Ещё раз

Буря приходит оттуда, откуда никогда не ждёшь. И проблемы начинаются там, где не должны были. И придурок Джереми начнёт делать то, чего ты не ожидаешь. Так было всегда. Адам уже должен был привыкнуть. Он должен был ожидать, что тот наверняка сделает что-то, если пообещал. Особенно, если пообещал себе. И более особенно, если пообещал шалость или гадость. Таков уж был человек. Прекрасный друг, но совершенно ужасен характером, особенно для тех, кто ему не нравился. Джереми в принципе был особенным. Поэтому, когда Адам увидел в один день Джереми с фингалом под глазом, он не удивился. Такое явление могло быть обычным, учитывая, что он не всегда мог контролировать себя и свои порывы. Когда Джереми сказал ему, в чём было дело, вот только тогда Адам позволил себе капельку довольства ситуацией. И совсем немного удивления, ладно. Совсем немного. – Это был Адриан Рос! Почему ты не сказал мне, что он такой сумасшедший? Он просто взял и ударил меня! Хотя я только дотронуться до него успел! Что он вообще за человек такой?! – кричал Джереми, судорожно ища на полках какую-нибудь настойку или что-то холодное, чтобы приложить к лицу. – Кто так вообще делает?! Зачем?! Я же просто поздоровался! Как обычный, нормальный человек. Почему я не могу сделать это? Ну вот почему?! Крики разносились ещё долгое время. Адаму оставалось только тихонько посмеиваться над другом. Каким бы дорогим человеком Джереми ни был для него, Адам всегда мог посмеяться над такими мелкими неудачами друга. Тем более на личном фронте. Но терпение умеет заканчиваться, поэтому в один момент Адам не вытерпел: – Что именно ты сделал? Вся спесь сбилась, Джереми заметно (очень заметно) поутих, попытался что-то сказать и заикнулся, словно боясь что-то говорить. После он всё же выдавил: – Ну, я подловил его, когда он входил в академию... – он замялся. – А дальше?.. – попытался заставить продолжить Адам. Джереми только больше смутился, но продолжил: – Дальше я подошёл к нему со спины и подумал, что он уже заметил меня, так что подхватил его под руку. И, короче, он ударил меня в ту же секунду. Я даже не успел понять, а уже был на полу! И это было чертовски больно! Сукин сын!.. – под конец заорал Джереми, но в тот момент Адам решил прервать друга: – Вообще-то ты говоришь о том человеке, который лечит меня и к которому ты приставал. Однозначно, что он решит ударить тебя, если ты подошёл к нему со спины и начал приставать. Эти слова сначала ввели Джереми в ступор, но после только сильнее распалили, и он вновь закричал: – Вместо того, чтобы поддержать меня, твоего лучшего друга, между прочим, а не абы кого, ты защищаешь этого... Этого Роса! Так вообще не делается! Вообще! Ты должен быть моим другом, а не врагом! Адам ущипнул себя под нос, чтобы хоть как-то успокоить себя или попытаться успокоить, что не маловажно. – Да, я твой друг, Джереми, но я не обязан вставать на защиту тебя перед теми, кого ты, возможно обидел. Тем более, когда это не несёт тебе опасности. Думаю, Адриан вправе считать себя достаточно уязвленным или в опасности, чтобы ударить тебя, предположив посягательство на его личную жизнь. – Адам вздохнул. – Тем более, что он только ударил тебя. Хотя, я уверен, он сделал бы тебе куда больнее, если бы ты не был студентом, или вы не были на территории академии, где именно его отец в ответе за твою же безопасность и тебя самого как такого. Будь другие условия, я думаю, он тебя бы уничтожил. Джереми фыркнул, что-то пробормотал себе под нос и ушёл из комнаты Адама, хлопнув дверью. И Флетчер разозлился бы, но почему-то не смог, хотя подозрения упали сразу на Адриана и его артефакты. *** И вот уже тогда Адам начал чувствовать, что его магия начала изменяться. Он чувствовал себя более спокойным, даже