Я любил всех своих женщин. Они научили меня ждать тебя.
(с)
. Мия застёгивала последние пуговицы на рубашке Виктора. Однажды она конфисковала у него эту прелестную фланелевую вещицу, не планируя когда-либо вернуть её законному хозяину. И всё же сегодня это сделать пришлось: погода за окном испортилась, и Виктору требовалось значительно утеплиться. − Не верю, что дождался её назад. − Просто не хочу, чтобы ты замёрз, − справившись со своей задачей, Мия придирчиво пригладила ткань планки. − Одалживаю только на время. Она как раз перестала пахнуть тобой. Виктор надел поверх пальто. − Эффект будет не тот, что ты ожидаешь, у меня нет с собой парфюма. − У меня есть, − в шкафу Мия отыскала сумку и достала оттуда флакон аромата, которому Виктор не изменял. Парфюм был приобретён в приступе тоски несколько недель назад, и Мия не собиралась так прямо сообщать о масштабе своей отчаянности. Вот только не заметила, как в порыве бессознательности сдала себя с головой. − Мне никак это не комментировать сейчас, правильно? − губы Виктора иронично изогнулись. − Будь добр. Пара брызг упали на мужской воротник. − Я тоже по тебе скучал. Моя подушка пахнет тобой. На лице Мии изобразилась деланная беззаботность. Однако среди эмоций куда больше различалось предательское смущение. − Идём? − Секунду, − встав на цыпочки, Мия клюнула Виктора в уголок рта. − Всё, теперь идём. Взгляд тёмных глаз помутнел. Взяв двумя руками Мию за талию, Виктор развернул её к стене и глубоко поцеловал. Он был выше, тяжелее и сильнее, в этих уверенных руках Мия ощущала себя податливым гибким стебельком и таяла от сладкой беспомощности, на которую хотелось ответить лишь повиновением. − Такими темпами мы отсюда не выберемся сегодня, − её язык порхнул по собственным разгорячённым губам. Жест вкупе с поплывшим взглядом лучше всяких слов демонстрировал нежелание сопротивляться ласке. Виктор ещё несколько раз поцеловал Мию у стены. Только спустя полчаса с момента сборов они фланировали рядом по сверкающему от сырости скверу парка недалеко от дома. За один день каждый угол города заполнился хмарью и выцвел до дымчатой серости. Солнце больше не грело, только дразняще висело в небе. Воздух напитался изобилием поздней осени, её пронизанной холодной влажностью запахом. В этом мрачном антураже стало заметно, какой сухой и хрусткой была уцелевшая растительность. Едва покинув уютные стены своего дома, Мие захотелось вернуться, сбросить с себя обледеневшее пальто и забраться под одеяло обратно. Но они с Виктором оба знали, что им следует поговорить, а значит, необходима обстановка, исключающая лёгкую возможность перейти от слов к поцелуям. − Так странно, − заговорила Мия. − Буквально позавчера мы катались под дождём, а уже сегодня всё так… изменилось, − из её рта вылетело облачко пара. − Есть ощущение, что пятница была вечность назад. Я будто проживаю разные жизни, и это всё сейчас не по-настоящему. − Это по-настоящему, − разубедил Виктор, уловив в её тоне грусть и сомнения. − А я наоборот люблю, когда в пару дней умещается целая вечность. Что мне категорически не нравится, так это ощущение застывшего времени. Испытал подобное однажды, повторять опыт больше не хочется. − Ты пережил его в Амстердаме? − Да. Отыскав между грабами уединённое местечко, они сели на скамейку. − В какой-то момент я обнаружил, что всё время сплю. Не потому что хочу, не потому что устал. А чтобы время начало двигаться, сошло уже с мёртвой точки. Каждый раз, покидая свою постель, я ничего так отчаянно не желал, как вернуться домой и снова уткнуться в воспоминания. В мечты, что никогда не исполнятся. А затем − просто уснуть, надеясь, что вместе с ночью закончится и моё бесчувствие. Это был ужасный период. Ты теряешь весь свой социальный капитал, всё своё понимание, куда идёшь, где собираешься очутиться завтра. Я видел, как в одночасье рушится то, что годами строилось, и ничего не мог с этим поделать. Мне ничего не хотелось. Меня ничто не радовало, ни стимулировало. Это была полная деперсонализация. Кто я, кем себя ощущаю − ни малейшего понимания. Мне были чужды старые контакты и интересы. Мои эмоции, реакции и желания притупились. Даже будучи полностью отключённым от каких-либо ощущений, я на подкорке осознавал, что так нельзя. Меня пассивно-суицидальные мысли настолько не тревожили, как это тотальное бесчувствие. Виктор замолчал. Мия терпеливо ждала. Дверь, которая долгое время оставалась для неё наглухо запертой, наконец-то ей открылась. Входи и смотри всё, что раньше было недосягаемо. По старой привычке Мия тревожилась, что та захлопнется прямо перед её носом. − Спасибо, что рассказал мне, − опасение ошибиться с неподходящим вопросом победило, и Мия спросила очень аккуратно: − Тогда ты и понял, что нужно что-то менять? − Я решил что-то менять, когда осознал, что больше ничего не способен испытывать кроме злости. Она пришла сразу за апатией. Злости характерно сжирать изнутри, выматывать. Она заставляет говорить отвратительные вещи и мстить близким за то, что они стали свидетелями твоего унижения. Любое неприятное ощущение исчезает по мере того, как ты приспосабливаешься к нему. Но злость склонна порождать другие ядовитые эмоции. Например, она усиливает вину и ненависть. Оставаться в состоянии такого стресса невыносимо. Жить с угрызением совести невыносимо. Представь, что ты заперта в комнате на год. Двадцать четыре часа в сутки ты остаёшься там. А ещё в этой комнате есть некто, кто следует за тобой по пятам и комментирует каждый твой шаг. Он постоянно недоволен твоим поведением, твоими мыслями, словами, поступками. Самим твоим фактом существования. Спустя время ты выходишь из комнаты. Что ты почувствуешь? Стала ли ты лучше за этот год? Как он повлиял на тебя? Если кто-либо систематично унижает и винит тебя, это разрушает. И дело в том, что нашему мозгу абсолютно всё равно, исходит этот голос извне или находится внутри нас. Я очень сильно хотел наказать себя. Человеку свойственно веровать в наказание как в средство искупления вины. В действительности же всё обстоит наоборот − чем больше виноватыми мы себя считаем, тем сильнее наказываем. Однако ни одному живому организму не по силам бесконечно поддерживать себя на эмоциональном пике. Ты либо вынужден адаптироваться, либо сойдёшь с ума. А чтобы избежать того и другого, нужно что-то изменить. И я уехал. Просто хотел снова начать испытывать что-либо, хоть какие-то человеческие эмоции. Мия кивнула. Да, в человека подсознательная воля к жизни заложена глубже, чем что-либо другое. Разум приспособится к чему угодно, лишь бы сгладить и уменьшить душевную боль. Он отыщет любую отдушину, чтобы избавиться от страдания и одиночества… Казалось несправедливым, что дорогой её сердцу Виктор прошёл через всё это дерьмо, ещё и в юном возрасте. Никто не должен смотреть на мир глазами, в глубине которых прячутся мрачные тени. Никто не заслуживает таких испытаний. − В Америке у меня появились новые знакомства и новое увлечение. Что главное, оно дало мне мощные эмоции. Я