haikyuu!! «волейбол» имейджины с /т.и/

— Скажи мне, что это ложь. Тоору молчит, опускает взгляд. Он не может соврать, не теперь, когда ты уже все знаешь. Свою вину волейболист осознает целиком и полностью, но это ни разу не спасает ситуацию. Видеть, как ты отчаянно качаешь головой, понимая, к чему ведёт затянувшееся молчание — самое тяжелое в его жизни. Осознание произошедшего бьет под дых, и ты давишься на вздохе, в шоке хватая воздух ртом. Пусть он скажет. Пусть скажет, что ты все придумала, и это паранойя. Пусть придумает что-то, что угодно, только не правду. — Молчишь? — абсолютная тишина начинает выводить тебя. — Удивительно, ты ведь всегда такой разговорчивый. Кусая губы и качая головой, ты зарываешься пальцами в волосы, тяжело вздыхая. Истерика медленно нарастает, принося с собой не самые приятные воспоминания. Ты заново ощущаешь каждую эмоцию, пережитую в тот самый день, когда Ойкава оставил телефон разблокированным и пошёл в душ. Ты бы в жизни не стала трогать чужую вещь, тем более, шариться в сообщениях. Это проявление абсолютного недоверия к партнеру, но, как оказалось, верить не стоит даже самым близким. Пришедшее сообщение пробудило в тебе интерес, интригуя, во-первых, подписью контакта, во-вторых, своим содержанием. «Тоору, почему ты меня отшиваешь? Я сделала что-то не так?» Удивлённо приподняв бровь, ты прислушалась к шуму воды в ванной и подтянула пальцами айфон. Переписка выглядела занимательнее твоих ожиданий. Чем дальше ты читала и чем выше пролистывала диалог, тем больше узнавала о собственном муже. «Мисси☺️» постоянно спрашивала, как Тоору мог забыть о «той ночи», ведь девушка «до сих пор только о ней и думает». На аватарке контакта ты узнала одну из аргентинских моделей, что часто появляется на волейбольных матчах Атлетико. Наверное, люди все же сначала думают сердцем, и только потом обращаются к разуму. Отвратительную резь в груди ты ощутила гораздо раньше, чем осознала всю ситуацию. Не было слез, ты не злилась. В первые минуты не было, вообще, ничего, только ужасная, окутывающая тебя пустота медленно подкрадывалась со всех сторон. Это невыносимо, когда тебя предают. Страшна не измена, а сам факт, что человек так легко смог предпочесть кого-то другого. Доверие рушится неотвратимо быстро, ты задыхаешься в охватившем тебя страхе. — /Т.и/, пожалуйста, я не виделся с ней после того раза. Ничего и никогда не повторялось, мне никто не нуж- — Не надо! — ты прерываешь его неожиданно громким криком, сама пугаясь своего голоса. — Не ври мне хотя бы сейчас! Как он мог закрыть глаза на все, что было между вами. Как он мог перечеркнуть каждую свою фразу о любви, даже свадебную клятву. Откуда у него столько смелости лгать прямо в лицо и переписываться с другой девушкой. Тебе неинтересно, но ты хочешь знать, что он говорил ей в ту ночь, как он ее касался. От одного лишь представления, что другая слышала те же слова, что и ты, сердце нещадно колит. Сжав пальцами футболку на груди, ты выдыхаешь резко. В глазах Тоору мелькает испуг, он делает шаг вперёд, но ты выставляешь другую ладонь перед собой, останавливая его. — Не подходи, — просишь задушено, чувствуя подступающие слезы. — Но тебе больно, /Т.