Raven in a Locket (Ворон в медальоне)

Сижу в своей комнате, обняв колени, на которых лежит медальон. Дверь открыта, и Какаши проходит мимо, но останавливается. Он смотрит на меня с сожалением, вздыхает и садится ко мне на кровать. - Тебя что-то беспокоит? - Нет, - мой голос больше похож на стон. - Если ты простишь своего брата, то это не будет значить, что ты слаб или предал своих родителей, - говорит мне Какаши. - Почему я постоянно должен прощать? – я срываюсь на своего седоволосого опекуна. - Скажи мне, почему я должен его простить? Что такого он сделал, чтобы заслужить прощение?! - Саске! Ради бога! - Какаши повышает голос. - Я не собираюсь терпеть это до восемнадцатилетия Итачи! Ты видишь только свою собственную боль и не обращаешь внимания на то, что ранишь других тоже! Ты когда-нибудь спрашивал о том, как прошел его день? Спрашивал о его самочувствии? Веришь или нет, но медицина в силах изменить людей. Ты можешь не признавать, но я знаю, что депрессия, лекарства и бушующие гормоны могут свести человека с ума. Так что брось уже это, он единственный кровный родственник, оставшийся у тебя. Какаши встает и выходит из комнаты. Интересно, как долго он держал все это внутри себя? Я подтягиваю колени еще ближе, не зная, что делать. Я не хочу жить с Итачи, не хочу прощать его… Ведь ненавидеть – проще. Намного легче думать, что Итачи хорошо осознает, что сделал в тот день, убив родителей. Так проще. Намного проще его просто возненавидеть, чем понять. За обедом в воздухе висела напряженность, и никто не проронил ни слова. Я точно знал, что Какаши устал от моих капризов, но мне было все равно. Хотя этот разговор с опекуном вызывал желание расспросить брата обо всем. Расскажет ли он все сейчас? Гоню эти мысли от себя, пытаясь не свернуть с выбранного пути. Не хотелось бы снова ошибаться. Какая разница, что было причиной этого кровавого убийства. После обеда все расходятся по своим углам. Какаши ушел в свою комнату, я – в свою, Итачи остался внизу смотреть телевизор. Мне неуютно. Делать нечего, я и так практически целый день просидел в комнате, как и половину вчерашнего дня. Это сводит меня с ума. Тишина. Только я и мои мысли. Сомнение снова охватывало меня, и приходилось напоминать себе, что мне не до этого. Мой аники мертв, а Итачи внизу – совершенно другой человек. Лекарства не помогали. Я свисаю вниз головой с кровати. Мне все равно, что Итачи в гостиной, я просто хочу посмотреть телевизор, или хотя бы выйти из этой давящей на сознание комнаты, подальше от этих мыслей. Итачи сидел на диване и рассматривал свои ногти. Ладонь совсем близко от лица, а пальцы согнуты так, что их было прекрасно видно. На столе стоит лак. Брат дует на пальцы. Наконец он переводит взгляд на меня, и я вижу нездоровый блеск в его глазах. Ухмыляюсь в ответ, нащупываю пульт от телевизора и падаю на диван. И хоть я пытался не смотреть на брата, я слышал его случайный стук пальцев. Не знаю почему, но мне было неспокойно, и это всего лишь от его присутствия. Хотелось посмотреть на него только потому, что он сидит рядом. На ум приходят те слова, что вырвались у меня сегодня утром. Конечно, большинство из них я сказал сгоряча. И сейчас я снова сомневаюсь. Что это за чувство вины? Почему я чувствую себя виноватым перед ним, ведь Итачи не мучают угрызения совести за совершенное? Я не знаю. Возможно, хладнокровные убийцы никогда не чувствуют угрызений совести. Резко поворачиваюсь вправо. Итачи дышит слишком громко, этот звук бьет по нервам. Наши взгляды встречаются, неужто я думал, что он не заметит этого? Язык проскальзывает между губ, он подносит запястье к лицу. Итачи проводит языком по нему и я вижу кровь. Смешиваясь со слюной, мелкие капли стекают по запястью. Итачи слизывает их, и привкус собственной крови появляется во рту. Брат не сводит с меня глаз, и что-то странное в них. Я не могу угадать эти эмоции… Итачи дразнит меня, я уверен. Должно быть, он специально порезался назло мне, и судя по ране совсем недавно. Я не замечал этого, потому что старался не смотреть на него. Итачи облизал губы, которые окрасились в красный от собственной крови. И снова это странное ощущение в груди. - Разве это не то, чего ты так хотел?.. Ты так давно этого ждал, – Итачи говорит уверенно, с долей раздражения в голосе. И снова эта безымянная эмоция. Даже не знаю, что ответить. Чего Итачи хотел добиться этим? Он порезался назло мне? Или это вызов? Он играл на моих чувствах. Вопросы так и застряли у меня в горле. Итачи склонился ко мне ближе, и мое дыхание участилось, так же как и сердцебиение, только я так и не понял почему. Мысли, чувства, воспоминания затягивали меня в свой водоворот, и я чувствовал, что вот-вот захлебнусь. - Ты не понимаешь… Ты говоришь, что тебе нет до этого дела. Но сам умираешь от любопытства, почему. Почему я убил