Raven in a Locket (Ворон в медальоне)

На протяжении этих двух недель я не сводил глаз с Итачи. Мне удалось успокоить себя тем, что если он и в депрессии, то все не настолько плохо. Да, он все еще избегает людей, да он не улыбается, но не более. Пожалуй, Итачи не сторонится только меня. Хотя я не могу следить за тем, как он ведет себя в школе. Сегодня суббота, и Наруто позвал меня в кино. Я согласился: в конце концов, я не подписывался на то, чтобы проводить с Итачи все выходные. Какаши тоже одобрил, и это не могло не радовать. Пусть Итачи так и сидит дома. Хотя я понятия не имею, чем он занимается в школе все это время… Но сидеть дома, судя по всему, ему нравится больше. Пусть поступает, как хочет. Ирука высадил нас с Наруто возле кино. - Как твои дела с братом? Надеюсь, уже поладили? – спрашивает Наруто. - Я с ним почти не говорю… Так что не жалуюсь. - Но все-таки говорите. И это хорошо. Ты ведь не можешь ненавидеть его вечно, - тараторит Наруто, хотя фильм уже начнется с минуты на минуту. Наконец-то мы падаем на сиденья. Не смогу ненавидеть его вечно, хах? Иногда мне кажется, что смогу. Меня с ним ничего не связывает. Это больше не мой аники, и никогда им не будет. Потому что аники никого не убивал. Прервав свои мысли, я начал просто смотреть фильм. Ведь идя с Наруто, я желал хотя бы на время отвлечься. После фильма Наруто смеялся. Он постоянно пересказывал мне самые забавные сцены из фильма, чтобы хоть как-то развеселить меня. На самом деле все это время, пока мы ждали Ируку, я через силу пытался улыбаться. Это не могло не радовать Наруто. Потом наша беседа перетекла в русло, обычное для подростков. Мы не вспоминали Итачи, и я практически забыл о нем. А также ту боль и раздражение, которые он приносил. Около десяти часов я зашел домой, и здесь было непривычно тихо. Наверное, все спали. Только вот тихий стон сверху говорил об обратном. Я застыл. Тревожные мысли сразу охватили меня. Пытаясь отогнать их, мотаю головой и поднимаюсь в комнату. Нет, я ничего не слышу! Забираюсь под одеяло и хочу уснуть. Но, естественно, стон снова доносится до меня, и заставляет мурашки бегать по спине. Раздраженно вздохнув, я понимаю, что идти и будить Какаши – не лучшая идея. Я чувствую, как гнев вскипает внутри меня, и направляюсь в комнату брата. Схватившись за ручку, я понимаю, что дверь заперта. Мороз прошелся вдоль позвоночника. А потом – паника. Ощущения смешались. Я снова чувствовал себя ребенком, который отчаянно пытался остановить Итачи. Только сейчас я замечаю, что стучусь в дверь, как сумасшедший, и останавливаюсь. Глубоко вздохнув, я не могу понять почему. Почему я стою на этом месте? Почему меня это волнует? Дверь открылась, и мой старший брат стоит передо мной. - Что-то не так, Саске? – спрашивает Итачи, и слышно, как он пытается восстановить дыхание. Мой брат стоит в пижаме. Я щурю глаза. - Ничего, - я откровенно разглядываю штаны брата, пытаясь заметить хоть какие признаки крови. Не найдя их, поворачиваюсь и иду к себе в комнату. Боже, отчего я так реагирую? Не могу сказать, что мне было бы все равно, увидь я у него на руках кровь. Тогда почему у меня не сосет под ложечкой? Скорее я больше беспокоился о той обстановке, что была у нас в семье. Нет, я не хотел, чтобы все было как раньше. Не хочу, чтобы я вновь страдал вместе со своим братом. Это его болезнь, и она не должна касаться других. Закрыв глаза, я стараюсь отвлечься. Крик – это все, что я слышу. Снова отец и брат. Я слышу их так, словно они очень близко. - Прими эти гребанные таблетки, Итачи! – орет отец. - Нет! Они не помогают! – мой аники вторит ему. - Черт, Итачи! Врачи бы их не прописали, если бы они не помогали! Их вообще бы сняли с продажи, если бы они были пустышками! - Какой-то полный придурок выписал их, но толку от них нет! - А ты знаешь, как извлечь из них толк?! Ты слишком умный! - А разве это не то, чего ты добивался? Гений! – долгое молчание. И снова спокойный голос отца. - Пожалуйста, прими лекарство. Ты ведь не хочешь, чтобы тебе стало хуже? – и снова молчание, - Итачи, пойми, ты делаешь больно всем нам. Никто не хочет, чтобы ты был таким. Прими эти таблетки, если не ради нас, то ради Саске. Спор прекратился, и я услышал как открыли кран. Я просыпаюсь от того, что солнце слепит глаза. Сон, что я видел до этого, растворился в утреннем мареве. Ничего не могу вспомнить. Даже присев в кровати, я пытаюсь уловить нить сна. Значит, аники все-таки принимал таблетки от депрессии? Если есть лекарство от той болезни, то, должно быть, и от этой есть… Может, тогда я смогу вернуть своего старого нии-сана? Сползая с кровати, я убеждаю себя, что мне до этого нет дела. Что меня это совершенно не касается, и если Итачи будет пытаться покончить с собой, то это только его дело. Это ведь ничего, если я не буду волноваться о нем, ведь так?.. Но я все равно беспокоюсь. Разве такой убийца, как он, заслуживает это? Это что, мой крест - платить за все, что он совершил? Одевшись, я спускаюсь по лестнице. Надо немного перекусить. Итачи за столом, а Какаши смотрит новости с чашкой кофе в руке. Я заправил тостер и стал ждать. Итачи обошелся одним стаканом сока. Как только тостер щелкнул, я бросил поджаренный хлеб на тарелку и полез за джемом. Налив стакан молока, я сел напротив Итачи. Было тихо, пока Итачи в очередной раз не поставил стакан. В его глазах был интерес. А я не мог оторваться от его взгляда. - Зачем ты приходил ко мне ночью? - спрашивает он и снова поднимает стакан, чтобы опустошить его. - Я… мне показалось, что я кое-что слышал. Наверное, просто послышалось, - отвечаю. Брат смотрит на меня с легким удивлением, или же это смущение? Не могу сказать точно: одно мгновение - и Итачи снова не прочитать. Он безразлично отворачивается. Убрав стакан, Итачи уходит с кухни. Я слежу за ним взглядом, за тем, как он идет маленькими шажками гейши через комнату и скрывается за углом. Позже, у меня состоялся разговор с Какаши. Итачи тогда был в своей комнате. - Саске, я горжусь тобой, - мой опекун ждет, но я молчу, - по крайней мере, ты пытаешься казаться терпимым к своему брату. Я так ничего не ответил, поэтому мы смотрим телевизор в тишине. Но я все еще взвинчен. Это поведение Итачи с утра – оно беспокоит меня. Я хочу, чтобы все было нормально, неужели это так много? Я не готов идти на то, что пережил много лет назад.