Ещё раз

Ущерб, нанесённый студенту, прогрессировал. Тому снились кошмары, он не мог больше спать, содрогаясь при одном даже упоминании о сне. Это было ужасно. Действительно. Томпсон начал походить на полумертвого человека с его бледной кожей, похудевшим лицом и изможденным видом. Вкупе с белыми волосами он выглядел... Довольно нестандартно, да. Именно нестандартно. Конечно, было странно думать об экстравагантной внешности Валентайну, который принял в преподаватели Николаса с его фиолетовыми волосами, но... Что ни сделаешь ради академии, собственной репутации и, конечно же, его сына. Последнее – самое главное, что ожидаемо. Сейчас Валентайн молча наблюдал за отцом, который накладывал собственноручно созданные печати на Томпсона. С каждой печатью он всё больше хмурился, накладывал больше чар и расстраивался сильнее. Под конец он вообще убрал все посторонние чары, кроме того, что держал студента без сознания, и начал использовать что-то неизвестное Валентайну. Перед ними появилась светло-голубая хаотичная схема. Завитки переплетались между собой, создавая непонятный, завораживающий узор. Случайно, хаотично, беспрерывно. Валентайн понял, что неизвестные ему чары были распознавателем для артефакта; что его удивило так это то, что отец знал нечто подобное в принципе. Хотя, возможно, дело было в Адриане: когда в семье появляется человек с не испытанным до этого ими вектором магии, лучше изучить новый вектор заранее, пока не произошло то, что случилось и с Томпсоном. – Артефакт сделан под влиянием эмоций, – отвлёк от мыслей Максимильян. Он провёл пальцами с низа схемы в верхнюю часть, где узоры становились более различимы и менее извилистыми. – Такое ощущение, будто создатель успокаивался, пока делал его, выплёскивал эмоции в дело, – легкое движение рук, и светло-голубой сменился на палитру чёрного с незаметным переходом в темно серый. – Чувства были негативными, резко негативными. Злость, ненависть, страх. Максимильян замолк, изменил несколько рун в печати и, увидев результаты, нахмурился пуще прежнего, кинул на студента взгляд, наполненный злобой и негодованием. – Это ведь сделал Адриан? – на грани шепота спросил он. Валентайн не удивился вопросу. Стоило ожидать, что отец быстро узнает родственную магию в артефакте. И всё же он не ответил, а зачем, если его слова были очевидны? Впрочем, Максимильян и не ждал слов. Он убрал печати и любые другие чары с Томпсона и вздохнул так тяжело, словно на плечах несёт судьбу мира. – Что с ним случилось, Валентайн? – устало спросил он, грузно садясь на поднесённый магией стул. Сын даже удивился тому, что его отец внезапно начал выглядеть старше своих лет, хотя обычно его внешность была лет на двадцать моложе, чем есть на самом деле. – Что мы пропустили, м? Что? – Я не знаю. Пытался спросить его об этом на днях, когда понял, что артефакт – его работа, но, мне кажется, я сделал только хуже. Эдди сам на себя не похож в последнее время, избегает даже Николаса. – со вздохом ответил Валентайн, скрещивая руки на груди. – Николас? – заострил внимание на имени Максимильян. – Это тот с прибамбасами в голове? Ты ещё говорил, что выкрасил голову в какой-то цвет, – на кивок сына, он выдохся ещё больше. – Ты уверен, что тому человеку доверяешь моего внука? Валентайн закатил глаза на уже привычную тираду из-за жизненно постоянного недоверия к чужим людям. – Ты о всех так говоришь, – он вздохнул. – Зато потом рыдал хлеще меня, когда произошёл тот несчастный случай с Кейт. С Ником у тебя будут те же отношения, я уверен, – а про себя он даже боялся подумать о том, что будет, когда Элдрод приведёт свою пару. Максимильян, растеряв страдальческий вид, спрыгнул со стула и размашистым шагом отправился к выходу из больничного крыла. – Я должен увидеть его. – Кого? – Адриана, кого же ещё, дурень? – привычно огрызнулся старший Рос и, не задавая больше вопросов, пошёл к преподавательской, следуя родовой магии. Валентайн поспешил за отцом, под нос бурча, что некоторые «старики» сейчас стали слишком быстрыми. Они быстро добрались до нужного кабинета, и, когда отец застыл на пороге, Валентайн врезался тому в спину, не успев заметить остановку. – Да стой же ты, – проворчал Максимильян, ухмыльнувшись сыну, но ухмылка тут же спала, стоило ему вернуться взглядом к развернувшейся картине. Какой-то рыжий сопляк пытался качать