− Холли, я люблю тебя.
− И что?
− И что?! Я люблю тебя! Это много! Ты моя!
(с) «Завтрак у Тиффани»
. В бескрайнем глубоком скиталась старая ладья. Ещё совсем недавно Искатель считал сушу своим оплотом, нерушимым местом покоя, где никакие штормы ему не навредят. Но вот уже много лун как он оставил берег позади, а бесконечные воды несли его лодку вперёд. Солёный, влажный и холодный овевал щёки. Под морской гладью слышался шёпот, неизведанная жизнь океана и его песня: там, на самом дне сладкоголосые сирены заманивали в свои пучины усталых путников. Никогда Искатель не знал моря так близко. Горизонт терялся в густом тумане и пелены облаков, но беспокойная синь больше не пугала. Искатель даже ждал, что океан вот-вот разбушуется, и в его жернов попадёт человеческая жизнь и исчезнет там бесследно. Но, благословляя удачей или же несчастьем, бури обходили лодку стороной. Сонное море несло её, всеми силами оберегая от ненастья. И дорога Искателя никак не кончалась. Ведь именем его уготовлена судьба − искать. Или путь его бескраен оттого, что он − небытие, его лимбо, а сам Искатель давно умер ещё на берегу, и прах его осел на дно чемодана. Дни, пока он ждал своей гибели, походили один на другой. Иногда Искатель вглядывался в морок перед собой, надеясь разглядеть над кромкой подвижной воды знакомую дымку силуэта. Но всё, что он смог поймать от прежнего образа девушки − это разбавленный морской солью аромат сырости. Так пахло отныне его одиночество. Иногда рука его соскальзывала с бортика судна. Пальцы макались в воду, призрачно ощупывая контуры девичьего лика. Искатель старался смириться с мыслью, что другую дорогу выбрало её сердце, преодолев всё то, что оно чувствовало к возлюбленному. Он хотел не упрекать её. Не винить и найти в душе своей прощение. Но разве прощают воровок? Она забрала единственное, что у него было. Она унесла с собой его драгоценное счастье. Искатель думал о днях, что провёл с ней. Он надеялся, эти мысли взращивали в нём тоску, и та однажды погубит его. Он думал о прежнем себе, кем он становился рядом с девушкой − влюблённым юношей с поволокой в глазах. Как он слушал посвящённую ему музыку ветра и в ответ писал портреты девушки морской тушью. Они говорили об античной философии, о жаре душ, сухоцветах, искусстве, а земные вопросы их нисколько не трогали. Искатель вспоминал тот самый день, когда впервые увидел её. Когда он увидел её, и прочие перестали существовать: чужие, отдельные, другие, не она. Сейчас из этого дня легче виделось, что было невозможно подружить её призрак с его огнём. Когда призрак подходил ближе, огню оставалось только стыть в мерзлоте неживого. У плаванья Искателя не имелось цели. Он не сбегал на другой материк. Не пытался полюбить море, его солёное дао и синие обманчиво спокойные воды. Иногда он лишь хотел быть растерзанным им. Луна всё сменялась солнцем и вновь возвращалась на небосвод. А водная гладь всё несла и несла лодку в глубину горизонта, и бури маленьким плотом не интересовались. Тогда Искатель стал уповать на воспоминания − единственный груз, который он вёз с собой. Однажды он потянет ладью на дно. «Я строю мысленно мосты, Их измерения просты, Я строю их из пустоты, Чтобы идти туда, где Ты. Мостами землю перекрыв, Я так Тебя и не нашёл, Открыл глаза, а там… обрыв, Мой путь закончен, я − пришёл»*. . Текст Виктора привычно провоцировал стойкое ощущение путаницы. Что-то не так. Есть подвох, сквозящая манипуляция. Нет сомнений в подлинности чувств на бумаге. Они намеренно осязательны, экзальтированы и наполнены иллюзией сложности. Но Мия так до конца и не разобрала, для кого это написано. Неискушённый читатель не поймёт, до каких чувств автор пытается докричаться. У искушённого же не возникнет ощущения, что он прикасается к чему-то неповторимому. Сохранив документ с текстом, Мия отложила лаптоп на прикроватную тумбу и повернула голову на подушке. Половина постели, принадлежавшая Виктору, была смята и покинута. Пора и мне приниматься за дела. Мия собрала свою косметику со столика в ванной. Беглый взгляд упал на стаканчик с зубными щётками: повёрнутые «спинами» друг к другу, словно обиженны. Затем, стараясь не поддаваться внутренним разногласиям, Мия вошла в гардеробную за своей одеждой. Удивительно, как много её барахла скопилось в этом доме. Она любила его всем сердцем. Наверное, зима этого года была лучшим периодом их с Виктором отношений. Январь, февраль и почти половина марта: они жили друг у друга по очереди и просто наслаждались течением дней. Чтобы не спровоцировать лишних подозрений у хозяина дома, Мия сложила в сумку далеко не все вещи. Бегство не в её планах. Но ей давно следует немного отсоединиться от Виктора. И каким бы мудрым это решение ни виделось, давалось оно с немалым трудом. Внутри болела тоска. Та, что следует за осознанием, что всё в мире конечно и имеет срок. Та, что предшествует неминуемым переменам. Шла первая неделя после возвращения домой, и Мия неизбежно погружалась в тягучее варево мрачных размышлений. Она долго заглушала в себе голос разума, но признать уже давно стоило: они с Виктором слишком защёлкнулись друг на друге. Мия не видела в этой связи чего-то катастрофически нездорового. Но она часто наблюдала, как её подруги теряли себя, растворяясь в своих бойфрендах. Они втекали в них, как жидкость наполняет сосуд, подстраиваясь под все его формы и изломы. Мию всегда расстраивала такая самоотдача. Как девушка может настолько исчезнуть в другом человеке? И вот теперь она сама становилась такой. И даже не заметила, когда это переросло в грубую форму. Есть вещи, которые очевидны, только когда они происходят с кем-то другим. Теперь Мия почти не виделась со своими подругами за пределами университета. Количество звонков родителям тоже значительно снизились. Мия всё чаще не находила лишних десяти минут на простую болтовню, предпочитая отдать это время Виктору. Последний телефонный разговор с мамой произошёл в день возращения в Штаты. Им с Виктором пришлось приехать в аэропорт за много часов до вылета, чтобы пройти ветеринарный контроль для перевозки Ноя. Мия боялась опоздать на рейс и без зазрения совести продинамила Мириам с разговором. Она так и не перезвонила матери, отделавшись короткой смской. Конечно, родители относились лояльно к её вечной занятости. Наверняка и подруги тоже сообразили, отчего Мия охладела к встречам с ними. Её никто не винил. Но осознание, что она всё меньше и меньше находила в себе прежних черт, пугало. Мия перестала себя узнавать, а то, что узнавала, ей… не нравилось? Когда-то она относилась к вещам проще. У неё были мимолётные увлечения и лёгкий взгляд на жизнь. «А принесёт ли мне это впечатления?» − являлось буквально мерилом её решений. Она могла ввязаться в сомнительную авантюру просто потому, что это весело. Она заявилась однажды домой к незнакомому мужчине, чтобы поБДСМить раз-другой. Что не так с этой идеей − такого вопроса перед Мией не встало. Это же приключение. Эмоции. Затем появилась надежда на интрижку. Сейчас у неё не хватило бы духу на нечто подобное. . В воздухе квартиры застыл запах пыли. Мия