haikyuu!! «волейбол» имейджины с /т.и/

— Где он? Дверь в дом Тоору открывает Хаджиме. В его глазах лёгкое беспокойство, а в твоих — непоколебимая решимость. Ты дышишь тяжело, ведь по улице практически бежала. На ходу стаскиваешь с себя куртку, впихивая ее в руки замершего альфы и разуваясь. Он отходит в сторону и негромко добавляет: «в ванной». Ты прекрасно знаешь, где она находится, ведь не раз бывала здесь. За пару секунд взбегаешь по лестнице на второй этаж и замечаешь, что в комнате Ойкавы нет. Кровать не заправлена, одеяло смято и откинуто. Ты удивляешься, не обнаруживая того самого, ожидаемого запаха течного омеги. Телефон Тоору лежит на тумбочке и мигает непрочитанным сообщением. Видимо, тем самым, пятнадцатым от тебя, после которого ты реально начала переживать. Напрягло затянувшееся молчание со стороны Ойкавы — он никогда тебя не игнорирует. Он никого не игнорирует. К сожалению, ты без удивления обнаруживаешь его на полу в обнимку с унитазом. Хочется дать хорошего пинка, потому что ты уже начинаешь понимать суть проблемы. А ещё можно было бы наорать, разозлиться, обидеться, чтобы у парня больше мыслей не возникло жрать срочные блокаторы во время течки. Вы уже обсуждали эту тему, когда Ойкава решил посоветоваться. Ты считала, что вопрос закрыт, и к нему вы не вернётесь. А потом звонок Хаджиме расставил все по местам. Будучи альфой, ты, конечно, представить не могла, что переживают омеги во время течки. Но и подвергать свою пару приему мощных подавителей никогда бы не позволила, а он сожрал их добровольно. Когда Тоору только пришёл на прошлой неделе с вопросом, что ты думаешь по поводу «отмены секс-марафона», ты ничего не поняла. Но чем больше омега объяснял, тем мрачнее ты становилась. Если обычные блокаторы, в принципе, безопасны, то эти сильно бьют по организму, особенно по репродуктивной системе. Тем более, что она ещё формируется. Однако, для Тоору «как я буду играть, когда у меня из задницы подтекает?» стало более весомым аргументом в пользу таблеток. Любое желание кричать и злиться на него пропадает, как только парня вновь выворачивает наизнанку. Тонкие пальцы цепляются за белые края и дрожат. Он сгибается снова, отплевываясь от отвратительного вкуса во рту, и судорожно вдыхает. Тебе больно видеть своего омегу таким. Нет никакого отвращения или неприязни — только желание защитить и уберечь. Ты опускаешься позади него и кладёшь ладонь между острых лопаток. Тоору это внезапное прикосновение заметно расслабляет. Он думает, что вернулся Хаджиме, но краем глаза замечает тебя. Ойкава даже не представляет, что будет, когда все это закончится, потому что ты предупреждала его. Ты убедительно настаивала отказаться от глупой затеи, но вместо мозга у парня тогда крутился волейбольный мяч. Тоору, правда, не придумал, как смог бы скрыть от тебя приём блокаторов, но и подобного результата не ожидал. Его второй день подряд ломало только так. Единственный маршрут теперь — от кровати до туалета. — /Т.и/-чан… — Все в порядке, — ты убираешь налипшие на его лоб пряди волос. Последнее, чего хочет Ойкава — чтобы ты видела его таким жалким. Он не в силах даже подняться самостоятельно, ноги затекли, и только твои руки, поддерживающие его, не дают рухнуть на кафельный пол. Тоору морщится, стараясь отстраниться подальше, чтобы тебе не было неприятно. И за это хочется ему треснуть. Он действительно думает, что подобное может тебя оттолкнуть? Холодным мокрым полотенцем ты промакиваешь бледное, влажное от пота лицо парня. Он дважды чистит зубы, но все ещё кривится. На всякий случай полощет ещё и синей мятной жидкостью, только после этого разрешая довести себя до постели. Ты придерживаешь омегу за талию, чтобы не съехал по стенке в коридоре, и выть хочешь от собственной беспомощности. Пока Тоору копошится, укутываясь в одеяльный кокон, ты невольно засматриваешься на дурацкую пижаму с инопланетными мордочками и не