I wanna take you somewhere so you know I care
Я хочу увезти тебя куда-нибудь, чтобы показать − мне не всё равно,
But it's so cold and I don't know where
Но я не знаю куда, да и слишком холодно.
I brought you daffodils in a pretty string
Я принёс тебе нарциссов в милой обёртке,
But they won't flower like they did last spring
Но они не зацветут так, как цвели прошлой весной.
And I wanna kiss you, make you feel alright
И я хочу целовать тебя, чтобы тебе было хорошо,
I'm just so tired to share my nights
Просто я так устал делить свои ночи с другими.
I wanna cry and I wanna love
Я хочу плакать, и я хочу любить,
But all my tears have been used up
Но все мои слёзы уже были пролиты.
On another love,
По другой любви,
Another love
По другой любви*.
. Сознание медленно возвращалось в тело, заставляя думать, вспоминать, чувствовать. Первым отозвался дискомфортом в желудке голод. Затем Мия ощутила бережное прикосновение к лопаткам. Нежность прокатилась щекоткой по позвоночнику: Мия знала, кому принадлежат эти аккуратные попытки потревожить её сон. Дрожание ресниц выдало её пробуждение, и рядом тихо прозвучало: − Пора вставать. Мия пошевелилась и открыла глаза. Перед ней на кровати сидел Виктор. − Сейчас, − невнятно прошептала она сухими от долгого молчания губами. На шаткой границе сна и бодрствования, когда ленивый разум сомневается, в какую сторону склониться, Мию охватило смущение. События прошлых дней, волнение, боль, недомолвки и другие неприятные фрагменты наслоились одно на другое. И на этом неблагоприятном фоне произошёл всплеск эмоций, за который ей теперь стыдно. − Ты спишь почти тринадцать часов. Ты не заболела? − ладонь Виктора пощупала лоб, а затем и шею Мии. В прикосновении не заключалось сладострастия − только чистая забота. Но Виктор не догадывался, что своими невинными прикосновениями каждый раз устраивал чувствительности Мии маленькие тесты. Удовольствие отчасти смазывалось досадой: пора вставать. − Который час? − Семь. Мия не ощущала себя особенно отдохнувшей. Будто с тех пор, как она отключилась, прошла не целая ночь, а лишь пара часов. Но о прошедшем времени говорило поменявшееся время суток: за окном брезжил рассвет. − Я проинспектировал содержимое твоего холодильника. Что ж, на завтрак − батат и вино. Мия тихо усмехнулась. Чистый мужской голос ласкал её чувствительный с утра слух. Виктор был лучшим будильником. Его ненавязчивое присутствие совсем не раздражало. В маленьком приступе нежности Мия потянулась к его рукам, ища в них обещания, что всё будет хорошо. В эту минуту откровенной слабости она хотела совершенно бескорыстно вверить им всю себя. − Ты не ушёл… − Ты меня попросила, − объяснил Виктор. − Спасибо. За всё. И прости за вчерашнее. Не знаю, что на меня нашло. − Ты ничего ужасного не сделала. Несмотря на явную очевидность обратного, Мия была слишком смущена, чтобы спорить. − Хочешь, останусь с тобой сегодня? Позвоню редактору и скажусь больным. А ты отменишь свои дела. − Нет, я в порядке. Мне нужно обязательно в университет. А потом в редакцию. − Уверена? − Да. Мия застенчиво поцеловала запястье Виктора, коснулась губами ладони, а затем и каждой костяшки. − Я заметил, ты перевезла от меня некоторые свои вещи, − не указание на очевидное, а вопрос без обязывающей вопросительной интонации. − Это не то, что ты думаешь. − Мия. Не надо сразу идти на попятную. Ты делаешь это уже слишком долго. Обозначь свои эмоции вслух. Конечно, Виктор давно догадывался, что есть сторона, которую от него скрывают. Но не выказывал признаков негодования и не тянул признание с инквизиторской настойчивостью. Лишь продолжал ждать. Мия мысленно благодарила его за удивительное терпение. Вот только её скрытность убеждала его в недоверии к себе, и это было для Мии хуже всего на свете. − Я всё объясню. Просто дай мне немного времени. . В четырнадцать лет, серьёзно травмировав позвоночник, Мия навсегда попрощалась со спортивным будущим. Реабилитация круто перевернула её жизнь. Тренировки прочно заменились физиотерапиями, а привычные ежедневные вещи, что до этого выполнялись легко, превратились в настоящую проблему. До травмы Мия не догадывалась, что принять горизонтальное положение без посторонней помощи и не вставая предварительно на четвереньки − настолько бесценная возможность. К физическим трудностям прибавился ещё и психологический аспект проблемы. Вынужденно покончив с художественной гимнастикой, Мия столкнулась с комплексом отличницы. А тот здорово мешал ей принять факт о неудавшейся спортивной карьере. И даже спровоцировал затяжное уныние, грозившее перерасти в депрессию. В тот момент в жизни Мии появилась Холланд. Эта девочка стала её спасительным плотом посреди бушующего моря отчаяния. Близкая дружба с ней и родительская поддержка, в конце концов, помогли Мие выстоять перед кризисом. Но едва жизнь начала налаживаться как в физическом, так и в психологическом плане, Мия заметила за собой странное отторжение от подруги. Сначала она перестала проявлять инициативу в общении. Затем уже откровенно дистанцировалась. Очень кстати пришёлся переезд семьи Холланд в Огайо. Подруги отдалились, а вскоре и вовсе потеряли связь. По большему счёту разрыв отношений произошёл с подачи Мии: общение на расстоянии она намерено свела на нет. И это принесло ей странное облегчение. Будучи подростком, Мия не разобралась в причине своего поведения. Тем не менее, что-то ей подсказывало: её поступок походил на расчётливую жестокосердечную низость. Словно Мия попользовалась подругой и выбросила. Но спустя несколько лет, оканчивая школу, ей довелось вспомнить Холланд на приёме у психолога. В то время Мия столкнулась с выпускными экзаменами и со спровоцированным ими стрессом. Родители отвели Мию к специалисту, что впоследствии помог ей понять свои давние чувства к подруге. «Часто мы не видим в человеке личность, а лишь отражение своей тени. Других людей нет − есть "я" и отражение "меня" в окружающих», − сказал тогда доктор Шин. Мия долго отрицала его слова. Она совсем не видела в бывшей подруге свои пороки. И только спустя пару лет поняла, что имел в виду психолог. Холланд заключала в себе напоминание о неудаче Мии. Холланд поддержала её в тяжёлое время, но как только Мия излечилась, то предпочла полностью оставить период реабилитации позади. Человек бросает костыли, как только они становятся не нужны ему. В глубине души Мия корила себя за непорядочное поведение. Только подлецы используют других, принимая помощь, пока та им нужна, а затем просто уходят. Но с другой стороны, дружить из благодарности − тоже довольно подло. Мия вспоминала эту историю довольно редко. Причин не было. Но вот теперь в её жизни происходило что-то ужасающе похожее. Она понемногу догадывалась, что именно. И оттого хотелось сильнее свернуться в комок и заскулить. В сломанный слив уходила остывшая вода, и белоснежная ёмкость медленно пустела. Но Мия не обращала внимания, продолжив лежать в позе эмбриона на дне мелко наполненной ванны. В какой-то момент своих водных процедур она просто погрузилась в мрачную болезненную меланхолию. Когда-то Виктор сказал: «Я не хочу, чтобы ты меня спасала». Больше всего он ненавидел собственную слабость: быть от кого-то зависимым и полагаться на другого человека в очень личных вещах. Он боялся, что люди заметят, как сила его духа не всегда успешно сопротивляется разрушительному действию «болезни» − прошлому. Виктор считал, Мия и так увидела слишком много, и это непременно сделает его непривлекательным слабаком в её глазах. Он предупреждал с самого начала: «Ты мне нравишься, но сейчас не время», говоря тем самым: «Мне заново придётся учиться здоровым отношениям». Позже Мия пообещала: «Я не буду спасать, я просто буду рядом». И с парадоксальной надеждой следовала своей клятве и понемногу давала Виктору понять: она (как и любая другая девушка) не исчезнет так же трагично, как исчезла однажды Аллегра. Всё это время рядом с розовым сиянием счастья в голове Мии множились предчувствия. Но они − очень зыбкая почва для серьезных решений, поэтому Мия удачно их игнорировала. Заслонённые любовью глаза не замечали предупреждающие знаки и маркеры, но сердце подсказывало. Совсем недавно Мия заставила себя думать без