прошлась по комнатам, ощущая, как успела соскучиться. Вещей Виктора здесь скопилось немного. И всё же, его присутствие осязалось почти физически. Он пустил свои корни так глубоко. В её жилище. В её голову, в её сердце. Упав на кровать, Мия уставилась в рассыпанный на потолке фосфорный космос. От атаки скверного настроения она почувствовала себя маленькой беззащитной девочкой. Как и всегда в минуты подобной слабости Мия вспомнила родительский дом. Его, как такового, уже не существовало: дом, где она провела детство, был продан, а значит, заполнен смехом и голосами чужих людей. Но Мие хотелось хотя бы туда, где сейчас Мириам и Ричард, а утро пахнет подгоревшими тостами. Она позвонила матери, и та с удовольствием начала разливаться о работе, погоде, своих недавних покупках… − Мам, я давно хотела спросить. Почему вы переехали в Португалию? Почему не перебрались во Флориду, например? Там тоже море. − О, чудесная Флорида, − отозвалась Мириам. − Почему? Не знаю. Мы же не искали подходящее место для жизни, мы просто однажды влюбились в Португалию. Да, рациональнее было рассмотреть ту же Флориду, нежели эмигрировать. Но мы с твоим отцом не размышляли в таком ключе. Мы вообще боимся стать людьми, которые довольствуются штампами мещанского счастья, и лёгкий путей не ищем… Детка, ты скучаешь по нам, да? − Нет. То есть, скучаю, конечно же… Просто это не то, о чём я пыталась сказать. − Я тоже по тебе сильно-сильно скучаю. Позавчера даже обнимала девочку из кофейни на нашей улице. Твоего возраста и телосложения, и голосочек такой же… Иногда я так хочу обратно. Нас ничего тут не держит. Сегодня Португалия, завтра стукнет в голову вернуться в Штаты. Какие наши годы? − Чисто между нами: я вовсе не намекаю на то, что вы должны бросать любимое всей душой место и мчать в Америку нянчиться со мной. − А, может, просто ты сама подумываешь перебраться к нам? − Что? Нет! − Не конкретно в Португалию, но поближе сюда… − Куда это?! − А как там у Виктора дела? − Да при чём тут Виктор?! − Просто спросила. Кстати, передай ему огромное спасибо за подаренное вино. Мы с Ричардом наконец попробовали. Это не вино, а божья благодать… − Почему ты вообще о нём вспомнила? − Ну, мы праздновали маленькую годовщину и… − Да не о вине! Почему ты вспомнила Виктора? − К слову пришлось. − Ма-а-ам! − А ты не ответила, как у него дела. Как у вас в целом? Всё так же лелеет тебя? − Да. То есть, наверное… − О-о, ну что за чудесный мальчик. − Я готовлюсь к экзаменам, − спешно вставила Мия. − Да и у него работы после отпуска накопилось. Мы сейчас стараемся друг друга не отвлекать. − Не переусердствуй, мой маленький нерд. И береги глаза. − По правде говоря, с этим-то как раз беда. Последние дни я очень плохо сплю, и на глазах это отражается. − Вы понимаете, что влюблены, когда не можете уснуть, потому что реальность наконец-то прекраснее ваших снов… − Я совсем не об этом! − Знаю, просто шучу. − Мам, я ещё хотела спросить, − Мия колебалась, формулируя слова. − Ты однажды сказала, что пара не ссорится, только если они безразличны друг другу. − Оу, − Мириам пропустила ненадолго паузу. − Так и сказала? − Ну да же! − Вроде там было продолжение, нет? − Ты сказала, люди не скандалят, если они друг другу безразличны, либо у них медовый месяц. − Бывает же, что медовый месяц длится несколько лет? Эдакие медовые годы. − Ты только что это выдумала? − со смешком возмутилась Мия. − Если честно, я не припомню, что я тогда имела в виду. Может, спросишь папу? Он лучше разбирается в подобных вопросах. − Ага, − подтвердила Мия уныло. − Но именно ты − женщина. Я обращаюсь к тебе не как к родителю, а как женщине. − Ну, полагаю, если период карамели и нежности кончился, это не значит, что отношения обязательно ухудшатся. Ведь после начинается период ссор, страсти и горячих примирений. − Мама! − Скорее всего, я хотела тогда сказать, что пора, когда вы не вылезаете из койки, не длится вечно… − МАМА! − В любом случае, я не думаю, что ты должна воспринимать мои слова, как святую универсальную истину. − Что, если пара не ссорится, потому что у них настолько мало общего, что им нечего даже делить? Или, я тут подумала… А вдруг, ну предположим, они не ссорятся, потому что в этой паре есть человек, который никогда не поддерживает серьёзные споры, − лишь договорив, Мия поняла, как откровенно могла прозвучать. − Ну, допустим, какие-то абстрактные Джек и Джули не скандалят, потому что одна сторона очень неконфликтная. − Спокойный и мягкий Джек? − Не обязательно именно он! Но да, его почти нереально вывести на эмоции. − Уравновешенность − хорошее качество для мужчины. Импульсивность, горячая кровь и темпераментность − это, мх, так по-тинейджерски. Да, молодой девушке оно будет казаться поддержанием огонька в отношениях, но, только повзрослев, осознаёшь, как много сил отнимает этот дурдом. К тому же, во взрослых отношениях возникнут уже другие проблемы, на которые понадобится всё терпение. Однажды ты оценишь спокойствие мужчины. Разница поначалу кажется неочевидной и обманчиво непринципиальной. Но она примерно как между миллионом и миллиардом. Твой отец спокойный человек, и я с ним становлюсь мягче. − А? Да вы постоянно друг на друга бурчите. − Мы просто становимся стариками. − О, не начинай. − Я от Ричарда взяла сдержанность, он от меня − немного скандальности. Вот к такому общему знаменателю это пришло. − Твой характер терпеть − та ещё задачка… − Я же со своим характером как-то живу пятьдесят пять лет! Мия прыснула. − То есть, раз конфликты просто некому подпитывать, то их отсутствие − это не тревожный звоночек? − Да, тогда да. − Ты просто говоришь то, что я хочу услышать, не так ли? − Прости, солнышко, иначе я начну утопать в самоповторах о том, что нет универсального правила. − Мам, просто скажи уже, что думаешь, − вероятно, она звучала слишком резко, но Мириам к чему-то вела, и Мие не терпелось услышать её выводы. − Ох. Все эти семьи как из рекламы йогурта или минивэна − это, разумеется, очень здорово и пластмассово. Но их не существует в реальности. Как и не существует тех, кто постоянно кипит в страсти и огне. Восемьдесят процентов времени вы будете молчать, заниматься ленивым сексом, выбирать новые обои и делать другую рутину. Из этого состоит жизнь. А какими будут двадцать оставшихся процентов, решать вам… Не забывай, что у каждого своё, особенное понимание нормальности, комфорта и счастья. Кто-то любит скандалы и ревность. Другие же горюют по кончившемуся карамельно-букетному. Главное прийти к компромиссу. Вы договоритесь, если нужны друг другу. − Ты разошлась с папой из-за того, что у вас не получалось завести ребёнка. Вы не договорились. − Просто я хотела детей. И он хотел, − незатейливый тон мамы стал серьёзным. − Я любила твоего отца, но, несмотря на сильные и настоящие чувства, я сделала выбор в пользу своих интересов. Ведь иначе я могла всю жизнь винить его за то, что у меня чего-то нет. Тогда я думала, что следует ценить время, которое нам здесь отмерено. Тем не менее, я вернулась к этому человеку. Даже осознавая, что не получу желаемого. Конечно, у нас в итоге получилась