можешь сдержать улыбку. Когда на пороге появляется Хаджиме, ты взбиваешь подушку позади Ойкавы, чтобы ему было комфортнее сидеть. Омега приваливается спиной к изголовью и прикрывает глаза от усталости. Вошедший в комнату альфа протягивает Тоору стакан воды, полный почти до краев. Тот щурится, потому что одна лишь мысль о питье или еде вызывает неприятную резь в желудке и порыв снова устроить забег до унитаза. Но ты, заметив это, присаживаешься рядом с ним. Ладонь мягко распределяет спутавшиеся волосы по типичному пробору, касается лба. — У тебя температура, — ты, скорее, конспектируешь это для себя, чтобы позже сходить вниз и порыться в аптечке, чем озвучиваешь очевидное. — И мне больно, — раздаётся задушено, когда Тоору оставляет стакан на тумбочке, не осилив и половины. Ты встаёшь с постели, поправляешь одеяло и заботливо целуешь Ойкаву в лоб. Он бы расплылся в улыбке от подобных нежностей, но сейчас ему чертовски плохо. — Потерпи немножко, малыш, скоро приду, — уходить не хочется совсем, особенно когда жалостливый взгляд ореховых глаз упирается прямо в твою спину. Тоору ерзает на постели, устраиваясь удобнее. У него ломит все тело, каждая кость ноет, и омеге даже двигаться больно. Он дышит практически незаметно и комкает пальцами одеяло. С ним остаётся Хаджиме. Пристальным, недоверчивым взглядом он осматривает лучшего друга. Но Ойкава готов делать ставки — альфа волнуется. Конечно, а как иначе? Когда близкий тебе человек внезапно звонит и хриплым, ослабленным голосом просит прийти — хочешь или нет, но будешь переживать. — Ты ей позвонил? — спрашивает внезапно Тоору. — Конечно, — Хаджиме скрывать не будет, да и смысла нет. — Она же твоя альфа, Ойкава, и все равно догадалась бы. К тому же, в течку тебе только /Т.и/ может помочь. Тоору цокает, но понимает, что друг прав — от одного твоего сильного запаха, в момент наполнившего комнату, ему становится легче. А пока ты успокаивающе гладила дрожащую спину и промокала щеки полотенцем, парень чувствовал себя гораздо лучше. Ему совсем не нравится, что ты снова ушла, оставив его одного. Хочется похныкать и подуться, а ещё хочется оказаться в кольце теплых рук и нежиться, млеть от заботливых поцелуев. Ты всегда купаешь его в любви и заботе, будто не существует какого-то предела. Ойкава, вообще, не понимает, как так получилось, что вы с Хаджиме брат и сестра. Просто Ива-чан такой хмурый, не особо контактный, серьезный и очень ответственный, а ты…да, эти качества есть и у тебя. Но в глазах Тоору, да и многих других, ты очень яркая, общительная и приветливая личность. Не такая, как брат. Но вы оба альфы, оба сейчас присматриваете за одним омегой. И Ойкава, хоть и знает, что друг уже встречается с девочкой-первогодкой, не может не наслаждаться таким вниманием. — Я не хочу таблетки, /Т.и/-чан, они противные, — Ойкава фыркает и демонстративно отворачивается, но тут же морщится от боли. Ты смотришь на Хаджиме, но тот лишь усмехается и хмурит брови, мол, он — твоя проблема, а не моя. Ну и ладно, разберёшься. Иногда ты все же задумываешься, как они ладят столько лет подряд. Поняв, что Ойкава твой истинный на втором году обучения, ты первая пришла к омеге с этой новостью. Из-за разницы в один год между вами на тот момент была пропасть из пубертата. У Тоору тогда ещё не начались течки, и запахи омега воспринимал слабо. — Если выпьешь их сейчас, — на раздумья тебе нужна секунда, — мы пересмотрим «Секретные материалы». Ойкава сам выхватывает пилюлю из твоей ладони, запивая ее водой и только потом понимая, что поясницу тянет до ужаса. Ты так легко поймала его, сыграла на любимом сериале. Не нужно Тоору знать, что ты согласна будешь пересматривать все, что он захочет — стоит только сказать. А пока он шуршит одеялом, Хаджиме подходит ближе, прощаясь с тобой. Ты невероятно благодарна ему за то, что вовремя сообщил и присмотрел за Тоору. Ты, в награду за мужественно