По пятницам в девять

− Очень красивые чашки, миссис Ван Арт, − Мия коснулась кончиками пальцев фарфора, в котором подали чай. − Спасибо. Купила в Лондоне, в китайском квартале. Не всегда удаётся съездить на Восток, но в любой точке мира меня тянет на его сторону. − Любите Азию? − Мы преданно боготворим её культуру. Это у нас семейное, так уж вышло. Вчера Мия наотрез отказалась от предложения Виктора посетить Восток. Она решила, что и это место для него сплетено с другим человеком. Вывод являлся плодом взбурлившей ревности. Теперь, когда Жаклин поведала о семейной любви к Азии, Мию настиг стыд. − Я слышал, на кухне есть свежие печеньки, − бодро сообщил вошедший в комнату Ноэль. − Кто желает отведать? Реакции не последовало. В гостиной гудело напряжение, грозясь вот-вот достигнуть апогея. Подобно Ноэлю остальные собравшиеся по очереди пытались разрядить обстановку. Безуспешно. Каждый был слишком погружён в собственные мысли, чтобы отвлекаться на происходящее вокруг. Время на часах близилось к 16:00. − Всё-таки стоит взять адвоката, − беспокойно заметила Жаклин. − Свидетелям бесплатный адвокат не положен, − лицо Виктора напоминало мраморное изваяние − застывшее и непоколебимое. − Я позвоню Гуэрра. Да, так будет лучше. И нам всем спокойнее. − Не стоит никому звонить. Я иду в участок в качестве свидетеля, мне не нужна защита. − Ладно. Ты прав. Минуты текли бесконечно, но, вместе с тем, мчались как безумные. Так обычно происходит, когда часа «икс» отчаянно ждёшь, чтобы поскорее оставить его позади, и одновременно хочешь, чтобы он никогда не наступил. Неприятная потеря времени вымотала всех обитателей дома. Стресс стал заразительным. Усталость буквально сползала со стен и наваливалась угнетающей атмосферой. Дождь за окном припустил сильней. Вскоре Виктор встал со своего места. Всё внимание присутствующих в гостиной обратилось к нему. − Пойду собираться. − Ступай, − миссис Ван Арт проводила сына улыбкой обожания. Как только он скрылся на лестнице, Ноэль с Жаклин обменялись многозначительными взглядами. − Если сильно волнуешься, вызови адвоката. − Не хочу предпринимать что-либо за спиной Виктора, − она поёжилась, растирая скрещенными руками плечи. Горькая складочка мелькнула между идеальными дугами бровей. Жаклин отвернулась к окну и растерянно коснулась рта тыльной стороной ладони. В прямом белом платье, лишённом каких бы то ни было украшательств, она выглядела неожиданно моложе и слабей. − Я всё же позвоню Гуэрра, да, Виктор никуда не пойдёт один, − она сняла телефон, конвульсивно сдавила трубку, замерев. − Вот что… Я еду с ним. Мне всё равно, против он того или нет, я поеду, я не пущу его в одиночку разбираться со всем. Ноэль потупил взор. Он не знал, правильно ли поступает его супруга и уместно ли давать ей совет. Его сковывала и путала неспособность принять верное решение. Какое из бесчисленного множества верное? Ноэль просительно взглянул на Мию, точно ей известен выход. Мия смутилась, но всё же выразила своё мнение: − Думаю, нам нужно доверять ему. И позволить разобраться со всем самостоятельно, как он того и хочет. − Да. Ты права, конечно же, − Жаклин суматошно поправила и без того идеальные волосы. − Если он сказал, что справится один, он справится. − Правильно, − подхватил Ноэль неуверенно. Вновь воцарилась нагнетающая тишина. Находиться в кругу нервничавших людей становилось всё тяжелее. Мия поднялась со своего кресла, испытав отголосок облегчения. − Проверю, собрался ли он. Она застыла на пороге чужой спальни. Дверь туда − настежь открыта. В приглашении ли? Стоя перед зеркалом, Виктор сменил рубашку на пуловер. Осознав чужое присутствие, он обернулся. Борясь с решимостью и страхом, Мия преодолела короткое расстояние комнаты и обняла его. Как, наверное, ещё не делала никогда. Объятие вышло холодным: Виктор не ответил, замерев в хрупких женских руках. Мия жестом пригласила его сесть на кровать и опустилась рядом. Она сжала длинную ладонь своими кажущимися некрупными ладошками. Прощупала каждый сустав, начав растирать их подушечками. − Ты знал, что массаж пальцев − это отличный экспресс-способ справиться с тревогой? Пустой взгляд сосредоточенно вцепился в её лицо. Найдя в нём подсказку, Виктор дёрнул уголками губ. − Однажды один очень мудрый учитель китайского поделился секретом, как быстро снять стресс, − продолжила Мия. − Пальчики − главный инструмент познания окружающего мира. Они постоянно в движении. Поэтому тоже устают и заслуживают отдыха. Улыбка Виктора стала нестерпимой. Он узнал свои слова, что в эту минуту оказались той самой простой вещью, способной осчастливить его. Проникаясь изумительной нежностью момента, Виктор нажал губами на лоб Мии, на обе щеки и крылья носа. − Ангел мой, − тихий выдох пошевелил её волосы. − Спасибо. . Статья для «Артазарт» выходила никудышной. Мия вяло набросала пару абзацев, отвлекаясь на всё подряд. Рассеянное