Ангельская болезнь

14 небесных лет, детство       Он редко когда видел мать без дерзко-девичьей ухмылки. Отец звал её Вани, а другие — госпожа Пустота. Ждал этого ад или нет, но союз демона и богини значительно укрепил позицию нижнего мира на небесах, только… не самого отца Люцифера.       Их любовь, по рассказам матери, была нечаянным поступком. Он не боялся её и успевал дерзить, когда этого не ждал никто. Только наедине тянул к ней сильные руки и прижимал к себе. Мать всегда улыбалась, когда рассказывала об отце, глядя на него хрустальными, как хаос, глазами. Люцифер не мог понять, как такое вообще возможно — рассказы о «папе» и рядом не стояли с тем, что он видел в детстве. Это был отец, но чаще повелитель. Ничего родственного. Ничего близкого.       Люцифер смотрел на себя в зеркало и видел его глаза. Полные надменности даже тогда, когда он того не желал. Волосы первородно чёрного цвета, без сомнения, достались от матери и по сей день напоминали ему о ней.       О своём рождении он знал мало. Для ада это было очередным праздником, в конце концов, невиданное событие — ребёнок демона и высокого существа. Самой сущности тьмы.       Мать редко показывала свою власть. Она явно устала. Но без ума любила его — своего любимого и, наверное, последнего сына. С ним её усмешка спадала, превращаясь в оттенок прохладного спокойствия. Люцифер любил её лицо. Он понимал отца. Ванита — само совершенство.       Только это её и сгубило. Хотя, кто знает? Быть может, это была та самая жертвенная любовь из легенд. То разрушающее чувство, заставляющее делать благо во имя высокого, то самое, что разрушает самого любящего.       Чёрт возьми, правда. Люцифер так мало помнил…       Только знал, что в какой-то момент Ваниту стали уважать сильнее, чем самого отца. Это читалось во взглядах подданых: в том, как они косо направлены в сторону её ледяной, выдержанной, как траурный марш, поступи. Обитатели ада вздрагивали, когда говорила она.       Конечно, отец бы не пережил этого… не пережил. Того, кто звался отцом заменил холодный кто-то. А мать ни за что бы не потеряла последнего божественного придатка — гордости перед слугами.       Так оно и случилось — сначала изменились дистанции — отец перестал собирать в охапку её тонкие, почти как ивовые ветви, кисти. Затем пришёл взгляд — ничего не выражавший, позже наполнившийся тяжелой и безысходной досадой проигрыша.       У матери была привычка — говорить с Люцифером перед сном. По вечерам они закрывались в покоях сына и беседовали. Часто о её жизни, позже — о магии. Она учила его многому. Слишком многому, чтобы Люцифер не понял, что мать все чувствует.       Конец был неизбежен.       Отец знал. Отец знал, что она зависима от связи с сыном и ни за что бы не пережила его гибели. Этим и пользовался.       Однажды, когда он разбушевался особенно сильно, она встала под тяжелую руку. Вместо того, чтобы принять удар за сына, она… сломала её. Отец не вскрикнул, но после этого началась более хитрая игра. Нацеленная уже на неё.       У Ваниты, как у самой пустоты, был дар предвидения. Возможно, именно поэтому она ушла в тот вечер…       Он подговорил всех — от слуг-слизняков до высших. Иронично, богине не место в аду. Изгнание происходило по политическим причинам, но фактически как цена за жизнь Люцифера.       А Люцифер ничего не понимал. Ему тогда только открылись знания школы — молодой, стоящий у смоляных ворот ада. Глядящий в её глубокий, как арктические льды, глаза — видящий бесконечную боль. Помада цвета спелой сливы на его щеке, мокрой от едва тёплых слез. И слова, сказанные на прощание:       — Бойся воды. Она погубит тебя.       Как жаль, что это слышал отец, не раз шутивший над тем, что родная мать пожелала ему смерти. От Ваниты с тех лет не осталось ни следа. Она растаяла как мировая пустота. Прекрасная стихия.       