уравновешенным, изредка он бывал апатичным, но так ли это было важно, если он понимал, что действительно всё становится лучше? Даже Берт заметил, что Адама стало сложнее вытащить на конфликт, не то чтобы Берт слишком старался, но иногда такое просто происходило. Бывало и такое, что он чувствовал лёгкую апатию, такую же лёгкую усталость, но при этом ощущения были постоянными, что даже начинали раздражать и бесить. Каким-то образом именно Берт был тем оплотом, что не давал Адаму сорваться и послать всё к чертям. Иногда он не знал, как благодарить жизнь и судьбу за Берта, который мог быть настоящим идиотом, но когда было нужно, именно он поддерживал, был рядом, спрашивал о самочувствии и даже обнимал, хотя не особо понимал смысл в излишних прикосновениях. Даже сейчас они просто лежали на кровати, отдыхая, Адам чувствовал теплую руку на спине. И это было так приятно. – Что будет, если я решу перейти на другую специальность? – как-то раз спросил он Берта. Тот что-то промычал и тихо ответил, постепенно возвращаясь в реальность из своих мыслей: – Ты перейдёшь на другую специальность. – хмыкнул он. – Что из этого? Тебе просто придётся выучить дополнительно предметы, которые ты не прошёл, и сдать на них отдельно экзамены. Адам приподнялся на локтях и спросил: – Тебе, что, всё равно? Берт закатил глаза и посмотрел на рыжеволосого парня. – Какая мне разница, что ты переходишь на другую специальность, Адам. – второй хотел уже всполошиться, но Берт продолжил, будто не замечая: – Если тебе будет нравиться то, что ты в итоге выберешь, то какая мне разница, чем это будет? – и сказано так просто, будто в этом действительно ничего такого нет. – Главное, чтобы это было не проституцией. Я ж не выдержу... Адам рассмеялся и пихнул фыркнувшего из-за собственной шутки Берта. Началась шуточная потасовка, которая закончилась щекоткой от Берта и резко накатившей апатией спустя каких-то полторы минуты. Берт тут же прекратил щекотать парня и обеспокоенно нахмурился. – Ты уверен, что так должно быть? – Спроси у Адриана, только не забудь подготовить листок, иначе ты снова не сможешь спросить, - фыркнул Адам, когда апатия волной магии смылась из его чувств. Адам не знал, было ли это нормально, но был уверен, что мог доверять Росу. Чего только одна его клятва стоит, так что он не думал, что стоит переживать о чём-то подобном. – Я могу спокойно спросить у него, если ты хочешь, м? – предложил парень, когда Берт не отреагировал на подкол. – Насколько я понял, я могу спокойно спрашивать у него что угодно, если речь не заходит о чём-то личном, – поделился он. Берт сразу заинтересовался, и Адам выдохнул, поняв, что хоть как-то отвлёк Тернера от лишних переживаний. – Да? И что же ты спросил у мистера-не-подходите-ко-мне-иначе-умрете-ужасной-смертью? Адам рассмеялся и начал пересказывать то, что происходило у целительницы этим вечером, хоть и понимал, что после не сможет отделаться от тупых шуток Берта и его подколок о том, каким иногда социально неловким может быть Адам. Во всяком случае, Адам продолжит любить Берта, так что даже такие тупые шутки он мог потерпеть. Ага. И потом отомстить, чтобы его парню было ещё более неловко, чем когда-то было Адаму. Такова жизнь. Да здравствует естественный отбор! Даже если разговор идёт о том, кто кого победит в тупых шутках. Это тоже важная часть жизни. То есть, Адам так считал, он пока просто не знал, как было на самом деле. Оказалось, синяк, не сходивший с Джереми неделю, был недостаточно хорошим аргументом в их споре. То есть, целая неделя была сплошным молчанием. Джереми по утрам ходил к целительнице Патриции, которая не смогла снять гематому, потому что в удар было вложено столько магии, что у зелий не хватало собственных магических сил