внимание то и дело устремлялось на часы. Мелкие циферки в правом верхнем углу компьютерного экрана казались огромными и удручающими. Половина седьмого. От бессилия подкатывала злость на себя. Сдавшись, Мия провела по лицу ладонями и захлопнула крышку своего ноутбука. Нет у меня сегодня настроения писать. Мысли капризны и упрямы, а внутренний цензор сломался. Она спустилась в гостиную, где одиноко восседали тишина и мрачность. Где все? Дом словно уснул. Лишь в кабинете Ноэля горели лампы − под закрытой дверью виднелся колеблющийся свет. Дойдя до конца коридора, Мия остановилась перед выходящим на задний двор окном. Слёзы небес создали на нём неповторимый рисунок. Солнце едва выбралось из-за туч, как сумерки вступили в свои права, приказав ему скрыться. На порозовевшем закатном небе появлялись голубые оттенки. Взгляд Мии сфокусировался сквозь стекло. На террасе в ротанговом кресле сидела Жаклин. На ней было всё то же платье, в котором она вернулась с работы. Полуголые женские плечи укрывал плед. Не уверенная, заперт ли выход на задний двор, Мия вышла на улицу через главную дверь. Обогнув дом, она медленно приближалась, чтобы дать Жаклин время среагировать. Лишь подойдя ближе она увидела, что миссис Ван Арт курит. Заметив Мию, та затушила сигарету в пепельнице и развеяла ладонью дым. − Прошу прощения. Я не хотела вам мешать. − Ты и не помешала. − Я просто… − Мия осеклась, вдруг ощутив на кончике языка сладковатый привкус воздуха. Так довольно часто тянет из студенческих кварталов. Казалось, этот аромат за годы настолько въелся в стены общежития, что останется там навечно. Мия узнала бы его из тысячи. − Запах мне не особенно нравится, − Жаклин явно уловила, как нос Мии изучающе задвигался. − Но послевкусие по-своему приятное. − Табачный дым обычно ассоциируется с мужественностью, но лично у меня… − Да ладно тебе, Мия, − прервали её. − Ты отлично поняла, чем здесь пахнет. Жаклин щёлкнула зажигалкой, вновь подкуривая самодельно скрученный косяк, и кивнула на соседнее кресло. − Садись. Мия послушалась. Сделав глубокую затяжку, Жаклин выпустила между губ струйку дыма и протянула Мие самокрутку. Взяв её между пальцев, Мия приложила самокрутку к своему рту и аккуратно вдохнула. − Разнервничалась, − пояснила Жаклин свою блажь и хмыкнула. − Да уж. Как будто это что-то меняет. Мы обращаемся к искусственным стимуляторам настроения и когда нам хорошо, и когда плохо. Тревожность − последний термин, которым бы Мия охарактеризовала эту женщину. − Здесь вроде все покуривают время от времени? − Это верно, − миссис Ван Арт на миг повеселела. Можно было и не спрашивать. Ты в Амстердаме, детка. Мия снова набрала в рот немного дыма. Марихуана на вкус оказалась непривычной. Определённо выше сортом, чем та намешанная бурда, которую она пробовала в Штатах. И действовала местная трава именно так, как от неё ждёшь. Кожа стала приятно покалывать. В желудке проснулся голод − из-за нервов Мия почти ничего не съела на обед. Кроме того, действие травки снимало напряжение между Мией и миссис Ван Арт. Не то чтобы их отношения не складывались. Мать Виктора очень благожелательно относилась к ней. Но всё же в её присутствии над Мией всегда доминировала взбудораженность. − Умом я осознаю, что всё будет в порядке. Но материнское сердце неспокойно. Да что там: я просто в панике. Его так долго нет. Мия передала Жаклин косячок. − Может, поехать за ним? − продолжила та. − Я на взводе, не знаю, в состоянии ли сейчас сесть за руль. Сочувственные улыбки неуместно бы вписались в ситуацию. Мия не тот человек, кто должен выразить жалость и поддержку матери Виктора. Сейчас они с ней в одной лодке. − Миссис Ван Арт… − Мия, прошу, называй меня по имени. − Хорошо. Жаклин. Я сама едва сдерживаюсь, чтобы не сорваться в участок. Или хотя бы позвонить. Но он сказал, что хочет решить это дело сам, и нам нужно верить в него. Если желаете, мы поедем. Я вас туда лично отвезу. Но он имеет право разобраться со всем самостоятельно, как он того и просил. − Да, верно. Я нервничаю и болтаю глупости. Жаклин изящно щёлкнула кончиками пальцев, стряхивая пепел. С минуту задумчиво курила. Затем снова протянула косячок Мие. − После того, как дети рождаются, они нам больше не принадлежат. И с этого момента мы сами не принадлежим себе полностью и уже никогда не будем прежними. Потребуется много стараний и мудрости, чтобы смириться с этим. Однажды ты захочешь стать матерью. Материнство − самое мучительное и самое прекрасное, что тебе доведётся испытать. Это экзамен длиною в жизнь. Но оно того стоит. Мия отзывчиво улыбнулась. То и дело она косилась на Жаклин с необъяснимым восхищением. Удивительная женщина. Удивительная ситуация. Если бы кто-то неделю назад сказал ей, что она будет раскуривать марихуану с матерью своего парня, Мия настучала бы этому болвану по глупой пустой черепушке. Переданную самокрутку Жаклин затушила в