снова был вовлечён в собственную жизнь, снова полноценно функционировал и взаимодействовал с миром. Я вновь мог чувствовать, не прибегая к алкоголю и наркотикам. Здесь же произошли и другие изменения во мне. Здесь я понял, что трагедия − это ещё не вся моя жизнь. Здесь я нашёл тебя. Мия обдумывала эти слова, пытаясь заглянуть за границы сказанного: за произнесённым всегда стоит нечто большее. Чем дольше Виктор вёл свой монолог, тем больше она чувствовала себя вправе знать всё. Его история уже имела к ней самое серьёзное отношение, и оставаться в стороне Мия больше не собиралась. − Я не сразу разглядел в тебе ту самую девушку, которая может составить счастье моей жизни. Раньше я думал, что меня моментально потянет к этому забытому ощущению влюблённости. Но вышло по-другому. Поначалу я даже не понял, что со мной происходит. Ведь прежде я испытывал любовь совсем иначе. Прежде любовь всегда шла рука об руку с борьбой. С тобой таких чувств не возникло. Были нежность, влечение, страсть, неуёмный множащийся с каждой встречей интерес. Во мне происходили настоящие перемены, а я не люблю быть к чему-то неготовым. Потому сопротивлялся. Какое-то время у меня выходило изображать из себя одиночку, который ничего не желает принимать от тебя. Но всё чаще я ловил себя на мысли, что мне не хочется тебя отпускать. Мысленно я постоянно внушал тебе: «Не потеряй ко мне тягу. Стань моей». Я привязался к тебе. Начал мысленно шутить твоими шутками и думать о сценариях, где мы сближаемся. Как только я признался себе, что ты мне небезразлична, всё стало таким понятным. Отныне я знал, куда двигаюсь, знал, чего хочу. Я несколько лет был лишён этого понимания, а тут словно кто-то навёл мой внутренний порядок. Виктор взял Мию за руку, заставив её обратить свой взгляд в его глаза. − Ты − очень редкое сочетание красоты, интеллекта, независимости, смелости, амбиций и принципов, которые активно культивируешь и продвигаешь. Я люблю твою скромную сдержанность так же, как и восхищаюсь порывами твоей души и переменчивостью настроения. Ты то весёлая и говорливая, то подолгу безмолвная, то вспыльчивая, то равнодушная. Мне было не нужно много времени, чтобы узнать тебя поближе, прежде чем позвать замуж. Мне не нужно изучать девушку, которую захотело моё сердце. Я всегда люблю именно так − до остатка. Если я выбрал тебя, то отныне ты у меня в приоритете, и никого дороже тебя для меня нет. Тебе наверняка не совсем понятно то, что я испытываю, ведь ты другая. И любишь по-другому. Ты иначе выстраиваешь отношения с людьми. Тебе не свойственна такая самоотдача партнёру. Ты ставишь свои интересы и чувства выше, не позволяешь себе полностью вовлекаться и держишь голову трезвой. Это показатель хорошо выстроенных личных границ. Ты мудрая девушка, Мия. Ты умеешь говорить «нет». А говорить «нет» − это заявлять о своём мнении и комфорте. Если что-либо касается тебя, и это тебе не нравится, ты свободно отказываешься. Даже если отказ расстроит другого человека, ты знаешь, что это повод задуматься, а о чём вообще ваша связь, и кому из вас она удобна. В твоём возрасте я был другим и не смог бы так. Пока отношения себя не изжили бы подчистую, пока бы я не выжал из них все шансы, я бы не отступился. А ты сумела… Уходя, ты сказала, что помешалась на мне, что это нехорошая ситуация. Но я тоже помешался на тебе. Разница лишь в том, что ты одержима, если сама этого хочешь. Я же одержим, потому что больше ничего не хочу. И понимая эту нашу непохожесть друг на друга, я знал, что однажды что-то приведёт нас к разрыву. Но почему-то всё равно оказался к этому не готов. Мия произнесла голосом, дрожащим от одних лишь усилий сохранить твёрдость: − Ну, а на деле я, вся такая отстаивающая свои границы, куда больше открыта, чем ты. Но это не важно. Я ведь даже не от твоей контрзависимости устала. Я устала сама притворяться контрзависимой и по собственному желанию отрицать личную потребность в честном диалоге. Рядом с собой я всегда представляла человека, которого не придётся обманывать, притворяясь кем-то другой. Я устала молчать! Я очень хотела быть ненавязчивой и всё понимающей партнёршей, но не сумела… Я люблю тебя больше, чем ты думаешь, но даже ради тебя не могу играть роль другого человека. У меня не осталось сил постоянно ходить по лезвию бритвы, волнуясь сказать что-то не так, бояться, что ты болезненно отреагируешь, что мои въедливые вопросы вызовут у тебя отвращение или тоску. Я даже решила не зацикливаться на эмоциональной близости и законсервировать эту сферу до лучших времён. Мне не хотелось давить на и без того изнеможённого человека. Какая разница, что там стряслось у него в прошлом, думала я, я же никак не могу на него повлиять, у меня нет доступа к этому отрезку времени. Намного проще было не поднимать болезненную тему. Но в конце концов она превратилась в абсолютную фигуру умолчания, и… В лёгких Мии не вовремя кончился воздух. Она собиралась сказать, что в ней всегда сидело это болезненное любопытство к тайнам Виктора, и это так сильно над ней довлело. − Я не боялся откровенности. Чего я боялся, так это даже мысленно вернуться к той жизни, которую стыдился. К тому унынию и злобности. Говоря, что стыжусь себя, я действительно имел в виду стыд. Я представлял собой жалкое зрелище. Огромный пласт моей жизни просто срезан впустую… Долгое время я верил, что если игнорировать всё неприятное, то оно однажды сотрётся из моей биографии. Тот период был моим гневом и кошмаром. Но хуже всего то, что он был и моей памятью. И забыть его так просто не получится… Но я и не догадывался, насколько тебе было важно поговорить со мной. Что тебе вообще захочется обсуждать мою прежнюю жизнь и её не самые привлекательные отрывки. Конечно, я чувствовал, как моя Мия куда-то постепенно ускользает, чувствовал, как мы отдаляемся друг от друга, но так и не понял почему. Я никогда не жду, что моя женщина будет всегда радостной, лёгкой и доброжелательной − один сплошной поток позитива. Я видел твою обиду и грусть, но трактовал их излишне оптимистично, приписывая любую отстранённость стадии привычки. А потом ты ушла. Я был шокирован, когда ты заговорила об Аллегре. О том, что тебе стало сложно соревноваться с ней. О её преимуществе перед тобой. Я опешил, потому что ну как это возможно? Мне в голову не приходило, что ты могла сомневаться в себе. Мия, которая всегда казалась мне такой уверенной… Мия, которая отстаивала свою независимость, не ориентировалась на абстрактный образ безупречной партнёрши и никогда не стремилась соответствовать каким-то шаблонам… эта Мия вдруг сказала, что проигрывает моей бывшей возлюбленной. Я не представлял, как можно переживать по такому поводу. И что особенно тебя заденет подобная вещь. Позже я искал причину, почему так произошло, и пришёл к выводу, что в случившемся есть и моя вина. Я мало говорил тебе о том, как ты дорога мне. Просто мне хотелось дать нечто большее, чем слова. Мы бросаемся этим пресловутым «Я тебя люблю» так буднично, что фраза обесценилась