***
Каждое утро Рутгер заставляет себя вставать и идти в издательство. Открывая глаза, он не обнаруживает рядом Тейса. Этот парнишка так запал ему в сердце, что каждый день без него становится пыткой. Ну зачем он согласился на ту сессию в за́мке, а потом устроил сцену ревности? Неужели он так и не понял, что этот омега сам знает, что ему надо? Но нужен ли этому независимому парню такой извращенец, да ещё и с кучей проблем? Рутгер цепляет на лицо улыбку, как на тело костюм, и отправляется на работу. Хорошо, что работа хоть как-то отвлекает от уныния! Но и в издательстве его преследует тень Тейса. Как бы альфа ни избегал встречи с боссом, тот повсюду. Но не физически. Он преследует альфу сладкими воспоминаниями. Даже мелькающий везде его запах — аромат нежной любви и развратной страсти — сводит его с ума и не даёт сосредоточиться на работе! Никогда его так не занимал ни один омега. И дело даже не в том, что раньше он жил будто не своей жизнью. Тейс для него стал смыслом жизни. Его отражением. Без Тейса он снова станет тем, кем был до встречи с ним. — Я хочу уйти, — заявляет он Лёйтеру, бесцеремонно ввалившись в кабинет босса. «Кабинет босса» — приёмная в ветклинике, где трудится омега.— Чем дольше я остаюсь, тем быстрее теряю контроль над всем. — Я не в праве тебя удерживать, — тихо отвечает босс, такой прелестный в своём светло-зелёном форменном костюме. Такой уютный, открытый, любимый. — Даже не попытаешься? — самоуверенно спрашивает роскошный альфа. — Рутгер, это бесполезно, — с горечью говорит омега. — Я понял одно: если ты решил уйти, то я могу хоть на коленях за тобой ползти, ты не вернёшься. Скажи, это из-за… той сессии? — Отчасти… Тейс кивает. — Извини, у меня скоро пациент, — говорит он, глядя на часы. Словно нашёл спасение от разговора, который нельзя откладывать, но и начать боязно. — Знай одно, — говорит альфа, подходя совсем близко к омеге и поднимая его лицо к себе. — Я любил тебя. До сих пор люблю. И, наверное, буду любить до конца своих дней… «Так зачем ты бросаешь меня?!» — хочется крикнуть Тейсу. Он тянется губами к альфе для поцелуя. Но Рутгер лишь нежно гладит его по щеке и, рвано выдохнув, покидает возлюбленного. Омега принимает следующего пациента, едва сдерживая слёзы. Не думал он, что любовь так ранит и заставляет страдать! Зачем он позволил себе так отчаянно влюбиться и впустил этого альфу в своё сердце? Не лучше ли как мэтр Вальгест — запечатать своё сердце и просто причинять боль, напоминая себе, что любовь это и есть боль? К вечеру Тейса осеняет мысль, что Флориан Ингмар потому-то и стал мэтром Вальгестом, что испытал боль от любви. Или решил, что любовь и боль — одно и то же. Омега решает отправиться в клуб. Он выловит Вальгеста, прижмёт его к стене и выяснит, что надо сделать, чтобы не так заполошно бились чувства к альфе в своей агонии и не было так мучительно больно выжидать, когда померкнут воспоминания о том, без кого он теперь просто не представляет своей жизни! Но идти в клуб ему почему-то боязно. Он боится встретить там своего альфу. Боится, что тот увидит его слёзы. Увидит его слабость. А Тейс просто хочет выпутаться из этой паутины!***
— Значит, ты ушёл из издательства, — удовлетворённо говорит ван Дорн старший, жестом великодушно приглашая сына присесть на диван в своём кабинете, и велит секретарю принести кофе. — Но сюда я не вернусь, — сразу заявляет Рутгер. Холодные глаза отца светятся надменным удивлением. — А кто же будет заниматься компанией? — Братья. Отец хмыкает. Его ухоженное лицо кривится в горькой ухмылке. — Твои выходки спровоцировали Нелье и Хьялти тоже помотать мне нервы, — раздражённо сообщает пожилой альфа. Рутгер цинично улыбается. — Эти двое тоже решили характер показать! — говорит ван Дорн-старший, прикладываясь к своей чашке кофе. — Они удумали разводиться! Оба! Молодой альфа уже в курсе. Вся компания гудит о неизвестно как просочившейся информации, что Нелье ушёл от своего мужа к любовнику, тренеру по фитнесу. Даже перебрался жить к нему, не дожидаясь развода. А Хьялти