haikyuu!! «волейбол» имейджины с /т.и/

Ты жмёшь на дверной звонок, покусывая губы от нетерпения. О, как давно тебя здесь не видели, полгода точно, но ничего совсем не изменилось. В небольшом садике по-прежнему цветут миниатюрные кусты, трава зеленеет. Только машина Ойкавы-сана отсутствует. Как сказал Иваизуми, они с женой куда-то поехали. А ещё он сказал, что тебе надо срочно поговорить с Ойкавой. Собственно, поэтому ты тут и оббиваешь пороги, ожидая, когда твой бывший парень соизволит открыть дверь. Хоть на улице и было лето, а ближе к вечеру все равно начинало холодать. Ты поправляешь худи, чуть поёжившись. Ответа нет, и палец снова уверенно вдавливает кнопку звонка, чуть не сломав ее. В голове прокручивается разговор с Хаджиме. Голос его был обеспокоенным, ты поняла это сразу. Волейболист тараторил, и из трехминутного потока информации ты разобрала только две мысли «Ойкаве плохо» и «тебе надо поговорить с ним». Что могло случиться? Все ведь было относительно хорошо, а даже если нет — сейчас ты ему никто. Вы закончили не на очень хорошей ноте. Начав встречаться где-то осенью на втором году обучения, вы оба впервые чувствовали себя полноценными. Будто бы жизненный пазл собрался воедино, и последняя деталь встала на место, скрепляя остальные куски. Но не каждой собранной картинке суждено оставаться таковой вечно. На одной из весенних вечеринок у своих друзей ты напилась и переспала с первым встречным. Это было ужасно. Не физически, но морально. И самое худшее — ты поняла это только утром, потому что ночью тебе было плевать, кто целовал тебя, и кто прижимал к постели. Тебе было плевать, пока ты не представила, как отреагирует Ойкава. Он не простил тебя. Он пытался, но не смог. И ты никогда не винила его за это, а он, в свою очередь, старался не держать зла. В конце концов, Тоору до сих пор любил тебя. Единственное, чего он хотел — вернуть все обратно, потому что ты была лучшей в его жизни. Ты никогда не осуждала, поддерживала его стремления. Ты была у него первой во всех смыслах: первая любовь, поцелуй, секс. И для Ойкавы это значило многое. Он пробовал встречаться с другими, но ничего не выходило. Им хотелось Ойкаву, милого и веселого парня, которого хочет любая девушка. Им хотелось свиданий, поцелуев и внимания со стороны Тоору. Но видеть его подавленным, успокаивать его, вытаскивать на вечерние прогулки, чтобы взбодрить, им не хотелось совершенно. — /Т.и/ — чан? — из раздумий выдергивает знакомый хриплый голос. Ты поднимаешь голову, встречаясь с болезненным взглядом Тоору. Красные, опухшие от слез глаза смотрят на тебя затравленно. Ему и так не хорошо, так ещё и твоё появление почти добивает ломающегося изнутри Ойкаву. В груди начинает ныть от вида бывшего парня. Хочется обнять его и никогда больше не отпускать. Извиниться сто тысячи раз и действительно никому не отдавать. — Могу я войти? — волейболист удивленно приподнимает брови, но отходит в сторону, пропуская тебя внутрь. У него уютно, свет горит только на кухне, и оттого создаётся легкий полумрак. Ойкава за твоей спиной закрывает дверь и тихо шмыгает носом, стараясь не выдать себе. Но у него плохо получается. Он молчит, видимо, собираясь с духом. Ты осматриваешься — некоторые вещи явно валяются не на своих местах. Неужели в порыве гнева? — Что у тебя произошло? — ты поворачиваешься к Ойкаве. Тоору ничего не говорит. Он шумно вздыхает, стараясь унять вновь накатывающую истерику, приседает на диван, и только после этого выдыхает. Ты подходишь ближе, но Ойкава даже не смотрит на тебя. Он закрывает