оглядки на собственные ожидания. И ответы на давно мучавшие её вопросы не заставили себя ждать. Мия была лекарством. Бинтами или шиной. Таблетками от обезболивания. Она стала Виктору лекарством, как когда-то ей лекарством послужила Холланд. Эта мысль оказалась такой невероятной в своей простоте и точности, что вместе с ней Мия будто повзрослела. Она долго чувствовала себя рыщущей по лесу гончей и вот наконец-то услышала запах верного следа. И хотя собственное умозаключение ей не понравилась, Мия не могла не признать: с ним стало намного легче. Потому что если проблему можно чётко обозначить, то вопрос уже наполовину решён. Теперь в общую картину происходящего обосновано вписывалось рвение Виктора показать Мию своей семье и друзьям. «Видите, вот оно, моё лекарство, я излечился, я сумел». Он так хотел их прощения. Он так хотел их принятия. Неизбежно подкралась и другая мысль: не лекарства лечат. Они лишь стимулируют организм исцеляться самому. Роль, что Мия сыграла в жизни Виктора, не обижала её. Послужить мессией − не вынужденный героизм, а её личный искренний выбор. Куда больше волновало, что скоро исцелённый поймёт: не стоит делать лекарства частью своей жизни. Как только от «костылей» нет проку, от них избавляются. Они не просто неудобны. Они напоминание о плохом времени, и одним только видом угнетают все достижения человека. Лекарство связано с нехорошими событиями, с болезнью, унижением и сложным эпизодом, когда чуть не упал на дно. И отказываться от него после излечения − не подлость, не предательство. Напротив, это совершенно здоровая привычка, доказывающая, что психологической привязанности к спасителю не возникло. Конечно, Виктор благодарен Мие. Долг перед нею подталкивает его к поступкам искупления. Он даже звал её замуж, чтобы доказать, насколько ценит её появление в своей жизни. Стоит ли допускать момент, когда, глядя на неё, он увидит уже не Мию, а свой период реабилитации? Стоит ли ждать, когда бремя прочитается в его глазах, как по открытой книге? Вопросы, разумеется, были глубоко риторическими. Исходов Мия видела несколько. Осталось только решить, к последствиям чего она готова больше. Конечно, она искала доказательства ошибочности своих предчувствий. Но как бы сильно влюблённость в Виктора ни снизила её критическое мышление, Мия всегда где-то на подкорке знала: она − временное явление его жизни. Порой человеческий разум ищет ответы на вопросы, которые являются давно решёнными для сознания. В глубине души мы давно уже сделали выбор интуитивно. Но склонный к сопротивлениям ум всегда старается отсрочить намеченные шаги, подкидывая всё больше сомнений. К тому же, очень больно отрываться от того, кто пустил в тебя свои корни. Всё, чем Мия занималась до сих пор, было упрямой попыткой тянуть их медленно. А корни продолжали расти, цепляясь за камни и почву её глубокой привязанности. Она так погрязла в самообмане, что успела уверовать в него. Мия даже думала, что становится заменой Аллегре. Что послужило определяющим фактором для этой мысли? Глупость же полная. Никакая она не замена. Она лекарство от бывшей любви Виктора. На лекарстве не женятся. Не превозносят. Не держат рядом. Лекарство принимают по назначению, а потом избавляются от него, пока не появилась зависимость. Отрицая очевидное, Мия терзала себя одержимостью этой девушкой. Она то хваталась за каждую крупинку информации о ней. То безуспешно игнорировала её. Мия просто не понимала, какое место отдать Аллегре в своей голове. Она так мало знала о ней, а всё, что знала, было добыто или додумано самостоятельно. Из уст Виктора Мия никогда не слышала сердечных слов о той, кто буквально забрала с собой часть его души. И оттого призрак бывшей любви Виктора становился всё более угрожающим в своей тайности и силе. Мия боялась настаивать на объяснениях. Это то же самое, что вторгаться в личное, чужое и хрупкое. При этом испытывала гипертрофированное чувство вины в те моменты, когда выискивала информацию об Аллегре сама. Ей казалось, ещё чуть-чуть, и Виктор всё поймёт. Он заметит, словно на руках Мии оставался уличающий налёт её слежки, как пыльца с крыльев ядовитой бабочки. Но и бросить свою одержимость тоже не выходило. Мия искала источник, который привёл бы её к пониманию. Она искала его во всём вокруг. И Аллегра становилась то точкой отсчёта, то прицелом, то одной из составляющих её тщательного анализа. Кем бы Мия её ни нарекла, Аллегра никогда не была потерянным звеном цепи. Это Мия пыталась встать на место этого звена. Впрочем, безуспешно. Она никогда не сумеет обогнать призрак. Аллегра обыграла её даже с того света. Подтверждение собственных догадок не стало неожиданностью и оказалось куда менее приятным заключением, чем ожидалось. В болезненных рассуждениях Мия неизбежно подобралась к единственно верному финалу. Решение пришло без её спроса. Человек всегда знает, как поступить. Трудность же заключается в том, чтобы именно так и поступить. Ещё издали завидев непростой исход, душа Мии начинала сопротивляться и искать пути отступления. Но время почти истекло. Не стоит допускать момент, когда они с Виктором неизбежно возненавидят друг друга. За умалчивания. За бессознательные от немых обид поступки. Совсем немного Мия тревожилась, что Виктор, имеющий склонность слишком увлекаться своей женщиной, воспротивится и сделает что-то беспримерно глупое. Ведь он уже проявлял психологическую нестабильность в критическом состоянии. Но Мия предпочла радикально отказаться от этого страха и оставила его на совесть Артура, Софии и Ксандра. Она не сталкивалась с безрассудной стороной личности Виктора, и, если честно, верить в неё у Мии не получалось. В этом вопросе она придерживалась курса доверия. С Виктором всё будет хорошо. Так странно. Она готова на жертвы из любви, хотя ни разу в этой любви не призналась. Ни разу не сказала о ней тремя простыми и древними, как мир, словами. Лишь одна неудачная попытка, после которой Виктор попросил: «Сделай это, когда действительно захочешь». И было множество мгновений, когда Мие в самом деле этого хотелось. Но она так и не сказала. Просто с Виктором ничего не уходило в слова и термины. Конечно же, я влюблена в тебя. При слове «любовь» перед моими глазами всплывает исключительно твой образ. Прежние отношения стали почти пресными. Ещё чуть-чуть, и они полностью утратят для меня свой вкус. В них не было ничего, что я испытываю с тобой. Я безрассудно и до остатка влюблена во всё, что с тобой связано. Выдыхаю твоё имя, словно оно открытие. Словно это единственное, что я хочу произносить до конца жизни. Ты знаешь меня как никто больше. Ты словно предвидишь всё, что мне нужно. Твои прикосновения посылают мелкий ток по моему телу. Каждый раз. Я люблю всё в тебе, и нежно берегу это в сердце. Я обожаю твоё каменное деловое лицо, пока ты пытаешься переварить мою глупую шутку. Я обожаю твоё упрямство, никогда не уступающее моему. И твои контрасты. Сокрушительное одиночество, какого Мия за всю жизнь не испытывала, уничтожало её. Разум подводил, а напряжение почти хлынуло через край. Она больше не хотела думать. Она больше не могла ничего анализировать и проецировать. Она больше не могла терпеть этот удушливый хаос в голове, высасывающий из неё всё живое, превращающий её в эфемерную сущность. Она исчерпала себя подчистую, а вся сила утекала в сток вместе с водой. Дав себе ощутить сполна, Мия охотно вынырнула из объятий болезненного забытья и предательского отрицания. Пора было взять себя в руки. . − Алло? Кто это? На другом конце линии раздался знакомый залихватский голос: − Привет, моя любимая девчонка. − Грейс! − от неожиданности Мия чуть не смахнула со стола тарелку со своим обедом. − Какой приятный сюрприз! У тебя новый номер? − Ага. Потеряла меня, зайчик? − Да, я пыталась тебе дозвониться… − Значит, переадресация не фурычит. Разберусь позже. Как жизнь? − Да со мной-то всё нормально. А как ты? − Относительно погано, − раздельно проговорила Грейс. − Дальше хуже, но я же всегда иду на опережение. − Встретимся? − Собственно, чего и звоню. Извини за такую прямоту. Хотя мне и правда интересно услышать, как твои дела. Серьёзно, ты один из немногих людей, чья жизнь и благополучие мне важны. И я была бы рада, будь