вообще совершил каминг-аут и заявил, что ни альфы, ни омеги его не интересуют. Его привлекают беты. И даже представил своего любовника, крепкого брутального альфоватого бету с бесстыжим взглядом чёрных глаз и кофейного цвета кожей. — И оба заявили мне, что уходят из семейного бизнеса! — говорит спокойно отец. Но сын чувствует, что старик в отчаянии, ему страшно. Впервые в жизни ему не подчиняются. — Они ещё в детстве покорились, — говорит ван Дорн-старший. — Тебя же приходилось ломать всю жизнь. Но ты так и остался своенравным и делал что хотел. — Да неужели? А кто довёл меня до того, что я позволил связать себя и подставил задницу омеге? — цинично заявляет Рутгер. — Ты — сильный. И всегда контролировал всё, что происходит вокруг. Это и не давало мне возможности подмять тебя, — вдруг разоткровенничался отец. — Вот потому ты и позволил себя связать и лёг под омегу, — уже совсем тихо говорит он, умело пряча точно такую же тайну в глубине себя. Рутгер чувствует, что отец дал слабину. Самое время сделать решающий удар. Но он медлит. Он хочет выслушать этого властного старика. — Только сильные личности, настоящие лидеры по натуре способны на такое, — поясняет отец. — Ты такой. А Нелье и Хьялти тут всех погоняли, давали волю своему внутреннему… Как оно у вас там называется? — Доминант, — подсказывает сын. — Неужели ты такого не знал? Отец мотает головой. — Такое мне никогда не нужно было, — вздыхает он. И едва не признаётся сыну, что сам отдавал власть над собой. Но с Лассе ему не нужны были верёвки и хлысты. Его собственная выдержка и сила духа сжимали сильнее любых оков. И его внутренний стержень, как у младшего сына. У Рутгера стержень такой прочный, что он не ломается, если отпустить контроль. И настолько сильный, что даже такой харизматичный лидер как Рутгер ван Дорн-старший не смог сломить молодого альфу. Как же сын похож на отца! Такая же блядская натура и такой же несгибаемый характер. Но какая ирония жизни! Его сына грязно трахает омега, папа которого точно так же властвовал над самим Лютером. Неужели у них такие же чувства, какие испытывали друг к другу Дорн-старший и Лассе Ингмар?.. Пожилой альфа топит свои воспоминания о том, как отдавал всего себя власти прелестного омеги, в глотке кофе и продолжает: — Так вот тут они были Доминантами, а дома позволяли крутить собой всем и каждому. Но, насмотревшись на тебя, тоже вспомнили, что они — ван Дорны! — не без гордости говорит отец. — Решили сделать по-своему. — И как же ты, великий и ужасный Рутгер Лютер ван Дорн-старший, не смог указать сынишкам где их место? — язвит молодой альфа. С одной стороны он понимает, что не очень порядочно добивать старика, который в миг потерял власть над всеми сыновьями сразу. Но с другой стороны, не сам ли этот старик добивался, чтобы его сын-альфа стал именно таким, каким он сейчас предстал перед отцом? — Я готов пойти на все твои условия, — тихо говорит ван Дорн, снова отдавая себя во власть другого. На этот раз — сына. — Что? — не верит своим ушам Рутгер. — Ты о чём? — Что я должен сделать, чтобы ты вернулся в Совет директоров? — мучительно выцеживает из себя каждое слово седой альфа. Его трясёт оттого, что он снова покоряется. Но взгляд его голубых глаз всё такой же холодный и нечитаемый. — Ты перестаёшь обращаться со мной, как с придурком и считаешься с моим мнением! — выдаёт первое требование Рутгер. И впервые в жизни говорит отцу мягко: — И перестань уже всё вокруг контролировать. Ван Дорн-старший, ошарашенный тем, что сын — его собственная копия, кивает. Он и в клуб тот пошёл, только чтобы сбросить хоть ненадолго тот груз, который на него взвалил отец. Всё-таки всё держалось именно на его младшем сыне. Старшие, хоть и более ушлые и проворные, но всё контролировал Рутгер. Ему просто жизненно необходимо было иногда самому покоряться. И как он, старый дурень, не замечал, что сын, испытывая нестерпимую боль от перешагивания через себя, кладёт свою жизнь на алтарь его, ван Дорна-старшего, детище? Лютер взглянул на сына другими глазами. И понял