до «Пока» и «Увидимся». Мы заигрываем этим признанием, обещаем им и извиняемся… Мне не хотелось сводить свои чувства к нему. Я забыл, что слова тоже много значат. В первые секунды Мия сумела выдать в ответ только болезненное удивление. − Боюсь, мы не с того начали, Виктор. Я и не думала, что ты меня не любишь. Я думала, что помимо меня ты любишь ещё и другую девушку. А я не могу тебя делить! И не могу стать её заменой. Потому что я не она! Я полная противоположность Аллегры. Я анти-Аллегра! Не сочиняю инструментальную музыку… вообще ничего не смыслю в этом. Слушаю в основном всякое дерьмо и… − Да, у тебя эклектичный вкус, зато он отражает современную позицию… − Не надо этого сейчас, − ненавязчиво перебила Мия. Виктор что угодно умел преобразовать в похвалу и замкнуть контуры любой ссоры. Это сейчас было лишним. − Я не стану другой, не буду даже пытаться доказать, что я лучше этого непостижимого идеала. Я не хочу гнаться за ним. И, бога ради, меня и близко так не прельщает вся эта музыкальность и созидание прекрасного. Тобой я восторгаюсь. Честно, я восхищена твоим талантом и гениальностью, и творческими манерами, и художественным духовным самовыражением, и всей этой дивергентностью с творческим блужданием… Но сама такой не буду и быть не хочу. Нет, не перебивай! Это так! Ты весь из себя такой аскет, которому не интересно всё материальное. Тебя, блин, не интересуют деньги! Ты сказал, что хочешь связать свою жизнь с музыкой только потому, что именно она твоё средство выразительности и отражение мысли. Твоя бывшая девушка была такой же нежно чувствующей созидательницей. Она тебе очень подходила. А у меня другое восприятие мира, я вижу реальность просто и целиком. Я взбалмошная, вечно тараторю, что первое в голову взбредёт… Рука Виктора сжала её руку, словно сигнализируя о том, что Мия должна сейчас же остановиться и больше никогда не думать о всякой чуши. − Ты и не должна становиться похожей на неё. Мне всё равно, что ты слушаешь и насколько тонко смотришь на мир. Я никогда не искал в тебе определённую женщину. Я никогда не хотел этой замены. Замена − меньшее, что мне требуется. Как раз наоборот я опасался, что начну искать Аллегру в других девушках. Но к моему счастью, ничего подобного не произошло. Ты её не заменила. Будь это так, я бы не стал за тебя бороться. Чуткие пальцы начали выводить невидимые круги на ладонях Мии, и она ощутила, что её горячность понемногу остывает. Устоять перед лаской в исполнении Виктора − нереально. Можно ненавидеть обстоятельства, но как не любить сам момент? − Удивлён, как много ты знаешь об Аллегре… − Ну, я попала в отчаянное положение… Пришлось самостоятельно выискивать ответы на свои вопросы… − Ты ревнуешь? Скажи мне всё, что чувствуешь. Конечно же Виктор знал о её ревности. Мия всегда слишком неравнодушно прислушивалась к его рассказам о прошлом, чтобы не пропустить влюблённые восклицания в сторону другой женщины. − Ревность? − взвесила Мия. − Бешеной ненормальной ненависти, когда желают худшего, нет. Была какая-то разрушающая обречённость. Думаю, я просто в один момент почувствовала себя покинутой и одинокой. Я поняла, что даже будучи мёртвой эта девушка навсегда останется с тобой. Твой непостижимый идеал. − Ты произносишь это словосочетание так, словно оно что-то значит. − Ты сказал! Ты сам сказал эту фразу. − Да. Идеал. Непостижимый и недосягаемый. На протяжении всех наших отношений я будто никак не мог полностью её заполучить и оттого страшно ревновал. В этой ревности не было ничего здорового. Иногда она принимала разрушительный характер. Я становился слишком жёстким в ситуациях, которые себя не оправдывали. Не давал Аллегре спуску, пытаясь сделать из наших отношений совершенство, соответствующее моим понятиям об идеальности. Мы всегда так поступаем из желания быть любимыми либо из страха лишиться чьей-то любви. С тобой всё иначе. Я чувствую, что ты моя. Боюсь потерять, ценю, но понимаю, что сумею дотянуться до тебя. Знаю, что ты отдаёшь немало взамен, знаю, что так же бережёшь и ценишь меня. Я уверен в тебе. Ты мой лёгкий выдох после тяжёлого вдоха. Любовь к тебе превращает меня в сверхчеловека. С тобой мне всё по плечу. Ты не могла проиграть. Потому что ты настоящая. Ты жива. Ты здесь. Ты можешь любить. Раньше любовь для меня была безусловной. Раньше я почти не нуждался в том, чтобы меня любили в ответ. Я не просил для себя нежности, заботы и проявлений чувств. Всё, чего я просил − преданности. И только спустя несколько лет другая девушка показала мне, как это прекрасно, когда любовь равна, когда получаешь и отдаёшь. Как она могла кому-либо проиграть? Спрятав в словах надежду, Мия спросила: − Но тебе её не хватает? Ты бы хотел, чтобы она была жива? В ту же секунду она почувствовала, как от брошенной камнем фразы по успокоившейся глади их диалога разбегаются круги. Виктор засмотрелся в сторону. Взгляд его сделался отстранённым, словно далёким. По лицу пробежала улыбка − светлая, лёгкая. Только немного замкнутая. − Не знаю. Я так тосковал по тебе, что ничего не знаю о ней больше. Он не стремился намеренно уйти от темы, навешать лапши на уши или гнуть своё до последнего − сердце Мие подсказывало. Виктор действительно хотел быть честным, даже если прозвучит неопределённо. Существовал большой шанс, что он в самом деле не желает Аллегру больше и всеми силами старается её забыть. Вот только пока у него это не до конца получалось. − Ты пытаешься сказать, что не любишь её больше. Но тогда зачем ты всё равно сохраняешь место в сердце? Эта закрытая недосягаемая зона, которую мне никогда не покорить. И само её наличие подразумевает оставшиеся чувства к другой. Потому что это очень похоже на твоё мышление. Эта девушка − призрак в тебе. Я не могла не заметить… Я не смогла уйти от этих мыслей, − боязливо намекнув, она замерла. − Мия. Это совершенно не та любовь, о которой ты думаешь. Это и не любовь уже вовсе. Да, ещё совсем недавно я испытывал к Аллегре определённые личные чувства, которые испытывать не должен. Я нёс за собой то, что следовало давно оставить в прошлом. Было очень странно жить дальше, не произнося её имени, но и не отпуская его полностью. Сейчас со мной всё в порядке, не считая маленьких нюансов, которые скоро я проработаю окончательно, − Виктор неопределённо взглянул на Мию. Его рука на её руке слегка напряглась. − Простить себя − это долгая трудная работа. Я стал терпимее с собой. Теперь я знаю, чего хочу и куда двигаюсь. Но моя любовь к Аллегре не сменилась на противоположное ей чувство ненависти. Ненависти нет. И ничего другого тоже нет. Я сказал себе: «Найди свою жизнь снова». Я знаю, что нашёл, и к прежней возвращаться не хочу. А Аллегра − часть моей прежней жизни. Это этап, который мне наконец-то удалось перешагнуть. Возможно, я питаю горечь утраты. Горечь ошибок. Мне было больно. Не забывай, что я долгое время считал себя виноватым в её смерти. Я сказал ей ужасные слова. Если бы я не был таким упёртым ревнивцем, мы бы не поссорились, она бы не ушла и не