проглоченную неприятную таблетку, подцепляешь лицо Ойкавы за подбородок и припадаешь к губам. Поцелуй легкий, ненавязчивый и ни к чему не обязывающий. Язык плавно проскальзывает внутрь, касается его собственного, вызывая мурашки. Тоору отстраняется немного неловко и хмурится. — Я недавно блевал, — заявляет он. — Я тебе зад до скрипа вылизываю во время течек, и ты не возражаешь, а сейчас не даёшь поцеловать, — тихо усмехаешься, видя, что в конец смутила омегу. Невольный свидетель подробностей вашей постельной жизни откашливается и говорит, что «иногда жалеет о возможности слышать». — Меньше надо жрать подавители, Тупокава, — беззлобно говорит напоследок Хаджиме, но ты все равно замечаешь, как на секунду меняется лицо омеги. Он знает, что виноват. И жалеет о своём поступке. Обвинения и оскорбления, пусть даже шуточные, задевают тонкую душевную организацию Тоору. — Помягче, Хаджиме, — зато сама ты звучишь резко, и даже альфа на пороге оборачивается удивленно. — Ты мой брат, но он — мой омега, — пока никто из вас не видит, Ойкава краснеет, рассматривая одеяло. Хаджиме какое-то время молчит, а потом улыбается. Широко и по-настоящему радостно: — Только в такие моменты я совсем чуть-чуть жалею, что ты его пара. Закатив глаза, ты обещаешь вернуться домой через неделю. С тех пор, как вы с Ойкавой начали встречаться, и он познакомил тебя с матерью — вы каждый месяц проводите одну неделю у него дома совершенно одни. Ойкава-сан не против, она ведь понимает потребности сына, да и тебе доверяет. К девушкам-альфам, в принципе, больше доверия. Они ответственные, умеют держать себя в руках, относятся более чутко к партнеру. Да и сами омеги больше тянутся к тем, кто удостаивает их заслуженного внимания. Спустя какое-то время ты собираешься отнести ненужный стакан и ещё какой-то мусор с тумбочки на кухню, но вцепившиеся в запястье пальцы тебя останавливают. Тоору смотрит жалобно и болезненно, хлопая пушистыми ресницами. — Полежи со мной, — просит омега, и как тут отказать. Стянуть с себя ненужную одежду — дело нескольких секунд. Ты заползаешь под тёплое одеяло к не менее тёплому омеге. Если честно, то Тоору даже горячий. И лучше бы это был комплимент, потому что несмотря на выпитые таблетки, температура все ещё держится. Ойкава подкатывается ближе, прижимаясь к тебе. Он вздрагивает, когда твои объятия вокруг него распадаются, и ладони переходят на тело. Гладят, ласково сжимают. Каждое прикосновение расслабляет, будто забирая с собой болезненные ощущения. — Я, кажется, сейчас усну, — предупреждает Тоору, бормоча куда-то в твоё плечо. Ты зарываешься пальцами в его волосы и гладишь медленно, осторожно, чтобы не тянуть сильно за пряди. Омегу это всегда убаюкивает, он почти мурлычет, растекаясь по твоей груди. Его запах все же сильнее, чем обычно, и ты стараешься сдерживаться. Если сейчас сорвёшься и завалишь — толку от блокаторов и страданий Ойкавы не будет. — В следующую течку я тебя так оттрахаю, — Ойкава сглатывает шумно, замирая в предвкушении, — ноги свести не сможешь. Он несильно пихает тебя кулаком в плечо, и до ушей доносится возмущённое «/Т.и/-чан!». Но как бы Тоору не отрицал, его омежья сущность просто с ума сходит и требует подчиниться, когда ты такое говоришь. — Ты мне ещё детей обещал, малыш, — ведя носом по волосам омеги, ты просто балдеешь от его запаха, такого приятного и родного. — Так что тема с блокаторами закрыта, я надеюсь? Ойкава кивает и обвивает тебя свободной рукой за шею. — Я очень тебя люблю, /Т.и/-чан, прости, — Тоору понимает, насколько эгоистично вёл себя, приняв таблетки и даже не сообщив, заставив нервничать. — Я не могу обижаться на тебя, ты же знаешь, — ты обводишь пальцем узор метки на шее парня, которую поставила ещё в первую течку, и довольно улыбаешься. Он твой. Только твой. Как приятно осознавать это и видеть завистливые взгляды других альф. Тебе невероятно повезло в лотерее истинности.