права на его внука, ходил вокруг стола, что-то крича и причитая, а Адриан просто сидел, с каким-то интересом наблюдая за его потугами. Максимильян внимательнее присмотрелся к внуку и заметил, что тот на самом деле был напряжен, натянут как струна, готовая порваться, вжался плечами в спинку стула, скрестил руки на груди и положил одну ногу на другую. И. видя, что лучше начать действовать сейчас, Максимильян в два шага подошёл к нему. – Совсем забыл про меня, внучок? – с насмешкой в голове спросил он, когда Адриан удивлённо вздрогнул от его голоса. Он поднялся со стула и накинулся с объятьями, наконец-то поняв, кто был рядом. – Эй, полегче. Ты больше не весишь двадцать килограмм, чтобы так кидаться на меня! – он рассмеялся и с улыбкой отстранил внука за плечи. – Хотя нет, всё ещё мелковат, – и вновь обнял, не обращая внимания на его трепыхания и смешки. Ещё он игнорировал одного конопатого нахала, прижимая внука к себе. Он уже успел соскучиться, хотя виделись они совсем недавно. – Почему ты не сообщил, что приезжаешь? – спросил Адриан, когда они отошли друг от друга. Впрочем, он не стал ждать ответа, посчитав, что ведёт себя немного не вежливо. – Итак, дедуль, знакомься – это Адам Флетчер, лечу урон от артефакта ворона. Адам, мой дед – Максимильян Рос. Побледневший Адам тихо поздоровался и опасливо пожал протянутую руку. Кто не испугается за свою жизнь, когда ты только что кричал что-то нелестное в адрес человеку, о семье которой могли слагать легенды из страха перед ними, а потом встретить не только его отца, но и деда, репутация которого тоже не была белой. От слова, совсем. – Что у вас за проблема? – довольно миролюбиво спросил Максимильян, невольно прожигая взглядом Флетчера, который из семьи боевых магов, а те обычно слыли вспыльчивостью и горячностью. – Ах, – Адриан отмахнулся, как ни в чём не бывало. – Я заставил его остудить пыл таким образом, а тут как раз и причина была. Проблема в ментальных артефактах всегда одна – приходиться находить другой выход эмоциям. У него уже накопился излишек ментальных закладок, так что я временно снял артефакт. – потом он посмотрел на Адама. – Ты ещё не закончил процедуру. Покричал бы ещё минут пять, и закладки копились недели две. Максимильян хмыкнул, бросил ещё один косой взгляд на конопатого, который испуганно застыл под взглядом прищуренных глаз. Валентайн в это время пытался не сойти с ума от категоричности отца, который иногда мог делить людей на две категории: «нравится» и «не нравится», – когда ему было выгодно. И сейчас он делал именно это. И это раздражало. Очень. – Тогда ты свободен? – лукаво спросил его отец, и Валентайн попытался подавить вздох раздражения. Он понимал, почему иногда Эдди или тот же Ник смотрели на него так странно, будто спрашивая, что тот творит. Именно такой взгляд сейчас получил Максимильян уже от своего сына, но, естественно, проигнорировал, как делали это все, когда им было плевать на отрицательное мнение о себе у других. Адриан кивнул, быстро вернул серёжку-артефакт Адаму в ухо, несколькими чарами проверил контакт и вернулся к деду, уже положив пиджак на сгиб локтя и получше спрятав блокнот в кармане брюк. – Полностью. Все процедуры уже завершены, так что я в твоём распоряжении, – и улыбка, семейная. Старший Рос ухмыльнулся, приобнял Адриана за плечи и, не прощаясь ни с сыном, ни с конопатым, повёл внука на прогулку, на ходу продумывая, как он будет искать пути к больной занозе в его жизни. Он, конечно, понимал, так быстро вряд ли сможет добраться до сути, но хотя бы он попытается расшатать стену, которую наверняка успел построить вокруг себя Адриан. Шокированный тем, что даже Адриан изменил своей привычке, Адам опасливо посмотрел на скалящегося ему как акула Валентайна Роса и решил побыстрее ретироваться с глаз человека, который мог испепелить его взглядом. Буквально. *** Сам Валентайн решил не уповать на разговоры и попытаться задействовать свои связи, чтобы хоть как-то попытаться распутать следы, попытаться помочь, по-своему, но помочь, сделать хоть что-то. Ожидаемо, что первым делом он пошёл к Варгариену – именно этот человек взял на себя ответственность за безопасность и здоровье его сына, поклялся под прицелом нескольких печатей под выбор: лишиться магии или жизни. Хотя Варгариену было плевать, чем там ему угрожали, или так показалось Валентайну. Он