всё! У него самого была тайна. А теперь у его сына есть такая же. Но ему не хватило сил ни удержать Лассе, ни признать сына. А Рутгер осмелился сказать во всеуслышание о своих шалостях. Прямо на том приёме! Ой как это не нравится ван Дорну-старшему! Как задевает, обдаёт жаром и пристыживает! Но он же хотел, чтобы сын стал таким! А значит, ему, чтобы всё держать в своих руках, самому нужно быть игрушкой в чьих-то… — Что ещё? — обречённо выпрашивает старик, но старается держаться. — Ты признаешь своего сына Флориана Ингмара. — Я подумаю над этим, — отрезает ван Дорн. — Ты же сказал, что на всё готов! — ловит на слове сын отца. — Это не условие. Это — откровенный шантаж и комплимент твоему самолюбию, Рутгер, — отвечает отец, вновь превращаясь в несгибаемого мерзавца. — Хорошо. Подумай, — великодушно соглашается сын. — Что-то ещё? — Этого достаточно, — отвечает Рутгер. — Кофе отличный! Спасибо! — он встаёт с дивана и покидает кабинет отца с видом победителя. Пусть ещё в компании расскажут, как и младшенький сынулька грозного ван Дорна выпотрошил отца! Рутгеру же самому жизненно необходимо обнять любимого, прижать к себе и тихонько наслаждаться, как тот замирает в его объятиях. — Бля-я-я! Какой же я подлец! — говорит сам себе Рутгер, закрывая лицо рукой. Он сам разрушил то, что с таким трудом строил несколько месяцев!***
В тот же вечер Рутгер заявляется в клуб. Не так, как в первый раз — опасливо, смущаясь и с готовностью выполнить любой приказ. Сегодня он заходит в клуб как король в свой дворец. Садится за тот же столик, что в прошлый раз, и ищет глазами Вальгеста. — Ну, здравствуй! Перед ним стоит стройный бета с порочным взглядом коньячных глаз и шикарной огненно-рыжей гривой. Рутгер кивком приглашает его присесть. И страстно целует, едва парнишка оказывается рядом. — Мной ты его не заменишь, — говорит бета, едва вырвавшись из горячих объятий брата. — Не заменю, — соглашается альфа. — Но ты расскажешь, как мне теперь жить с этим. Флориан откидывает назад волосы и смотрит на альфу. — Рутгер, ты заигрался. Ты перенёс в жизнь то, что должно было остаться в комнате боли. Разделяй в себе саба Младшего на сессии и Дома ван Дорна по жизни. Только так ты сможешь контролировать свои эмоции. Альфа нервно сглатывает. — Ты перестал быть сабом, когда понял, что ты — лидер по жизни, — говорит бета. — Но ты продолжил быть в этой роли. А потому по жизни тебе стало необходимо самому делать больно другим. Рутгера будто окатывает ледяным потоком. Как он мог так подло поступить с Тейсом? Зачем он сделал больно этому мальчику, который его так искренне любит? — А из тебя получился бы роскошный Дом, — сообщает Вальгест, оглядывая брата. — Я и так доминирую. На работе. По жизни, — рявкает тот. — Поэтому ты был великолепным сабом. Был, я повторяю. Даже когда ты снизу, ты всё равно всё решал сам. Эдакий пауэр-боттом. — Получается, я где-то посерёдке болтаюсь? — насмешливо уточняет альфа. — Хм. Нет. Ты прекрасно знаешь, что хочешь. И делаешь, как сам решил. Ты не станешь как Эннем, — светло-карие глаза Флориана смотрят на него с восхищением. — Это как? — В своё время он не смог пережить примерно того, что испытал ты тогда, в за́мке. Заигрался. — И что же случилось с этим крайне занятным парнем? — Была историйка. Но теперь этот здоровяк не Дом, не саб и даже не свитч, — Вальгест смотрит куда-то сквозь полумрак зала. — Он — одна из игрушек в руках Верхнего. Красивая, качественная, эксклюзивная игрушка. Но безвольная. Его сожгло болью. Как каждого из нас. Он сдался, смирился. — Глупо с его стороны, — заключает Рутгер. — А ты справишься… — уверенно заявляет Флориан. — Потому что я — ван Дорн? — дерзко спрашивает альфа. Бета мотает головой. — Нет. Потому что ты нашёл того, кто с удовольствием будет играть с тобой в такие игры. Я о Тейсе говорю. — Снова Тейс! — рявкает Рутгер. — А я по-другому вас обоих уже и не воспринимаю. Не потому, что вы — мои братья. Просто вы — две половинки одного целого. Как лёд и пламя. Как боль и наслаждение. И словно догадываясь о терзаниях альфы про метку, замечает: — Мы все видели, что ты хотел пометить Тейса. Рутгер вспыхивает. Ну конечно, хотел! А чего ж не пометил? И сам же понимает почему. — Флориан, это слишком интимно, — говорит альфа. — Можно отдаваться телом другим. Можно смотреть, как твою пару имеет кто-то другой. Но метка — это только для двоих. Без свидетелей. Если я без стыда и совести брал тело Тейса у вас на глазах, то взять его душу прилюдно я не смог. — А он не смог прилюдно душой отдаться тебе, — добавляет рыжий бета. — Эмоции и контроль. Теперь понимаешь, какой ты мудила? Оба — мудилы!***