пепельнице. − Я часто думаю, что во всём случившимся есть и моя вина. Я не уследила, не поймала момент, когда это началось. Если бы я была внимательнее к нему, кто знает… Возможно, я бы сумела ему помочь. И я постоянно возвращаюсь к этой мысли. Что я не заметила, я ошиблась. В какой-то момент его разговор превратился в «да и нет», а я не забила тревогу. Он просто перестал находить в вас убежище для своих слов. Поэтому начал искать его на стороне. − Вы и не могли вовремя заметить. Это сложно сделать, не живя с человеком под одной крышей, − предположила Мия, направляя разговор в нужное русло. − Он ведь остался в квартире, где до этого жил со своей девушкой, так? Она постаралась произнести это небрежно, как брошенное вскользь замечание, не имеющее настоящей важности. Предложение словно упало в воду камнем, вышло завершённым и пустым. Мия сама не поняла, что именно собиралась узнать. Личность Аллегры интересовала её всё больше, поэтому и тема свелась к ней. Хотелось подобраться к этой девушке ближе. Если Мия рассмотрит её внимательнее, та перестанет представлять собой угрозу. Жаклин отвлечённо закивала. − Я думала, они поженятся. Они были неразлучны с юности. Вместе учились в школе, затем и по классу фортепиано. Она была его музой. Он музыку посвящал ей. Без сомнения, с её потерей он потерял и часть себя. Мия резко пожалела, что спровоцировала свою собеседницу на откровение. Всё, что Мие могли поведать, только подтвердило бы её домыслы. Она позволила воспоминаниям утащить её во вчерашний день. Затем, точно киноплёнка, память отмоталась дальше. В голове всплыла папка с нотами и надпись на обложке: «Посвящение тебе». То, как Виктор осторожно забрал находку из рук Мии, на многое намекало. Ещё тогда её одолело странное, нелепое понимание. Было сложно не угадать, что эта папка из себя представляет. Но Мия оказалась не готова к тому, что та смутит её, и не стала заострять на ней внимание. Она невольно представила рядом с Виктором девушку. Как они, сидя за роялем, играют в четыре руки. Поглощённые творчеством и друг другом, абсолютно счастливые. Мие стало до дурноты неуютно. Ладони соскользнули с подлокотников, будто в поиске более значимого ориентира, и вцепились в края куртки. В грудь пробирались недобрые чувства. Зависть − это способность увидеть нечто хорошее у другого и захотеть того же. Можно сказать: «Здорово, хочу так же или даже лучше». Тогда зависть становится созависимой и мотивирующей. Но можно думать и по-другому. «У тебя есть, а я хочу, чтобы не было». В этом случае зависть − это разрушение. Мия не хотела связываться с разрушением и думать об Аллегре плохо. Эта девушка ей ничего не сделала. Мия не ненавидела её. Просто теперь не понимала, что сложнее − думать о ней постоянно или не думать вообще. В любой ситуации Мия действовала как детонатор или как сапёр, способный его обезвредить. Она никогда не умела остаться в стороне. Она всегда участница, а не наблюдатель. Жаклин проверила время. Невысказанное опасение рухнуло в заряженный воздух. Четверть девятого. Виктора нет уже больше четырёх часов. − Всё будет хорошо. Он ведь ни в чём не виноват. Значит, ему нечего бояться, − в горле Мии горела фраза: «Вы считаете, Виктор мог убить человека?» Нет, она ни за что, даже под страхом смерти, не спросит. Как она задаст такой вопрос матери? Вероятно, Жаклин думала о том же. Ведь её следующие слова прозвучали ответом на немой вопрос Мии: − Виктор, которого я всю жизнь знаю, никогда бы не совершил преступление. Но Виктор, который был в том состоянии, мог сделать всё. Признание спровоцировало у Мии новый приступ тревожности. − Он сидел в следственном изоляторе или вышел под залог? − Адвокат добился освобождения под залог. Заёрзав, Мия переменила положение. Оставаться неподвижной было всё труднее. − Знаете… А поехали за ним! Он должен был уже давно вернуться. Мы не можем и дальше просто сидеть и ждать. Жаклин покачала головой. − Нет. Ты сама сказала, мы должны ему верить. Мия моментально сдулась. − Точно. Да. В молчании они разделяли общие мысли. Почему, чёрт побери, так долго?! В голову Мии лезли пугающие сумасшедшие теории. Спустя пять минут за воротами послышался долгожданный шум. Настоящая райская музыка − шуршание гравия под шинами и звук двигателя. − Это он, − вскочив, выпалила Жаклин. Следом за ней, как на пружинах, поднялась Мия. Дверь с террасы в дом оказалась открыта. Они ворвались в гостиную в том самый момент, когда из кабинета вышел Ноэль, а Виктор появился на пороге главного входа. Воззрившись друг на друга, все в ожидании замерли. Наконец, Виктор кивнул. Миссис Ван Арт восприняла это приглашением и бросилась его обнимать. − Как всё прошло? − Нормально. Жаклин, Мия и Ноэль синхронно выдохнули, заулыбавшись. − Следователь не промах. Всё пытался вытащить козырь из моего рукава. Допрос с ним походил на беседу Ганнибала Лектера и Клариссы Старлинг. − Кто из