просто поклялся о защите, будто Адриан был ему не чужим человеком, а близким родственником, возможно даже внуком. Валентайн тогда удивился, но виду не подал – если бы такое было возможно, он не был против. Варгариен отдал всю жизнь артефактам, искусственно продлевал своё существование, чтобы и дальше узнавать всё новое и новое в совершенно неизвестной нише, он пожертвовал возможностью заиметь семью, чтобы познать истину артефактов, так что была возможность, что Варгариен мог искать какую-то отдушину, искать человека, которого мог бы воспринимать за своего ребёнка или внука. Попахивало психическими отклонениями, но маги никогда не были нормальными в известном смысле этого слова. Все было в порядке, как это может быть у магов. Валентайна в гильдии встретили опасливо, впрочем, так было всегда и везде. Каждый знал, что Ковен так и не отозвал его разрешение на лишение магии у кого бы то ни было. Ожидаемо, что участники гильдии могли поджать хвосты из-за боязни лишиться магии, такого и сам Валентайн не пожелал бы обычному человеку, если он не его враг, конечно. С последними разговор всегда был коротким, и Валентайн не собирался это менять. Особо жестоким он будет к тем, кто посмел обидеть его детей. Он был в предвкушении из-за сложившихся картинок в голове: какая-то тварь умоляет убить её, лишь бы не жить без магии, потому что хуже жизни для мага придумать невозможно, на глазах твари стоят слёзы, потому что даже при таких словах она продолжает бояться за свою жизнь, боится наконец-то встретить леди Смерть, которая проводит её за грань, где ждёт уже высший суд. Валентайн был жестоким человеком для своих врагов. Он был самым ужасным существом для тех, кто был врагом его детей. Варгариен встретил его довольно приветливо. Они вежливо завели светскую беседу о происходящем в мире, новых проектах Ковена, развитии гильдии артефакторов. Валентайн медленно начал переводить тему ближе к его сыну, когда Варгариен попросил его остановиться. – Я сам не знаю, что тогда произошло, – вставил старик, не желая и дальше выслушивать пустую речь. У него тоже была привычка не терпеть светский настрой слишком долго. Он был старым человеком, повидавшим многое, и у него не было времени, чтобы и дальше продолжать обсуждать успехи своих учеников, когда собеседнику нужна была определённая информация. – Я пытался разобраться с ситуацией, хотя бы понять, что именно произошло, но, похоже, моё влияние стало шатким, или я слишком стар, чтобы суметь добраться до сути. Валентайн пропустил мимо ушей слова Варгариена о собственной слабости – когда надо, он мог закатить такие речи, что самый черствый человек пускал слезу, слишком уж Рэй складно строил речь. Если сейчас повестись и спросить, как же можно ему помочь с проблемой, Варгариен продолжит давить на «больные» точки, который на самом деле служили путём для развлечения старика, и в итоге можно получить плохое настроение вследствие беспомощности перед этим человеком. – Ты знаешь, кто был обидчиком? – Валентайн вальяжно откинулся на спинку стула и положил одну ногу на другую, устраиваясь удобнее в ожидании долгого и муторного разговора. Налёт древнего слабого старика спал с Варгариена, он раздраженно фыркнул, впрочем, не обижаясь на нежелание Валентайна выслушивать его козни – вся семья была такой. Если Максимильян сразу посылал и начинал свою тему, а Адриан вежливо слушал, но не вслушивался, занятый своими мыслями, то Валентайн мог поначалу сделать вид, что слушает, и после начать говорить о своём с упорством танка. Росы были такие Росы. – Знаю, но почему я должен говорить тебе, кто это? – со смешком спросил Варгариен, но, увидев злость на лице Валентайна, начал относиться к разговору более серьёзно. – Объясни, – потребовал он. – Адриан сделал какой-то артефакт. Он обещал, что потом со студентом будет всё в порядке. Я не знаю, что делать, Варгариен. Пытался поговорить с ним, но он говорит, что говорит, что всё будет в порядке. – Он никогда не наложит на себя руки, – тут же вставил Рэй. Валентайн посмотрел на него так, словно вообще не думал о таком, и Варгариен уже начал жалеть, что сказал нечто подобное. Ещё больше пугать Роса он не хотел. – О таком и речи не шло, – уже злобно высказался Рос, потом выдохнул и продолжил: – Меня беспокоит, что он может потерять контроль над магией. Сейчас, конечно, он управляет