Появление на пороге дома громадного Эннема никак не входит в планы Тейса. — Что ты хочешь? — настораживается омега, оглядывая громилу. Сегодня он не так колоритен, как на сессии. Просто громадный парень с наголо бритой башкой и в майке, что открывает бугристые плечи, джинсы облегают узкие крепкие бёдра и длинные мускулистые ноги. Просто большой альфа. Если не знать, что он в Теме. И если не заглянуть в его тёмные глаза. Полный безысходного одиночества и щемящей пустоты взгляд. Тейс замечает, что такой же взгляд был у Рутгера, когда они познакомились. Неужели Эннем не справился с собой? Не нашёл успокоения? И, подобно матросу на «Летучем Голландце», отрабатывает своё проклятие? — Так зачем ты приехал ко мне? — спрашивает Тейс. — Просто поговорить с тобой, — отвечает равнодушно громила. — О чём? — уже верещит омега. Какие у него могут быть общие темы для разговоров с этим извращенцем? Хотя сам он ещё тот извращенец! Вон с каким наслаждением скакал на Драконе на глазах у любимого. И этой слабостью разрушил все отношения с Рутгером. — Не обижайся, что не приглашаю в дом, — суетится Тейс. — У папы может возникнуть куча ненужных вопросов. Эннем понимающе кивает и предлагает зайти в кафе. — Не кори себя, — говорит гигант. — В том, что происходит, не только твоя вина. Тейс округляет глаза. Этот парень будто знает, что у него в сердце. — Когда я тебя… Когда был с тобой, я чувствовал не тебя, — снова ровным голосом говорит Эннем. — Я ощущал то, что должен был чувствовать твой альфа. — Я ни хрена не понимаю! — уже закипает Тейс. — Какие, на хуй, чувства? Мы с Рутгером расстались! — Глупо, — заявляет громила, равнодушно водя громадным пальцем по ободку своей чашки с чаем, такой крошечной по сравнению с его рукой, что кажется, он запросто раздавит её. — По крайней мере, всё не зашло слишком далеко, — огрызается омега. — Зашло! Я чувствовал тебя, когда был с твоим альфой, — продолжает выворачивать омежью душу наизнанку огромный альфа. — Ты удивительный мальчик. — Мальчик? — хмыкает Тейс. — Мальчику двадцать семь лет! Альфа мотает лысой башкой. — Но ты остался мальчиком, немного наивным, чистым омежкой, который верит в любовь. И которому досталось отбить своё. Тейс затихает. Откуда этой громадине столько известно про него? Он же не интервьюировал омегу, а лишь трахал по полной! Тейсу даже становится немного боязно. И одновременно его накрывает любопытство. — Ты с Рутгером тоже провёл такую же душеспасительную беседу? — чуть насмешливо спрашивает он и не может понять, зачем всё это надо запирсингованному обладателю Дракона. Тот, ухмыльнувшись, качает головой. — Не ваша вина, что на вас такое свалилось. — Да хватит уже загадками говорить! — вскипает омега. — Ты ничего не понял? — всё так же спокоен громила. — Вы же одно целое. А то, что я и Домы сделали с вами — было попыткой вывернуть вас наизнанку. Чтобы вы поняли, кто вы такие! Тейс от удивления открывает рот, не может сказать ничего в ответ, лишь ловит воздух, как оказавшаяся на суше рыба. — Обычно после таких сессий наши… ммм… клиенты стараются побыстрее сбежать и боятся смотреть в глаза друг другу. Почти все расстаются сразу после сессии, — признаётся Эннем. — То, что устроили вы с альфой, было посильнее самой сессии. Это реально было захватывающее зрелище! До Тейса начинает доходить смысл слов великана. — Но мы не справились с эмоциями после, — обречённо говорит омега. Эннем молча бросает на стол оплату за себя и омежку, хватает его за руку и тащит на улицу. — А если сейчас не справитесь, то до конца дней будете страдать из-за этого, — говорит он, протягивая парню мотоциклетный шлем. — И ты, и твой альфа. Даже если будете вспоминать ту сессию. Смотри на него и вспоминай наслаждение от боли. Или тебе больше нравится боль от того наслаждения, которое он принимал от других у тебя на глазах? Но только то ушло! — Куда ты меня тащишь? — не понимает Тейс. — Приводить в равновесие твою и его боль, — отвечает Эннем и кивком приглашает омегу на свой мотоцикл позади себя.***