вас был Ганнибалом? − пошутила Мия, испытав головокружительное облегчение. Несмотря на очевидную иронию в своём вопросе, она в самом деле сомневалась, кто ещё кого извёл. Жаклин рассмеялась. Будто один голос Виктора, вернувшийся в стены дома, заставлял её воспрянуть духом. . Сидя за пустым столом под одинокой лампой, Мия, Ноэль и Жаклин слушали Виктора, не перебивая. Утомлённый, он говорил о допросе монотонно и безжизненно, как если бы зачитывал напичканный терминами протокол. Следствие пояснило, что недавно произошёл похожий случай, при аналогичных обстоятельствах − подрезанные тормоза, улетевшая в обочины машина, возгорание. Ко всему прочему, по делу вспыли новые улики. Смущающим фактором стал зимний визит Виктора в Амстердам. Совпадение вызвало у следствия подозрения. Ноэль озвучил волнующий всех вопрос: − У них остались ещё какие-то вопросы к тебе? − Нет. Едва рассказ кончился, усталость взяла над Виктором окончательную победу. Роняемые на его лицо тени подчёркивали заострившиеся скулы. Синие ложбинки под нижними веками из-за нездоровой бледности приобрели чёткость. − Прошу меня извинить, − Виктор поднялся со стула. − Я лягу пораньше спать. Сегодня был не самый приятный день. − А ужин? − спросил Ноэль. − Я не голоден. − Конечно, дорогой, отдыхай, − поддержала Жаклин. В нерушимой тишине шаги на лестнице прозвучали громче обычного. − Я тоже не хочу есть, − Мия встала. − Спокойной ночи. − Доброй ночи. − До завтра, Мия. Она помялась у закрытой двери спальни. Впереди простиралась не просто деревянная преграда. А треклятый выбор, такой обширный, такой трудный. Отправиться к себе или войти в комнату. Быть рядом или дать одиночеству вылечить его. Собственная вымотанность туманила разум. Какое решение правильное, а какое − просто в личных интересах? Этот феномен измучил сегодня всех. Мия осведомлена о трепетном отношении Виктора к границам и не собиралась их нарушать. Но вдруг это не тот случай, когда нужно отстраняться? Мия не представляла, как Виктор отреагирует на её появление, словно имела дело с незнакомцем. Страшно до чёртиков. Справившись с наваждением, она сжала в кулак нервно-холодную руку и постучала. − Войди. Он сидел на краю кровати. Взгляд сурово выхватил непрошеную гостью, тяжело проводил её, пока та не опустилась рядом на матрас. Хотелось сказать что-то, утешить, пообещать банальных глупостей. Но уместные слова не шли на ум. Рука Мии рассеянно накрыла обтянутое брюками чужое бедро. Пальцы дрогнули и сцепились на колене. В молчание утекали минуты. − Я просто зашла пожелать тебе доброй ночи. Виктор не отреагировал. Мия остро ощутила на языке недосказанность. − Доброй ночи, вот. Уставший и раздражённый, он перевёл на неё воспалённые глаза, и выражение его лица машинально смягчилось. − Если хочешь поговорить… Сегодня или потом. Если тебе нужно… − Нет. Мия проигнорировала жёсткий тон. В груди приятно догорали остатки тревоги. Всё позади, и это главное. Решение так и не пришло. Никак не получалось разобраться, мешает ли Виктору чужое присутствие. Сам он не прогонит её. Даже дипломатично, «Пожалуйста, оставь меня». Он никогда не посмеет таким образом оттолкнуть Мию. Интуиция подсказывала, что сейчас Мия всё же раздражитель. Не зря Виктор скрылся в своей спальне. Как дикое животное он загнал себя в собственное логово. Ему понадобилась отдельная комната, чтобы оставить за дверью чужие нужды, вопросы и невзгоды. Сегодня его заботил только он сам. Просто наступает момент, когда нужно уйти. Иначе тебя всё это уничтожит. И Мия не хотела вторгаться в личное пространство, боясь, что разрушит их с Виктором тонкую связь. − До завтра. Поспи, ладно? Так и не дождавшись ответа, она встала. На кончиках пальцев тут же мягко сомкнулась прохладная рука. Лицо напротив было лишено эмоциональной окраски. − Ты мне очень нужна сейчас. Прямо в одежде они легли на неразобранную кровать. Грудь к груди. Двое в комнате, словно на личной орбите, искали друг в друге поддержку и успокоение, скрываясь под оболочкой от внешнего мира. Виктор продолжал хранить молчание. Мие были хорошо знакомы десятки оттенков его тишины. Например эта означала, что продолжение последует. Просто надо подождать. Его апатия − обычная реакция на стресс. Допрос стал болезненным напоминанием о том, что там, под рёбрами, всё мёртво. Сегодня Виктор отдал на растерзание большой кусок себя. Его душу поковыряли ржавыми гвоздями. И теперь ей снова нужно немного времени в покое, пока раны не затянутся. Трудно снова прыгать в бездну, из которой так долго выбирался. Трудно осознавать, что выход из неё занял слишком долгий отрезок жизни. Вид налившихся краской синяков под глазами Виктора не пугал Мию. Это пройдёт. Это останется в «сегодня». Врата личного ада разверзлись перед ним снова. Он − Атлант, не удержавший на плечах своё небо. Но он будет в порядке. Слитное в единую мелодию шипение дождя, ветра и стуков по