у меня только эта причина связаться с тобой. Но я сейчас в не самой завидной заднице, в которую карма когда-либо втравливала меня. Поэтому вынуждена искать помощи… Знаю, за последние полгода я слишком часто забивала на тебя, чтобы теперь о чём-то просить… − Грейс, у тебя неприятности? − Ха. Да, наверное, можно и так сказать. Ну ни дня без какой-нибудь херни, я себе не изменяю. − Что случилось? − Ничего катастрофического. Но дальше уже тянуть некуда и… В общем, Мия, мне нужно, чтобы ты забрала меня кое-откуда и отвезла домой. Сделаешь? − Куда приехать? − Сегодня в пять тридцать я буду в женской консультации на 38-ой улице. Просто мне стрёмно добираться обратно в одиночку, да и в клинике уж наверняка потребуют сопровождающего… − Грейс… − Что? − Ты… Ты это… − Да. Всё именно так, как ты сейчас подумала, − подтвердили скомкано. Наступила пустая нехорошая тишина. И Мия совершенно не знала, каким словами её нарушить. − Я обязательно приеду и буду с тобой. − Спасибо, − в голосе Грейс мелькнуло облегчение, словно она допускала отказ на свою просьбу. − Не представляю, что бы делала без тебя. И прости, что… ладно, оставим выманивание прощения для личной встречи. . Мия подъехала к клинике немного раньше оговорённого времени. Навстречу ей уже спешила Грейс. В лёгкой лишь на первый взгляд поступи заключалось что-то тяжеловесное, неуверенное и машинальное. − Вот и ты, − поприветствовала подруга с преувеличенной жизнерадостностью. Камень за камнем в ней строилась прочная кладка показной непоколебимости. − Давай просто промотаем всю эту неловкость, окей? − Грейс, я… мне жаль. − Cara mia! Ну ты-то при чём? Не твой же резвый сперматозоид испортил мне жизнь. Слава святой Мадонне, временно испортил. Послушай, детка. Мне не нужен этот взгляд «я всё-всё знаю», ладно? Мне нужно, чтобы я сегодня безопасно добралась домой. И, может быть, не помешает совсем немного пародии на поддержку. Но без намёков о том, что я сама во всём виновата. − Я никогда бы тебя не обвинила! − Вот и славно. Именно поэтому я позвала с собой тебя, а не кого-то другого. Ох, ладно, будто у меня был выбор. Идём? − Уверена? − Разумеется. Тем более сроки поджимают. − Так дело в этом? − Нет! − Грейс, послушай… − Вот только, умоляю, без этого «Грейс-послушай»! − Обстоятельства заставляют тебя принимать преждевременное решение? − Харибда тебя пожуй и выплюни! Мия! Мы зря теряем время! Мия замялась, срочно подыскивая другие аргументы. Сама мысль о том, чтобы переступить порог клиники, удручала. − Грейс. Я не могу просто сделать вид, что мне всё равно. − Я понимаю, солнышко, но ты не скажешь мне ничего, чего я не знаю, − она состроила усталое лицо и увещевающим тоном протянула: − Мия, ну давай уже, вошли и вышли, приключение на двадцать минут. Я не сомневаюсь, а нервничаю. Нервничать нормально. Она почти не воспринимала слова. Никакие. Что бы Мия сейчас ни сказала, Грейс с защитной насмешливостью оборонялась. И потому поддержка была ей необходима даже больше, что она пытается показать. . Стены помещения блестели свежей краской. Пахло здесь привычно для больниц − формалином. А ещё − деревом и лаком. Похоже, совсем недавно здание пережило очередной ремонт. Это одно из тех мест, что хорошо финансируют, и где персонал соблюдает подчёркнутую выполированную вежливость. Приёмное отделение представляло собой длинную ленту кабинетов, освящённую лампами холодного дневного света. За регистрационной стойкой располагался распухший от папок шкаф, рядом на столе в педантичном порядке один на другом лежали клипборды с анкетами. − Чувствую себя ужасно. − Солидарна. − Ой, извини, глупо прозвучало. Я просто пытаюсь сказать, что очень сожалею. Я оказалась плохой подругой, − на душе Мии скреблась тоска. Сейчас она не в силах отмотать время назад и быть рядом с Грейс, чтобы вовремя увести её с кривой неверной дорожки. − Да не парься, − Грейс отложила ручку, закончив заполнять бланк. − Кто бы мне когда ни говорил, как я им нужна − это была ложь. Может, люди действительно так думали и даже старались. Но у них всегда находился кто-то поважнее. Обида на себя накрыла Мию душным облаком. − Не грусти, красотка. Ты ни в чём не виновата. Мы все бережём людей ровно настолько, насколько нуждаемся в них. В этом наш здоровый эгоизм, − улыбка Грейс вышла чуть менее вымученной, чем предыдущая. Мия придвинулась ближе и тихо спросила: − Он знает? − Хах. Ну ещё бы. − Не хочешь говорить о нём? Только скажи, я захлопнусь. − А что о нём говорить? − отстранённо бросила Грейс. − Ему первому и сказала. Он же щедро предложил проспонсировать сие мероприятие и был далеко послан. И нет, не случится сопливой сцены из кино, где он в последний момент всё осознаёт, мчится через всю больницу, чтобы уберечь её от ошибки, даже не догадываясь, что она тоже передумала. Между нами всё кончено. − Ты поэтому здесь? − В смысле? − По-твоему, таким образом ты избавишься от него? А в ином случае он так и останется в твоей жизни? Так ты думаешь? − Тьфу ты! Basta cosi! − урезонила Грейс нервно. − Я отлично знаю, на что иду. Мия взяла её за руку. Почти невесомая. Кончики пальцев холодные и чуть влажные. Это была не свойственная им мизансцена, но Мия ничего не стала менять. Лучше так, чем пялиться в безнадёжную бесконечность больничного коридора или высушивать горло неуместными и банальными репликами. − Ты не заслуживаешь всего этого. Грейс с растерянностью посмотрела на их сплетённые руки. − Ты не думала над другим вариантом?.. Не дав закончить фразу, Грейс повысила голос, показывая, что игнорирует слова Мии: − Если мне приспичит просадить нервишки и деньги, то я лучше съезжу в Атлантик-Сити, а не детей заведу. Представляю, какая потеха для моих родственничков. Сразу польются реки дерьма. Не то чтобы у них до этого не находилось поводов давать мне хреновые советы. Они всегда так удивляются, когда я не воспринимаю их прямым указанием к действию. − Разве эти люди вправе указывать тебе, как поступать со своей жизнью? − Ой, солнышко. К твоему счастью, ты воспиталась в другом штате и понятия не имеешь о семейных традициях старого доброго американского юга. Моя семейка, пронюхай они сейчас всю ситуацию, стала бы уговаривать меня оставить детёныша. А после они бы лихо переобулись и окрестили меня беспросветной дурой, − Грейс отдала клипборд с заполненным бланком подошедшей медсестре. − Вас скоро пригласят, − сказала та. Грейс равнодушно кивнула ей и принялась сражаться с развязанным шнурком на рукаве куртки. Уронив подбородок к груди, она затянула его туго, надёжно. Волосы слегка скрыли её взгляд, подобно занавеске. − Извини за резкость. У меня нет настроения для дипломатии. − Не извиняйся. Я обещала отвезти тебя домой. И сделаю это. Даже если ты захочешь уехать прямо сейчас. Пытаясь быть благодарной, Грейс выразила лицом вежливое сомнение. − Какая из меня мать? Ну вот какая? Представляешь, я и младенец с пустышкой во рту? И потом, что я ему дам? Обвинения в том, что он испортил мне жизнь? Я делаю ему большое одолжение, не пуская в этот долбаный мир. Ты как считаешь? − Неважно, что думаю я. Как бы здорово ни звучали праведные слова «ты справишься», мы обе понимаем, что в реальной жизни происходит с воздушными замками. Я лишь хочу, чтобы ты знала: я поддержу любой твой выбор. Не только тот, который удобен или честен. А любой. Это не проверка твоего морального компаса. Поступи правильно для себя. И только для себя. Сейчас твоё восприятие ситуации затуманено страхом перед трудностями. И облегчение, которое ты получишь сегодня, может обернуться огромным разочарованием завтра. Я предлагаю тебе свою помощь. Всё, что от меня зависит, я сделаю. Поэтому, пожалуйста, прими решение, не опираясь на отягчающие факторы. Грейс угрюмо посмотрела перед собой. − Я тоже задавала себе этот вопрос, − наконец, откликнулась она, прозвучав бледно. − Чего я на самом деле хочу. − Ответила? Грейс ленивым движением качнула головой. − Я хочу верить, что вынесла урок для себя. Хочу раз и навсегда распрощаться со старыми ошибками. Хочу идти дальше и быть тем, кто я есть, кем всегда была. И этой девушке никак не прельщает материнство. Уверенность её ответа окончательно погасила запал Мии. Она с нежностью посмотрела на подругу, вновь