ты, но я не могла этого знать заранее. Я вернулась, потому что уже думала по-другому. Я думала: у кого есть «зачем», тот выдержит любое «как». Фридрих Ницше сказал. − То есть, ты выбрала его, а не свою мечту. Наступила на грудь своим убеждениям, чтобы остаться с любимым человеком. − Тут много нюансов, но если коротко говоря, то да. Хочу заметить, что он тоже был моим интересом и убеждением, я не отказалась от всего сразу. Я возвращалась в эти отношения осознано и с удовольствием. Отношения предназначены для того, чтобы они были нашим безопасным убежищем и счастливым местом, а не ещё одной битвой, которую нужно вести. − Ты там что, буклет о семейных ценностях зачитываешь? Мама рассмеялась. − Ну, попытаться стоило. Мия замолчала, и Мириам не перебивала эту тишину, давая своей собеседнице подумать. Наконец, Мия тихо произнесла: − Я просто не хочу допустить момент, когда перестану узнавать себя. − Моя девочка, − с сожалением простонала мама. − То, что ты чувствуешь − нормально. Когда любишь, столько всего боишься. Важно, что ты вообще оглядываешься вокруг и задаёшься вопросом: а нахожусь ли я в здоровых и лучших для меня условиях. Можно отрезать романтическую любовь и остаться верными товарищами. Можно сохранить близость и в дружеских отношениях, не только в любовных. Если буря и вечная борьба − это то, что делает тебя счастливой, то стоит задуматься, того ли человека ты выбрала, нежели пытаться переделать его. Уж вариант добиться от Виктора несвойственных ему вещей, Мия даже рассматривала. Виктор был сдержанным и закрытым, но при всей своей серьёзности не скупился на проявления нежности. И вниманием не обделял. Рядом с ним было удивительно легко и комфортно. Рядом она ощущала себя на вершине и по достоинству оценённой. Он был идеальным спутником и нивелировал бурлящие в Мие энергию и задор. Ей представлялось правильным приближать к себе людей-противоположностей. Её яркости и горячности хватало на двоих. − Можно долго биться за счастье, но если лёд слишком толстый… − продолжила мама. − В то же время, не ставь перед собой выбор насильно. Тебя никто не торопит. Нет никаких правил, которым ты обязана соответствовать. Если будешь думать о том, что делаешь что-либо неверно, оно всё к этому и сойдётся. − Да, да, не думать о белой обезьяне, − сказала Мия нехотя. − Мышление работает избирательно и всегда подтверждает нашу картину мира. Когда зацикливаешься, в дело включается когнитивное искажение. Есть такой феномен, когда при повышенном внимании к какому-то явлению, создаётся иллюзия, что оно появляется чаще. И напоследок, после того, как ты выслушала всю эту лекцию, хочу заметить: твоя мама плохой советчик в том, что касается «как надо и должно». Ведь она отучила себя от обязанности соответствовать чужим ожиданиям и стереотипным вешкам. − Ко мне это тоже придёт? − Если пожелаешь. − Я поняла. Спасибо за поддержку. − Всегда. − Вечером папе позвоню. − До скорого, солнышко. . Американский мегаполис создаёт у человека неповторимое впечатление: будто он слишком маленький, чтобы оценить полноту его величественности и монументальности. Амстердам был для Мии слишком тесным и камерным. Там даже тесно думать. Там было слишком много Виктора, а Мие хотелось остаться наедине с самой собой. И хоть весь её мозг − вместилище мыслей − буквально воспалился, Мия уговорила себя отложить самобичевание до возвращения в Штаты. Америка казалась ей стабильным элементом её жизни. Путешествие в Европу же − крошечным окошком тишины среди постоянного шума. И до того, как вернуться домой, Мия не осознавала, насколько нуждалась в этом окошке, чтобы хоть ненадолго оказаться в стороне от происходящего. И вот, после долгих дней приглушённого эха голоса разума, медленной, но верной поступью подкралось неизбежное. Больше нет причин сдерживать внутренние тормоза. Больше нет якоря в виде обещания подумать позже. Мия более не связана по рукам и ногам. Она дома. Время разложить мысли по полочкам. Казалось, необходимый ответ лежал на поверхности. Ещё немного, и поймаешь его за ниточку, которая и приведёт к решению. Но та всё ускользала из-под пальцев. В среду, разбирая вещи в шкафу, Мия наткнулась на маленькую сумочку. Последний раз она использовала её в Нидерландах, когда ходила в костёл. Присев, Мия вытрясла на пол содержимое. Заколка, несколько купюр евро, пара косметических средств, тюбик «Кармекса», упаковка мятной жвачки… И смятая брошюрка. Мия развернула её, расправив страницы. Воспоминание тут же отозвалось стуком сердца. Взяв свой лаптоп, Мия забила в поисковик название последней композиции из брошюры. Гугл выдал ссылку на ютюб. Найденный канал с видеоуроками имел несколько сотен подписчиков. На большинстве роликов в кадр попадали лишь нажимающие на клавиши фортепиано руки. Очевидно женские. Пальцы скользили по белым и чёрным полоскам невесомо и бережно. В этих движениях не заключалось силы, но, тем не менее, музыкальный инструмент покорялся им. Опустив глаза и кудри, девушка прилежно играла, а закадровый голос давал комментарии к урокам. Только одно видео − самое первое − отличалось от остальных. Эта была съёмка велопрогулки. В обзоре был Амстердам. По сопровождающим английским субтитрам Мия узнала, о чём идёт речь. «Следуйте по Melkmarktsbrug до пересечения с Prins Hendrikkade. Обогнув улицы по кругу, отправляйтесь вдоль Singel…» Живот нервно скрутило от догадки: они с Виктором ездили по тому же маршруту. Остановив видео, Мия принялась изучать его описание. В инфобоксе висела ссылка на инстаграм. Фотографий в личном профиле оказалось не густо. Ровно четыре. Запечатлённая тарелка лукового супа. Фото с женским силуэтом за фортепиано. Подпись к публикации гласила: «Найдите музыку, чувства которой совпадут с вашими, и вы обретёте счастье». На третьем фото девушка, чья личность уже не вызывала сомнений, держала на раскрытых ладонях голубую бабочку. И, наконец, на последнем кадре хозяйку профиля можно было рассмотреть более детально. Имя итальянского происхождения подходило ей. Образ запоминающийся, утончённо-яркий, романтический. Красивая, изящная, узнаваемая особа. Узкая спинка носа. Высокие скулы. Твёрдый подбородок и высокий лоб. Тёмно-каштановые локоны, спадающие на плечи. Взгляд миндалевидных глаз немного осоловелый, ленивый, но уверенный в себе. Одним словом, красота без искусственного напыления. Оценив её, понимаешь, что перед тобой тонкая творческая душа с чертовщинкой. Это была та самая девушка с фотографии из заброшенного фейсбук-профиля Виктора, который Мия однажды нашла. Девушка с того самого фото, где они с Виктором позируют щека к щеке. Дерзко гениальная, со смелым лоском, славная Аллегра. Они с Виктором наверняка гармонировали. Под последней публикацией шёл самый длинный в профиле текст: «Он катал меня на раме своего велосипеда и тихонько целовал в затылок, думая, что я не замечаю. Он говорил нежности и моё имя, и слышать это было больно-прекрасно. И сладко было дышать». Мия нахмурилась. Интересно, строки адресовались кому-либо? Или это графомания ни о чём? До того, как начать своё маленькое расследование, она осознавала, что