карнизам пронизывало безмолвие. В сознании осталась лишь поразительная пустота. Мия не ощущала ни тревоги, ни оцепенения. На смену им пришло смирение. Просторная кровать сузилась до размера радужек тёмных глаз. Взгляд Мии блуждал по ним, пока веки Виктора тяжело не опустились. Внутри что-то болезненно застонало, и Мия погладила шершавую щеку. − Ты не обязан быть всегда таким сильным. К чему она призвала его, Мия и сама не догадывалась. Просить Виктора вспарывать собственную душу − заранее провальная идея. Ему никогда не хочется кричать до жалящего раскалённого хрипа в горле. Он − это тишина. Она его излечение. Мие просто хотелось что-то сказать, лишь потому, что она была здесь. Не лишняя, а нужная ему. Она тоже лекарство. Её присутствие идёт Виктору на пользу. Он сам попросил её остаться. На медленном выдохе Мия подалась вперёд. Теперь она не видела лица. Слышала только тихое дыхание над ухом. Носа коснулся запах. Идеальный, чистый, уютный в своей прохладе и уже родной. Неизменный парфюм, напоминающий своими нотами кожаный салон дорогого авто, глянцевые страницы свежего журнала и немного грейпфрута. А вместе с ними − личный, несравнимый, отдающийся мурашками на затылке, запах человека. Он витал так близко. Напоминал Мие, что они с Виктором были счастливы ещё какие-то сутки назад. Больно… И так чертовски неправильно. Чем ты это заслужил? У судьбы была причина так с тобою поступать? Разве Всевышний смеет так терзать своё творение? Помоги себе чем-либо. Чем угодно. Неважно. Мия готова ждать окончания плохих дней, ведь после бесчисленных сражений настоящий Виктор вернётся. И он вернётся к ней. Закрой глаза. Подумай об этой девушке. В удовольствие или в утешение. Пусть она заставит тебя испытать старые эмоции. Пусть твоё сознание вспомнит её плечи и волосы, а сердце укутает покой. Задержись на красивой улыбке. Глубоко вздохни, пробудь в себе столько, столько потребуется. Излечись и возвращайся. Попытайся отпустить. На этот раз брось поводья, что плотно сомкнулись вокруг твоей души. Вина − это буря. А ты − человек, не обязанный всю жизнь провести в шторме. . Мокрое стылое утро било сквозь просветы в торопливо задёрнутых шторах. Мия проснулась одна. Умывшись, сменила измятую за ночь одежду и отправилась искать Виктора. Он сидел там же, где вчера она нашла Жаклин. Смотрел вперёд с хронической скукой и умудрённой уверенностью. Ни следа, ни единого отпечатка минувших часов. Но Мия и не сомневалась, что так и будет. Ручейки воды стекали по карнизу, создавая музыку капели. Солнце тускло просвечивало облака. Виктор нежно улыбнулся ей. − Доброе утро. − Здравствуй, садись, − он освободил кресло. − Это теплее. Хотя здесь и прохладно, но нет сквозняка. Их губы коротко соприкоснулись в приветственной нежности. Мия устроилась в кресле, завернувшись в оставленный Виктором плед. Сырое утро приятно бодрило. Рядом на собачьей подстилке лежал Ной. Теперь он почти не разлучался со своим хозяином. Ходил следом ненавязчивым хвостиком. Упоённо прислушивался к его голосу, будто всё-всё понимал. И, конечно, в преданном желании контакта не упускал шанса уложить морду ему на колени или на ботинки. Мия тепло залюбовалась псом. − Он такой спокойный. И ласковый. К тебе в большей степени. − Активничает на прогулках, − пояснил Виктор. − Щенком был ненамного активнее. − Сколько ему? − Семь. Словно поняв, что обсуждают его персону, Ной сонно приоткрыл глаза. Собачьи уши локаторами навострились на источник звука. − Хочу забрать его с собой. Всегда хотел, но не мог сделать этого раньше. Я не сумел бы заботиться о нём, я о себе-то поначалу не мог позаботиться. На руке Мии сомкнулись пальцы Виктора. Мия быстро подняла взгляд. − Спасибо, что была со мной вчера. − Ерунда, − скованно пробормотала она. − Нет, не ерунда. Ты с одинаковым рвением тянешься ко мне и в светлые, и в тёмные времена. И это восхищает. Мия тяжело вздохнула. − Легко разделять плохой период, когда заранее известен его благополучный итог. Я не сомневалась, что всё закончится хорошо. Ты ведь ни в чём не виноват, у них ничего на тебя нет. Виктор отвернулся, посмотрев перед собой. На скулах заиграли желваки. − Знаю, как это выглядит со стороны. У меня был мотив… − Виктор, − покачав головой, Мия шёпотом добавила: − Нет. Он в непонимании сощурился. − Я сказала, что спрошу лишь раз, на этом всё. Ты не обязан постоянно оправдываться. Я услышала твой ответ. А как там на самом деле − неважно. − Так быть не должно. − Я бы всё равно выбрала твою сторону. − Нет, не выбрала бы! − от нетерпящего пререканий тона Мия вздрогнула. − Я тебе запрещаю оставаться с таким человеком. Это безответственно и против всей рациональной логики. Мия не собиралась препираться. Бесполезно. У Виктора прямо обострился синдром самозванца. Она никогда не замечала за ним ничего подобного. Наоборот, всегда уверялась, что ему отлично известно, чего он стоит. Но Виктор