магией прекрасно, но... – Я понял. Варгариен вздохнул и написал фамилии и имена напавших на Адриана магов, чуть погодя, он добавил: – Не трогай последнего, хорошо? Я уважаю Адриана, и он по-своему дорог, но последнему и так от жизни досталось. Если ты начнёшь бить по его болевым точкам, думаю, он не выдержит. – И что с ним такого? – Где-то через несколько месяцев после происшествия с твоим сыном он начал терять магию, причём так, что даже сам не заметил. Если артефакт действовал резко и быстро и в конце возвращал магию обновлённой, то Мартин просто терял её, становился слабее. Сейчас, насколько я знаю, он живёт как обычный человек, состоит с какой-то девушкой в отношениях, но... Потеря магии всё равно оставила отпечаток, уверен, что даже сейчас он чувствует боль на том месте, где должна была быть его магия. Это ведь не то же самое, если бы его лишил магии обученный тому человек. Валентайн молча слушал объяснения старого знакомого, выстраивал в голове схему произошедшего. – Думаешь, он потерял магию из-за артефакта? – уже без былой уверенности спросил он. Варгариен неуместно рассмеялся хриплым голосом, вызвав толику раздражения у Роса, но тот решил сдержаться от лишних слов. – Нет. Адриан тут точно ни при чём, уж в этом я уверен. После случая с артефактом большинство членов гильдии обходили его стороной, а с той четверкой он больше не контактировал. – старик вздохнул и провёл пальцами по усам, немного скручивая кончики пальцами. Он промычал что-то про себя и продолжил: – Полагаю, он попал под чьё-то заковыристое проклятие. Над его магией долго работали, но бесполезно. Варгариен шмыгнул носом, переложил в руках платок, до этого незамеченный Валентайном, но тут он нахмурился и поинтересовался: – А что именно случилось у тебя в академии? – Один из моих студентов начал терять магию. Я почувствовал на нём магию Эдди и попытался узнать от него хотя бы о том, почему он это сделал, но он воспротивился, я впервые увидел его таким. – Валентайн провёл ладонью по волосам, желая растрепать их, чтобы отвлечь себя от мрачных мыслей. – По сути, и узнавать-то больше не у кого о той истории. Малость Элдрод рассказала, что был какой-то момент в гильдии. Больше и не было того времени, чтобы я не видел Эдди дольше, чем сутки. Хмыкнув, Варгариен закинул голову назад, только чтобы взглядом найти трещину на потолке, до которой вот уже сколько лет не доходили руки. Как же сложно всё иногда было. *** Валентайн был готов рвать и метать. Он был готов убить всех тех тварей, которые посмели допустить даже мысль о том, чтобы притронуться к его сыну с таким намерением. Он хотел их кастрировать, а потом сжечь, наложив такие печати, чтобы они оставались в сознании до смерти, но потом он вспоминал Эдди, его заливистый громкий смех, который он, признаться, уже давно не слышал, его боевой настрой, унаследованный от матери, его задор, пылкость, его умение держать себя в руках, быть Росом, когда того требовала ситуация, умение добиваться своего. Валентайн думал об этом и понимал, что была причина, по которой они остались живы. Быть может, он воспитал сына слишком человечным или же дело было в том, что Эдди не захотел иметь с ними дело, а может, его месть просто растянулась на их всю последующую жизнь, и просто Эдди решил, что мгновенное мщение – слишком легкая кара? Всякое могло быть: Валентайн никогда не мог действительно знать, что у его сына на душе, никто не мог. Конечно, была надежда на Ника – тот мог и всю голову растормошить Эдди, если бы захотел, лишь бы добраться до истины, только вот Валентайн не хотел бередить больное сильно. Впрочем, все четверо не избежали напасти Валентайна. Троих он со злости избил до потери сознания, плюнув на них, а четвертому, тому, что потерял магию, просто оставил синяк под глазом. Парень только отшатнулся из-за силы удара, как-то странно посмотрел на Валентайна, но кивнул, мол, заслужил, и пошёл дальше по своим делам, теперь только морщась из-за боли. В самом деле, заслужил, и какой-то немагический удар в глаз был явно слишком простым решением. Парень вздрогнул, вспомнив месть младшего Роса – он всё ещё просыпался в холодном поту из-за тех кошмаров, который вцепились ему под корку головного мозга как клещи, что ни делай, не отпустят. Росы часто могли быть пугающими людьми, но иногда они были ужасающими. А Валентайн все ещё был