haikyuu!! «волейбол» имейджины с /т.и/

— Прекрасный вид. Сделать для тебя фото? — ты водишь ремнём по его ягодицам, не спеша переходить к активным действиям. Терушима все ещё смущенный и возбужденный после предыдущего раунда на твоих коленях. На покрасневшей, задранной вверх заднице виднеются яркие следы ладоней. Ты не щадишь его сегодня, но Юджи об этом и не просит. Если он чего-то и желает, так это быть выпоротым до бегущих ручьями по щекам слез. Весь день волейболист действовал тебе на нервы, делал что угодно, чтобы нарваться на это. Однако раскованному в вопросах секса Терушиме все равно сложно признавать, что он часто кончает, пока его шлепает собственная девушка. Юджи укладывается на подушке, что ты подпихнула ему под бёдра. Так позиция удобнее, и у тебя на сегодняшний вечер в запасе есть ещё одна идея. Волейболист нервно кусает губы и комкает пальцами одеяло, ожидая хоть какой-то команды. Но ты никуда не торопишься, медлишь специально, играешь с его нервами уверенно и профессионально. Терушима плавится от неизвестности последующих событий и изнемогает от желания коснуться себя. Потемневший от возбуждения член трется о наволочку, заставляя Юджи жмуриться и рвано выдыхать. — Ты мог бы быть хорошим сегодня, — твёрдая кожаная полоска гладит поясницу. — Я бы даже позволила тебе взять меня, — он шумно сглатывает, представляя это. — Но ты вёл себя, как непослушный мальчишка. Весь день пытался привлечь мое внимание, отвлёк от дел. — Я сожалею, — быстро выпаливает Юджи и сжимается под прикосновениям ко все ещё красным ягодицам. — Нет, не сожалеешь, — ты качаешь головой и наклоняешься к его уху, почти прижимаясь к нему губами. — Но ты будешь, малыш. Терушима от последнего слова млеет, ему нравится, когда ты так называешь. Приятная теплота расходится по телу. Он любит быть твоим «самым лучшим мальчиком». Его это заводит, успокаивает и расслабляет одновременно. Та власть, что ты имеешь над Юджи, подчиняет его полностью. — Я не буду прикасаться к тебе, потому что ты не заслужил, — Терушима хочет застонать протестующе, но хватает одного взгляда, чтобы он остановился. — Ты поможешь себе сам, — твои глаза опускаются на подушку под бёдрами волейболиста. Юджи не контролирует скорость, с которой алый цвет расползается по лицу. Да, обычно он уверенно флиртует, ведёт себя расслабленно и иногда напористо. Но в такие моменты, когда ты заставляешь Терушиму воплощать его собственные унизительные фантазии, волейболист сдержаться не может. Стыд от осознания, что ты будешь стоять здесь и наблюдать, как он, словно малолетка с шальными гормонами, пытается кончить, вжимаясь в подушку, проходит через все тело. Это грязно, и это чертовски сильно бьет по оголенным нервам возбужденного Юджи. — Справишься с этим? — он быстро кивает, стараясь избежать дальнейших пошлых фраз. — Покажи мне, — сейчас ты приказываешь. Юджи тихо хнычет и понимает, что не отвертится. Как бы сильно он ни старался спрятать лицо в сбитом одеяле, для твоего взгляда парень открыт с другой стороны. И эта доступность, выставленная напоказ, оставляет волейболиста безмолвным. Терушима притирается ближе к подушке, тихо охает от ощущения шершавой ткани на чувствительной, влажной головке. Ты наблюдаешь за каждым его действием, отмечаешь, как беспорядочно и быстро бёдра вжимаются в наволочку, когда он пытается довести себя до разрядки.  — Слово?  — Чёрный, — Юджи говорит спешно, ему не терпится начать. Он лишь однажды использовал стоп-слово, и тогда ты в первый раз увидела Терушиму в слезах. Ему было не столько больно, сколько страшно. Ты долго успокаивала волейболиста, убеждая его в том, что он по-прежнему молодец и хорошо справляется. После того момента ты переживала насчёт дальнейших экспериментов в спальне. Но Юджи хотеть меньше не стал, и от этого сердце бьется быстрее. Ты все ещё видишь абсолютное доверие в его глазах, ведь волейболист знает, что ты никогда не заставишь его превысить лимит. — Умница, — смотришь на то, как ямочки появляются на его ягодицах каждый раз, как Юджи подаётся бёдрами вперёд, и борешься с желанием коснуться их. — Сколько ты заслужил? У этого вопроса есть только один правильный ответ. — Сколько ты посчитаешь нужным. Хитрая улыбка расцветает на твоих губах. — Хоть здесь ты помнишь, как должен себя вести, — Юджи весь напрягается, зная, что последует. — Считай. Ремень опускается вниз с хлестким звуком. Ты осторожничаешь для начала, не спешишь вкладывать силу в удар. Но Юджи реагирует. Он не заставляет тебя ждать, быстро называет цифру и сильнее вжимается в подушку, прогибается в спине и возвращается в позицию, ожидая следующего удара. Ты не трогаешь место шлепка руками, как и обещала. Проводишь по оставшемуся следу, примеряясь. Ремень опускается чуть ниже предыдущей отметки, заставляет Юджи тихо ойкнуть и выдохнуть порядковый номер. Он сильнее сминает пальцами одеяло и выдыхает число три, но не останавливает собственные бёдра, вдавливающие