сжав в ладонях её пальцы. Она не знала, какие ещё нужны слова. «Я люблю тебя»? «Всё будет хорошо»? «Ничего в мире нет такого, что ты не преодолеешь»?.. Всё не то. Сейчас Мия просто хотела показать Грейс, что будет ждать её, что Грейс не одна, и Мия останется здесь, сколько потребуется. Она верное ей постоянство, её точка опоры. И возможно, если у Мии получится её убедить, Грейс будет не так страшно. − Мисс Батлер? − позвала медработник. − Пройдёмте. . − Вик, привет, я помню, что обещала позвонить, у меня в запасе оставались ещё пять минут. − Я лишь звоню предупредить, что буду немного занят в ближайшие пару часов. − Да, я тоже. Что там у тебя? − Дружеский бранч с другими авторами издательства. Джон обманом заманил меня сюда. − Бранч? Сейчас вечер. − Теперь ты понимаешь, насколько я влип? − Сочувствую. − Что здесь делаю я − вопрос сугубо неясный. Все эти люди − профессионалы своего дела. − Ты такой же профи, как и они. − Для меня писательство − просто заработок. Чувствую, будто зашёл в чужую епархию. − Грандиозные цели не обращают твоих коллег в бо́льших профессионалов. Уверена, половина из них пишут какую-то претенциозную фигню с заявкой на феноменальность. И самое опасное для нашей литературы: эти псевдогении не чувствуют своей заурядности и продолжают паразитировать и множиться. Виктор хмыкнул. − А ты жёсткая. − Я просто честная. А ты как всегда слишком скромно оцениваешь свои таланты. − Что значит, всегда? − Да взять хотя бы твоё заявление: «Мои знания языков не на высоком уровне». А потом просто берёшь и говоришь на своём французском, китайском, нидерландском, английском, немецком, эльфийском и ещё бог знает скольких языках, как чистое совершенство. − По-твоему, моё ориентирование в озвученных языках достойное? − У тебя большой словарный запас. Ты не допускаешь ошибок в речи. У тебя нет проблем с тем, чтобы выразить свою мысль. Значит, ты говоришь на языке в совершенстве. Ты профи. − Что ж, спасибо за комплимент. − На здоровье. Мия улыбнулась, вдруг ощутив прежнее единение с Виктором. Ту самую связь, бестелесную нить, соединяющую их. Ей нравилась их ерундовая беседа, носящая характер «если не можешь говорить о главном − говори о пустяках». − Но здесь всё ещё уныло. − Неужели настолько плохо? Не нашлось ни одного мало-мальски достойного собеседника для твоей требовательной персоны? − Не имею ни малейшего понятия и ни малейшего желания это понятие иметь. Я почти ни с кем не общался напрямую. Не выношу болтать с малознакомыми людьми и делать вид, что они мне интересны. − О, мистер Дарси, это вы? Помнится мне, ещё совсем недавно ты был, так сказать, занят, так сказать, ремеслом, включающим в себя тесное общение с женщинами. Разве аконтактность не мешала искать общий язык с дамами? − Я на полных правах всегда велел им заткнуться. Мия хихикнула, уже откровенно демонстрируя, что наслаждалась ходом разговора. − Я слышу твой смех, − довольно заметил Виктор. − Мне нравится. − Просто начинаю понемногу приходить в себя после долгих дней под скорлупой. − Это лучшая новость за сегодняшний день. − Ну хватит. − Я не преувеличиваю. Для влюблённого сердца высшей формой понятия «счастье» является радость любимого человека. Ох. Признание в любви. Виктор не часто этим баловал. Во всяком случае, не в таком виде он выражал свою нежность и привязанность. У него всегда получалось говорить о чувствах без пресловутых «трёх слов». От чуть не повисшей неловкой паузы Мию спасла открывшаяся дверь. В коридор клиники попали громкие звуки, и Виктор, услышав странный фоновый шум, спросил: − Где ты? − Кое-где, − нимало не заботясь о том, как это прозвучало, выдала она. − Мия? − Да я так… с Грейс в женской консультации. Виктор пропустил странную паузу. − Что-то случилось? − В общем-то… мы здесь не в профилактических, не в диагностических и даже не в терапевтических целях, скажем так. Вновь наступившее гробовое молчание подтолкнуло Мию прогнать в голове сказанное. Сама того не желая, она прозвучала чересчур конкретно. − А, нет! − спохватилась Мия. − Я всего лишь привела сюда Грейс. И я не собиралась об этом болтать, чёрт. А вот со мной ровным счётом ничего. − Ты уверена? − Ну разумеется, хах. Давай я лучше перезвоню позже, ладно? − Конечно. Целую тебя. В непонятном для себя смятении она быстро сбросила звонок. За время телефонного разговора коридор клиники прилично заполнился посетителями. Мия начала украдкой наблюдать за ними, интуитивно угадывая их судьбы по внешнему виду. Ничего необычного. Просто поглощённые собственной скукой лица. А когда она сама в последний раз ходила на профилактический осмотр? Мия сделала мысленную пометку записаться к гинекологу. И, быть может, взять рецепт на оральные контрацептивы. Опыт подсказывал вернуться к ним: стабилизированный гормональный фон приносил одни плюсы. Да и с таблетками менструация приходила чётко: буквально сверяй часы. Решено. Осталось только подгадать поход к врачу так, чтобы сразу начать принимать препараты, а не ждать потом нового цикла. Мия открыла свой Flo-трекер и обнаружила, что забыла отметить последнюю менструацию. Пришлось восстанавливать даты по памяти. Вычисления заняли немало времени. Сколько бы Мия ни пересчитывала, вылезала нестыковка. Она уже порывалась бросить это занятие и вернуться к нему на свежую голову, как вдруг поняла: это не ошибка в её расчётах, а задержка. Сегодня − уже восьмой день. Ну разумеется. Стресс, длинные перелёты и акклиматизация − на такое её организм не мог не отреагировать и в очередной раз преподнёс подарочек в виде скачка цикла. Вообще-то Мия полагала, что уже минул тот этап, когда её чересчур чувствительный цикл слетал от малейшего дисбаланса в жизни. Мысль дошла до этих пор и отчего-то застряла. Мия мотнула головой, пытаясь избавиться от иглы где-то в виске. И вдруг резко выпрямилась в кресле. Нет. Нет-нет-нет-нет-нет. Температура в помещении будто опустилась до минуса. Яркое на фоне общей мышечной слабости замешательство спровоцировало нервную тошноту. В глазах медленно потемнело, в ушах оглушительно загудел собственной ток крови. Переборов паническую суету, что не давала переставлять ноги, Мия устремилась к регистрационной стойке. − Здравствуйте. Медсестра подняла на неё любезный взгляд. − Здравствуйте. Чем могу помочь? − Я тут случайно обнаружила, что мой цикл шалит. Вы не могли бы найти для меня тест? Я официально в панике и точно не дотерплю до дома, − Мия растянула на лице клинически-полоумную улыбку. Медсестра посмотрела на неё с выражением чуткого участия. Взвинченный вид Мии наверняка говорил сам за себя. − Ну, вообще-то, могу. Но только тс-с, я не должна так делать. Ждите здесь. Женщина вскоре вернулась к стойке. − Струйного нет. − Думаю, сейчас это меньшая из моих проблем, − Мия убрала в карман куртки принесённые упаковку с тестом и тару для биоматериала. Благодарно кивнув своей спасительнице, она поспешила к уборным и вскоре заперлась в кабинке. Пара нехитрых манипуляций, и контрольный взгляд на часы. Казалось, тело увязало в коконе ваты. Мысли безостановочно крутились под черепной коробкой, и с каждой секундой их становилось всё больше. Мия прижала холодную ладонь к пульсирующему лбу, принявшись ходить между безупречно-белыми кафельными стенами. Вокруг было тихо, так параноидально чисто, и мельтешащая туда-сюда Мия нарушала этот порядок. Маленькая точка в белом пространстве. Маленькая неприятность в масштабах вселенной. А неприятность ли? Какого результата она ждёт? Как отнесётся к каждому из возможных? Воздух вокруг будто дрожал. Сердце тяжело отстукивало. Мия буквально чувствовала, как последние капли терпения просачиваются сквозь неё и безвозвратно покидают вместе с испариной. Вся её кожа стала липкой и влажной, до мурашек, до озноба. Она не сумела бы сейчас закричать от потрясения или заплакать. Или адекватно оценить своё положение. Происходящее слишком неожиданно, чтобы как-либо к нему относиться. К этому нельзя быть просто готовым. Мия всё заглядывала внутрь себя. Всё задавала себе вопрос: «Что ты рассчитываешь увидеть на тест-полоске?» Но внутренний голос молчал. Лишь пустота и тишина, гулкие даже на фоне абсолютной немой белизны кафельной комнаты. Ей страшно? Значит, она боится увидеть