то сопряжено для неё риском. Поэтому Мия решила обезопасить себя и настроиться: ничего из найденного не повлияет на её отношение к Виктору. Но проблема состояла в том, что история его прошлого уже стала хроническим эмоциональным гнойником, глубоко скрытым под кожей. Стоило признаться себе: интерес к персоне Аллегры не вызван лишь аурой таинственности. Безусловно, когда ореол загадочности, окружающий личность бывшей девушки Виктора, смещался, Мия ощущала себя более подготовленной. А чувство незаконченности мысли, которое её преследовало, немного затихало. Но краеугольный камень этого интереса заключался именно в Викторе. И хотя контуры и основные моменты этой истории всё равно достаточно осязаемы, в истории Аллегры для Мии всё ещё присутствовали логические дыры. И череда возвращающихся на место деталей удачно заполняла эти пробелы. К сожалению, с какой стороны не посмотри − всё одно. Аллегра − источник её крайнего беспокойства. Мириться с её постоянным призрачным присутствием − типичная картина нынешней жизни Мии. Её состояние по умолчанию. Мия давно запретила себе жить в вечном ожидании угрозы от мертвеца. Но нельзя было игнорировать факт, что эта девушка как меч в камне их с Виктором отношений − просто так не вытащить. Она − мертва. А значит, уже никогда не разочарует его и навеки останется его непостижимым идеалом. Она навсегда останется с ним, потому что он её потерял. Аллегра − уже история. Мия − всего лишь намётка на историю. Аллегру он будет стараться забыть, а Мию − запомнить. Мия вовсе не хотела винить эту девушку за якобы привилегированное положение. Но обездоленная несправедливая мысль об этом против воли вкрутились в её мозг серебристой спиралью. Мия просто чувствовала, что заменяла Виктору старую любовь. Он выражал ей нежность тем же языком. Он проводил её по тем же местам своего города, и с помощью Мии вытеснял Аллегру из уголков своей памяти. Мия − побочная героиня его романа. Но она не собиралась мириться с такой оскорбляющей отстранённостью. Она потребует своё! Ей нужен свой чистый лист без отпечатков Аллегры. Она не согласна на роль замены. У них с Аллегрой ничего общего. Эмоциональная порывистость Мии шла вразрез со спокойной грацией Аллегры. Два полюса. Две непересекающиеся. Коварная лощина и приютская гавань. Трескучий огонь с хаотичной пляской языков пламени против мерного плеска воды. Ей давно следовало сказать Виктору об этом. Или даже поставить ему выбор. Валяй, испей чашу унижения до дна! Мия резко захлопнула лаптоп. Чем она вообще занимается? Шпионит за мёртвым человеком, который ничего плохого ей не делал. Завидует этой несчастной девушке, порицая её только потому, что та посмела встретить Виктора немного раньше неё. Размер собственной подлости и малодушия поражал Мию. Её расчудесная способность преувеличивать и переосмысливать только делала хуже. Мие бы упразднить появление новых сомнений, а она наоборот их только подпитывала. К сожалению, не думать о белой обезьяне − заведомо провальная идея. . Жизнь университета сливалась в сплошной стрекот, точно пение цикад в траве. О подвигающихся вплотную экзаменах говорила царствующая атмосфера волнительной увлечённой подготовки и лёгкой подавленности. Когда дневной запас дел оказался исчерпанным, Мия с Френсис купили себе обед и расположились в тени дерева. Разговор плавно отступил от учёбы. Мия поделилась впечатлениями от недавней поездки. Френсис, которая ни разу не посещала Европу, с участием слушала. Их тёплая встреча напомнила Мие, за что однажды она полюбила эту девушку, как любят близких родственников. − Ты изменилась до неузнаваемости, − заметила между делом подруга. − Спокойнее стала, взрослее. − Скоро двадцать три. Пора снимать с глаз шоры и принять факт, что мир − отвратительное место. − Нет. Это другое, − хохотнув, Френсис многозначительно хмыкнула. − Новое кольцо? Красиво. Мия нелепо отмахнулась, как от ничего не значившей вещи. И пока Френсис не начала задавать вопросы, перевела тему: − А у тебя новые часы. − А, да. Небольшой подарок самой себе за то, что вывезла последний учебный год, − она покрутила запястьем, демонстрируя аксессуар. − Этот бренд создаёт изделия из пластика, который нашли в океане. − Круто! К счастью, попытка отвести внимание Френсис от кольца венчалась успехом. Остаток их разговора Мия так и просидела, спрятав левую ладонь в складках своей одежды. − Я получила много правок по дипломной. Нервничаю теперь жутко. Я была уверенна в своей работе. Собственный senior project до недавнего времени Мия считала блестяще аргументированным и грамотным. По закону подлости, стоило подумать, что ей море по колено, как жизнь решила преподать урок и вернуть с небес на землю. − Я получила столько правок, что впору всю работу переписывать, − фыркнула Френсис. − Эти ублюдские отличники меня угнетают. Все вокруг такие умные, шустрые и предприимчивые, и только у меня одной мозг инфузории. − У инфузории нет мозга. − Ну или мозг какого-нибудь членистоногого. И вот я всё пытаюсь выдавить хоть какую-то умную мысль своей головогрудью. − Сходим куда-нибудь вместе повеселиться? − вскоре предложила Мия. − В клуб? В бар? − Диплом, − строго напомнила Френсис. − Знаю. Но сразу после того, как падёт этот последний бастион? − Тогда я за. Как только кончиться всё это дерьмо, напьёмся до отвала башки! − Тришу возьмём ещё. − Ты же знаешь, я не против твоей инфантильной второкурсницы с комплексом превосходства. − А так и не скажешь, − шутливо попеняла Мия. − Ты с Грейс видишься? − Нет, − ответил сухой, как мел, голос. − Она даже на сообщения неделями отвечает, это уже в порядке вещей. . Мия догадывалась, что излишняя скрытность и желание отдалиться только больше привлекали к ней внимание. Но всё равно упорствовала в своих попытках игнорировать Виктора. Она увеличивала физическую дистанцию между ними и пыталась проделать то же самое с эмоциональной. Последнее время Мия чаще поддавалась давлению сбивающих с толку сомнений. И так хотелось разделить с кем-нибудь всё, что лежало на сердце. Но существовал лишь один человек, с которым она хотела это сделать. И парадокс заключался в том, что общества этого человека она же и избегала. Признаться Виктору в обуревающих её тревогах − очень плохая идея. Ведь бередить его старые раны − равно свести на нет весь прогресс их отношений. Больше всего пугали разговоры об их общем будущем. В конце концов, Мия убедила Виктора в своей занятости, и была предоставлена сама себе. Конечно, они созванивались, но разговоры не затягивалась дольше, чем на пару минут, и проходили без особого энтузиазма. А едва тема касалась встречи, Мия ссылалась на дела. Что в переводе значило: «Я не отрицаю обиду и ревность. А пытаюсь остыть вдалеке и убедить себя, что "плохих" чувств не существует. И чтобы изменчивость моего эмоционального спектра не навредила тебе, я держусь на расстоянии». Мия понимала, что уклоняться до бесконечности невозможно. Но Виктор как-то особенно и не настаивал на встречах. Возможно, ему тоже было о чём подумать вдалеке. . − Вчера ты сказала, что освободишься в три. − Вышло раньше, − объяснила