подушку в кровать. На четвёртом Терушима соблазнительно прогибается и впервые отзывается несдержанным стоном. Цифра пять оказывается названа, когда волейболист сворачивается на подушке, устало вздыхая. — Эй, — внеплановый удар приходится чуть ниже ягодиц, внезапно переставших двигаться, и застает Юджи врасплох. Ты запрещаешь волейболисту засчитывать это. — Не останавливайся, хорошо? Мне нравится, как ты стараешься для меня. Часто комплименты действуют на него лучше грубых приказов, хотя Терушима их обожает. Но когда ты мотивируешь, убеждаешь, позволяешь, он все выполняет прекрасно и со стопроцентной вероятностью. Юджи шире разводит ноги, чувствуя, как член трется о ткань. Ему так хорошо, что хочется громко застонать. Ты в этот момент обходишь кровать и опускаешь ремень с другой стороны. Сильнее и резче. «Шесть» опаздывает, Юджи не торопится произносить. Он вцепляется пальцами в свои волосы, удерживая вес тела на локтях. — Скорее, малыш, не заставляй меня ждать. Из накатывающей эйфории его выдёргивает твой голос, снова напоминает о счете, снова говорит, какой Терушима красивый и послушный. Резким поворотом руки ты наносишь сразу два удара на две ягодицы. Юджи готовится потерять контроль, когда его толчки становятся все хаотичнее и грубее. Он отчаянно хочет подвести себя к оргазму, испытать то наслаждение, которое так долго искал. Ты все понимаешь, и, хорошо разукрасив верхнюю часть, переходишь на зону под ягодицами. Ремень снова и снова проходится по одному и тому же месту. «Тринадцать» Юджи хрипит отчаянно. Ты знаешь, что помогает Терушиме сохранять самообладание — факт твоего неведения. Ты контролируешь ситуацию, но лишь на какую-то часть. До тех пор, пока волейболист не смотрит тебе в глаза, пока вжимается лицом в одеяло и в него же скулит, он сможет многое вытерпеть. Тебе это не нужно. Ты хочешь полностью завладеть Юджи. Видеть, как он ломается и собирается заново, как кусает губы и краснеет, сдаётся и подчиняется.  — Хочу видеть твоё лицо, — ты не настаиваешь пока что, просишь. Сомневаясь и прибывая в прострации, Юджи все же поворачивает голову в бок, встречаясь с твоим лицом. Он выглядит просто невероятно горячо. Глаза покраснели, дорожки слез не высыхают на щеках, взгляд бездумный. Его губы дрожат, рот приоткрыт из-за тяжелого, шумного дыхания. Терушима так близок к своему финалу. Тереться о подушку и смотреть в глаза другому человеку — это постыдно. Юджи чувствует себя извращенцем, когда понимает, что у него от этого стоит до боли. Ты с наслаждением наблюдаешь, как с искусанных губ волейболиста каждый раз срывается новое число. Ему с каждой минутой все сложнее и сложнее, ты не оставляешь ни единого шанса лелеять надежду, что порка вот-вот остановится. Вы оба знаете, такими темпами Юджи скоро кончит. Очередь отрывистых, четких, монотонных шлепков обрушивается на волейболиста — Терушима вскрикивает звонко и тут же зажимает рот ладонью, будто бы стесняясь этого звука. Ты усмехаешься, смотря на то, как кожа в том районе начинает краснеть ещё больше. Он ёрзает, на каждый удар прижимаясь ближе к подушке. — Число. — Восемнадцать, — Юджи быстро исправляется, — и девятнадцать, — ты спешишь добавить ещё один. — Двадцать! — Люблю твой голос, — ты снова провоцируешь его держаться. — Не забывай дышать, малыш, для меня, хорошо? — напоминать об этом очень важно, потому что если Юджи собьётся, ему может стать плохо. Терушима буквально на финишной прямой. Он уже даже двигаться не может, сворачиваясь на большой мягкой подушке. Только еле заметные покачивания бёдер его выдают. Твои удары методичны и болезненны, их много. Они не дают парню шанса увернуться. По щекам Юджи бегут слезы, и ты почти позволяешь себе сжалиться над ним и все остановить. Но в глубине души вы оба этого не хотите. Терушима хнычет, извивается, но послушно принимает каждый удар. Он может кончить только от ощущения жалящей боли сзади, как произойдёт и сейчас. Где-то после двадцати семи Юджи теряет счёт, сбивается, плачет. Он не в силах справиться с накрывшими чувствами, не знает, чему именно уделить внимание: боль, наслаждение. Одно перетекает в другое. Его дыхание внезапно перехватывает, голос становится рваным, хриплым. Позвоночник выламывает, Терушима словно специально выставляет себя напоказ. Он кричит от боли, хватается за все, что попадётся под руку, и кончает. Все тело дрожит, ноги сводит судорогой. Юджи кажется, что он никогда такого не испытывал. — Ты в порядке, малыш? Когда Терушима открывает глаза, перед его лицом только ты. Нет той напыщенности и доминантности, сейчас ты — заботливая девушка. Юджи кивает неуверенно и протягивает руку вперёд, чтобы коснуться твоей. Он переплетает ваши пальцы и смотрит на тебя устало. — Как-то придётся объяснять всем, что я не могу даже на стул сесть, — усмехается волейболист. — Спасибо, /Т.и/. — За что? — ты убираешь налипшую на его лоб крашеную челку. — Ты не осуждаешь меня за мои желания.