положительный результат? Или?.. Мия не знала наверняка, расстроит ли он её. Но ведь подобное ожидание должно сопровождаться предвкушением эйфории. Точно не паникой или растерянностью. С отчётливой досадой Мия осознавала лишь одно: её неудачный залёт помешает планам, на которые она решалась уже несколько дней. Почему. Почему. Почему именно сейчас? Или это знак? Ну надо же, опять ищешь повод оттянуть неизбежное. Опять выторговываешь дни на раздумья − безвредные и такие же абсолютно бесполезные. Минуты истекающего времени вгоняли то в медитативную тоску, то в тревогу. Самые долгие минуты её жизни. От ускорившегося сердцебиения в ушах шумела кровь, и казалось, что звуки внешнего мира ритмично исчезают и появляются, создавая иллюзию пузыря вокруг. Может, пока всё решается, стоит принять ответственность за содеянное? В этом виноваты только двое, без толку ругать случайность. И всё же, несправедливо. Мия повела себя беспечно один раз. Лишь раз, а ей в наказание выбор, который она не выбирала. И, возможно, выбор, с результатом которого придётся повоевать. Следовало обратить на себя внимание раньше, раньше заметить изменения ритма своего организма. Тогда бы она… Тогда бы она что?! Предотвратила эту ситуацию? Глупости. Дурацкое, нелепое сожаление! Мия мысленно похлестала себя по щекам. Итак, хорошо. Что она скажет Виктору? Ясное дело, что! Как он отреагирует? Они никогда не обсуждали подобный вопрос. Мия даже не представляла его позицию на этот счёт. Что он ответит? Начнёт задавать идиотские вопросы по типу «как-почему-ты-уверена?» Или же рассудит спокойно и взвешенно? Она пыталась представить разные сцены для разных исходов, но выходило плохо. В её сознании просто отсутствовала подробная фантазия, даже намётка на неё. Мие вдруг захотелось позвонить Виктору и выплеснуть эмоции. Сделать хоть что-то, чтобы в эту самую минуту он думал о ней. Услышать его исполненную успокаивающей уверенностью речь. Так странно. Учитывая их латентный конфликт, Мия полагала, что в подобной ситуации ей наоборот захочется отгородиться от Виктора и остаться наедине с собой. Она мысленно нарисовала контуры его фигуры в углу комнаты. Будь он рядом, они бы просто обсудили дальнейшие намерения. Конечно же. Ей не в чем сомневаться. Она не одна. Неожиданно пришло спокойствие. Сердце угомонилось, вернувшись к размеренному ритму. Переведя дыхание, Мия взглянула на часы. Минуты выматывающего беспокойства подошли к концу. Она метнулась в кабинку и, взяв с бачка оставленную тест-полоску, взглянула на результат… Отрицательный… В голове разметалась сотня протестов. Ни должного облегчения, ни радости, ни грусти Мия не испытала. Она поднесла полоску ближе к свету. Может, тест-линию просто видно нечётко? Нет. Возле контрольной полоски абсолютно чистое пространство. Совершенно точно отрицательный. Выйдя из туалета, Мия вновь поспешила к регистрационной стойке. − Можно ещё один? − проговорила она тихо. Медсестра безмятежно покивала, изображая полнейшее понимание ситуации. Вскоре она вложила в руки Мии пакетик с новым тестом. − Спасибо, − Мия поспешила к вендинговому автомату. Купила бутылку воды и высушила сразу половину. Новая бесконечность времени поделилась между раковиной, где Мия охлаждала руки, чтобы спровоцировать желание помочиться. И гадким кофе из местного автомата − по тем же стимулирующим мочеиспускание причинам. Паника от того, что она даже не понимала, как относится к происходящему, доводила до ужаса. Стало быть, Мия в самом деле исчерпала из сосуда своей чувствительности всё, что только можно. Когда она снова вошла в туалетную кабинку, то обнаружила, что тест ей больше не нужен. . Дверь открывалась поразительно долго, как в замедленной съёмке. Из кабинета вышла Грейс. Предостерегая любые вопросы, она слегка вскинула руку и со свинцовой усталостью произнесла: − Нормально. Не обронив ни слова, Мия взяла девушку под локоть. Спустя десять минут они с Грейс сидели в машине. − Паршивый выдался денёк, − ресницы Грейс на миг тяжело опустились. − Ну, то ли ещё будет. Мия повернула ключ зажигания и, прежде чем выехать с парковки, твёрдо объявила: − Останешься сегодня у меня. У меня есть ибупрофен, еда, средства гигиены… И ещё тёплые объятия. И поцелуи в макушку. − Звучит совершенно восхитительно, − отстранённо ответила Грейс, сухо улыбаясь. Мия мягко сжала её сложенные на коленях руки. В тот момент ей ничего так не хотелось, как доказать неподдельность своего желания позаботиться. Без преувеличенной учтивости или даже жалости. Она приложит все силы, чтобы сегодня облегчить положение подруги. Даст ей почувствовать себя нужной, ведь это единственное, что имеет значение. Так странно − делать нечто подобное для кого-то кроме Виктора. Наверное, это именно то, что Мия так боялась потерять в себе. . − Невыносимая ты альтруистка. Для меня сто лет никто омлет с блинчиками не готовил. И уж тем более никогда не приносили ужин в постель. Сидя по-турецки, Грейс накалывала на вилку кусочки еды и с аппетитом отправляла их в рот. На ней − одолженная Мией пижама, состоящая из свободных хлопковых шорт и рубашки с длинными рукавами. − Бабуля делала мне в школу такие же сэндвичи с арахисовой пастой и джемом. А потом школа кончилась, и уехала из Техаса сюда. Правда, по бабуле вскоре долбанула деменция, так что я в любом случае лишилась бы своих сэндвичей. Мия слегка улыбалась, наблюдая за тем, как девушка перед ней, плотно сжав губы, тщательно пережёвывает хлеб. Её захлестнуло пронзительной и почему-то неловкой нежностью. − Не смотри на меня так. Я вялая, а не грустная. Я не грущу, ясно? − Я знаю. Грейс отложила недоеденный сэндвич и вытерла и без того чистый рот тыльной стороной ладони. − И не говори, что всё будет хорошо. Вокруг всегда будет одно дерьмо. − Всё будет, как будет, − проговорила Мия спокойно и без обиняков. − У тебя новая татуировка. Что тут написано? Грейс повернула бедро, показывая рисунок женщины с перечёркнутыми надписью глазами. − «Фата-моргана». Итальянское слово. Значит «фея Моргана» или «мираж». В детстве я любила перебирать старые книжки на чердаке нашего дома. Среди них были эпосы про морских нимф, ведьм и чудищ. Моей любимой была книга с рассказами про фею Моргану. О том, как она манит за собой простых людей к счастливой спокойной жизни, как создаёт миражи и дурит моряков. Есть одноимённое редкое природное явление, названное в честь этой дамы. А ещё так называют призрачные мечтания, красивый обман. Всё, что сейчас обозначают словом «фейк». Эдакий «красочный фантик». Грейс нехорошо прищурилась и безрадостно фыркнула: − Прямо описание моей жизни. Кто знал, что тату окажется пророческой. «Красивый мираж», «призрачное мечтание». Рассказ натолкнул Мию на ощущение некой двойственности и на мысли о логической параллели. − Твой заботливый трогательный взор мне очень льстит, − Грейс равнодушно усмехнулась, − но не стоит, правда. Если в этом всём кто и виноват, то это я сама. Грейс была счастливой обладательницей очевидной яркой красоты, вобравшей в себя истинную женскую энергию. Привлекательная наружность необычно контрастировала с поражающим жгучим темпераментном и природным стержнем. Такие девушки знают себе цену. Такие предпочитают сжимать в кулаке десятки сердец и не впадать в зависимость от людей и чувств к ним. Что ж, жизнь иногда играла по своим правилам и за всё выставляла свой счёт. Сильные женщины влюбляются очень странно. Болезненно и разрушительно. Мия едва сдерживала слёзы, осознавая, что сейчас больше ничего не сможет сделать для этой девушки. Грейс сидела перед ней, погасшая и смирившаяся. Насильно распахнутая душа её, подобно открытой ране, кровила и неровно стягивалась. Из голоса пропал привычный нахальный напор, а из волос − живое золото. Глаза окружили серые тени − плохо смытая тушь и усталость. Собранные в низкий хвостик локоны открывали бледное узкое лицо без макияжа. На ушах отсутствовал арсенал серёжек, а на пальцах не было многочисленных колец. Без своего привычного образа Грейс выглядела голой, маленькой и беззащитной, как цветок с поникшими лепестками. − Сегодня, пока меня готовили, я почувствовала такое гадливое одиночество. Мне стало нестерпимо жаль себя. И в тот момент я вдруг поняла, что это одиночество