на лечение. Адам посмеивался над ним, потому что иначе не мог, и сдержать смех было так трудно всякий раз, когда он смотрел красно-фиолетовый фонарь под глазом. А вот Джереми с каждым днём становился только злее, будто этот удар Адриана только подстегивал его продолжить. Спрашивается, зачем лезть, если тебе уже сказали, что не рады? Кто знает? Адам пытался убедить своего друга не продолжать, пытался уговорить его не пытаться вновь. «Зачем трогать чужого тебе человека?», «Что он тебе сделал?», «Не думаешь, что у него были свои причины ударить тебя?». Но все слова проходили через восприятие Джереми, как с гуся вода. Тот не обращал внимания на попытки Адама переубедить его в чём-то, будто забил голову одним, был зациклен на этом, будто что-то хотел доказать себе. Адам с ужасом ждал, чем же закончиться эта история. Он не хотел, чтобы она вообще происходила, но Джереми иногда умел быть тем ещё ослом, а Адриана он вообще, считай, не знал, поэтому предположить его следующие действия в ответ на «контратаку» было совершенно невозможно, хотя у Адама были мысли, что скорее всего тот будет действовать редко, но метко. Он заметил, что семья Рос не любит лишних слов, лишних действий. Точнее, он заметил это у Валентайна, а Адриан так похож был на своего отца, что Адам даже не мог предположить, чтобы у них были разные тактики атаки. Ему казалось, что скорее они продумают всё наперёд, учтут свои сильные и слабые стороны и сделают так, чтобы именно их противник в итоге окажется жертвой. Адам тогда ещё не знал, что он оказался прав. *** Всё случилось неожиданно. Ладно, этого не ожидал только Джереми. Каким-то образом он считал, что всегда сможет выкрутиться из патовой ситуации, всегда сможет найти более выгодный выход для себя, но в один день он просто почувствовал себя нехорошо. Джереми тут же скинул это на очередную вечеринку курса, которую устраивал уже не он, и ставшим привычным путем пошёл к целительнице, надеясь, что хотя бы сегодня она сможет что-то сделать. Ему уже надоело накладывать каждый день на себя гламур и слышать смешки Адама и, что самое главное, Тианы. Девушка нравилась ему и всё такое, но постоянно отказывала, стоило Джереми предложить что-то большее, чем их дружба. И ему оставалось стиснуть зубы и сделать вид, что и предложил-то он в шутку, даже несмотря на то, что он хотел ударить кого-нибудь и посильнее. Джереми умел ждать и был уверен, что в один день дождётся либо согласия, либо полного отказа без этих подмигиваний или смешков. Осталось только заиметь столько терпения, чтобы прождать до конца времён. Зато ему было на что отвлечься. Точнее, на кого. Этот Адриан Рос был довольно интересным экземпляром человека, который, как и его родитель, многое скрывает, в чём Джереми был уверен на все сто процентов. Младший-Рос явно многое знает, пусть и не хвастается этим. Он определённо знал себе сцену и, возможно, был приятным на разговор человеком, если имелись теплые отношения с ним. Джереми не знал этого, ему только оставалось предполагать. Ему было скучно, и в какой-то степени он искал себе развлечения, и нашёл ведь. Раздражать, злить Николаса, боевого мага четвёртого подразделения было манной небесной. Этот человек не понравился ему с первого взгляда. Весь такой крутой, строит из себя самого лучшего, светит этими раздражающими разноцветными глазами (так вообще бывает, или он повесил гламур?), и плащ... Джереми ненавидел этот чёртов плащ. Спрашивается, зачем они вообще нужны, когда на улице светит солнце и так жарко, что даже в одной футболке становится душно? Вот и Джереми не понимал, но пытался не лезть, потому что не его дело. Зато он продолжал знать, как развлечь себя. И развлечение было в том, чтобы преследовать Адриана. Это было весело, но... Адриан