Мия, прижимая плечом трубку к уху. − А хотел забрать тебя из университета, но решил перестраховаться и уточнить твоё расписание. Мия отмолчалась. Любые намёки на встречу она убеждённо игнорировала. − Приедешь сегодня ко мне? − на этот раз Виктор не отступился от своего и молчание в ответ не принял. − Я устала. Собиралась приготовить порцию сладкой картошки и запить её большим бокалом вина, но из головы вылетело зайти в магазин. А сил уже нет даже идти за покупками. − Тогда я могу остаться у тебя. − Я же сказала, что готовлюсь к экзаменам. − Ты не сказала. − Значит, говорю сейчас, − в тоне завибрировали раздражённые нотки. А вот в ровном непробиваемом голосе Виктора не прозвучало ни малейшего упрёка: − Что же. Не стану тебя более задерживать. Я хотел поговорить с тобой, но всё никак не поймаю тебя не то что в хорошем расположении, я вообще с тобой не вижусь. − У меня много работы сейчас, − прибавила Мия, старательно обходя основное содержание фразы. − В другой раз. − Хорошо. Увидимся позже. − Пока. Мия достала из сумки свой компьютер и села за работу над правками. Спустя пару часов, она закончила и принялась за сопроводительное письмо для преподавателя. Едва написалась пара строк, как кто-то позвонил в дверь. − Выбрал самый лучший для тебя, − Виктор поднял перед собой прозрачный пакет с бататом. В другой руке он держал бутылку вина. Удивившись долгой заминке, Виктор пошевелил двумя перепачканными пальцами, имитируя шажки. Мия, спохватившись, пропустила его в квартиру. Поцелуй был их обычным приветствием. Иногда короткий и торопливый, иногда жаркий и долгий. Но он всегда неизменно был, за редким исключением. Сегодня же Мия откровенно проигнорировала привычное проявление радости от встречи. С секунду она не сомневалась, что Виктор укажет ей на холодное отчуждение, но он промолчал. − Что ты тут делаешь? Фраза вышла легко интерпретируемой в извратную сторону. Виктор хмуро уточнил: − Прости? Мия махнула рукой, как если бы ответ стал ей неважен, и двинулась вглубь комнаты. Виктор последовал за ней, по пути сняв верхнюю одежду. Мия уставилась на пакет батата, что положили на стол. − Хочешь вымыть руки? − Да. Поиски сладкой картошки оказались довольно грязным дельцем, − Виктор внешне веселился, а вот внимательно следящий взгляд его говорил о другом. Пока он отлучился в ванную, Мия искала компромиссы с собой. Изменения в её поведении − налицо. Наверняка Виктор думал, что с минуты на минуту его выставят. В страхе чего-то неведомого, Мия извелась мыслями, что всё делает неправильно, и Виктор уловит её немые послания и уйдёт. Вскоре он вернулся в комнату и стал ждать с видом человека, предвкушающего нечто приятное. Мию же тишина заставляла нервничать. − Кофе? Чаю? Ответом послужил тонкий намёк на улыбку − небольшой изгиб уголков глаз. − Что? − нервно буркнула Мия, не улавливая причину для такой реакции. − Распитие чая − бессмысленное расточительство нашим временем, ты не находишь? − Ну, это единственное, что я могу предложить. В неё устремился прямой самоуверенный взгляд. Будто Виктор лишь притворялся, что любопытен к ответам, но на самом деле в них не нуждался, и знал заранее, что получит своё. − Мия. Ты со мной не разговариваешь? − Нет же. Я не преувеличивала свою занятость. У меня в самом деле нет сейчас времени, − она суетливо поправила на себе безразмерную футболку, прикрывающей её голые бёдра. − Сейчас много работы. Дипломная, экзамены, да и статьи для «Артазарт» никто не отменял. Ещё сегодня нужно что-нибудь приготовить. − Хочешь, помогу тебе с ужином? − Нет, − слишком резко припечатала Мия и медленно отошла к кухонной столешнице. − Тогда давай сходим куда-нибудь поесть… Она и секунды не рассматривала это предложение, но тянула, пытаясь отложить развязку неловкого разговора. − Не сегодня, − чтобы скрыть замешательство, Мия достала кофейные чашки. Три, зачем-то. − Так и зачем ты пришёл? Виктор вопросительно прищурился, делая вид, что заданный вопрос имеет множество ответов. Затем с улыбкой произнёс: − Потому что скучаю по своей девушке, хочу пригласить её на ужин, поговорить, обнять её и заняться с ней любовью. − Я не хочу, − казалось, она вложила в короткие слова целую сотню аргументов, которые не могла произнести по одному. Наступило самое неуютное молчание, в котором ей когда-либо доводилось погружаться. − Ты не хочешь? − уточнил Виктор, переваривая слова. − То есть, мне некогда, − исправилась Мия. − Я занята сейчас. − Поэтому не хочешь? − Это было бы логичным выводом из моего ответа. Веселье медленно вытекало из взгляда Виктора. Он осторожно шагнул ближе, и Мия попятилась в сторону. Следующий его шаг был уже увереннее. Мия ощущала себя странно растерянной, испытывая к этому человеку всё меньше влечения, и всё больше внутри укоренялось раздражение. Это казалось вполне естественным очевидным исходом − после затяжного периода одержимости всегда наступает неминуемое отторжение. − Ты заняла оборонную позицию, словно пострадавшая или обиженная сторона, − сказал Виктор с прохладной уверенностью. − Только я пока не разобрался в основаниях для этого. Мия вметнула ладонью, собираясь запустить пальцы в волосы − автоматический механизм создания барьеров. Но остановила себя, позволив руке зависнуть у щеки. − Я не… Ты тут ни при чём. Столько всего свалилось в последнее время. Я получила много правок по своей дипломной работе, из-за этого я вся на нервах, да ещё статьи висят недописанные, − перечисляла она настойчиво, но её самообладание таяло, а всеобъемлющее отчаяние грозились задушить. − Я не могу спать. Я так давно нормально не спала. Сегодня ночью я отключилась всего на три часа, а вчера я вовсе не сомкнула глаз ночью. Мне надо отдать всю себя учёбе, мне надо поскорее исправить свой senior project, а я буквально на износе. Я просто пытаюсь сконцентрироваться, но это сложно. Я не могу думать, у меня голова переполнена, и меня трясёт уже от стресса. Виктора её блистательная отповедь привела в затруднение. − Я услышал тебя. Конечно же, я не стану мешать тебе учиться. Мия не знала, что ещё сказать, чтобы вернуть контроль над ситуацией. Всё, что возникало у неё в голове, было сумбурным и выглядело как одно большое оправдание. − Ладно, проехали. Ты просил кофе, верно? Резко отвернувшись к столешнице, Мия стукнулась лбом об открытый шкафчик так, что клацнули зубы. Её прикрывших лицо ладоней тут же коснулись чужие заботливые руки. − Ты цела? − Нормально. Сейчас, − пальцы настойчиво выскользнули из рук Виктора. − Покажи свой нос. − Со мной всё нормально. − Мия, − спокойный голос сделался строгим и настойчивым. − Я жду. − Вот смотри! Никакой катастрофы! − грубо бросила она, развернувшись. С каждым новым словом глухое отчаяние перерастало в неуправляемое раздражение. − Ты доволен? − Доволен, − этому слову явно противоречил его тон. Взгляды их опасно пересеклись. Мие стало не по себе от того, насколько пробирающе внимательно на неё смотрели. Она снова отошла подальше. − Я останусь сегодня с тобой, хочешь ты того или нет. Ты сама не ведаешь, в какой помощи нуждаешься. Не в одиночестве. − А ты-то должен обо мне