мне не в новинку. Это то, с чем я существовала последние время. Это то, что меня преследовало. Я почти всегда была одна и радовалась коротким редким встречам, − лицо Грейс исказила гримаса. − Не смотри так грустно, ты не могла быть рядом. Есть вещи, которые проходишь только в одиночестве. Зато теперь я окончательно поставила точку. Она посмотрела на Мию так, будто хотела, чтобы ей задали вопрос. Но в итоге заговорила сама: − Всегда точные деловые реплики, образ властелина мира. Напускное равнодушие ко всему заурядному довершал эффективный мужской стержень и харизма. Многие сторонились его. Многие побаивались. Уважение − вот что он внушал каждому. Такие люди благодаря своему бесчувствию по-настоящему бесстрашны. Никто не стремился завязывать с ним близкие доверительные отношения. А тут я. Умудрилась. И впала от этого в зависимость. Ну надо же, персона безграничного доверия для такого достопочтенного холодного человека. С первого же контакта, с первой беседы − личное отношение. Да ещё какое! Я та самая особенная, кто всё изменит. Ненавижу этот слюнявый слоган. Ненавижу, что купилась. У меня мощный радар брехни, но он просто заткнулся в тот момент. Я была слепа и глуха, а мой мозг улетел в стратосферу. Очень легко убедить в чувствах, если знаешь, что именно человек хочет услышать. А он знал. Девушка, умеющая бить по самым чувствительным точкам и не испытывать угрызений совести… Которая спокойно выплёвывала в лицо то, о чём другие постесняются даже подумать. Которая умела проговаривать неловкие мысли вслух и делать непонятное понятным своим крепким словом… В нужный момент не нашла слов для себя… − Извини, что была плохой подругой. Я бы хотела вернуться назад и отнестись к тебе внимательнее. − Кто и должен извиняться, так это я. Ты вкладывала много усилий в нашу дружбу. А уж твоих попыток связаться со мной было предостаточно, Мия. Я тебя намеренно игнорировала. Я знала, что ты скажешь нечто такое, после чего мне придётся включить голову. Будь ты на моём месте, ты бы вовремя остановилась. Ты даже пыталась меня предупредить. Ты сразу поняла, чем этот человек занимается. Может не конкретно, но суть уловила. Да, это своего рода гигантская пирамида из спрессованных людей, по которой вверх карабкаются такие, как он. Кое в чём мне всё-таки повезло. Уйти от людей подобного ранга тяжело. А я ещё легко отделалась, − собственные слова одобрения вызвали у Грейс лишь грустную усмешку. − Сначала отношения казались мне джек-потом. Джином из бутылки: исполнит все желания, о подвохе узнаешь позднее. А вот ты сразу беспокойно навострила ушки. Потому что человек вроде тебя, человек со здоровым пониманием, что хорошо, а что плохо, принимает только здоровые решения. Мия стыдливо увела взгляд. Здоровые решения. Как они порой расходятся с голосом сердца. − Ты мой идеал. Я равняюсь на тебя. У тебя всё, как надо. Я смотрела на тебя и думала, вот такая должна быть жизнь, − в голосе Грейс прозвучала настолько детская зависть, что на это даже нельзя было обидеться. − Это я на тебя равняюсь, − с комком в горле просипела Мия. − Я всегда хотела такие же нефритовые яйца, как у тебя. − Моя крутость хоть и внушительная, но очень фрагментарная и мнимая. Я человек несовершенный. Неудачница, что уж там. − Нет. Под десятком слоёв наносного я всегда видела тебя. И всё равно считала тебя крутой. Грейс опустила взгляд и, шмыгнув носом, улыбнулась. − Спасибо. Знаешь, я часто вспоминаю наши совместные вояжи по злачным местам. Мы были такие энергичные и весёлые… − Не обремёненные тяжестью поведения. Чуть пьяные. Иногда не чуть… − Да, это точно. − Мы это повторим. Обещаю. Грейс не ответила, мученически прикрыв на секунду глаза. − Я скоро еду к своим на семейный дрочкэнд. От одной мысли крутит в животе. А затем, кто знает, куда я подамся после окончания университета. Губы её дрогнули, как будто она собралась что-то добавить, но передумала в последний момент. − Почти полночь, − сообщила Грейс, заглянув в свой телефон. − Давай завтра продолжим девчачьи поболтушки? − Устала? Конечно, ложись спать. Мия помогла ей накрыться пуховым одеялом. Забрав поднос с тарелками, погасила ночник и прикрыла за собой дверь в спальню. На кухне она поставила разогреваться в духовку готовый ужин из супермаркета. Едва Мия села есть, её телефон подал сигнал входящего звонка. − Привет, Вик, − сказала она немного выжатым тоном. − Ну вот, я опять не перезвонила. − Всё в порядке. Как дела, милая? Как Грейс? − Ничего. Накормила её и уложила спать. Она у меня. Я побуду с ней сегодня. − Конечно. Ей что-то нужно привезти? − Нет. Думаю, мы справимся сами. Давно вернулся со встречи? − Пару часов назад. − Какие-то планы на сегодня остались? − Теперь совсем никаких. − Ты хотел увидеться, да? − Пустяки. Сегодня ты нужна в другом месте. − Хорошо. Надеюсь, это не проблема. − Нет, не беспокойся. Тогда спокойной ночи? Мию сковало неуютное ощущение, какое возникает, когда берёшь за обещание придержаться честности, но не сдерживаешь слова. Оставлять дорогого человека в неведенье больше нельзя. Это обман, предательство. И даже если из сегодняшнего разговора ничего не выйдет, по крайней мере никто из них не скажет, что ни о чём не догадывался. − Мия? − позвал Виктор, не поняв заминки. − Я тут подумала… давай всё-таки увидимся? − от собственных слов резануло в животе. − Не слишком поздно? − Неважно. Я хочу. − Буду у тебя через полчаса. − Я выйду тебе навстречу. Напиши, как будешь подъезжать. . На улицу давно легла глубокая ночь. Сегодня солнце отчего-то поторопилось уйти. За день природа высушивала землю, а облака впитывали в себя всю воду, чтобы в одночасье пролить её на город. Свежесть кончившегося дождя прорезала тончайший воздух, и запахи стали ярче: весенняя сырость, влажная кора деревьев и мокрый асфальт. На фоне неба вырисовывался серп растущего месяца, затянутый полупрозрачной паутинкой облаков. Виктор одиноко стоял у дороги. Он напоминал одну из мифологических скульптур, без которых не обходится фасад ни одного уважающего себя готического строения. Мия двинулась к нему навстречу. Заметив её, Виктор тоже направился к ней. Она замерли друг напротив друга в неловком ожидании. Всего на пару стуков сердца. − Опаздываешь, Ван Арт. − Прости. От прохладного воздуха поцелуй получился без вкуса. Зато оставленный им влажный след на губах был по-своему приятен. Отстранившись, Виктор посмотрел на Мию с неподдельным любованием, выраженном в каждой чёрточке его совершенного лица. Он шагнул в сторону, откуда пришла Мия, увлекая её за собой. Всего-то десяток футов от её дома. − Давай пройдёмся, − предложила она, указав на противоположный путь. Они побрели по узкой улочке с низкими каменными домами по обеим сторонам. Здесь было непривычно безлюдно, словно весь мир враз онемел. Как в классической сцене или жуткой сценической постановке − они здесь, чтобы кто-то из них сообщил о своём решении. Что ж. Вот он. И вот она. И вот то, что она хотела сказать. Ещё мгновение, и между ними останется лишь правда, а там, где правда, нет бегающих взглядов. Интересно, Виктор ощущал подобное? Достиг ли он за эти дни схожей точки принятия происходящего? Мию тянуло улыбаться. Просто вопреки всему. Все привыкли считать улыбку атрибутом счастья. Так же, как верят, что счастье − это когда всё хорошо. Но когда всё хорошо − это чаще всего «никак». − Я хотела поговорить с тобой. Виктора заявление не удивило, он и так понимал причину их прогулки. − Я тоже хочу поговорить с тобой. − Да. Я знаю. С минуту провисело молчание, нарушаемое лишь мерным, почти синхронным стуком шагов и отдалённым звуком городского трафика. − Как там Грейс? − Хорошо, − повторённый второй раз вопрос сбил Мию с толку. − Всё ещё хорошо. − А ты? − Что я? − У тебя всё хорошо? − Ну да, почему спрашиваешь? Я же… О боже! Стоп-стоп-стоп! − она затормозила перед ним и, защитно зажестикулировав, с расстановкой изложила: − Виктор. Всё нормально. Я не беременна. Это проверенная информация. Не паникуй. − Я и не паникую, − мягко ответил он, шагнув ближе. Вглядываясь ему в лицо, Мия искала хоть намёк на преувеличенность этих слов, но так ничего и не нашла. − Просто твоё поведение в последнее время навело меня на мысли, что ты оказалась в