всё ещё был довольно пугающим человеком, да. И со своей магией, и с этой странной улыбкой, от которой по спине пробегал холодок, и, в принципе, он был довольно страшным. Низким, относительно милым (мог бы быть), но пугающим, ужасно, просто ужасно пугающим. Но Джереми продолжал думать о своём временном веселье, игнорируя то самое предчувствие, шепчущее, а иногда и кричащее, что его ждут одни только беды из-за его затеи. И дождался же. Джереми по привычке зашёл к Патриции, чтобы та вновь намазала синяк заживляющим действом, вновь горестно вздохнула, говоря, что ничего не может поделать, и отпустила его восвояси. В этот день он уже после сна чувствовал себя не очень, будто из него ночью выжимали сок и решили отправить по утру на волю. Он чувствовал себя относительно мёртвым, относительно живым, и у него было непреодолимое желание пролежать весь день на кровати, набраться сил хотя бы. У него на уме были следующие действия плана для раздражения Ника и теперь уже мести Адриану из-за довольно болезненного удара. Джереми не мог отделаться от ощущения, словно его только что ударили, и, чёрт, это всё ещё было больно, и он даже не мог избавиться от этого ощущения. Джереми вообще не понимал, как такое возможно, чтобы щуплый паренёк ударил его так сильно да ещё каким-то образом смог сделать так, что никакие зелья или чары не помогали Джереми. Томпсону оставалось носить гламур, слушать усмешки Тианы, которая ему нравилась, и Адама, его лучшего друга, блять. Как это вообще делается? Почему это делается? И вот в один день он чувствует, что ему плохо. Не то чтобы у Джереми был выбор, он не мог даже отлежаться, потому что слишком много накосячил, и не имел права больше прогуливать, если не хотел, чтобы его отчислили. Так что ему пришлось привычным маршрутом идти к Патриции за очередной порцией зелья на лицо, за наставлениями больше так не попадать и, конечно, за горестными вздохами и грустными взглядами, потому что испортили такое красивое лицо. Этим днём всё пошло не так с первых секунд. Патриция как-то странно посмотрела на него, вежливо поздоровалось, услышав в ответ тихое бурчание. Она начала накладывать привычные чары на синяк, как заметила, что что-то идёт не так, и чары не впитываются в гематому, как должны, а распространяются по всему телу и его ауре. Джереми уже надоело сидеть так просто, что он спросил: – Что-то не так? Патриция по началу не ответила, по новой проверяя полученную информацию, но после вздохнула и остановилась. – Ты вчера, может, участвовал в дуэли на паре тренера Моу? Джереми покачал головой, удивляясь её вопросу. – Просто по тому, как твоя магия воспринимает мои чары, создаётся впечатление, что ты истратил прошлым вечером слишком много своей магии. Может, я в чём-то ошиблась, кто знает, – и наложила ещё пару раз одни и те же, так, на всякий случай. – Нет, не ошибка. Твоей магии действительно было использовано слишком много. Ты уверен, что ничего такого не было? Джереми пожал плечами, отделался общими фразами, и его отпустили с наставлениями следить за тем, как он использует свои силы. Как день начался хреново, так он и продолжился. Джереми пытался внять словам Патриции и следить за использованием сил, но ему это быстро наскучило, и он перестал обращать внимания, зная, что чего-то из ряда вон выходящего он не будет делать весь день. Но это не означало, что ему стало лучше. Наоборот, с каждым прошедшим часом он чувствовал себя всё хуже и хуже, словно он был одним из тех, кто работал в четвёртом подразделении и сейчас был на особом задании, где использовал по максимум свои возможности и резервы. Джереми так и лег спать в повседневной одежде с надеждой, что завтра он начнёт чувствовать себя лучше. Как бы то ни было, следующим днём