заботиться. − Именно. − Да, я же женщина, − она моментально ощерилась, бросившись к этой теме, как к своему избавлению. − Хрупкая женщина, нуждающаяся в заботе. − Мия, я тебе не грубил, − предостерегающе заметил Виктор. − Не нужно кричать. − Я не кричу. − Ты повышаешь голос. Изложи свои соображения, не переходя на резкость. − Я повышаю голос, потому что поверить не могу, что твой гениальный мозг порождает настолько дичайшие предрассудки. Предписывая женщине быть нежной и хрупкой, ты ожидаешь от неё отсутствия собственного мнения и его защиты? Идеализация женщин как нежных и чистых, навязывание женщинам определённых ролей, поведения, внешности − это доброжелательный сексизм. Женщин хотят видеть милыми, нежными, потому что это удобно для других, но часто не нужно самой женщине. Виктор явно не хотел спорить. Мия ненавидела то, как он умудрялся оставаться таким деликатным с ней. Будто она заслуживала кого-то вроде него в такие моменты. В подобных ситуациях её одолевал стыд, она бросалась защищаться и пыталась нащупать протест под донельзя спокойной броне оппонента. − И так чего же ты молчишь? − Потому что на озвученную претензию сложно ответить по вине её наименьшей объективности, − от интонаций повеяло непривычной тяжестью. − Но ты же посмеивался над моей дипломной, предполагая, что я пишу о вкладе женщин в журналистику. Ты вместе с доброй частью мужского населения пренебрежительно считаешь, что это всё не стоит такого внимания, которое ему уделяют. Виктор посуровел и холодно подчеркнул: − Ты ошибаешься. − Ну ещё бы! Да, вероятно, ты милостиво допускаешь, что кто-то там страдает от фемицида, но вот сотрудничество женщин журналистов на основе феминистической идеологии ты не воспринимаешь чем-то серьезным, важным и глобальным. К мерам, что способны уничтожить негласные профзапреты для женщин и сократить гендерный разрыв в карьерном поприще, такие, как ты, в лучшем случае относятся со снисхождением. − По твоим сведениям я получаюсь невежественным мужланом с латентной ненавистью к женщине. Хотя я напротив говорил тебе, что презираю тех, кто выказывает женщине неуважение. − Уважение по половой принадлежности − тоже доброжелательный сексизм. − Тебе виднее. − Хватит! Ты же иронизировал, когда угадывал тему моей дипломной. Как это ещё трактовать? − голос срывался от разочарования. − С этого всё и начинается. Сегодня ты поддерживаешь идею о том, что женщины нежные и сложные, а завтра говоришь о женщинах так, словно те трофеи, за которые нужно бороться. Или придатки к мужчине. − Это оскорбительно − считать женщин более сложными? − Идея о том, что женщины сложные, часто приводит к обесцениванию потребностей конкретной женщины. Следствием ярлыка «женщины − слишком сложные» является отклонение их просьб и отрицание их чувств. И не надо говорить ничего про свою позицию. Позиция тоже может быть оскорбительной. Виктор тяжело вздохнул и спокойно продолжил: − Твоя верность феминистической молитве никак не притесняет мою позицию. Но сейчас ты несправедливо дискредитируешь меня. Ты переиначила мои слова. Я извиняюсь, если в беседе о твоей дипломной работе моя улыбка вызвала у тебя неприятные эмоции. Я не считаю, что ты заведомо занимаешься ерундой. Лишь заметил и повторял уже много раз, что женщине требуется больше заботы и внимания. В силу особенности психологии, гормонального фона и так далее… Я говорил, есть разница между полами, и помнить об этом следует именно мужчине. Именно ему нужно видеть рамки. Возможно, моя точка зрения не вяжется с твоими пылкими феминистическим принципами, но уж какая есть. Мия скрестила руки на груди, покачав головой. − В нашем обществе есть странная штука: со всех сторон кричат: «Это моё мнение! Я так думаю! Моё! Мне!» Как будто в школе плохо учились и не знают, что свобода одного заканчивается там, где начинается свобода другого. Нельзя клеветать и оскорблять другого человека, говоря, что он ниже и хуже в силу его гормонального фона, и прикрываться «своим мнением». Это так не работает в гражданском обществе. Свобода слова − не равно свободе от последствий. − Ещё раз, я не говорил, что считаю тебя хуже себя. Подчеркиваю вновь: я так не считаю. Если ты и слабее или, говоря грубо, «хуже», то только физически. Ты же не станешь спорить о физическом превосходстве одного пола над другим? Вот когда стрелка обратно не поворачивается. И вот где мужчине стоит помнить о рамках. И хоть Мия прошла уже по всем точкам кипения, она не хотела соглашаться с ним. − Я дам тебе пару просветительных книг. Укол достиг своей цели. Сквозящее в ввинчивающемся в неё взгляде негодование − тому подтверждение. − Я прочту их и даже вынесу из них заключение для себя, если тебе это важно. Виктор явно был сбит с толку тем, как Мия отнеслась к попыткам не разжигать конфликт, но и в дальнейших пререканиях смысла не видел. Когда Мия вновь заговорила, голос её утратил силы и прежнюю эмоциональность: − Не надо со всем соглашаться. − Тогда чего ты хочешь? Она оказалась совершенно не готова к послаблению и уступке. Она не искала в Викторе покорного согласия, а, напротив, хотела такое же по силе ответное несгибаемое упрямство. − Милая, ты накалила вполне пустяковую ситуацию. А я всего-то сказал, что хочу остаться, хочу доказать, что мне не всё равно на твоё измотанное состояние. В то же время, я хочу уважать твоё желание побыть одной, хотя оно и изрядно тревожит меня. Истерику Мии фактически можно было услышать: когда она разгорячённо прыснула и всхлипнула одновременно, та вырвалась в виде немного странного свистящего выдоха. − Ладно, можешь остаться. Боже. Всегда всё по-твоему, − это была настолько очевидная ложь, что Мия и сама растерялась. Скулы Виктора напряглись, а взгляд вспыхнул. − Я не желаю, чтобы мне делали одолжение таким тоном. − А я не хочу говорить, если ты ещё не понял. Или зачем ты там ещё искал со мной встречи… − А ты, что же, знаешь, о чём я спрошу? Знает. Она знала, что он спросит, и самый безобидный вопрос, с которого он мог начать, звучал так: «Тебе понравился Амстердам?» Мию уже пробирал озноб. Надрыв достиг своей чрезвычайной критической массы, а самообладание − вернее всё, что от него осталось − исчерпало лимит. Она с мукой наблюдала за разочарованием на поникшем лице Виктора. Отвернувшись, Мия запрокинула голову и часто заморгала, чтобы не расплакаться. − Я и не предполагал, что всё настолько плохо. У тебя в самом деле крайне тревожное состояние, − холодный тон Виктора плавно перешёл на тон успокоения. − Не надо кричать и ругаться. Хочешь сбросить стресс? Есть другие способы. А всё это были негодные методы задавить напряжение. Он обошёл Мию, чтобы не говорить с её спиной. Скрытые тени в глазах напротив лишили её способности пошевелиться. Комната словно начала вращаться, а пространство вокруг точно засасывало в воронку. − Тебе необходимо расслабиться. Плохое самочувствие заставляет хуже заботиться о себе. Не удивительно, что ты так извелась. Мия сделала шаг к пути отступления, надеясь, что Виктор посторонится, но тот этого не сделал. − Я помогу тебе. Глаза её уставились в пол, ведь Виктор умел одним взглядом