Тогда, стоя у неторопливой реки, он наконец ощутил вкус сиротства. Дело было не в том, что он теперь не ел регулярно или как одевался. Сырой воздух, какой никогда не казался ему холодным, внезапно перестал быть обычным. Кожа пропиталась непереносимым холодом, словно в неё втёрли кристаллы льда, и он впервые узнал, что такое чувствовать себя незащищенным. У сиротства сырой привкус осенней реки.       Предчувствие не обмануло. Уже через три дня демон попал под горячую руку — не так ответил на вопрос. Дерзнул. Не смог стерпеть потери матери.       Отец бил, не жалея. Люцифер мог поклясться, что никогда такого не было: в этой жестокости было что-то более ужасное, чем обида. Отчаяние. Тоска.       А отец замахивался и все приговаривал «ну что, похож я на воду? чуешь смерть?». В тесном подземелье за болью приходила прохлада рассекаемого воздуха, а запах демонической крови смешивался с запахом болотных трав, которые давно охватили добрую часть вентиляции темниц. Из всей тьмы одно окно в решете железа — страшная алая проседь неба, притягивающая взгляд, который прятался от чужих глаз породившего его «кого-то».       В тот день Люцифер впервые ощутил ужас от невозможности сбежать. Просто некуда. Отец везде бы его нашёл. Уйти бесследно могла только мать: может быть, где-то здесь, совершенно рядом она витала в пустоте, а может, так и сгинула от горя…       Утром он наконец очнулся. Оглядел сломанную и не до конца восстановленную руку и постарался поправить разорванный рукав рубашки. Она прилипла к телу и теперь вызвала медленную, тягучую боль. Дышать до сих пор было сложно — только это по-настоящему пугало. Прожить так всю жизнь — в половину дыхания, в половину оставшихся чувств и изуродованной души. Какая-то часть уже погибла заранее. С прошлым днём ее разлагавшийся труп исчез пеплом кровавого рассвета в аду. Остался взрослый Люцифер, едва переступивший за четырнадцать небесных лет.       Он кое-как добрался до реки. Ему нравилось звучание воды — почему-то он решил, что плеск похож на шёпот матери. И она так специально сказала — «остерегайся воды», чтобы он непременно пришёл сюда, как делал всегда, и заговорил с ней.       Только у реки не было никого. Почти что ночная, она, казалось, тоже засыпала.       Спустя час созерцания воды, он стал ощущать желание закрыть глаза и окунуться в сон. Мышцы расслаблялись, а запахи местных трав успокаивали и отгоняли мысли. Он опустил голову в душистую траву и глубоко вдохнул. Что-то такое ощущалось и когда он потерял много крови — приятный холод, от которого хотелось перестать ощущать всё. Тогда он точно думал, что умрет, однако теперь в вечернем гудении пчёл и бледном тоне небес ощущался покой.       Откуда-то из-за деревьев послышался плеск воды. Река резко сворачивала и уходила вниз по холму, обрываясь у конца земли. Далее было низменное небытие, окрашенное тягучей, как вата, дымкой.       Люцифер поднялся и медленно прошёл в сторону звуков. Что можно было ожидать от такого скучного места? Когда-то в этих водах омывали родившихся ангелов в молитве о благословлении Шепфы. Потом что-то произошло и легенду совсем забыли. Ангелы поистине глупы в своей слепой вере. Демоны же — реалисты, даже слишком.       Люцифер ухмыльнулся мыслям, ощутив боль в скуле, несколько раз встретившей кулак. Тело вновь пронзило паникой и он отрывисто задышал, прикрыв ладонью рот. Только новый громкий плеск воды вытащил его со дна паники.       Отодвинув ветки, он вышел на поляну…       Юный светловолосый ангел прогуливался по речной глади. В этом месте она была особенно красивой — отражала молочную луну и танцевала вместе с тем, как её касались стопы юноши.       Он был вымокший — точно несколько раз окунался под воду. Люцифер тогда подумал, что самое красивое, что он когда-либо видел — этот ангел. Потому что именно сейчас легенда оживала, обладатель белоснежных крыльев сиял. Капли на его крыльях превратились в блестящие молочными отливами искры. Он впервые не ощущал от кого-то угрозы.       