погибла бы. Я никогда не рассказывал тебе, но смерть Аллегры почти не вызвала шума в обществе. Дело по её убийству проходило довольно тихо. Было мало репортёров, мало статей в СМИ. Сведения почти не просочились наружу, а то, что и просочилось, имело лишь небольшой контакт с общественностью. В таких делах очень важно общественное мнение, когда закон молчит. Но всё складывалось совсем не так. Это очень сильно ударило по мне и в итоге наложило дополнительную тяжесть. Я испытывал столько презрения, так сильно злился на несправедливость. В какой-то момент я потерял веру в то, что однажды смогу вновь взаимодействовать с людьми. Я лишился всякого доверия, всякого расположения к ним. Думаю, именно тогда часть меня окончательно закрылась от мира. Период моей жизни, когда я был в состоянии эмоционального бесчувствия, отобрал у меня внушительную часть здоровья и оставил после себя посттравматическое расстройство… Вот почему я не могу питать к Аллегре исключительное равнодушие, как бы ты этого ни хотела. Слишком много произошло. Это слишком большой кусок моей жизни. Ненадолго Виктор замолчал, как бы подчёркивая свою точку зрения. В глубине его глаз проносились отголоски отгремевшего прошлого. Оно выщербило в его душе раны, вязь многочисленных рубцов и шрамов, наложив отпечаток на каждую сферу жизни. Тем не менее Виктор был готов говорить. И говорил много. Их беседа не нуждалась в буксире. − Я не сравнивал вас с Аллегрой. Но раз ты хочешь, я это сделаю. И поверь, ты в этом сравнении не проиграешь. Меня приятно поражает то, что ты умеешь извиняться. Ты взрываешься, но следом без какого-либо унижения для себя признаёшь свою неправоту. «Прости, мне жаль, этого не повторится, мне стыдно, не сердись на меня» и так далее… Она никогда ничего подобного не говорила. Она всегда была права. Ты спрашивала, почему меня так удивляет твоя отходчивость. Аллегра не была отходчивой. И конфликты с ней становились настоящей катастрофой. Очень часто она провоцировала во мне чувство вины, постоянно напоминая, что испытывает боль и обиду, что не может перестать о них думать. Оттого наше перемирие всегда затягивалось. После ссоры Аллегру было сложно вывести на контакт. Прежде чем согласиться поговорить, она долго повторяла, как ей тяжело видеть меня после случившегося, и как в её голове постоянно прокручивается всё, что я ей наговорил в сердцах. Это делало меня уязвимым. Я пытался играть по её правилам, потому что не хотел потерять, а ей этого всегда было мало. Но и своё поведение я не списываю со счетов. Я тоже вёл себя неподобающе, а временами так и вовсе терял всякий контроль. Каждый, кто смотрел на неё, заставлял меня буквально звереть. В такие моменты я чётко ощущал, насколько Аллегра неуловима, и как сильно мне хотелось её заполучить. Сейчас я понимаю, что эта ревность была инфантильной по своей природе истерией. Но тогда мне казалось, что я имею право, я отвоёвываю своё, и это делает меня ещё желаннее в глазах объекта моей страсти. Тебя я тоже ревную, но ревную иначе. Эта ревность меня подстёгивает, а не разрушает. Это похоже на азарт, на победу, к которой я уверенно иду. Ты не производишь впечатления недосягаемости. Ты не играешь в эту бесконечную игру: «Докажи мне свою любовь, снова и снова». Ты и сама всегда хотела принадлежать мне, давать и брать. Эти чувства дарят мне не ощущение вечной гонки, а любовь к себе. С тобой я не думаю, когда кончится мои мучения, когда я уже одержу чёртову победу и просто расслаблюсь, − он сжал её пальцы, снова словно бы подчёркивая верность своих слов и собственную убеждённость. − Я люблю тебя. Больше, чем ты думаешь. Меня ранит, что я так и не сумел дать тебе стопроцентную уверенность в этом. Меня ранит, что ты посчитала, будто твоё время вышло, что никакой любви и не было вовсе. Помнишь: «Некоторые люди просто попутчики по дороге к настоящей цели»? Настоящая цель − это было о тебе. Всё произошедшее, каким бы сложным ни выдалось, выложило мою дорогу к тебе. Если бы я только знал, что всё происходит не случайно, быть может, один паршивый период моей жизни дался бы мне легче. Я рад, что нашёл тебя. С тобой всё происходит правильно и здоро́во. С тобой мне лучше. С тобой я могу быть собой и жить без вечно зудящей в черепной коробке потребности угнаться за недосягаемым. Но я не хочу сводить Аллегру только к плохим моментам. Всё же было и хорошее. И, к сожалению, я не могу тебе сказать, что ты моя первая большая любовь, как бы ты этого ни хотела… − Мне совершенно не нужно быть твоей первой! Я хочу быть единственной сейчас, и чтобы ты не принадлежал ещё кому-то. − Ты единственная. Ты не делишь меня. Я твой. И не люблю Аллегру теперь, ведь это невозможная любовь. Я больше никогда не получу от Аллегры любви, а я разучился любить кого-то безусловно. Мия глубоко со стоном вздохнула. − Почему ты не сказал всего этого, когда я уходила? − По меньшей мере я был растерян. А позже понял, что твой уход являлся вопросом времени. Рано или поздно ты бы всё равно это сделала. Неуправляемые руки Мии взлетели к её волосам. − Я пыталась быть понимающей и относиться к твоим тайнам со здоровым равнодушием. Ты просил не спасать тебя, не жить за тебя, не пытаться разделить твою боль. Я прислушивалась. Понимала, что сильные гордые люди не простят сочувствия. Понимала, что тебе бы себя сначала найти, к себе назад вернуться, построить отношения с собой, а уже потом всё остальное… Я не хотела судить тебя. Понимала, как надо сделать… Но у меня ничего не вышло! Я начала замечать за собой несвойственные мне вещи. Шпионила, вынюхивала, раздражалась, срывалась на тебе… Временами ловила себя на подлых мыслях. Я хотела, чтобы ты воскресил передо мной свою бывшую возлюбленную, обезличил и уничтожил её, высмеял, растоптал и отрёкся от неё, тем самым доказав свою любовь мне. Я не хочу быть такой! Не хочу унижать девушку с несчастной судьбой ради потехи своего эго. Думаю, я очень злилась на тебя и бежала от этой злости. В моменты ясности я всё повторяла себе: «Он не может так быстро вычерпать из памяти свою трагедию. Оставь его в покое! Не обременяй всеми своими желаниями сразу. Не воспитывай и не перевоспитывай. Не требуй бесконечных доказательств любви. Не унижай контролем и патологической ревностью. Не обделяй его правом на самого себя, личную территорию и рефлексию»… Повторяла, уговаривала себя, убеждала… И никакого толку! Эта ситуация играла на моих нервах и продавливала болевые точки… Порой я думала, где та граница, за которой наступит мой предел. И существует ли он вообще. Я буквально допекла сама себя! На фоне этого мне ещё и приходилось не подавать виду, что что-то не так, и искать ресурс на гармонизацию отношений. И в какой-то момент я решила, что больше не вынесу этой неопределённости и вранья. Я знала, что лишаю себя важного человека. Ведь я очень тебя люблю, люблю, как ты улыбаешься, люблю твои руки и рубашки. Люблю твой голос. И всё равно лишила. Мне было тяжело без тебя, но я думала, что испытание тяжёлых эмоций не указывает