на точки, вызывая те же ощущения сладкой боли, что и у омеги-саба. Рутгер чуть вскрикивает, когда Гейрин изящными пальчиками ловко вяжет в его промежности паутину, которая не позволит ему кончить раньше времени. Шёлковый шнур обвивает основание красивого члена, уже такого твёрдого, что на него можно вешать хоть гирю. Юноша умело обвязывает основание каждого из крупных яиц альфы, пропускает витые хвосты между ягодиц и крепко завязывает на талии. — Гейрин, ты, как всегда, непревзойдён в искусстве связывания, — говорит Мастер Фойр, любуясь красивым мускулистым альфой, чья страстная энергия сдерживается лишь парой кусков верёвки. — Надо приласкать саба, — говорит сам себе Гейрин. И его проворные пальчики уже трутся о тяжёлую роскошь члена альфы. Тот постанывает, принимая изящные руки омеги. Смотрит на Тейса, который на несколько мгновений встречается глазами с любимым. Рутгером овладевают два противоположных чувства. Он дико ревнует Тейса к ласкающему его Эннему, хотя разумом понимает, что это всего лишь игра и омега не в состоянии сдержать этот напор, ломающий его волю и выпускающий наружу животное. С другой стороны, Тейс так красив! Так развратно беспомощен в этой позе. Всё его тело, такое прелестное и любимое, жаждет извращённых ласк, коими его щедро одаривает громила в пирсинге. И так же, мозгами, Рутгер доходит, что это неправильно, неприлично и непристойно. Он теряет контроль над собой, но ничего не может поделать. Он лишь смотрит и возбуждается ещё больше. Стонет сквозь зубы. Омега-саб, утопая в болезненных ласках Эннема, не может оторвать взгляд от Рутгера. Какой же он красивый! Связанный, неподвижный, но непокорный и не сломленный. Даже его отцу не удалось! Он сам позволяет себя надломить. Тейс протягивает к Рутгеру пальцы руки. Тот жадно открывает рот, будто хочет вобрать их в себя. — Чего-то не хватает, — говорит Гейрин, любовно оглядывая обездвиженного прекрасного альфу. В тёмные соски Рутгера впиваются металлические зубы зажимов, обжигая резкой болью. Небольшие железные шарики оттягивают соски, странным образом соединяя эту боль с наслаждением.***
— Только поняв, кто ты, ты сможешь обрести гармонию с собой, — говорит Мастер Фойр Рутгеру. — Но для этого придётся отпустить свой разум. Не контролировать свои эмоции. Посмотреть на себя словно со стороны. Альфа не совсем понимает. — Искусство связывания — одно из самых древних, — сообщает Мастер Фойр. — Это контроль над эмоциями, чувства продуманности, — он наглядно демонстрирует сказанное, накладывая на тело саба на столике ровные петли верёвки. Альфа любуется такой неестественно притягательной красотой, совершенством неправильности. — Это смирение порывов и рывок сдержанности, — продолжает Фойр. — Посмотри на него. Омежка, красиво опутанный верёвкой и раскрытый для проникновения, выглядит двояко. Он прекрасен в этой развратной беспомощности. Нет, его не хочется взять. Им хочется любоваться. Его разнузданной позой и ожидающей готовностью. Рутгер видит в этом две половинки противоположностей. Это восхищает и пугает его одновременно. — Да, это явь обмана, иллюзия реальности, — говорит Фойр, чуть поглаживая пальцами саба. — Это — эмоции и контроль! Ван Дорна как озаряет. Он понимает, что одно без другого не существует. Можно контролировать эмоции, но иногда просто необходимо позволить им снести контроль, отпустить его. Отец же требовал непрерывный контроль. В первую очередь от самого себя. Рутгер устал держать всё в своих руках. Потому-то у него начались проблемы, доведшие его до этого клуба. — Когда к чему-то привыкаешь, уже не замечаешь этого, — начинает свой мастер-класс невысокий омега с красными волосами и точёной фигуркой. — Господин Гейрин расскажет тебе, почему надо уметь отпустить себя, — говорит Фойр и предоставляет слово омеге, чьё офигенное контральто ласкает слух. — Смотри, — изящные пальцы касаются каменного живота лежащего на столике громадного альфы. — Он уже это не чувствует, — омега водит ладонью по лужице на кубиках пресса громилы. — Это лёд растаял, — поясняет Гейрин и кладёт ещё кусочек на живот великана. Огромная гора мышц никак не реагирует. — Он уже привык, — хищно улыбается стройный Господин. — А теперь… смотри, — он убирает рукой растаявший лёд с живота громадного альфы, приподнимает зажжённую свечу и чуть наклоняет её. Сорвавшаяся капля падает на охлаждённую кожу парня. Тот резко выгибается и даже начинает тихо пристанывать. — Видишь, как остро он чувствует резкое изменение? — говорит Гейрин и повторяет свою пытку. Альфе уже привычнее принимать расплавленный воск на свои кубики на животе. Омега убирает свечу, берёт кусочек льда и легко проводит им по дорожке застывшего воска. Громадина под ним снова стонет, реагируя на перемену. — Кажется, я начинаю понимать, — бормочет Рутгер, с ужасом осознавая, что он в ещё более худшем положении, чем связанный омега и обласканный льдом и пламенем альфа. Отец в своём стремлении подчинить себе сына загнал его в клетку и надел на него незримый ошейник. Рутгер настолько привык к этому, что уже не замечает. Его желание доказать отцу, что он может всё контролировать, не даёт ему понять, что им самим управляют. И что он сам далеко не властитель мира, каким его пытается сделать отец. Он лишь раб его, родительских, амбиций. И своего желания доказать, что он именно такой. Слишком много контроля в его жизни. И слишком мало эмоций…***