ему стало только хуже. Чёрт. Как вполне хороший целитель, работающий в академии, полной безрассудных студентов и преподавателей, которым не повезло с подопечными, Патриции приходилось сталкиваться с самыми разными случаями неправильного использования заклинаний или с последствиями из-за некачественных печатей. У неё было много всего, пусть она и работает в академии не так долго, но учёба была довольно разнообразной. Как-то у неё был случай с ребёнком, который по стечению некоторых обстоятельств (это было на спор) превратил свои ноги в копыта, и... Она намучилась с ним. Это было ужасно. Стоило только убрать шерстку, как она нарастала вновь и даже становилась гуще. И это Патриция молчала о копытах! Святые тени, она думала тогда, что больше никогда не сможет взглянуть на того же фавна спокойно, потому что она постоянно вспоминала о том маленьком ребёнке, которому не повезло с друзьями. Ей было даже несколько обидно за того мальчика, но она ничего не могла поделать с тем, что уже свершилось. Патриция помнила, как мальчик кричал от боли, потому что любое действие с преобразованными частями тела влияет на структуру уже сложившейся части, и это грустно, на самом деле. Очень. Самым страшным был тот факт, что именно ребёнок пострадал, и она даже не могла облегчить ему боль, потому что из-за компонентов зелья потеряла бы возможность вылечить его. У Патриции был даже случай, когда маг с поврежденным резервом начал терять магию. Он стал слабее, плохо спал и вообще чувствовал себя подобно овощу. Было страшно наблюдать за тем, как полный жизни человек терял свою магию, то, чем он жил. И при всём этом тот маг был таким жизнерадостным и улыбчивым, будто всё было в порядке. Он со спокойствием относился к слабости, потере аппетита, плохому сну. Он не жаловался, когда проводились противнейшие процедуры, чтобы хоть как-то сдержать его магию. Эта практика в её работе была одновременно самым худшим и самым лучшим случаем, потому что тот парень всё-таки потерял свою магию, но при этом Патриция смогла найти человека, с которым проводит жизнь. Его жизнерадостность, приятный легкий юмор и хорошее отношение к жизни покорили её с первого дня. Такого оптимистичного человека она вряд ли смогла бы встретить когда-нибудь ещё. И вот ей снова приходится столкнуться с тем, что маг теряет магию, свою силу. Этот Джереми чем-то был похож на её любимого человека, он был с таким же лёгким чувством юмора, такой же порывистый и довольно милый. Патриция не могла не сравнить их обоих, и оттого больнее ей было с каждым днём, когда Томпсон продолжал терять магию, а она ничем не могла помочь. Через два дня у её подопечного начались кошмары, он не мог спать, не мог поесть и чувствовал себя с каждым днём всё хуже, будто терял не только магию, но и жизненные силы. Симптомы повторялись, но одновременно не были схожи. Патриция не помнила, чтобы с тем парнем было настолько плохо, как это происходит сейчас с Джереми. От бессилия она обратилась к ректору Росу, надеясь, что тот сможет помочь. Валентайн действительно пытался помочь. Он не побоялся использовать рядом со свидетелями темную магию, лишь бы выяснить, что происходило с его подопечным. В конце пошли более темные и даже запрещённые, Патриция повернулась к ректору спиной, делая вид, что не знала о том, что тот делает. На что только не будешь готов, чтобы пациент остался жив. Она вздохнула и в ожидании посмотрела на Роса, когда тот позвал её. У него было удручающее выражение лица, и Патриция поняла, что тот ничем не может помочь ей. Она с грустью посмотрела на бессознательного блондина. Рос казался задумчивым. Он в молчании вышел из больничного крыла и шёл так быстро, словно боялся, что не успеет куда-то. Патриция не знала, что в тот вечер он