на неправильность решения. Особенно успокаивала мысль, что без меня тебе будет проще решиться на переезд и идти по жизни своим курсом. Это так самонадеянно звучит сейчас. Мне жаль, что мы не сумели сберечь то, что многим людям даже не удаётся обрести. Я поистине сложная личность, умеющая соорудить из небольшой проблемы большую. Теперь я вижу разрыв с тобой не таким уж мудрым поступком. Ведь всё это выглядит так, словно ради тебя я не захотела пожертвовать ни единым принципом. Наверное, ты заслуживаешь кого-то более чуткого и терпеливого. − Знаешь, я тоже иногда думал о том, что тебе нужен кто-то получше меня. Кто-то не настолько замороченный. Я пытался оградить тебя от своих проблем, лишь бы тебе не пришлось иметь даже косвенное дело с моим прежним опытом. Она не хочет проблем, говорил я себе, она хочет обычной романтики, свиданий, оргазмов и лёгкости… − О боже! Я познакомилась с парнем, а он оказался человеком! − нервно сыронизировала Мия, всплеснув руками. − Я люблю тебя не только за твой прелестный пенис, Виктор Ван Арт. Я хочу тебя, а не только безукоризненные интимные отношения. Меня не пугает твой багаж. Меня пугала существующая между нами граница, за которую мне никак нельзя. Я знаю, что рамки − это про тебя. Но меня не покидала мысль, что всё это похоже на костыли: на время они могут улучшить отношения, но вскоре станут только усложнять жизнь. Я замечала, как ты постепенно справляешься и делаешь это без моей помощи, ведь при чём тут вообще я? Мне всегда был закрыт доступ к твоей душевной организации… И я просто в один момент подумала, а где вообще моё место во всём этом хаосе? Я не смогла… − Мия осеклась. Она так сильно разнервничалась, прочувствовав за короткие минуты всё то, через что они с Виктором прошли. Слёзы сотворились прямо под стать соответствующему моменту. Мия издала невнятный горловой звук сдерживаемой истерики. − Я же не собиралась рыдать! − Не плачь, − с неутаённым беспокойством Виктор обнял её. − Расскажи мне. − «Не смогла» не значило, что я не захотела чем-либо поступиться, − шмыгнула Мия. − Оно значило, что я не нашла в себе силы смириться с тем, что ты никогда не будешь близок мне настолько, настолько я того желала. Я пыталась спрятать это желание на самую-пресамую глубину. Но у меня не вышло. Сама не заметила, как косяком пошли странные вещи. Я всё больше видела призраки твоей умершей девушки повсюду. Делила тебя, мирилась с мыслью, что твоё сердце частично принадлежит другой… − Мия, ты должна знать… Хотя собственная скрытность временами мешает даже мне, всё же она часть моего «я». Да, трагедия заставила меня ещё больше уйти в себя. Там мне было комфортнее. Там я чувствовал себя защищённее от эмоциональных проявлений как своих, так и чужих. Но замкнутость − это ещё и черта моего характера, и в тяжёлый период ей свойственно обостряться. Я делаю вещи трудными и часто вызываю своим поведением недоверие. Но это всё я. Ты уходила от меня настоящего, а не от того, кем я стал в последнее время. Это был я. Я именно такой − скрытный. − Я понимаю! − живо вступилась Мия. − И не хочу требовать доверия, прикрываясь заботой о наших отношениях. «Раскрой мне душу, и мы станем ближе, давай, я же делаю это для нас»… Не хочу заставлять, а всё равно с самого начала разгадывала твои тайны и думала о том, как бы безболезненно войти в твоё сознание. Ты выглядишь как человек с секретом… А во мне слишком много любопытства. − Ты просто всегда хотела эмоционально близких отношений, это ясно. Мия ощутила себя несправедливо обелённой. Стало паршиво, как происходит, если сделать что-то гнусное и несправедливое. Она не заслужила защиты Виктора, ведь только и делает, что жалуется и оправдывается… Почему он остаётся таким чутким? Почему ему всё ещё хочется касаться её сейчас, когда Мия представляла собой комок нервов и усталости. − Я спускаю на тебя дерьмо, а потом говорю, что люблю! Браво мне! − она обречённо покачала головой. − Я не хочу быть таким человеком. Человеком-«мне нужно больше близости, мне нужно больше открытости, больше, больше, ещё больше, дай мне». Но я и не хочу притворяться, будто всё хорошо, и мне всего достаточно, а сама всё отдаляться и закрываться. Мия так жаждала выбрать верные слова, объяснившие бы, что проблема не только в её любопытстве. Она не стремилась обвинить Виктора в его непрошибаемом характере, но ведь человек, который говорит слишком мало о себе, создаёт зловещий эффект. Поэтому другие люди, восполняя дефицит информации, склонны проецировать недостающие элементы, неосознанно достраивать черты и придумывать личность. Иначе мозг начнёт подбрасывать очевидный вопрос: «Кто это?». И порождать страх неизвестности. Покинув скамейку, Мия начала нервно расхаживать рядом из стороны в сторону. Ноги её не находили устойчивую опору, колени дрожали, и шаг неуверенно проседал. И всё же Мия получила некую разрядку. − Ты цитадель неприступности и молчаливости, это факт. Мне нравится твоя личность, хотя иногда она влечёт за собой столько вопросов и мозготрёпки. Всех моих парней объединило одно качество − они были понятны мне. А потом я встретила тебя, и отныне привлекательные мне люди стали выглядеть совсем по-другому. Я начала ориентироваться на твой образ, как на модель человека, который мне нужен, который сделает меня лучше. Конечно, я сомневалась, почему же меня так сильно тянет к этому отстранённому мужчине, которого мне никогда до конца не понять. Многие люди верят, что быть понятым − значит быть любимым. Между тем одно с другим не имеет ничего общего. Любить − это принимать другого, даже если не понимаешь его. Я не всегда понимаю тебя, Виктор. Но это уже неважно… После встречи с тобой во мне что-то изменилось, и возврату к прежнему уже не быть. Оказывается, я люблю загадки. Ты моя загадка. И она не даёт мне потерять ту первоначальную страсть, что была и есть главным питательным источником моих чувств. Ты удивительный человек, который имел дело со многими трудностями и который прошёл через них. Всё лучшее у тебя ещё впереди. Меня восхищает это и радует так, как не радуют перспективы собственного счастья. Всё кажется таким несущественным на фоне твоего благополучия, в которое я продолжу верить несмотря ни на что… Мы разные, и это ещё миллион раз станет причиной недопонимания. Но я хочу пройти через этот опыт. Я хочу быть с тобой. Встав, Виктор подошёл к ней, чтобы обнять. Она поддалась его рукам, чувствуя, что эти объятия латают трещины их отношений. Прямо сейчас они с Виктором объединялись в чувстве вины, тоске, и становились ближе и роднее. Мия оплела его тело руками, покачала немного, шепнув в шею: − Кажется, мы ещё никогда столько не говорили… О тебе. Губы Виктора находились так близко и так безумно ей нравились, но расстояние до них казалось непреодолимым из-за взгляда, которым Виктор на неё смотрел, − задумчивым и насторожённым. Повисла долгая тишина, и Мия тревожно гадала, что стало её причиной. − Есть ещё кое-что… Ты собираешься уехать на другой конец света. Так и не встретившись