затруднительном положении. Которое зачем-то решила скрыть от меня. − Да, понимаю, как это выглядело. Но это совсем друг с другом не связано. − Хорошо. − Хорошо. Мия невинно улыбнулась, слегка раскачиваясь из стороны в сторону. Виктор посмотрел на неё внимательно, глубоко. И даже как-то незнакомо. − Ты сказала бы мне, прежде чем принять какое-то решение? Мия оторопела, забыв, как дышать. Но в свой ответ вложила всё спокойствие и честность: − Конечно же. Виктор быстро кивнул. Его серьёзный взгляд пробежался от одного зрачка Мии другому, выискивая в них окончательное подтверждение. − Скажи мне. Ладно? − попросил он. Мия сжала кулаки, чтобы не начать успокаивающе прикасаться к стоящему рядом человеку. Его взгляд-стена скрывал за собой что-то невыразимое. Мие требовалось срочно прояснить ситуацию, которую, очевидно, они оба по-разному расценивали. − Я придерживаюсь мнения, что раз ты поучаствовал в процессе, что повлёк за собой это «трудноразрешимое положение», то будь мил проходить со мной до конца все этапы. Виктор снова быстро кивнул. Верил, хотел верить. Но его строгий взгляд то задумчиво обращался внутрь себя, то снова устремлялся на Мию. − Я не стала бы что-то предпринимать у тебя за спиной. Ты как минимум имеешь право знать. − Так и должно быть. Но на деле ситуация часто обращается иначе. Пока он в тебе, я особенно и не имею права голоса. Ведь не мне через это проходить. Так или иначе, я лишь хотел знать наверняка, а не испугался. Мия пристально вгляделась в него. Виктор что, расстроен? − А ты бы хотел? Чтобы, гм, всё сложилось иначе? Уголки его рта улыбнулись. Он сомкнул пальцы на запястьях Мии, вытянув её ладони из карманов. − Это бы значило, что ты теперь по-настоящему моя? − Я серьёзно. − Не знаю. Это точно не стало бы проблемой для меня. То есть, скорее не проблемой, чем проблемой. И я бы сначала узнал твою точку зрения. − Погоди-погоди, − Мия всерьёз растерялась такому повороту. − Давай отмотаем на минуту назад. Мы оба хотели друг с другом поговорить и явно на другую тему. В общем-то, я знаю, что ты собирался обсудить. Знала все эти дни и избегала этого. Ну, это уже ни для кого из нас не секрет. Она внезапно осеклась, как если бы чуть не сказала то, чего не должна говорить. Привычка. Уже почти условный рефлекс. Одёрнув себя, Мия произнесла вслух странную, но уже очевидную по своей форме правду: − Ты хочешь вернуться домой. − Я бы не так сформулировал… − Ты просто любишь уходить в семантику. Мы можем всю ночь обсуждать одну и ту же тему прямолинейными метафорами. Но сейчас я оценила бы радикальную честность, а не деликатное виляние между очевидными фактами. Суть одна: ты хочешь вернуться в Амстердам. − Дело не в моей семантике. Просто «я хочу вернуться» − фраза, не совсем точно отражающая мою цель. Я желал обсудить вопрос нашего переезда. И то, как ты на это смотришь. Писать можно откуда угодно. А даже если ты не рассматриваешь удалённую работу, то, полагаю, особых трудностей у молодой и перспективной журналистки с карьерой не возникнет. − Моя карьера ни при чём. Если мы друг другу не доверяем, то вряд ли это хорошая почва для совместных планов. Тем более таких серьёзных, как переезд на другой континент. Виктор в затруднении помедлил. − Теперь мне метафоры не дают добраться до сути. Что лежит в основе твоего «мы друг другу не доверяем»? − Ты виделся с родителями Аллегры? − спросила Мия резко в лоб. Без особенного вопросительного ударения и, к сожалению, зная правду. Виктор мог не отвечать. Но он и не отвечал. И этого было достаточно. Его молчание всё сказало: «если ты, Мия, спрашиваешь это так, то уже знаешь ответ». Тень легла свинцом на сердце. Блеск глаз Виктора потускнел, состояние его задумчивости стало глубоким и отстранённым. Его раскрыли, и он снова замкнулся в себе. Он вне досягаемости. − Я не хочу обвинять тебя в чём-либо, это вовсе не так. Просто хотела сказать, что знаю. И ещё хотела совсем немного объяснений. У меня не вышло ответить себе на этот вопрос. Я даже не спрашивала себя, почему ему хочется спотыкаться об осколки прошлого, о следы тех, кого оставил позади. Я лишь спрашивала, почему он не доверился мне. Такую простую вещь, почему он предпочёл держать в тайне? − Это моя драма. Ты не нанималась подбадривать меня, мотивировать меня. Есть вещи, которые я должен закончить сам. − Да твоя это драма, твоя! Я просто хотела быть с тобой, − выпалила Мия отчаянно, беззащитно. − На любом этапе. И сказать тебе несколько важных слов, когда тебе становится невыносимо. И хвалить, когда всё получается. Я не стала бы тебя спасать. Я просто хотела стоять рядом, чтобы ты чувствовал меня, − где-то в солнечном сплетении всё скрутилось в болезненный мучительный узел. Мия боялась, что не вынесет. Это только начало, а она уже мелко дрожит. − Я надеялась, ты признаешься в том, что был у её родителей. Надеялась до последнего. Но так и не дождалась. И это, не знаю почему, разбило мне сердце. Соври и скажи, что собирался признаться. Что почти успел. Что просто забыл. Или не нашёл долбанного времени. Мия была уверена, Виктор извинится. Но, восстановив защитную стену за своим взглядом, он ровно произнёс: − Я не сказал, потому что не хотел, чтобы ты сделала неверные выводы. − Что ж, я их всё равно сделала. Не знаю, насколько они неверны, но окрепнуть успели. Виктор выглядел неувереннее с каждой минутой. Словно пытался вникнуть в смысл слов, произнесённых на незнакомом ему языке. Он бегло посмотрел на неё, прежде чем отвести взгляд в сторону. − Мия, я знаю, что ты устала от моей нескончаемой истории прошлой жизни и всех её последствий. Поэтому пытаюсь уберечь тебя, и это со стороны походит на утаивания, − в его чертах промелькнул отголосок старой боли. − Ты неверно считаешь, будто обязана меня поддерживать… − Моя усталость − вторичная проблема, − только сказав это вслух, она поняла − такова правда. − Ты думаешь, что бережёшь меня от своих трудностей. Но скорее всего дело обстоит так: твоё подсознание давно решило, что моя задача в твоей терапии окончена. Ты очень хочешь меня поблагодарить, а я этому всячески сопротивляюсь. Ты не раз замечал, как я умаляю свою роль в твоей жизни и отказываюсь от благодарности. Наверное, в глубине души я просто боялась, что как только ты найдёшь способ со мной рассчитаться, то отныне всё будет иначе. Виктор посуровел, явно сбитый с толку. Он сосредоточенно переваривал слова и предугадывал, к чему они вели. − Я хочу так много сказать тебе сейчас. Чтобы в конечном счёте объяснить мотивы принятого мною решения. Мне хотелось бы заблуждаться в том, насколько я в нём уверена. Мне хотелось бы думать, что я сделала его спонтанно. Но это не так. За один день Мия поняла больше, чем за выторгованное время на размышления, когда избегала Виктора. Несмотря на всю болезненность своего решения, оно было верным. Ведь сегодня, в ожидании меряя шагами туалетную комнату в гинекологической клинике, Мия думала не о своей возможной беременности. А о том, что под угрозу попало её решение. − Я давно знала, о чём ты хотел спросить меня. Поэтому бегала от тебя, от этого разговора. Я так долго боялась, что окажусь перед прямым вопросом, и мне придётся отвечать. Но вечно это длиться не могло. Мия вздохнула, неторопливо продолжив: − Я не поеду за тобой в Амстердам. Причин несколько. И мне довольно сложно было связать их друг с другом и озвучить. Ты когда-то сказал, что на пути любого человека есть важные люди, которые оставляют в чужой судьбе свой след. А есть просто попутчики, которые лишь скрасят путешествие к главной цели. И я думаю, дальше тебе не нужно что-то… или кто-то. Нет на свете того, что есть у других, но не существует внутри тебя самого. Взгляд Виктора стал ещё более мрачным, вкрадчивым и обеспокоенным. Мия чувствовала, он ловит каждое слово. Чувствовала его энергетику − взволнованность и скрытая ранимость. − Устала ли я? Да. Устала. Но не в этом причина моего отказа. И я хочу, чтобы ты держал это в голове, пока я буду объясняться. Иногда я чертовски старалась. Настолько, что стала замечать, как всё это начало менять меня. Конечно, внешние факторы не могли на мне совсем не отразиться. Но это происходит слишком разрушительно, стремительно и необратимо. Я не нравлюсь