зол. В нём было столько нерастраченной энергии и магии, что он хотел вызвать кого-нибудь на дуэль, просто чтобы выпустить пар. Ему хотелось побить кого-то да посильнее, заработать магическое истощение, а потом проваляться с пол суток без сознания и поспать столько же. Ещё он хотел найти Эдди, поговорить с ним по душам, облегчить его боль, помочь хоть как-то, но он не знал как, черт побери. Не знал, и от этого было больно. К счастью, Эдди сам попался на глаза. Он шёл, привычно уткнувшись в свой блокнот, который уже начинал резать глаза – слишком часто он был в руках Эдди, и это было странно, подозрительно даже, но не это сейчас было в приоритете. Валентайн аккуратно взял того за шиворот и увлёк не сопротивляющегося его в пустой коридор. Эдди явно был напуган и шокирован. Он быстро убрал блокнот в карман пиджака и прислонился к стене, почти незаметно выдыхая, когда понял, что это был именно отец, а не кто-то другой. Валентайн внимательно следил за ним, за его эмоциями и бессмысленно пытался унять боль в душе, когда он возвращался к мыслям о том, что какие-то твари пытались изнасиловать его сына, использовать его. И ладно бы это, так ведь Эдди никому не сказал! Носил в себе тяготы и ни с кем не делился о них, ни с кем не разговаривал об этом, и Валентайн не мог понять почему. Он не заслужил его доверия? Он не был достаточно хорошим отцом? Он сделал какую-то ошибку? Что он сделал не так, почему, когда – вопросы набатом бились в его голове, а он смотрел на такого взрослого, но такого маленького сына и, блять, он не знал, что делать. Валентайн не смог придумать ничего лучше, чем крепко обнять сына, прижав его к себе, не отпуская, когда тот хотел отстраниться. Валентайн о стольком хотел спросить его. Почему он не рассказал? Почему предпочел скрыть? Почему не доверился? Он уже хотел открыть рот, как Эдди сам обнял его и просто заплакал, будто понял, какие мысли были на уме отца, будто не смог и дальше держать в себе, будто наконец прорвало плотину. Он всё плакал и плакал, размазывая слезы и сопли по рубашке отца, цепляясь тонкими пальцами за ткань жилетки на спине, и не мог остановиться, а Валентайн продолжал обнимать, гладя по плечам и спине, внутри разрываясь от боли, потому что это его сын плакал сейчас, а он лишь стоял здесь. У него самого в глазах стояли слёзы, а к горлу подкатывал комок, который он никак не мог проглотить. Валентайн даже начал жалеть, что не поддался злости и не кастрировал тех тварей, пока он был в гильдии. Даже того, что без магии. Хоть пару пальцев отрубить, и то облегчение. – Знаешь, – подал голос Валентайн, когда плач утих, и слёзы заменились нечастыми всхлипами и попытками получше спрятать смущённое лицо, – семья – это ведь не просто слово, м? Никогда не пойму, почему ты столько лет справлялся со своей бедой один, Эдди, – шептал он. – Я никогда не смогу понять того, что тебе пришлось испытать, с чем пришлось столкнуться, но я всё ещё остаюсь твоим отцом. Надеюсь, ты помнишь это? Помнишь, что я готов за тебя любого урыть? Я могу кастрировать или сжечь их, только скажи мне, – и обнял крепче, когда ощутил, что Эдди хотел отойти от него. Он поцеловал сына в лоб, убрал пряди волос со лба и пригладил их к макушке. Эдди даже тихо засмеялся, чувствуя себя неловко, но ему уже было легче, значительно легче, и Валентайн был рад даже этому. – Я ведь рядом, – вновь заговорил он. – И Элдрод тоже. И Ник – он тоже рядом, Эдди, всегда рядом с тобой, только вот ты, похоже, не замечаешь. – И зачем ему такой ущербный я? – раздался вопрос хриплым голосом. – Я не хочу портить ему жизнь. – Ты не ущербный, Эдди, никогда не будешь. Даже не думай. И никому ты ничего не портишь, дурачок. – Валентайн вздохнул. – Как же ты не поймёшь, что любит тебя он, уважает, а ты нос воротишь. Он почувствовал это. Валентайн почувствовал, как легче стало его сыну, словно форточку открыли в душном помещении, так и он стал чувствовать себя лучше, наконец, выплакав хоть немного той боли, поняв, что кто-то может её разделить с ним, прочувствовав это. – Я знаю, просто не могу понять, зачем ему я, когда он, ну, это он, весь из себя такой Ник. – слышалось смущённое бормотание Эдди. Валентайн усмехнулся и крепче обнял Эдди, приговаривая: – Такой же идиот, как и ты. Два сапога – пара, что один, что другой – оба дурака, ходите по кругу, а всё дойти не можете.