лицо ладонями, а плечи подрагивают. Ты слышишь всхлипы, но никак не можешь понять, почему Тоору продолжает сопротивляться твоему присутствию здесь. Сам же впустил. Опускаешься на колени перед ним и осторожно убираешь руки, почти заходящиеся в треморе. Берёшь в ладони его лицо, приходится убрать лезущую со лба челку в сторону — она промокла и лишь мешалась, попадая в глаза. Ойкава смотрит на тебя потеряно, будто не фокусируясь. Слезы все ещё сбегают по щекам волейболиста. — Все в порядке, — придвигаешься ближе, большими пальцами стирая все новые и новые мокрые дорожки. — Ты не один, слышишь? Поговори со мной, — просишь уже шепотом, — как раньше. Кажется, это приглашение является решительным фактором, потому что Ойкава буквально соскальзывает с дивана, а ты ловишь отнюдь не легкого волейболиста в свои объятья. Его нос так привычно тычется куда-то в район шеи, пальцы сжимают футболку. Ты зарываешься в мягкие волосы, успокаивающе поглаживая. Как раньше. — /Т.и/, пожалуйста, — у тебя самой на глаза слезы наворачиваются, когда его голос так дрожит и срывается на словах. — Все, что угодно, солнышко, — называешь по привычке и чувствуешь, как ткань худи продолжает мокнуть. Ойкава от знакомого обращения оттаивает и задыхается в собственном бессилии. Он ненавидит себя за это проявление слабости, он ненавидит себя, потому что не пришёл к тебе раньше, не смог простить и заставил себя страдать. Учащенное сердцебиение Тоору передаётся тебе, и ты смаргиваешь собственные слёзы. Это ты должна страдать, а не он. Ты должна сокрушаться на этом полу, а не он. — Пожалуйста, — вновь повторяет Ойкава, — не делай так больше. Ты, — очередной всхлип, — ты не представляешь, как больно мне было. Я не переживу ещё один раз, /Т.и/ — чан. Я люблю тебя, очень сильно люблю, — волейболист чуть отстраняется, и ты замечаешь, как дрожат его губы. — И от этого мне очень плохо. — Прости меня, — в который раз говоришь ты, собираясь коснуться Тоору, но он перехватывает твою руку. — Перестань повторять это, я прошу тебя, — Ойкава сжимает твою руку. Несильно, тебе не больно. Он просто сжимает, словно желая проверить настоящая ли ты. — Я пытался убедить себя, что это твой выбор, что тебе с ним будет лучше. Но у меня ничего не выходило. Я встречался с другими девушками, я хотел возненавидеть тебя, но у меня ничего не вышло. Я люблю тебя, /Т.и/ — чан, — закончив, он отпускает твою руку, и сам стирает слезы с лица. — И если это не взаимно, то уходи сейчас. Ты вздыхаешь тяжело, прерывисто и подаешься вперёд, накрывая губы Тоору своими. От внезапности поцелуя волейболист даже перестаёт всхлипывать. Он просто сидит и пытается понять, насколько эта ситуация реальна. Насколько руки, так заботливо и осторожно потянувшие его вперёд, настоящие. Ойкава опускает ладонь на твою шею, сдаваясь и отдавая всю инициативу тебе. Он снова доверился тебе. И ты больше не заставишь Тоору пожалеть об этом. — Мне же не приснилось? — спрашивает Ойкава. Ты сидишь на краю его постели и аккуратно перебираешь волосы пальцами. Волейболист смотрит на тебя с подушки из-под пушистых ресниц. Когда вы дошли до его комнаты, ты не помнила, но это теперь неважно. Тоору цепляется за твою руку, когда ты встаёшь. Он не хочет отпускать. Слишком многое ему пришлось пережить, прежде чем снова убедить себя, что он готов простить. — Спи, ладно? — ты наклоняешься к Ойкаве, касаясь губами лба. — Я приберу внизу и вернусь. Когда ты проснёшься, я буду здесь, — парень, наконец, успокаивается, улыбаясь уголками губ. — Я тоже люблю тебя, Тоору.