отчего-то разучился ценить себя. Он уверен, что виноват в смерти бывшей девушки, потому что оказался недостаточно предусмотрительным, чтобы предотвратить чужую жестокость. Однажды он просто возненавидел себя и теперь всячески настраивает людей на те же эмоции. «Мои друзья ненавидят меня. Моя семья ненавидит меня. И ты, Мия, тоже держалась бы от меня подальше. Во мне масса непроработанных чувств, которые я периодически отыгрываю на других людях». Этим аргументом он отталкивал её поначалу? Если бы я сумела показать, каким вижу тебя со стороны, ты бы перестал сомневаться, когда слышал о своей необыкновенности. − Многие спрашивали, почему я просто не поговорил с кем-либо о случившемся. Но это моя жизнь. Взваливать на других эмоциональный груз − не в моих порядках. В ошибках сложно сознаваться. Я обидел свою семью и друзей. Они никогда не забудут этого. Я никогда не восстановлю то, что разрушил. Никогда не верну сказанное. Я хотел задеть их, сделать им больно. Чтобы хоть кому-то стало хуже, чем мне. И они это помнят. Есть раны, которые не заживают. Остаются рубцами на всю жизнь. − Ты не можешь вернуть слова. Но скажешь другие. Ты не можешь восстановить разрушенное. Но построишь новое. В ошибках и правда сложно сознаться. Но ты это уже сделал. А это сложно. Виктор безучастно рассматривал пейзаж перед собой, словно заранее зная, что его не убедят. Некоторые уверения никогда не достигнут его сознания, оставаясь в другом потоке времени и пространства. − Позавчера ты сказала мне простую, но важную вещь. Что я ничего ужасного не сделал, а просто защищался. Ты сказала, что я не виноват. − Все должны были тебе это сказать. − Нет. Никто не говорил. Это такая банальность. Но она помогла. − Прости, что была банальна. − Ты не понимаешь! − он сильнее сжал её руку. − Возможно, если бы кто-то сказал мне так в своё время, это бы облегчило моё существование. У меня долго не получалось забыть и двигаться дальше. Я всегда мысленно возвращался в прошлое и думал, а каков был бы исход, поступи я иначе. Не окажись я таким глупым и равнодушным, трагедии бы не произошло или она была неизбежна? Если бы меня хоть немного убеждали в невиновности, кто знает, вдруг мне стало бы чуть-чуть лучше, − неожиданно Виктор заговорил горячим незнакомым голосом: − Я виноват. Так или иначе. Я не желал ей зла. Даже если она изменила мне со всем миром, она ведь не заслужила за это смерти. Она умирала одна, в боли и страхе, и именно я обрёк её на смерть. Какими бы подонками ни были убийцы, на них лежит меньшее преступление. Она для них − никто. Но для меня она значила всё, а я не защитил её, сам же и бросил на произвол судьбы. Зачем ты так себя мучаешь? Почему растягиваешь это наказание? Перестань унижать себя. Перестань корить. Достаточно! Сколько ещё ты выдержишь? Что бы он там ни говорил о важных банальностях, Мия не властна его разубедить. Виктор виноват, раз он так хочет. Значит, нужен другой метод излечиться от травящего прошлого − смириться с виной. Она так и будет сжирать его, пока не истончится. А сопутствующая боль − это анестезия. − Я не стану больше вспоминать сегодняшнюю ночь. Самое лучшее, что было в ней − это ты. И только ты. Спасибо, что осталась рядом. − Я ничего такого не сделала, − произнесла Мия еле слышно, украдкой, догадываясь, что он не согласится. − Ты сделала главное. И продолжаешь делать. Ты не заставляешь меня выворачиваться наизнанку, только бы понимать лучше. Ты никогда не требуешь от меня стать понятным. А просто принимаешь то, что есть, и остаёшься рядом. Удивительная девушка. Всё, что ты делаешь, очень сложно. − Просто мне хорошо известно, какой ты замкнутый. Как не любишь обнажать душу и мысли. Но ты никогда не станешь недоговаривать ради собственной выгоды. Только ради того, чтобы оградить меня от своих проблем. Я знаю, как ты умеешь пользоваться неопределённостью слова, чтобы увиливать от ответа. Ты постоянно уходишь в свою излюбленную семантику: произносишь одно, а подразумеваешь другое. Ты так раздражаешь. Но я принимаю в тебе это. Всё это. И не хочу исправлять. Я встретила тебя таким и предпочту всегда видеть тем же человеком. И ещё я знаю, что ты опускаешься до матерных выражений, только когда зол или чертовски возбуждён. Кстати, второе обстоятельство мне нравится гораздо больше. Виктор тихо усмехнулся. − И тебе вовсе не обязательно открываться мне полностью. Не все, излив душу, обретают покой. Ты один из таких людей. И я приняла тебя. Чужие пальцы не отпускали её руку, не разъединялись с ней ни на секунду. Только сжимали крепче. − За то и благодарю. Сегодня ночью я понял, как много ты значишь для меня, как много делаешь. Как тебя всегда достаточно, а я знаю, что это такое, когда бывает иначе. И я ни на что это не променяю. Ты кардинально изменила мою жизнь, и это восхищает так сильно. Одно время мне казалось, что влюбиться − это то, что создано происходить с кем-то