доводить её до беспомощности. Сократив между ними расстояние ещё немного, он подал руку. Мия ощутила себя пойманной в ловушку. Посмотрев на раскрытую ладонь, она мотнула головой в извиняющемся «нет». − Я не уверена, что хочу контактировать с тобой сейчас. Его пальцы сомкнулись на её запястье и потянули на себя, вынуждая встать вплотную. Близость стала максимальной. Ноздри пощекотал запах знакомого парфюма. − Тебе и не нужно испытывать ко мне какие-то положительные чувства сейчас. Ты должна лишь доверять мне и передать контроль. Смысл происходящего полностью сложился в голове. − Что? Нет! − Мия дёрнулась, но хватка Виктора оказалась сильнее. Ощущение зловещей подготовки к… чему бы то ни было вызвало в ней протест. − Нет, я не хочу, − она начала вырываться, опустив голову и пытаясь защищаться от проникающего в каждый фрагмент её мыслей взгляда. − Послушай… − Нет. Виктор, хватит. − Мия! Мия! Успокойся. Это всего лишь я. − Что ты делаешь? Не дав ей времени на построение гипотез, он плавно развернул её к себе спиной и скрестил руки на груди в плотный замок. Всё, что Мие оставалось − трепыхаться, будто в судорогах, и царапать кожу на мужских плечах, что ограничивали её свободу. − Корень твоей тревоги − в чрезмерном контролировании. Ты уже слишком долго управляешь ситуациями, которые складываются не так, как тебе хотелось бы. Отсюда и тревога. Она поднялась до вопиющих высот, и ты просто больше не справляешься. Сказанные этим голосом слова возымели над Мией эффект, сравнимый с вылитой на голову ледяной водой. Она вновь принялась вырываться. Виктор просто держал её и дожидался, пока она успокоиться. − Даже легитимные эмоции правильны. Ведь эмоции − это топливо. Но их избыток способен навредить. Успокойся. У тебя есть эмоции, а не ты − у эмоций. А теперь, − он перехватил её сильнее. − Попробуй вырваться. Давай. Собрав все силы, Мия вцепилась в оплетающие её стальные руки, пытаясь их разомкнуть. − Не бойся сделать мне больно. Можешь брыкаться, как тебе угодно. Грудная клетка тяжело лихорадочно вздымалась. Мия дышала так часто, что всерьёз забеспокоилась, как бы не упасть без сознания от гипервентиляции. − Я не намерена делать из тебя грушу для битья! − прошипела она, едва выталкивая из себя слова. Насильные объятия вызвали приступ клаустрофобии. Мия ощущала себя гадливо и уязвимо. Было сложно поверить, что ей когда-то нравилось подчинение. Хотелось вернуть ту дерзкую храбрость, испытать то забвение. Раньше уязвимость приходила так естественно, так легко наполняла тело. Теперь же казалось, что это никогда не было страстью Мии, и всегда вызывалось лишь искусственным путем. − Дыши ровнее. Издавая хриплые всхлипывания, Мия скребла ногтями по своим «силкам». О чужой боли она думала в последнюю очередь. Её дрожащее, задыхающееся, на грани внутреннего срыва тело удерживали, опасно изолируя от происходящего. То, что Виктор делал − неправильно. Но что-то в его действиях давало Мие свободу чувствовать на полную мощь. − Мия, ты слышишь меня? Дыши. Она с трудом повиновалась. Вдох. Выдох. Вдох. Задержка. Медленный выдох. Вдох носом, выдох ртом. Капельки пота щекотали позвоночник, стекая и собираясь на пояснице. Силы тратились с неимоверной скоростью. Но и хватка Виктора понемногу уменьшалась. Мия неожиданно поняла, что он делал. Давал ей такое необходимое сейчас ощущение освобождения. И понимание, что её усилия не напрасны. Совершив нырок в её сознание, он отыскал там заветную болевую точку и намеренно создавал обстоятельства для её устранения. Наконец, Мия почувствовала, что кольцо рук ослабло настолько, что можно легко вырваться. Против всей логики происходящего Мия притихла. Она уже думала, что вот-вот разрушится от экстремальной нагрузки на своё тело, как ей дали необходимую свободу. Мия с удивлением обнаружила, что даже поплыла от этих мыслей. − Попробуй снова. Виктор опять сковал её. Он действовал спокойно. Только дыхание его сбивалось, становясь глубоким и шумным. Он был хоть и настойчив, но очень осторожен, и агрессия Мии понемногу гасла. Стоило ей проявить больше грубости, как Виктор слабел. Мия теряла голову, на минуту уступая его волнующей настойчивости, а потом, будто бы опомнившись, снова бросалась в бой. Она всхлипывала от тесноты и близости. Её хаотичные движения превращались то в протест, то в смирение. И вот, она снова выиграла. Тонкий стон сорвался с губ, колени подкосились, и Мия неловко свела их вместе, ощутив знакомую пульсацию. В такие моменты она знала, где становится мягко, влажно и открыто. Виктор тоже заметил её странно поменявшееся состояние. Его рука несмело скользнула по бедру, легла на пах и всей поверхностью ладони сжала Мию между ног. Внизу живота плеснул жар, и она снова задёргалась. − Мы ведь играем? − у виска колыхнулся воздух от чужого дыхания. − Я не прошу сказать «да». Но если это «нет», то останови меня. Замерев, Виктор ждал, что Мия запретит ему трогать её так интимно. Но Мия молчала, думая о том, на что именно подпишется, сделав этот шаг. Наконец, пальцы начали медленно пробираться в её трусики. Мия почти до крови закусила губу, контролируя себя. Её держали только одной рукой. У неё был отличный шанс вырваться или даже остановить всё одним приказом. Но вниманием полностью завладела тонкая кисть между её ног. Виктор стянул её бельё на бёдра. От отчаяния Мия выпустила на свободу рваное мычание. − Скажи мне остановиться, и я сделаю это в ту же секунду. Ты главная. Её удивило, как легко она поддавалась его влиянию, даже находясь в командующем положении. Хотя и довольно условном. Всё не так. Она не доминирует. Какой бы выбор не предстал сейчас, это всё равно выглядело, как обладание ею. Которому хотелось воспротивиться. Назло. И которому хотелось сдаться. Вдох-выдох-вдох-вдох-вдох. − Успокойся. Просто позволь этому произойти. Свойственная Виктору настойчивость постепенно пробуждалась. Мия представила, как он расположился позади неё, твёрдо стоящий на полу, высокий, уверенный и сильный. От этой картины горячие сладкие судороги лизнули низ живота. Было всё ещё стыдно. Но слишком много уже произошло между ними, чтобы подобные развлечения вызывали у Мии убийственный дискомфорт. Она сомневалась, что в её теле осталось хоть что-то, чего Виктор не видел. Он знал все его реакции и ракурсы. Шаг, сделанный за ничтожные границы дозволенного, вряд ли был угрозой для пределов Мии. А стыд и стеснение вряд ли были непреодолимыми препятствиями. Наоборот, волнение всегда заводило её только сильнее. Но существовала и другая часть сознания, которая находила действия Виктора шокирующими. Сейчас Мия обнажена как-то совершенно иначе. И этому сопутствовала не неловкость. Это кипучая смесь из растерянности и злости. Но крошечной искры, мерцающей в тайниках её естества, оказалось достаточно, чтобы продолжить. И это откровение стало личным глубоким пробуждением особой грани сексуальности. Пробуждением в столь неожиданных обстоятельствах. Несомненно, Виктор увидел в поведении Мии не только нервозность, но и предвкушение. Он прижался к её ягодицам бёдрами, медленно подав тонкое тело на себя. Пальцы проникли