срочной доставкой отправил письма дочери и Варгариену, она не знала, на кого пало его подозрение. *** Сложно. Выбирать всегда сложно. И именно сейчас перед Валентайном стоял выбор – забить о существовании Джереми Томпосона и уберечь своего сына или попытаться обезопасить студента, но лишиться сына или его доверия. И Валентайн склонялся к тому, чтобы забыть о студенте. Таких, как он, тысяча, так почему он должен беспокоиться о том, что чужой ему человек в опасности, таких множества, а его сын только один. К сожалению, Валентайн не мог попросту забить на своего подопечного, поэтому сейчас он смотрел на своего сына, который выглядел... Неважно. Иначе и не опишешь. Под глазами были синяки, волосы взлохмачены, не было привычного пиджака, рукава рубашки были закатаны до локтя, и она была расстёгнута на несколько пуговиц, словно ему было жарко или плохо. Из кармана торчал уголок какой-то книжки, и сын вцепился в это, словно боялся потерять или наоборот так пытался сдержать себя. Адриан постоянно смотрел в сторону, словно продумывал, как и о чём будет лгать. И это пугало Валентайна. Он даже подумал о том, чтобы пойти самолично убрать этого Томпсона, чтобы тот ни сделал его сыну, в чём бы ни была проблема. Ему было непривычно видеть своего сына таким уставшим, больным, словно что-то творилось в его голове, словно он не мог забыть о чём-то, и Валентайн не мог понять, о чём думал его сын. Он не знал, что с ним происходило? Что с ним случилось? Может ли Валентайн помочь ему? Было больно смотреть на продолжение своей крови и не знать, как помочь ей, не знать, как спасти. Адриан всегда был скрытным, тихим, сам себе на уме, но Валентайн подозревал, что что-то случилось в гильдии с его сыном, потому что в одно время он вообще перестал выходить на связь, не виделся ни с ним, ни с Элдрод, даже Варгариен написал ему с просьбой поговорить с сыном, потому что с ним что-то происходило, и никто не мог понять, что именно. Никто. И сейчас Валентайн смотрел на своего сына и понимал, что упустил что-то, что сильно подкосило его, почти убило. И Валентайн теперь не знал, как помочь, что сказать. – Адриан, – начал он, но решил не продолжать, потому что его сын вздрогнул будто от страха и даже отошёл от него на шаг. – Ты можешь убрать артефакт с него? – вот и всё, что спросил, а потому что больше и нечего. Адриан усмехнулся и покачал головой. – Нет, – Валентайн удивился протесту сына, но вида не подал, наоборот, наклонился вперёд, опершись локтями на стол, ожидая, что тот продолжит. – Я не хочу делать это. Не хочу прекращать это. Зачем? Пускай страдает. – И какой у него принцип работы? – Напомнить о том, что существует смерть. Больше ничего. – тихо ответил Адриан, смотря в глаза отцу. Тот кивнул, принимая ответ, но не мог не заметить: – Но каким образом? Если ты говоришь о том, что твой артефакт напоминает о смерти, почему он забирает магию человека? – Потому что иначе никак. Он напоминает о смерти. Буквально. – Ещё скажи, что ты использовал какое-то пафосное название, вроде «Memento Mori» или «Carpe diem», – чуть ли не истерично начал смеяться Валентайн, но замолк, когда Адриан вновь отвёл взгляд к полу. – Настоящий Рос, – он усмехнулся, – пафос в каждом жесте. – с теплотой проговорил он, при этом с нервно следя за каждым движением Адриана, за каждой эмоцией на лице. Он видел, что его сын с каждым словом, с каждым вопросом только больше закрывался, он казался озлобленным, дерганным, уставшим. И к сожалению, он больше не сказал ни слова, сколько бы Валентайн ни пытался достучаться до него, сколько не просил сказать хоть что-то. Старшему Росу ничего не оставалось, как отпустить его, с безмолвной надеждой, что с ним всё будет в порядке в один день, что он позволит помочь ему.