другим. Но уже не со мной. Ещё год, и я бы навсегда потерял веру, что жизнь вообще оставила для меня что-то достойное. Но ты пришла и вовремя напомнила, что, сбегая от плохого, я рискую пропустить хорошее. Оттого я не устану восторгаться тобой. Ты дорога мне. Так и есть. И это удивительно. Я думал, такого уже не случится. Возможно, через десять или двадцать лет мне бы посчастливилось снова встретить родственную душу. Но повезло гораздо раньше. И это огромнейший подарок, которым меня удостоила судьба. Иногда нужно пройти полмира, чтобы отыскать своего человека. А иногда достаточно оглянуться рядом. Виктор встал с кресла и опустился на одно колено. Не как обычно в красивом жесте превозвышения, очарованности, лести и добровольной покорённости. А в странно-неправильном, непривычном. И… очевидном. − Хочу, чтобы так хорошо было всегда, − из кармана он достал бархатную коробочку. Сердце Мии сошло с ума. Её бросило в жар, к горлу подступила тошнота. Осознание навалилась удушающей волной. Виктор молчал и молчал. Затем открыл коробочку, обнажив роскошное кольцо с белым камнем. Он смотрел сквозь фигуру перед собой. Хмурился, словно что-то вдруг завладело его мыслями. Тишина провисела вечность. − Ты, наверное, хотел что-то спросить? − робко подсказала Мия. − Да, − очнулся Виктор. − Я хотел спросить. Ты считаешь мою фамилию красивой? Мия изумлённо раскрыла рот. Не этого вопроса она ждала. − Что? − Ты как-то сказала, что возьмёшь чужую фамилию, только если она будет красивой. Я хочу знать, моя фамилия достаточно красивая? Потому что я настаиваю взять её. − Сначала идёт основное предложение, а потом уже торги, − Мия нервно хохотнула. Теперь её прошиб холодный пот от новой волны осознания. Это, дьявол, прошение руки и сердца! Здесь и сейчас. Прямо под капелью − лейтмотивом этого обычного и великого дня. На открытом воздухе, до жжения в лёгких наполненном прохладной влажностью. После самой долгой ночи в их жизни. Даже подростком Мия не грезила об идеальном предложении. Она не мечтала о фанфарах, цветах и салютах, о полёте на воздушном шаре или Эйфелевой башне. Даже о смущающей сцене перед всей семьёй. Она не знала, как правильно этому следовало произойти. И теперь, когда всё случилось, Мия поняла, что так и должно быть. Просто и сокровенно. Без аплодисментов свидетелей, их возгласов и суеты. Без мелодрамной мишурности. Ведь брак − это то, что касалось только двоих. И всё, что для этого нужно − прямо здесь. Они прямо здесь. И весь мир лежал у их ног. Чёрт бы тебя побрал, Ван Арт! В глазах защипало. Силуэт перед ней немного расплылся. Перепонки вот-вот лопнут от стука крови в ушах. − Ты станешь?.. − Подожди! − перебила Мия, едва справляясь с тошнотой. Изумившись такой бестактности, Виктор помрачнел. − Прежде чем ты закончишь, я хочу сказать. Мне очень важно, чтобы ты правильно меня понял. Я так боюсь подобрать не те слова, ведь как никогда желаю быть абсолютно понятой. Виктор заметно растерялся. Сердце пульсировало с каждой секундой, капающей на переполненные чаши весов. Нужно принять только одно решение. Только одно. Даже если оно выйдет не слишком хорошим на слух. Решение, Мия. Пока смелость не испарилась. Но она медлила. Не потому что после всё волшебство момента пойдёт прахом. Просто правильные слова кинулись под черепной коробкой врассыпную. Мия сомкнула ладони на запястьях Виктора, притянув их ближе на свои колени. − Я думаю, ты человек, который пережил много плохого. Ты вынес на плечах испытания, которых бы хватило на тройку жизней. У меня нет подобного опыта. Смею лишь догадываться, с чем тебе довелось сражаться. Тяжело наблюдать за тем, как жизнь рушится, а всё, что ты когда-либо любил − исчезает. И это не могло не отразиться на тебе. Что-то сломалось, и ты пока не знаешь, сумеешь ли это починить. Но я знаю, что сумеешь. Ты в конце пути, и я верю, ты полностью справишься. Если бы меня спросили, что бы я посоветовала человеку, переживающему душевную пустоту, я бы ответила: «Продолжать сполна её проживать. Пока не появятся силы встать и сделать шаг». Ты уже его сделал. Много шагов, на самом деле. Ты очень сильный. Это я восхищаюсь тобой. Это твоя победа. Моя роль в ней была маленькой, но я счастлива знать, что она очень значима для тебя. Я та, кто проживает с тобой закат сложного этапа. Самый яркий и запоминающийся, когда уже осознаёшь свои достижения и готов к новому. Я ассоциируюсь у тебя с периодом удач, поэтому и кажусь спасительницей. И я думаю, ты просто благодарен мне. Испытывать благодарность − хорошее чувство само по себе. Но я не хочу, чтобы оно стало основанием на мне жениться. Раньше ты часто предостерегал меня: «Не торопись», «Не хочу, чтобы ты жалела потом», «Ты устала, подожди». Теперь моя очередь. Ты очень устал, Виктор. Поэтому не спеши. Не пытайся удержать меня, окольцевав. Я и без того буду рядом сколько потребуется. Не считай себя обязанным