Ветвь под ногами хрустнула, и незнакомец резко обернулся на незваного гостя. В его дёрнувшемся силуэте ощутилась тревога, и в тот же момент мальчик ушёл под воду, смешно забарахтавшись, а затем кое-как двинулся к берегу. Течение было достаточно живым.       — Ну и напугал же ты меня! — засмеялся он, стягивая прилипшую к телу тунику, — я думал, это стражи. Отец мог меня потерять.       Он медленно отжал её и, чуть погрустневши, принялся вновь надевать. При слове «отец» Люцифер сконфузился.       — Стражей могу позвать и я, — уверенно заметил он, тут же приняв равнодушный вид. Их разделяли пять метров, но он мог разглядеть красивые черты чужого лица: плавные, создающие правильные линии скул и светлые глаза, непонятного, некогда незнакомого ему, адскому созданию, голубого цвета. Настолько светлых он не видел.       Мальчик улыбнулся сложившемуся молчанию, чуть склонив голову, словно также изучая демона.       — Почему-то я думаю, что и ты здесь не для того, чтобы быть обнаруженным. Река — тихое и приятное место, правда?       Люцифер покачал головой и ломано-резко пнул ветку, которая так глупо его подставила.       — Нисколько. Просто вода.       Ангел поднялся и обернулся к нему спиной.       — Ты знаешь, у людей есть книги. Я читал одну недавно. Их мессия умел ходить по воде! — он снова ступил на гладь. На этот раз она не отступила под его шагом, — человек, умеющий ходить по воде!       — Это обычно для них, — пожал плечами демон, заметно расслабившись и разведя плечи в знак уверенности, — люди любят сочинять чепуху. Я тоже читал их книги.       Дино засмеялся. Чисто и по-детски. Положив хрупкую ладонь на вздымающуюся грудь. Когда Люцифер думал об ангелах — он так их и представлял — искренние и глуповатые, от этого и совершенно непредсказуемые. Демоны, напротив, очевидны — любой грех можно просчитать. Хотя Люцифер и слышал, что некоторые ангелы хуже адских тварей — сердца небесных все как одно — прогнившие разлагающиеся трупы. И только сейчас он поверил в сказку из легенд.       — А ты попробуй так же. Это весьма забавно — ходить по воде. Нужна концентрация, только и всего, — увидев надменную усмешку демоненка, он внезапно добавил, — а по тебе видно, что способен и не на такое.       Люцифер чуть не сделал шаг назад. Вода внезапно напугала его. Со дня исчезновения матери он так и не прикоснулся к дну.       — Я не хочу заходить сюда.       — Я и не прошу, знаешь? Я хочу, чтобы ты просто прошёлся. Давай, собери воздушную энергию в ногах и шагни. Думай о магии.       Люцифер вздохнул. В темноте этих мест ощущалось спокойствие. Тёплый ветер касался его лица, а на небе светилась холодной чистотой луна. В этом свете незнакомый ангел переставал быть реальным: намокшие крылья обернулись серебром, а их обладатель тонким силуэтом, шагающим, прыгающим по воде, словно он вовсе не ангел. Печальная скульптура. К которой хочется быть ближе. Сломать её или же любоваться — вопрос другой. С ней хотелось сделать всё.       Он шагнул. Гладь сомнительно качнула его ногу, но не стала мешать шагу. Ангел с того момента перестал его замечать, продолжая прыгать вдоль реки. Изредка в лицо поспевавшему Люциферу прилетали колючие брызги, в его холодной некогда груди затаился пепел души — стал теплеть, и она наконец заговорила тёплым языком       пламени — Люцифер чувствовал.       Внезапно проводник по реке остановился и обернулся.       Мягкая улыбка и до боли знакомый взгляд, который до сих пор не мог забыть — восхищение, смешанное с прохладным и мерным спокойствием.       — Ты молодец, — одними губами сказал мальчик, и этого хватило, чтобы демон потерял концентрацию.       Нога скользнула под гладь, он полетел спиной назад и тут же погрузился в черноту, успев глухо вскрикнуть.       Вода оказалась страшно холодной и чужой. Просто ледяной и до боли похожей на тьму подземелья. Он перестал ощущать что-то, кроме паники, и забыл даже о попытках нащупать дно. Только щурился и желал заплакать — никого тут нет. Ни мамы. Ни смерти.       