с возражениями, Мия продолжила: − Я считаю это решение разумным. Ты обладатель настоящего таланта и истиной музыкальной магии, которые нельзя так просто игнорировать. Ты должен заниматься тем, к чему у тебя прирождённый дар… Однако Мия могла поклясться, что Виктор заметил молчаливый протест в выражении её лица, который расходился со словами. − Позавчера я рассказал тебе, как прежде скучал по человеку, которого даже не знаю. Я верил, что однажды он найдёт меня или я найду его. Долгое время я считал, что этот человек − ты. Но совсем недавно осознал, что это не должна была быть ни ты, ни кто-либо другой. «Не ищи счастья в ком-то, кроме себя», − говорю я себе сегодня. «Я убегу», − говорил я себе вчера. «Убегу в место, полное света и тепла, и там снова стану свободен». Но правда в том, что куда бы я ни бежал, я всегда брал себя с собой. В других людях не спрятано наше счастье. Как бы страстно я ни дорожил любимой девушкой, она ещё не вся моя жизнь, и может наступить пора, когда её придётся отпустить. Я дал тебе уйти, чему прежде никогда бы не позволил случиться. И это моя победа. У меня нет эмоциональной зависимости к тебе. Мой мир на тебе не закончился. Я без тебя могу. Но не вижу ни единой причины, ради чего мочь. Я тоже хочу быть с тобой, Мия. Знаю, во мне есть слишком много непонятного или даже неприятного для тебя… Она закрыла рот Виктора ладонью, заставив его удивлённо замереть. Вернув себе свободу слова, он продолжил, полный решимости донести свою точку зрения: − Человек я трудновыносимый, ты и сама часто указываешь мне на это… − Виктор! − уверенно, но негрубо прервала Мия. − Любить тебя не сложно. Она произнесла это чётко, выделяя каждое слово паузой, расстановкой, твёрдостью и весом. − Ты лучший человек, которого я встречала. И хочу, чтобы ты знал: я не воспринимаю это как должное. Ни на минуту не забываю, как мне чертовски повезло. Я вытянула счастливый билет и нашла в тебе всё, о чём мечтала. С первого дня нашей встречи я поняла, что мы родственные души, знакомые уже много жизней. Ты замечательный, иногда мне даже кажется, что я тебя просто придумала. Ты единственный в этом мире, кому дана способность удивлять меня. Ты даёшь мне так много любви, нежности и поддержки, что их уже хватило бы на целую жизнь. Мне нравится, кем я становлюсь рядом с тобой. Ты тот, с кем я лучше узнаю саму себя, ты тот, с кем я раскрываюсь. И я вижу, то же самое происходит и с тобой. Такими нас делает наша любовь, и, верю, она способна на большее. Прости, что ушла, не поговорив. Прости, что причинила боль. Если бы я только оказалась смелее, нам бы не пришлось так долго находиться порознь… Я совершаю ошибки. Но я умею делать выводы. Взяв Мию за запястья, Виктор притянул их к своей груди и на секунду поймал губами её губы. − Можно теперь долго рассуждать: «А что было бы, если»… Но история не знает сослагательного наклонения. Так случилось. Нам этого уже не исправить, но мы учтём свои промахи в будущем. Я знаю, почему ты ушла. Ты имеешь право уйти из любой ситуации, в которой себя не видишь. Ты имеешь право уйти из любой истории, в которой себе не нравишься, и которая заглушает твой свет и не позволяет ему сиять ярче. Но я бы хотел, чтобы ты поговорила со мной, прежде чем принять это решение. Пожалуйста, в следующий раз, если тому не миновать, поговори со мной. Не делай выводы сама. Спроси меня. А я в свою очередь не буду создавать условия, в которых тебе страшна одна мысль завести со мной откровенный разговор. Молчание, как видишь − это своего рода тупик неопределённой длины. Молчание разводит людей в стороны. Виктор дождался, пока Мия поднимет глаза − блестящие, обеспокоенные резкой паузой − и спросил: − Партнёры? − Лучшие партнёры, − согласилась она. Установить полное доверие — самое верное обещание в их ситуации. Разумеется, однажды снова грянет гром. Время от времени они будут совершать ошибки, а Мия снова найдёт беспрекословный повод чрезмерно драматизировать. Такая уж натура: малейший инцидент с её подачи принимает гигантский размер. И она вряд ли исправит свою сущность в ближайшее время. Но ещё Мия знала, рано или поздно, что бы ни случилось, всё обязательно устраивается. − Ты думала обо мне? − Постоянно. Без перерыва… Каждый чёртов день. − И я думал о тебе. Даже когда не видел на то разумной причины. В город залетел ветер, на тротуарах появились маленькие пыльные смерчи. Порывы всё нарастали, холодный слой неспокойного воздуха пронизывал тело, и, казалось, забирался во все крошечные поры одежды. − Давай купим горячего чаю? − Ничего, я в порядке. − Уверена? − заметив, как Мия слегка покачивается, сопротивляясь ветру, Виктор повёл её обратно к скамейке и сел рядом. Лицо его теперь находилось близко к её лицу, щеки касался холодный кончик его носа. Несмотря на непогоду Мия больше не спешила покидать парк. Всё, в чём она нуждалась теперь − сидеть здесь, опустив голову на мужскую грудь, чтобы голос Виктора гремел и низко вибрировал прямо под её ухом. Она хотела слышать, как глубокое дыхание блуждают под его рёбрами. Она хотела, чтобы её ладонь лежала на коленях Виктора, а он иногда сжимал и разжимал кулак, согревая её пальцы. Наверное, последние месяцы она отказывалась от чего-то не того. Не просто от человека, а, быть может, от самой жизни. − Ты мне так и не ответил насчёт своего возвращения в родной город. − Ты меня так и не спросила, − с улыбкой в интонациях парировал он. − Да потому что мне страшно даже говорить о том, что ты вот-вот умотаешь в свой бесценный Амстердам. Мой мозг всегда из упрямой напрасной надежды ищет причины не верить этому. И находит же! Ты так и не дал прямого ответа, и это заблуждение мне только вредит. Виктор пожал плечом. − Пока я думаю, что вернусь в Амстердам. − Пока?! − Пока, − в его тоне прослеживалась гипнотическая мягкость, усмиряющая напряжение момента. Так вода гасит разросшееся опасное пламя. − Ведь что-то может измениться. − Что должно измениться? − Понимаю, каким издевательством тебе видятся мои ответы. Но другого у меня до сих пор нет. Пока я собираюсь вернуться в Амстердам на учёбу, и на данный момент это все мои намерения… Мия попыталась присовокупить сказанное друг с другом. Много раз ей доводилось слышать похожие увиливающие фразы. И всё-таки сейчас Виктор умудрился оказать ими больше успокаивающее действие, нежели разряжающее. − Я так и не предложил тебе уехать со мной… Справедливости ради, именно ты не дала мне этой возможности. Вижу, ты колеблешься… − Я не колеблюсь. Я точно знаю, как почувствовать свой город. Для меня это момент энергетический. Это химия состояния: едешь куда-то и понимаешь, берёшь с собой всего себя или нет. В этом месте тебе всё будто бы знакомо, мозг воспринимает его домом. Хотя порой оно не даёт тебе ничего в миг знакомства, но раскрывается ностальгией потом так сильно, что ты не можешь отказаться от второго свидания. И уж на этой попытке случается магия. Так вот: для меня это совсем не про Амстердам! Прости… − Хорошо, я понял. Ты за мной не поедешь. Покосившись