и/, — голос мужа звучит обеспокоено, и это вызывает усмешку на твоих губах. — Нет, мне ужасно приятно узнать о том, что ты трахался с другой! — всхлипнув, ты уже не сдерживаешься и хватаешь с дивана подушку, запуская в волейболиста. Конечно никакого вреда не будет. Ему не составляет труда перехватить её ещё в воздухе. Но тебе хочется, очень хочется его ударить, чтобы Тоору испытал хотя бы толику той боли, что прошивает все твоё тело. Боже, если бы Ойкава только знал, как отвратительно ты себя чувствуешь сейчас, он бы не вынес. — Ты клялся! — слезы бегут по щекам, слова дрожат. — Ты обещал мне, перед сотнями людей обещал, что я единственная, что так будет «пока смерть не разлучит нас»! — вскинув голову, ты из последних сил пытаешься не реветь. — Прости меня. Ойкава действительно жалеет о своём поступке. Он старался отделаться от Мисси, оставить её в прошлом — там, где и место случайным связям, но она этого явно не хотела. Тоору даже не помнит, как и что у них тогда было. Одна чертова ночь, перекраивающая все его отношения с тобой. Самое светлое и самое дорогое, что у волейболиста есть, сейчас рушится только по его вине. — Мы виделись лишь один раз, /Т.и/. Это была ошибка. Насколько сильно он может удариться в клише? — Это был выбор, — ты, не задумываясь, с ненавистью выплёвываешь ответ. — Мы все делаем свой выбор, и она стала твоим. Ты может постаралась бы понять его, если в ваших отношениях хотя бы присутствовали проблемы. Но все было просто идеально, замечательно. У него даже причин не было для измены, и, тем не менее, Тоору нашёл время и место для другой. — Милая… Ты в жизни не проходила через бурю эмоций сильнее, чем эта. Смеяться и плакать хочется одновременно, наверное, именно это люди и называют истерикой. Встречаясь с болезненным взглядом кофейных глаз, ты чувствуешь себя ещё хуже, пытаясь выкарабкаться из этого состояния. Ты ведь сильная, ты справишься. Всегда справлялась. — Я не знаю, что мне делать, /Т.и/, — он так и стоит на месте, не решаясь подойти ближе. — Пожалуйста, прошу, скажи, что мне сделать, чтобы тебе стало легче. Ты хочешь рассмеяться ему в лицо. Насколько глупа и неуместна эта просьба. На что он надеется, спрашивая о таком? Ты не можешь просто взять и выдать ему инструкцию «как собрать осколки чужого сердца, когда сам его разбил», потому что её не существует. Стирая ладонями вновь и вновь очерчивающие щеки мокрые дорожки, ты опускаешь лицо на руки, качая головой. Ойкава виноват во всем, что сейчас происходит. И если даже он сам не может себя простить, то как это должна сделать ты? — Уходи. Его будто ледяной водой окатывают, будто долгожданная пощёчина, наконец, опускается на щеку так сильно, что в голове после неё звенит. Тоору надеется, ему показалось, но ты смотришь со всей решительностью, только губы дрожат. До рвущей душу боли ему не хочется оставлять тебя в таком состоянии, но он все же тот, кто является его причиной. Если бы только держать член в штанах было так просто. — Блять, ты меня не слышишь? Уходи сейчас же, прошу, просто уйди! Я не могу тебя видеть! — ты снова срываешься, сдаваясь в плен душащему безумию. — Я не хочу, Тоору! Мне больно, как ты не понимаешь? Я смотрю на тебя и вижу рядом ее! Ты отобрал у меня то хрупкое чувство доверия, которое мы годами выстраивали! Как бы сильно ему не хотелось остаться, Ойкава не мог. Не когда одно его присутствие влияет на тебя, как самый сильный триггер. — Надеюсь те пятнадцать минут стоили всего этого, — последнее, что слышит Тоору, перед тем, как ты захлопываешь входную дверь. Ты знаешь, что он не ушёл — слышишь. Зажав рот ладонью, душишь всхлипы в зародыше, боясь позволить им лишить себя окончательного контроля над ситуацией. Прижавшись к двери, ты медленно сползаешь на пол, чувствуя, как внутри все сжимается. От рыданий уже хочется икать, ты боишься, что тебя вот-вот вывернет наизнанку от боли, так и сведшей желудок. Давясь слезами, ты пытаешься унять нервную дрожь. Стаскивая с пальца так не вовремя застрявшее кольцо, ты жалеешь о каждом дне. И когда тонкое золото, украшенное переливающимися бриллиантами, наконец, отпускает тебя, дышать становится легче. — Я ненавижу тебя, Тоору, — шепчешь в пустоту, откидывая голову назад и прижимаясь к двери, сил нет даже встать. — Ненавижу за то, что ты сделал с нами.