Что-то тёплое схватило его и резко потянуло на себя, а следом и вовсе выволокло на берег. Над ним навис мальчишка, тяжело дыша.       — Ну и тяжелый ты. Как здешние кабаны. Почему не поднимался?       Люцифер отдернулся, как от ожога, оттолкнул ангела и подтянул к себе колени, ощущая непрерывный холод и мерзкую грязь, липнувшую к одежде, которую он точно не сменил бы ещё дня три, пока слуги отца его не словят. Его руки дрожали, он прятал их, но тремор переходил на тело, сбивалось дыхание, становилось звучным и паническим. Он закрыл глаза. Ему было стыдно. Хотелось умереть.       — Уйди! — задыхаясь, произнёс он, и уткнулся лбом в колени. Спина дрожала, колесо груди бежало в безысходность. Он не умер, но ощущения были страшнее, чем те, что приходили после избиения отцом.       Её нет, её нет, нет-нет-нет... дыхание срывалось на глухие рваные стоны погибшей души. Страшно. Беспомощно. Печально.       Дино не мог стоять. Тоска и страх схватили его за горло и принялись душить. Он бросился к демону. Тот толкался и уже беззвучно рыдал, смотря в пустоту.       — Ух-ди, черт бы те…— голос срывался на хрип.       Кем угодно, но не таким жалким. Он отбивался в периоды, когда дыхание задерживалось, но Дино казался сильнее. Гораздо сильнее. Вскоре силы покинули его. Дыхание переставало быть чужим — ощутилась влажность травы. И стойкий цветочный аромат. Сладкий, как вино. Люцифер всхлипнул и замолк, уткнувшись в плечо. Сердце, оказывается, было — оно продолжало выбивать дыру в его груди, но более он ничего не чувствовал.       — Демоненок.       Это слово привело его в себя. Никогда никто его так не называл. Сына владыки побеждал в нём просто Люцифер. Точно. Люцифер.       Спустя десяток минут Дино отстранился. Всё ещё хмурился, напрягал губы, словно хотел что-то сказать. Извиниться?       Демон набрал воздух в лёгкие и хрипло произнёс, скорее для себя, чтобы понять, что он здесь. Он всё ещё жив, и придётся жить.       — Я Люцифер. Недавно, — он сильно закусил губу, силясь полностью унять и так почти погибшую истерику, — умерла моя мать. Наверное.       Дино, неловко развалившийся на коленях, поднял на него глаза с рядом пушистых, словно пшеничные колосья, ресниц.       — Я Дино. Я не знал, — спустя долгое время выговорил он, — если бы знал…       — Не жалей меня, — наигранно равнодушный голос перебил его, — она сказала мне, что когда-нибудь вода погубит меня и исчезла.       — Если это предсказание, то вода может и не быть водой.— продолжил серьезно Дино, — вот, подожди.       Он коснулся его запястья и никак не отреагировал на попытки вырваться Люцифера. От Дино пахло кровью. Ни с чем не спутать — и кровь эта — вина Люцифера.       — Ну и что же нужно тебе? — бессильно спросил демон.       Дино промолчал, тихо зашипев явно от боли. Его руки окрасились алым, сияние перешло на всего Люцифера.       — Вот, смотри, сейчас я заберу твою воду.       И спустя мгновения демон ощутил тепло. Оно оплело его, а затем потеплела одежда, вскоре оставшись в полном порядке. Ангел отпустил его руку и устало откинулся на влажный песок. Его мокрые волосы спутанными рядами окружили голову. Хаос. Совсем не по-ангельски.       — Магия огня. Люблю огонь. И вовсе он не адский.       Демон завороженно продолжал разглядывать незнакомца. Тепло никуда не уходило и продолжало забираться под каждую клеточку тела. Он лишь смутно заметил, как покраснела рука ангела, покрывшись мелкими пятнами ожогов. Неудивительно, ведь магия огня — самая дикая и бесконтрольная.       Вскоре он осознал, что уже совсем не важно — течёт ли рядом река и на небеса опустилась тьма. Пускай вода побежит вспять — он готов был остаться тут на неделю, лишь бы просто не жить в кошмаре тех дней.       — Спасибо, Дино…— он прошёлся ладонью по сухим волосам и криво, беспомощно ухмыльнулся, словно не знал, какие ещё выражения есть, — спасибо.             Это был первый и последний раз, когда Люцифер кого-то благодарил.