на Виктора, Мия без удовольствия спросила: − Тогда почему ты улыбаешься? − Я не знаю. − У тебя получится так долго быть вдалеке? − Да. Я полностью верю своим чувствам. Разговор производил впечатление несерьёзности и оторванности от реального положения вещей. Характер беседы словно намекал, что всё уже решено, всё кристально ясно, и только Мия никак не уловит такую очевидную суть. Разлука являлась для неё неизвестностью, а неизвестности свойственно пугать, доводя до экзистенциального ужаса. Их с Виктором минуты сочтены, и было так страшно считать, сколько их осталось. Даже воссоединение не спасало ситуацию: сейчас оно представляло собой пробу финальной разлуки. Когда они расстались в первый раз, всё было хотя бы немного понятнее. − Не смотри так! − буркнула Мия. − Как? − Словно знаешь что-то, чего не знаю я. Очевидно, Виктор сообразил, что если не объяснит свою непоколебимую позицию прямо сейчас, то рискует развить в Мие ненужные сомнения и оттолкнёт её. − Просто не представляю, как ещё тебе сказать, что хочу быть с тобой, и это всё, что имеет для меня значение в данный момент. Я искал эти чувства все последние годы. Я ждал тебя всю свою жизнь и не могу дождаться, чтобы провести её вместе. Я хочу быть с тобой, какое бы решение ни принял. Даже если уеду. Это всего год. Я выдержу. − Год? − Год, два… Мне всё равно. Тем более не стоит волноваться об этом прямо сейчас. Я уезжаю не завтра и не через месяц. Всё может произойти. Хмурясь, Мия расстроенно покачала головой. − А я просто вспоминаю об этом и уже по тебе скучаю… − Мы что-нибудь придумаем. Не волнуйся. − Что мы можем придумать тут? У тебя есть более реалистичные идеи? − Перестань тревожиться прямо сейчас. Это произойдёт не скоро. Сейчас просто будь здесь, со мной. − Я не могу не волноваться… Виктор вздохнул. − Упрямица. Абсолютно всё, что не попадает под твои ожидания и твою картину мира, попадает под твой скепсис. А конец чего-то приятного ты воспринимаешь на личный счёт, так, будто тебя покинули. Мия! Я очень тебя прошу, перестань контролировать то, что от тебя не зависит. Уверенность Виктора не вызывала сомнений: он стремился помочь Мии разобраться в новых для неё ощущениях. И всё же доля сомнений не отпускала её. − Тебя это совсем не пугает? − Я знаю, что справлюсь. Это вообще не проблема. Я буду безумно страдать, но непременно желать вернуться к тебе. Зная, что ты моя, я буду стремиться к тебе изо всех сил. И возможно, если ты будешь стремиться ко мне в ответ, мы скорее воссоединимся. Не стоит думать прямо сейчас, как это произойдёт, когда и почему. Эти вещи могут не зависеть от нас. Вероятно, я и уеду. Но уеду зная, что ты моя девушка. Это многое изменит, все дороги и расстояния потеряют для меня свой устрашающий эффект. Да, будут горькие прощания, слёзы в аэропорту. Зато у нас будут и встречи. Разумеется, есть место всяким мелким нюансам, и пока я обрисовал картину очень крупными мазками. Но сейчас это не важно. Придёт момент, и вопрос всё равно встанет ребром, нам не предотвратить его приближение. Нашему миру свойственен тяжёлый ход вещей, мы не властны это остановить. А волнуясь заранее, только усложняем и без того сложные неизбежности. Позволяя тишине ответить за неё, Мия лишь устало фыркнула. Озвученное Виктором было слишком сухим, беспросветным и едва внушало доверие. Казалось, от неё всё ещё скрывают какую-то важную деталь. Часть Мии хотела возразить, привести тысячи доводов и вспомнить сотни неудач, десятки аргументов и дюжину «но» в придачу. Но другая её часть верила в лучшее. − Ты стал таким… лёгким. У тебя теперь редкий талант − смотреть только вперёд. − Психотерапия, − объяснил Виктор. — Учишься не зацикливаться и отпускать. Это хороший метод против ментальных проблем. − У тебя есть вся мощь против них, − на минуту Мия мечтательно задумалась. − Мне нравится такое мышление, хотя я пока им не владею. Мы в большинстве своём слишком много беспокоимся о завтра. А хочется существовать здесь и сейчас. Так живут дети. − Не подумай, что мне совсем не страшно. Я буду скучать по тебе. Мне горько от мысли, что своим возможным отъездом я слишком много на тебя возложу. Мне страшно, что ты почувствуешь себя обязанной ждать и не будешь расти без меня. И мне страшно, что ты не будешь расти рядом со мной, и это станет значить, что мы застряли нездоровым образом. Я волнуюсь, что без меня тебе станет хуже. И вместе с тем, я испытываю ревностный страх, что тебе станет лучше, как только меня снова не будет рядом. Мия резко вдохнула. Под веками скопилась влага, эмоции рвались наружу одним могучим потоком. Но ведь она обещала себе больше не лить слёзы. − Я правда не хочу плакать, оно само. − Мия, − Виктор провёл тыльной стороной ладони по её щеке. − Нежное создание с нежным сердцем. Она не понимала, что окончательно выломало её в эту секунду. Слёзы не имели конкретной причины − наверное, смешалось всё и сразу. Не открыв глаз, Мия инстинктивно потянусь к теплу чужого тела. Что-то нежное дотронулось до её век. Мягкие короткие касания… Нет, Виктор не стал бы целовать её слезы. Дыхание Мии рвано вытолкнулось из лёгких, сердце замерло… Виктор действительно прижимал губы к её мокрым глазам. Мия расслабленно уронила кисть на его лицо и прошептала в небольшую пустоту между ними: − Хочу быть тем местом, которое ты никогда не пожелаешь покинуть. А если ты всё же решишь уехать, я хочу стать тем местом, куда ты захочешь возвращаться. Удивительно, как много позже, спустя месяцы она отреклась от своих твёрдых убеждений о справедливости и правильности, от которых, казалось, никогда не отступится. Сегодня Мия с особой ясностью осознала: никакой правильности не существует. Существует только та, о которой вы оба договоритесь. И Мия поразительно быстро привыкла к этой новой мысли. К этому новому мировоззрению. Ей нравилась такая философия. Это жизнеустройство и правило, которые давали ей все шансы остаться с Виктором при любых обстоятельствах. − Я должен тебе напомнить, что у меня всё ещё есть некоторые трудности. Ты не должна их решать, и ты не должна терпеть неприятные тебе ситуации. И уж точно ты не должна меня спасать. Я справлюсь. И сделаю это сам. И если ты захочешь быть со мной рядом всё это время, я буду очень счастлив. − Мы словно говорим друг другу клятвы у алтаря, − Мия вздрогнула, посмотрела Виктору в лицо. Она знала, они подумали об одном и том же. Её всё ещё выбивало из колеи любое напоминание о том, что однажды она отвергла Виктора. Наверное, сейчас самый подходящий момент поговорить об этом. И Мия произнесла без утайки то, что чувствовала прямо в эту секунду: − Предложи ты мне кольцо сейчас, я бы не раздумывая согласилась за тебя выйти… Слегка отклонившись, он открыл полы своего пальто… Виктор был в нём в ту ночь, когда Мия ушла от него. − Оно всё ещё у тебя? − с испуганным интересом протараторила она. − Только не говори, что… − Я не проверял с тех пор, − рука его подвигалась в глубине внутреннего кармана. Замерла. А затем Виктор явил на свет знакомое