между складками и стали растирать влагу по гладким нежным контурам. Настойчивость в движениях он смирял бережностью своих рук. Мия ощущала себя шарнирной куклой. В некотором смысле она чувствовала, что больше не контролирует своё тело. Как будто она теперь обязана следовать указаниям Виктора. Выбрав не останавливаться, она выбрала и это. Она ни за что не стала бы просить его о чём-то меньшем. − Ты же знаешь, что я никогда не сделаю то, чего ты не хочешь? Мия замотала головой из стороны в сторону, таким образом компенсируя отчаянное желание вильнуть бёдрами. − Твоё тело неприкосновенно. Это право не надо заслуживать. Оно не отнимается при вступлении в отношения. С этим правом ты рождаешься, и вплоть до твоей смерти его никто не смеет отнять. И никто не может быть исключением. Всё твой существо − внутри тебя, это место, которое никто и никогда не разрушит. Оно твоё убежище, где можно спрятаться, укрыться, куда никто не властен ворваться без твоего позволения. Он использовал только руки и голос, оставаясь в стороне от происходящего. А всё потому, что Мия сказала, что не готова контактировать сильнее. Несмотря ни на что, она ощущала его в этом моменте. Полностью. Будучи почти безучастным, Виктор использовал относительно грубую разновидность доминирования: овладевал и за пределами горячих слов и грязных действий. Заставлял слушать и следовать. Мия уже не отталкивала его руки, а обнимала их, накрыв сверху своими. Делая объятия до боли теснее. Влекомый за непроизвольным вилянием её бёдер, Виктор вжимался в них и изгибался в такт. Слегка согнув пальцы, он задвигал ими быстрее по разгорячённой гладкости. Прикосновения оставляли ощущение пугающего присутствия, какого Мия никогда ещё не знала. − Сними с себя ответственность. Ты получатель, не участник. От тебя ничего не зависит. Только то, как бы вместить в себя всё, что тебе дают, и дать этому выход. Это как эмоция, ты не в силах контролировать её воздействие на тебя. Разрываясь между пассивным участием и активным подчинением, Мия, наконец, осознала, что склоняется к обоим вариантам и поощряет действия Виктора, следуя за ними. Отдаваясь ему страстно и послушно, Мия сдавленно хныкала, хваталась за руку между её ног. Голова её поникла, горячие слезы просачивались сквозь сжатые веки, делая ресницы немного влажными. Колени дрожали всё сильнее, а бёдра естественным образом раскрывались. Происходящее было ортодоксальным и грязным. А Мия внезапно обнаружила, что хочет этого в любом виде. Она не имела понятия, когда наступил момент, и всё сократилось до примитивной потребности. Первобытной и фундаментальной. А разум стал вторичным элементом по отношению к телу. Несмотря на то, что Виктор затуманил её голову, она ощущала большую связь с собственном телом. Словно соединились самые чувствительные точки во внутренней сети ощущений. Это обладание ею стало ещё одним сексуальным прозрением. Именно оно − её освобождение. И тот, кто был за него ответственен, не впервые открывал Мие эту тайну. Она уже достигала высокого уровня возбуждения при довольно грубой стимуляции. Но сейчас её влекло к Виктору на каком-то новом глубинном уровне. Вряд ли для него это было таким уж откровением. Он знал гораздо больше о таких вещах, он намерено нашёл рычаг к контролю над ней. Но Мия хотела, чтобы он понял: она теперь тоже это знала. Мужское запястье заработало активнее, словно набирающий обороты поршень. − Давай, девочка моя. Почувствуй, как твоя грудная диафрагма и все сфинктеры дна таза сокращаются в унисон: в районе уретры, вульвы, ануса. Как сердцебиение повышается, давление растёт, а дыхание учащается. Как твой таз совершает качательные движения, а разные группы мышц непроизвольно сжимаются, выпуская скопившееся напряжение. Электрические разряды, как по его команде, пронеслись по всем нервным окончаниям сразу. Мощный прилив тепла. Свободное падение внутри собственного сознания. В мгновение ока волна охватила тело и сотрясла его. Мия перенесла вес на носочки, вцепившись в руку Виктора, как одержимая. Прогнувшись в спине, она закрыла глаза и откинулась затылком на его крепкое плечо. По венам растеклась настоящая эссенция освобождения и удовольствия. Будто что-то спонтанно взорвалось, извергнувшись из тела. И Мия рвалась к этому навстречу, осознав, что освободиться − значит, раскрошиться на осколки, а затем вновь стать единым целым. Облегчение далось самым немыслимым способом − через дискомфорт. Интенсивно, настойчиво, жёстко. Но суть удовольствия от этого не менялась. Это открытие даже пришлось Мие по душе. Сегодня спокойствие иным способом она бы и не получила. Оно должно было протолкнуться сквозь плотную оболочку напряжения. Мия сморгнула остатки пелены с глаз и обнаружила, что тело снова функционирует. Виктор подтянул на ней бельё, легонько толкнул изнеможённую фигуру вперёд. И вскоре заставил лечь. Расположившись на боку, Мия подобрала колени к груди. На её плечи опустилось одеяло, но она откопала руку из его вороха. Виктор присел на корточки рядом с кроватью, взяв её ладонь в свою. Мия спрятала лицо в сгибе локтя. Какое-то время Виктор перебирал её спутанные пряди, отводя их вверх по подушке, чтобы остывала шея. − Тебе немного легче? Мия потёрла друг о друга припухшие от длительного истязания губы. − Прости, − прошептала она. − Не говори об этом сейчас. Было жарко и неуютно из-за влажности на внутренних сторонах бёдер. − Мне нужно в душ. − Завтра. Вспомнив, что их контакт кончился с односторонним удовольствием, Мия открыла глаза. − А ты? − Не нужно. − Почему? Виктор приятно улыбнулся, смотря на Мию с нескрываемой заботой. − Какой бы неотразимой я тебя не считал, поверь, мне удастся противостоять искушению, если понадобится. − Но я хочу. Она попыталась вытащить рубашку из-за пояса и коснуться голой кожи, но Виктор перехватил её ладонь. Он провёл ею по своей щеке и линии подбородка, а затем оставил поцелуй на месте сгиба пальцев. − Виктор. − Ш-ш. Не говори ничего. − Но… − Мия заметила под закатанными рукавами рубашки вспухшие красные царапины от её ногтей. − Что я наделала, только посмотри. − Пустяки. Выглядело это никак не пустяком, а довольно плохо: на коже почти не осталось живого места. − Прости меня. − Не думай обо мне. Расслабься и выкинь всё из головы, постарайся уснуть. − Но сейчас около шести вечера. − У тебя получится. Попробуй. На удивление, Мия почувствовала, что впервые за последние несколько суток ей действительно хочется спать. Без принуждения, хитрых техник и дополнительный таблеток. Такая приятная естественная сонливость. − Мне нужно отправить письмо преподавателю. − Где оно? − На рабочем столе… − Я займусь этим, засыпай. − Оно не дописано. − Тогда ты сама всё сделаешь. Но завтра. Утром ты встанешь пораньше и всё закончишь. − Но я должна ещё поработать… − На сегодня хватит. − Мне нужно завтра в университет, в девять. − Я разбужу тебя. − В девять мне следует быть уже там, а проснуться необходимо раньше. − Не волнуйся об этом. Спи. Ватный язык слушался всё хуже, а бормотания делались всё менее и менее внятными. − Не уходи, пожалуйста. − Не уйду, − пообещал Виктор.