В клубе Тейс замечает Рутгера, сидящего в гордом одиночестве за тем самым столиком, откуда его в первый раз зацепил Вальгест. Омега несмело подходит к альфе. Принимает приглашение присесть рядом. — Думаешь, мы сможем всё забыть и начать сначала? — безо всякой надежды спрашивает Тейс, стараясь сдержаться. — Зачем забывать? — хмыкает Рутгер. — Я не хочу забывать, как мы познакомились. — И не хочешь забывать всего, что с тобой Вальгест проделал? И вся компания? Да и я тоже… Альфа смотрит спокойно. В его взгляде появляется та холодная проникновенность, свойственная взгляду его отца: — Я хочу это помнить только потому, что ты всё ещё рядом. И от этого мне спокойно. — Спокойно? — зелёные глаза вспыхивают удивлением. Тейс ожидал «сладко», «хорошо», «обалденно», но никак не «спокойно». — А что, тебе не так? — уже недоумевает альфа. — А-а-а… Ну конечно же да! Такого умиротворения омега не испытывал очень давно. В последние годы была только гонка, какое-то бессмысленное соревнование с вывертами жизни, в котором он почти всегда терпел поражение. Но омежка вставал с колен, поднимал голову и снова бросался в эту битву. Правда, сейчас у него появилась возможность заполучить сильного союзника. — Только если мы оба не будем давать волю своему эгоизму, — соглашается Тейс. — Иди сюда, маленький, — Рутгер сгребает парня в охапку и целует его. — Как же я соскучился! — Я тоже, — выдыхает омега, открываясь навстречу этому поцелую. Очень скоро оба оказываются в квартире альфы, в его постели и предаются взаимным ласкам. — Вот не был бы ты таким развратно соблазнительным, хрен бы я тут сейчас с тобой кувыркался, — нарочито сердито возмущается Тейс с привязанными к спинке постели за тонкие запястья руками и подставляет шею под блядские губы альфы. — Ещё скажи, что у тебя не хватает силы воли послать меня на хуй, — улыбается Рутгер, проводя пуховкой на стеке, а потом языком по чуть выпирающим ключицам омеги. — Ну не хвата… — согласие парня тонет в наслаждении оттого, что альфа захватил губами его сосок и играет с ним — посасывает, покусывает, вылизывает. Потом второй подвергается такой же процедуре при помощи стека. Крупные ладони Рутгера проходят по гибкой спине, оглаживают шелковистый ирокез, теребят впадинку на копчике, игриво забираются в расселину ниже. Омега прикрывает глаза, закусывает губу и стонет. Каждый раз, когда он оказывается в постели с этим альфой, как первый! Каждый раз ему несказанно хорошо. И он чувствует, что альфе это тоже нравится. — Ну тебе ведь тоже не хватает силы воли послать меня, — заявляет Тейс, вдоволь насладившись нежностями Рутгера. Отласканный альфой и освобождённый, он ловко оказывается сверху и уже сам целует альфу, которого он ловко привязал за лодыжки и запястья к спинкам кровати. — Не могу отказаться от тебя, — признаётся роскошный здоровяк, утопая в страсти омеги. — А я и не хочу этого. Могу же я себе позволить не контролировать себя хоть иногда? Омега с поскуливаниями выцеловывает дорожки на выпуклой груди, нежит тёмно-розовые соски, вылизывает кубики на животе. И вбирает в рот гордо торчащий член, выдавливая из альфы стон. — О, милый… — Рутгеру безумно хочется погладить изящный загривок Тейса. А тот с фанатизмом скользит губами по могучей плоти любовника — то заглатывает до упора, впечатывая пылающую головку в горло, то полностью выпуская и любуясь красивым о́рганом. И дразнит промежность, перекатывает в руке крупные яйца, поглаживает шовчик на подступах к анусу.