себе теперь. Я стала одержимой. Я выхожу за немыслимые рамки. Я делаю вещи, которые мне несвойственны. Я шпионю за людьми, вынюхиваю какие-то подробности о них, сама не зная, зачем. Я выслеживала тебя. Да, и такое случалось. Я пыталась убедиться в своей значимости для тебя. Сначала я поддаюсь полубредовым идеям, а потом грызу себя за собственное поведение. Это не я. Я так себя не веду. Не вела раньше, во всяком случае. − Если ты не нравишься себе, когда ты со мной, это всё меняет. − Да. Мне не нравится, когда я беру на себя слишком много ответственности за то, что всё равно не изменю. Мне не нравится, как я пытаюсь контролировать то, что мне не по силам. Недавно я поняла, почему стала такой. Я стремилась всегда находиться возле тебя, знать все детали, все твои чувства… Потому что боялась, что ты сделаешь что-то, чего я не сумею принять и простить. Отслеживая каждый твой шаг, я тем самым хотела предотвратить твою ошибку. Хотя это изначально было обречено на провал. Нельзя кого-то удержать от ошибок. Этот искусственный порядок ещё никому не приносил успокоения. Тем более я не хочу препятствовать тому, к чему стремится твоя душа. А я боялась, что ты снова влюбишься в свой родной город, своих друзей, свою прежнюю жизнь. Я ужасна. Я не хочу мешать тебе. И очень горжусь, что ты вновь обрёл желание вернуться и стать самим собой. Но я за тобой не поеду. Мы не должны служить друг другу. Это неправильно. Ты не моя жизнь. И я не твоя жизнь, а всего лишь её часть. Мы по отдельности ценны. Моя ценность не зависит от тебя. А твоя − не зависит от меня. По счастливой случайности мы встретились и понравились друг другу. Нашли точки соприкосновения, и нам было хорошо вдвоём. Всё остальное − личное. Нельзя растворяться в ком-то. Нельзя пытаться врасти в другого человека и ставить его интересы во главу угла. Не нужно быть лучше или хуже. Нужно оставаться собой. И я хочу остаться собой. Той, которая понравилась тебе. И той, которую я в себе принимаю. Мне бы не хотелось, чтобы ты ради меня остался в Штатах и отказался от своей мечты. Но и я свою жизнь ради тебя не брошу. И меня так злит, что я всё равно совершенно непостижимым образом ищу пути, чтобы идти туда, куда последуешь ты. Моя мама сразу догадалась. Она натолкнула меня на эту мысль. Я невольно рассматривала переезд. Всем своим существом противилась идее, считала её излишне жертвенной, но всё равно думала краем сознания. И даже несмотря на всю эту расчудесную речь сейчас, я где-то глубоко в душе знаю, что готова всё бросить и уйти за тобой. Меня пугает то, что ты так необходим мне. Мия боялась, что Виктор неожиданно заговорит с ней. Но он молчал, просто внимательно и напряжённо наблюдая за ней. − И ещё есть твоя бывшая любовь. Я пыталась не обсуждать её с тобой. И лишний раз не бередить старые раны. Я едва ли считаю, что это моё дело. Но не справилась. Если бы ты только знал, сколько я думаю об этом. Сколько дисбаланса это внесло в наши отношения. Мне было нельзя с тобой об этом говорить, но мне очень хотелось. Я пыталась смотреть на всю ситуацию сквозь пальцы, игнорировать её и переживать самостоятельно. Ведь ты не виноват, что так болен ею. Но и я не виновата. И не могу больше делать вид, что меня это не волнует. Чувства ревности, обиды и ещё бог знает что заслоняют от меня ясность. Может быть поэтому я так долго сопротивлялась неизбежному и не сразу осознала, что уже сделала для тебя всё, что в моих силах. Я не могу спросить тебя об этой девушке. Обо всём, что ты к ней чувствуешь. Я так боюсь, что ты сочтёшь это излишним любопытством. Боюсь, что мои вопросы сделают только хуже. Что начну жалеть тебя, а жалость тебя оскорбит. Есть предел, за который мне нельзя. Всегда был. И я его уже достигла. Я уважаю твоё желание выстроить личные границы. Но у меня они тоже есть, и моё нестабильное душевное состояние доказывает, что их пересекли. У меня давно кончились силы молчать. У меня давно кончились силы в тайне интересоваться твоей бывшей историей и самой искать ответы на свои вопросы. Я больше не могу думать, что соберу полноценную картину из кусочков. Мне давно стоит перестать пытаться превратить это во что-то, чем оно быть не должно. Но не выходит. И принять всё, как есть, тоже не могу. Всё буквально пропитано твоей незажившей любовью. Она как рана, и я не сумела её до конца вылечить. Нет, я не чувствую будто нас трое. Напротив, я очень часто чувствую, что я одна. Пока ты не здесь, не со мной. Ты будто всё так же ходишь по свету в поисках своего счастья. Мне кажется, ты так и остался тем персонажем, кто всё ещё ищет. Я постоянно думаю об этом. Я зациклилась. И я себе не нравлюсь такой. − У меня нет к ней любви больше, − уголок рта Виктора напряжённо дрогнул, в его глазах просвечивало нечто острое и пытливое. − Во всяком случае, это не та любовь. − Я думаю, это неправда, и где-то в глубине души ты это и сам знаешь. Любовь это или твоя война − неважно, но тебе пока никак без неё. А у меня больше не осталось сил соревноваться с этой девушкой. Очень сложно соревноваться с призраком, знаешь? Она почему-то всегда оказывается на шаг впереди, − последние слова дались ей только шёпотом. Мия тихонько шмыгнула носом, пытаясь скрыть подступающие слёзы. − Безусловно, я стала другим человеком, и мне предстоит понять, нравится ли он мне. Рядом с тобой мне это не удастся. С тобой, в силу обстоятельств, я проживаю твою жизнь. Правильно ли то? Нет. Здоро́во? Нет. Считаю ли я, что отдала тебе очень много себя? Да. Я потратила изрядное количество времени, энергии и психических ресурсов. Исправила бы я что-то, если бы повернула время вспять? Нет. Я сделала бы это снова. И снова. И снова. Я очень хотела помочь тебе. Но теперь мне пора. И, быть может, это самое честное, что я делаю за всю жизнь. Мию слегка качнуло назад, и Виктор, словно отмерев, обеспокоенно подался к ней корпусом, как примагниченный. Мне будет так сильно тебя не хватать. Она аккуратно сняла со своего безымянного пальца кольцо. Подняв безвольную мужскую ладонь, вложила в неё украшение и замкнула кулак. − Я люблю тебя, − сглатывая набежавшие слезы, Мия улыбнулась. Мягким, но настойчивым жестом она потребовала назад свою руку. В последнюю секунду Виктор перехватил кончики её ускользающих пальцев − нерешительно и благоговейно. Но Мия медленно вытянула их и уговорила себя идти. Улица отчего-то стала темнее, точно небесные огоньки потухли вместе с умершими звёздами под грудной клеткой. Мия обеспокоено касалась её ладонью, ощущая там спёртую пустоту, бездонную пропасть. Это чувство тянущего отсутствия множилось так остро и заставляло гадать, где ещё прикоснуться к себе, чтобы хоть немного полегчало. Хорошо всё сделала. Ты главное не оборачивайся сейчас. Мия шла и шла вперёд, чувствуя, как по щекам катятся слёзы. Она не пыталась их остановить. Сердце, что ещё минуту назад сжималось, кричало, болело и трепыхалось между отчаянием и надеждой, просто продолжило биться. Мир не рухнул ей на голову. Но что-то под небосводом для неё определённо зашаталось. . Забравшись в кровать, Мия обняла спящую Грейс со спины и с силой зажмурилась. Удивительно, она больше почти ничего не чувствовала, как если бы превратилась в онемевшую безжизненную оболочку. Наверное, это недалеко ушло от правды. Мия целиком осталась на тротуаре чёртовой улицы. Сюда вернулась только её тень. .And if somebody hurts you, I wanna fight
И если кто-то обидит тебя, я брошусь в бой,
But my hands been broken, one too many times
Но сколько раз я уже ломал себе руки.
So I'll use my voice, I'll be so fucking rude
Так что я воспользуюсь своим голосом и буду чертовски груб.
Words they always win, but I know I'll lose
Слова всегда побеждают, но я знаю, что всё равно проиграю.
And I'd sing a song, that'd be just ours
И я бы посвятил тебе песню, которая принадлежала бы только нам,
But I sang 'em all to another heart
Но все песни я уже посвятил другой.
And I wanna cry I wanna learn to love
И я хочу плакать, я хочу научиться любить,
But all my tears have been used up
Но все мои слёзы уже были пролиты
On another love, another love
На другую любовь, на другую любовь.
All my tears have been used up
Все мои слёзы истрачены
On another love
На другую любовь*.