их, не так ли? – надменный взгляд Итачи. Точно так же брат смотрел на отца, когда они ругались. Да, я хочу знать почему. Где я допустил ошибку… Почему я не смог остановить тебя? Почему, проведя столько времени с тобой, пробуждая в тебе желание жить, ты берешь и убиваешь их всех? Почему их… а не меня? Почему я должен стать сильней? Почему слаб ты? Эти вопросы готовы были сорваться с языка, но сердце давно уже прекратило биться, зачарованное этими черными глазами. Они хранят в себе цвет багровой крови, которая пролилась так давно, крови родителей, в которой до сих пор испачканы его руки. И я чувствовал ее, этот металлический привкус крови. Словно на моих губах была кровь собственных родителей. Только сейчас я понимаю, что это мой брат нежно целует меня. Я не мог пошевелиться, и хоть пару секунд назад был напряжен, сейчас напрягся еще больше, если это вообще возможно. Разум кричит, но меня словно парализовало. Оттолкнуть, ударить… Еще один поцелуй… Мне стало плохо, и если бы брат не отстранился от меня, то, я уверен, меня бы вырвало. Его пальцы, тонкие бледные пальцы осторожно коснулись моего лица. Где-то глубоко во мне кипела ненависть. Но эти руки рождали не нужные мне чувства. И это наслаждение было выше, чем чувство отвращения к нему... к самому себе. - … для тебя, - тихий шепот. Но я не обращаю внимания на него, так же как и на большинство слов Итачи. Он встает, забирает фиолетовый лак и оставляет меня одного на диване. Задыхаюсь, а сердце бьется из последних сил. Отчего такая реакция? Почему он сделал это? Поворачиваю голову и вижу, как миниатюрные ноги поднимают Итачи по лестнице. Как только он исчез, я мигом бросился на кухню и склонился над раковиной, где как обычно стояла гора посуды. Меня снова скрутило, но я смог удержаться. Какаши зашел на кухню. - В чем дело, Саске? – беспокойно спрашивает опекун, подходя ко мне. Меня трясет, и Какаши сажает меня на стул, наливает стакан воды и подает его мне. - Что произошло? Ты вроде не был болен, как себя чувствуешь? – я молчал, тошнота не отступала. Что я могу ему сказать? Что меня поцеловал Итачи, а затем меня чуть не вывернуло в раковину? Положив голову на стол, я едва отпил воды из стакана. Волнение до сих пор сидело где-то в животе, готовое снова сжать все внутри. Да и все эмоции крутило где-то там же. Ужасное чувство: грязный, это мерзко, меня до сих пор трясло. Зачем он это сделал? Зачем поцеловал меня? Это неправильно. Это не было похоже на дружеский или семейный поцелуй. Так касаются человека, которого сильно любят. - Саске, все хорошо? – Какаши не мог успокоиться, бегая около меня. Конечно, меня до сих пор сильно трясло. - Все нормально, - я встаю на ноги. Медленно иду по лестнице, стараясь не смотреть в сторону комнаты Итачи. Мне нужен душ, хороший расслабляющий душ. Мне нужно смыть с себя это, очистить свою голову от этих мыслей. Сегодня я хочу побыть один. Хочу забыть все, что сегодня произошло между мной и братом. Включаю воду, кладу на столик пижаму и жду, пока вода нагреется. Стянув одежду, делаю шаг вперед, вставая под теплый душ. Надеюсь, вода смоет мои переживания и чувства, расслабит и успокоит. Мыло касается моей кожи, и никаких мыслей. Просто успокоиться, постараться забыть. Надеюсь, моя голова тоже станет чистой и пустой. Ведь я так и не смог найти объяснения этому поступку. А эти странные чувства – все равно я не буду обращать на них внимания. Отвращения нет - любопытство. Но все завтра. Действительно, лучше решить все завтра. Выключаю душ и выхожу. Вытеревшись, натягиваю на себя пижаму и бреду до своей комнаты. Скользнув под одеяло, закрываю глаза. Я так устал, но сон не шел ко мне. Шли часы, а я не спал. Возможно, мне хотелось вновь услышать приглушенные стоны брата. Интересно, он порезался, чтобы спровоцировать меня, или в этом был другой смысл? Не думаю, что эти порезы были сделаны прошлой ночью. Но тогда что?.. Я укутываюсь еще сильней, натягивая одеяло до самого подбородка. Я хочу спать; завтра в школу, в конце концов. Утром меня будит скрип двери. Открыв глаза, пытаюсь понять, что происходит. Какаши подходит ко мне, и я поднимаю взгляд на него. Он опускается; беспокойство написано на его лице. - Не похоже, чтобы у тебя была просто простуда. Может, не пойдешь сегодня в школу? – говорит он, я лишь киваю в ответ. По правде говоря, я не болен, но идти в школу меня тоже не прельщает. Вряд ли я хорошо выгляжу из-за вчерашнего, да еще и ночь без сна. Неудивительно, что Какаши подумал о том, что я болен. И я благодарен за это. Какаши уходит, прикрыв за собой дверь. Я прикрываю глаза, думаю, стоит еще поспать. Находясь на тонкой грани сна, я вспоминаю его слова «…для тебя». Что это значит? Пытаюсь вспомнить то, о чем мы говорили до того, как он меня поцеловал, но не могу. Память словно стерли. Скорее всего, это шок.