кольцо. − Оно всё ещё здесь. Это застало Мию врасплох настолько, что она разразилась смехом. И смех её был реакцией облегчения и счастья, побочным эффектом после долгого напряжения. Она продолжала бестолково открыто хохотать с нахлынувшим солнечным восторгом, не представляя, насколько странным выглядит её веселье в обстановке. − Спроси меня, − нежным умоляющим голосом с придыханием попросила Мия. − Пожалуйста, спроси меня снова. Голова знакомо закружилась. Сознание провалилось в приятную прострацию, полную столь разных эмоций. Но если в прошлый раз паника перевесила, то на этот волнение оказалось… приятным? Это чувство не описывалось ни одним из известных слов. У Мии не возникло ощущения повторности. Не было дежавю. Всё происходило словно впервые. Здесь и сейчас. С ним. И весь мир, ещё минуту назад такой огромный, уместился на крошечной территории, опоясывающей городскую скамейку. Губы Виктора вытянулись в уверенной довольной улыбке. «Ты всегда добиваешься своего?» − пронеслось у Мии в голове. Она решила запомнить эту его особенность. − Согласна ли стать моей женой? Однажды, в будущем. Когда придёт правильный день. Когда это станет важнее всего на свете. Согласна ли ты взять мою фамилию? Я всё ещё настаиваю на этой детали… − Да, − выдохнула Мия продолжительно. С каждым словом подаваясь всё ближе, обнимая: − Да. Да. Да. Да. Да! Слова согласия изливали всю силу долго таившейся в душе Мии решимости. А ещё было счастье, такое необходимое ей и уже от неё неотъемлемое. Она переполнялась тем истинным счастьем, что судьба могла предложить человеку. Мия протянула левую руку. Виктор вернул кольцо на её безымянный палец. − Ты же точно понимаешь, что останешься тут, будучи моей невестой? − Мы словно в романе XIX века, − смущённо заметила Мия. − Да, я понимаю. Я хочу, чтобы, уехав, ты считал меня своей. − Звучит, как музыка для ушей, − Виктор снова сократил расстояние между ними до нуля и почти целомудренно коснулся губами её лица. Раз, второй, третий. И ещё… − Это не значит, что мы пойдём в мэрию прямо завтра. Нам ни к чему спешить. Помолвка в нашем случае − это лишь нежное обещание друг другу, а не обременение. − Я знаю, − прошептала Мия. − Я знаю. В какой-то миг в расслабленном сознании пронеслась предательская искра, сожаление, обрывок: насколько же всё произошедшее было хрупким и неустойчивым. Казалось, ещё чуть-чуть, и счастливое мгновение просто кончится, а жизнь вернётся к прежнему руслу. Наверное, так боишься только за самое сокровенное. Разрушить, потопить и разломать в щепки легче всего именно дорогие сердцу вещи. И это поистине болезненная несправедливость. − Тебе уже второй раз становится грустно после того, как я предлагаю тебе выйти за меня замуж. Видимо, последние несколько минут внутренний взгляд Мии находился где-то не здесь. И Виктор принял эту отстранённость на свой счёт. − Нет, дело вовсе не в этом. Я грущу, потому что сейчас мы снова в той же точке, на которой закончили тогда. Потратили столько дней, целые месяцы до твоего отъезда, чтобы снова оказаться там же? Мы потеряли время, которое мне будет так не хватать чуть позже. − Мы ничего не тратили впустую. Этот опыт составил часть важного плана нашей жизни. Нам надлежало порознь понять некоторые вещи. Мия сжала левую ладонь в кулак, чтобы снова ощутить между пальцами прохладу и твёрдость кольца. − Прости, что порчу счастливый момент своей постной физиономией. Правильные слова висят передо мной, но я будто никак не могу до них дотянуться. − Ты уже сказала самое правильное слово. Ты ответила мне: «Да». Губ Мии коснулся поцелуй, перед глазами потемнело, словно солнце зашло за облака. С каждой лаской Виктор забирал весь воздух из её груди. Оторвавшись, он посмотрел на Мию, и она отзеркалила его улыбку. Затем, прижав голову к его плечу, перевела дыхание. Её окружил тёплый покой, преисполненный непрерывным течением времени, где каждое движение стрелок на часах − маленькая вечность. Эти моменты были Мией особенно любимы, и она тянулась за ними, привязанная, покорная. А дыхание осени становилось всё увереннее. Молча́ об одном и том же, Мия и Виктор наблюдали за жизнью парка и наслаждались последними часами полного солнца. Но световой день стремительно утекал, повинуясь правилам и ритму осени. Ветер сильнее собирался на площади и разбегался в разные стороны. − Хочется, чтобы жизнь всегда была такой. Момент, а затем следующий, − Мие так сильно нравилась эта опустошённость, гудящая в голове и груди − мирное ощущение усталой неги от того, сколько теней из своего сердца она выпустила на свободу меньше, чем за час. «Хочу, чтобы нам больше ничего не помешало быть вместе. Даже пусть этим препятствием станем мы сами», − слова так и остались непроизнесёнными, но их было легко распознать в окружающей тишине. Вскоре осень перестала кокетничать и дыхнула в лицо влажной сыростью. Мия всхлипнула сухим горлом и пропустила дрожь по телу. Её тут же крепче обняли мужские руки. Было так необычно иметь возможность снова прикасаться к дорогому человеку просто потому, что это приятно. − Холодает. Нам пора. − Ты вернёшься сегодня к себе домой, да? Виктор коротко задумался: у него, наверное, не было верного готового ответа. И не успел он вставить слово, как Мия предупредила с почти детским собственничеством: − Я с тобой! Будто бы боясь совершить едва заметное движение ресницами, она медленно подняла глаза и… попросила. Без слов. Выражая свою привязанность, свою невообразимую нужду. На несколько секунд они так прикипели друг к другу взглядами, что у Мии закружилась голова. − Переезжай ко мне, — произнёс Виктор. Мия знала, её ответ лежал на поверхности и не требовал озвучивания. Она тянула время, будто ища повод особенным образом сказать ничего не значащую фразу. В общем-то, совершенно неважно, какую форму приобретут её слова. Суть их одна. Всё было решено. Есть вопросы, которые не стоит задавать. Особенно в такие сокровенные моменты. − Сегодня все мои «Да» − твои. − Мия, − собственное имя, произнесённое на выдохе, было обласкано богатыми интонациями. Виктор пропустил волосы Мии через пальцы и посмотрел на неё с такой нежностью, точно на свете нет ничего более ценного для него. Отрицая какие-либо приличия, Мия вскоре очутилась на коленях Виктора, целуя его, гладя немного колючие щёки. Столкновение губ вышло голодным и порывистым. Мия поразилась силе этого притяжения между ними. Как они сумели столько времени подавлять эту потребность друг в друге? Где они брали силу, что держала их на расстоянии? Она сорвала со своей шеи мешающий шарф, распахнула грудную клетку и прижала к ней мужскую руку, давая ощутить свою внутреннюю дрожь. Ей хотелось, чтобы Виктор понял, как много она чувствует в этот момент. В жесте заключалось и запоздалое «Прости», и напоминание важности Виктора в её жизни, и желание быть ближе настолько, насколько это возможно сейчас. − Отвези меня к себе, − Мия поднялась на ноги, протянула обе ладони, которые Виктор тут же принял. Забытый шарф остался сиротеть на скамье.