сделать для меня что-то в ответ. Не давай сейчас клятв беречь меня всю жизнь. Ведь я помогла и продолжаю помогать тебе просто так. И когда ты действительно будешь готов и захочешь на мне жениться… Если захочешь… сделай это тоже просто так. Я знаю, что пока ты не осознаёшь истинную причину своего смелого, но порывистого поступка. И это нормально. Ты долго был в состоянии, когда не мог позаботиться о себе, не говоря уже о ком-то другом. И теперь, снова обретя эту способность, ты навёрстываешь упущенное. Извиняешься перед теми, кого обидел, и окружаешь своей теплотой всех вокруг. Особенно ту, которая помогла тебе, к которой ты испытываешь очень сильные эмоции. Это благодарность. Чистая и искренняя. Но всего лишь благодарность. Просто сейчас ты не видишь способа проявить её иначе. Она закончила немного коряво, чувствуя, что запуталась. Всё это чушь. Но, стало быть, правильная чушь, раз от неё полегчало. Мия была честна. Ощутила себя выжатой, точно исповедалась. Но знала, что права. Виктор одержим важностью чёртового завершения. Он лишь хочет сказать «Спасибо» обещанием до конца своих дней беречь Мию. Глаза его горели, выжигая душу. Он сидел перед Мией как оглушённый. Смысл сказанного медленно укладывался в его голове. «Нет», произнесённое деликатно, всё равно оставалось чёртовым «нет»! Отмерев, Виктор кивнул. Но как-то совсем несчастно. Он поддержал чужую точку зрения, хотя та фактически раздавила его. Скрепя сердце Мия подавила желание броситься в объяснения. Сказать всё то же самое, но другими, более осторожными фразами. Наконец, напряжённая челюсть Виктора опустилась. Он смотрел в лицо Мии, выискивая ответ. Другой ответ. Ему потребовалось целое мгновение, чтобы сформулировать мысль: − Нам необязательно жениться прямо сейчас. Это просто помолвка. Мия отвела взгляд, больше не в силах выносить это выражение душевной надломленности. Ясные, чуть расширенные глаза напротив выражали понимание и принятие. И оттого Мие стало паршиво, горько, мерзко за себя. Перестань быть таким, или я себя возненавижу. − Ты можешь хотя бы подумать? Я подожду, сколько потребуется. Пока ты не будешь готова. Хочешь перед этим закончить университет? Построить карьеру? Попытаться изменить мир к лучшему своим словом в СМИ? Или даже оставить след в истории? Испытать множество вещей, прежде чем связывать себя браком? Пускай. Я буду ждать. И, быть может, позже ты пожелаешь разделить весь этот опыт со мной… − по лицу Виктора прошла судорога. − То есть, если я до тех пор останусь тебе дорог… Горло Мии начало судорожно сокращаться. Она обидела его. Оттолкнула в самый неподходящий момент. Выбрала из ничтожно малых вариантов неправильный. Ему было нелегко собираться с мыслями, ходить днями (месяцами?) взвинченным, а затем произносить речь. И в итоге получить отказ. Всё было напрасно. Ради чего он старался? Для чего приложил столько усилий? Позже он будет много раз анализировать свои слова на предмет ошибок. Перебирать их в надежде понять, что он сделал не так. Боже, родной, прости меня, пожалуйста, прости. − Хорошо, − прошептала Мия ласково. − Конечно, я подумаю. − Я могу надеть кольцо? Виктор устремил в неё молящий взгляд. Это было настолько робкое «Позволишь мне?», что Мия прокляла всё на свете. В особенности себя. Она подала левую руку. Холодный белый металл окружил безымянный палец. Обжёг немой печатью напоминания, что теперь постоянно будет мелькать перед глазами. Виктор зря восхищался Мией. Она не лезет к нему под кожу, ей не нужно знать всё на свете. Но ей это дорогого стоит. На самом деле она вся состоит из одержимой жажды знаний и вереницы любопытства. В эту минуту Мия всё бы отдала, лишь бы получить хоть малейшее представление о том, что творится в его голове. Спрашивать напрямую нельзя. Он ведь не сознается. Он отъявленный молчун. А Мия призналась, что приняла его таким. Глаза напротив постепенно потухли, приобретя глубокий оттенок без бликов. Их растерянность сменило окончательное болезненное понимание. − Извини, что поторопился. Нет-нет-нет, пожалуйста, это я должна вымаливать прощение! − Тебе нравится кольцо? − Виктор мягко улыбнулся. − Я исходил из тех комментариев, что ты однажды дала моему отцу. − Это лучшее кольцо, которое я когда-либо видела. Мие правда нравилось. Только у неё никогда не было таких вещей. Украшение очевидно слишком дорогое. А Мие всегда казалось нерациональным тратить собственные деньги на побрякушки. − Немного большое, − покритиковал себя Виктор. − Я переоценил твои пальчики. − Нет, думаю, в самый раз. Просто здесь прохладно. − Тогда идём в дом, − тон его снова звучал бархатно и спокойно. Будто минуту назад не случилось катастрофы. − Ной, ко мне. Виктор притянул Мию к себе и поцеловал в щёку. Он зашагал чуть впереди, чтобы успеть открыть для неё дверь. Поэтому не видел, как Мия поймала рукавом слезинку. Когда Виктор обернулся, она уже благодарно улыбалась.