Естество омеги в умелых руках Эннема затвердело и начинает требовать бо́льшего. — Не торопись, — тихо оставливает его Фойр, когда кажется, что Тейс вот-вот изольётся. Громадный альфа чуть отступает в полумрак. Мастер Фойр уверенно обёртывает основание омежьего члена шёлковым шнуром и привязывает концы к большим пальцам ног парня. Шнур натягивается, пережимая приподнятый над Тейсом член и не давая омеге кончить. Даже если Эннем снова ухватит его своей громадной ладонью и продолжит дрочить ему. Тейс разочарованно стонет. Это скручивает в один спазм всё его тело. Отдаётся в немеющих яичках, горит в заду и дёргается в плоти. Омега поскуливает, вымаливая возможность излиться. — Ещё не время, мальчик, — говорит Фойр, чуть ли не ласково огладив Тейса по ягодице. Он катает в ловких пальцах яички омеги, заставляя того выгнуться. Потом рвано пощипывает уже набухшие соски парня, вызвав требовательный стон. И, словно случайно, касается подрагивающего ануса, готового принять даже Эннема. Дырка похабно блестит и манит. — Правда красиво? — спрашивает Рутгера Гейрин. — Он великолепен в своём страстном смущении и прекрасен в этой порочной доступности… Альфа лишь стонет, изнемогая от желания войти в эту блестящую от смазки дырку так глубоко, что омега начнёт терять сознание. — Эннем! — тихонько приказывает Гейрин. Громила покорно появляется перед миниатюрным Господином. — Приласкай нашего альфу! — приказывает Гейрин. Бритый великан с железками по телу несильно дёргает за шарики на зажимах в сосках Рутгера. Поглаживает по кубикам на животе в просветах верёвки. Затем заходит сзади. Длинно проводит украшенным болтом языком по крепкой шее. Оглаживает ладонью мускулистую спину вдоль белокурой полоски шерсти, перечёркнутой ровными линиями верёвок. Просовывает могучую руку в промежность и водит огромными пальцами. Приглаживает крепко сжатый анус, поджавшиеся яйца и, наконец, ухватывает твёрдый член с пылающей головкой. У Рутгера с громким стоном вырывается дыхание. Он вздрагивает. И сам движется пахом навстречу огромной ладони великана. Тот прижимается выпуклой грудью к мускулистой спине ван Дорна и чуть раскачивается из стороны в сторону, дразня его своими колечками в сосках. Горячий язык Эннема с металлической сердцевиной опять проходит по крепкой шее Рутгера, срывая с его губ стон. Он запрокидывает голову назад, показывает свой вздувшийся кадык, прижимается к могучему альфе позади себя. Тейс с пошлым интересом и порочным восхищением смотрит, как один огромный альфа ласкает другого огромного альфу. Оба красивы по-своему. И от этого возбуждение омеги уже продирается через его судорожные стоны. — Ты когда-нибудь был с альфой? — спрашивает прибалдевшего Рутгера Гейрин. Тот рвано мотает головой. — Хочешь попробовать? — чёрные, как грех, глаза Дома сверкают порочностью. Омега шлёпает его по заду. Звонкий шлепок отдаётся в паху. А в голове начинает птицей в клетке биться желание кончить. Рутгер сглатывает, округляет глаза. Они что, хотят, чтобы Эннем его… оттрахкомфортил?! Одно дело, когда это небольшой омежий член, совсем другое — гигантский Дракон альфы позади него. Да ещё с этими железками. А Эннем уже многозначительно водит своим Драконом по напряжённым ягодицам, разводит их в стороны и чуть касается горячей влажной головкой судорожно сжавшегося ануса. Зловеще холодит металлическим шариком на конце члена. — Ну конечно хочешь, — говорит Гейрин, потрепав саба по щеке. И отвешивает роскошному альфе звонкую пощёчину. Тейс с замиранием сердца наблюдает эту картину и уже почти забывает о том, что лежит полностью раскрытый и готовый ко всему. — А наш омежка пробовал другого омегу? — говорит Фойр, снова приласкивая подрагивающую плоть парня. Забавится с его сосками, чуть оттягивая и выкручивая их. Проникает пальцем в дырку, которая жадно и мокро раскрывается в предвкушении ласк внутри. Гейрин расстёгивает свой костюм в паху. На фоне чёрного латекса его небольшой о́рган в ореоле ярко-красных завитушек стрижки выглядит крайне возбуждающе. Плоть уже восстаёт. — Попробуй, — говорит Дом и дразнит своей розоватой головкой губы Тейса. Тот поскуливает, пытаясь в неудобной позе ухватить естество Гейрина. Дом чуть приспускает крюк, на котором прикреплён руками Тейс, заходит к нему так, что голова саба оказывается прямо под Господином, и вкладывает свою плоть в рот парня. Саб-омега ласкает губами и языком небольшой член Гейрина, поражаясь его миниатюрности и тому, как быстро плоть наливается силой. — Какой ты умелый мальчик, — говорит Господин и поглаживает Тейса по голове. — Опытный, развратный, — на внутреннюю сторону бёдер Тейса ложатся удары флоггера, его яички пронзает боль, но, отступая, она оставляет лишь дикое желание излиться.