Raven in a Locket (Ворон в медальоне)

Воспоминания больше не вызывали ненависть. Они будили во мне лишь те чувства, что заставили поцеловать брата. Я предал себя. Этот человек забрал мою семью, мое детство. Когда я был маленьким, то заботился о моем нии-сане, мне казалось, что я был его миром, тем что составляет смысл его жизни. Тогда это вызывало у меня гордость, сейчас - страх. До сих пор его мир – это я, и это пугает и смущает меня. Разве это чувство – эта любовь – последнее, что у него есть? Неужели брат всегда любил меня, а я был настолько слеп и глуп, как младенец, чтобы не заметить это? На протяжении нескольких недель я старался отделить старые и новые чувства к брату. Я отказывался называть это любовью. А старые чувства мне пришлось сразу запихать поглубже в сознание. Да, я перестал ненавидеть, но мне не хотелось, чтобы ненависть исчезла. Злиться и правда легче, но я устал от этого. На протяжении этих недель Какаши следил за мной. Наверняка я был похож на отрешенного от сего мира зомби, ведь все мои споры я решал внутри себя. И снова сижу в комнате, вертя в руках подарок Итачи. Вспоминая все то, что я испытывал к нему, сильней всех было чувство защиты. Такое наверняка должен испытывать старший брат к младшему. Это чувство сродни эгоизму, желание не отпускать от себя. Неужели… мы не могли избежать этой влюбленности? Где они, эти невинные чистые чувства к моему брату, не предвещающие ничего более? Те отношения, что были, и те что сейчас – насколько они разные? Нет, я не влюблен… я уверен в этом. Да, у меня есть чувства к своему брату. Да, я понял это. Это не только братские узы, но и что-то большее, жаль, не могу разобраться – что. А может, это лишь разыгравшееся воображение. Или все еще не могу свыкнуться с этой мыслью. До тех пор, пока не узнаю «зачем». Но я не собираюсь искать Итачи, чтобы спросить у него. Судя по всему он еще не собирается раскрыть мне тайну. Ложусь на кровать и прокручиваю в памяти все, что случилось; быть может, это поможет мне пролить свет на происходящее. Пытаюсь вспомнить своего брата в целом. И неожиданно сам задаю себе вопрос. Почему мне снится мое прошлое? Неужели я настолько блокировал свои воспоминания? Забавно… Размышляя о брате, я раз за разом обращаюсь к себе. Сжимаю в руке медальон и начинаю свой ритуал. Тихие щелчки при закрытии створок успокаивают меня, позволяя размышлять дальше. Первый вопрос: о любви. Да, мои чувства к старшему брату довольно сильные. Возможно, это любовь, об этом даже не спрашиваю. Я даже понимаю, что просто не могу пока принять это чувство. Но тут же возникает вопрос, почему? Изменит ли хоть что-то мой ответ, мое мнение? Мне страшно, если вдруг ничего не изменится. Я не способен любить своего брата именно так, это противоестественно. Это не грех, если посмотреть на это чувство под одним углом. Но и это не выходило, ведь мои мысли не были настолько чисты и непорочны. Это неправильно не только потому что он мой брат и мужчина, но и потому, что он убил нашу семью, хоть и считал это спасением. Вздыхаю. Да…я волнуюсь за брата. Чувства не исчезают бесследно, ведь так? Просто не могу больше закрывать на это глаза, прикрывая все неосведомленностью и аморальностью. Все-таки здесь еще столько нюансов из-за неразберихи с Итачи, что разрывалась голова. И все-таки я пришел к выводу, что не готов принять эти чувства. Да и не знаю точно, нужно ли вообще с ними хоть что-то делать. И вот, второй вопрос. «Не жить в прошлом». Не понимаю. Для меня нормально искать корни настоящего в прошлом. Так я поступаю, чтобы понять Итачи «из настоящего». Это помогает мне. Но все мои мысли и принципы застревают в прошлом. Именно поэтому я все еще чувствую себя виноватым перед Итачи. А до этого подпитывал воспоминаниями ненависть, которая сейчас отошла на второй план. Живя прошлым, я могу использовать лишь собственный опыт и наблюдения. Распахнув глаза, прекращаю этот монотонный ритуал с медальоном. В прошлом я думал, как ребенок. А значит, мне не хватало знаний читать между строк. Все, что я видел, так это ссоры отца и брата, который вечно обвинял нии-сана в чем-то. Я лишь понимал, что заставляю брата воздержаться от самоубийства, не разбирая его реальных мотивов. Думаю, сейчас я бы смог разобраться. Итачи любил меня и все это делал ради меня. Мне стоит отпустить это все и перестать жить в прошлом, ища новый смысл. Ища новые ответы на вопросы. Не те, что лежат на поверхности, как то лекарство от депрессии. Или слепо ненавидеть Итачи. Пытаться выслушать его, а не выжигать клеймо убийцы. Закрываю глаза, довольный выводом. Теперь я буду смотреть на все иначе, новым взглядом, а не как раньше: через призму ненависти и лени смотреть вглубь. Постараюсь увидеть недостатки моих родителей, а не только своего брата. Это не может быть только его вина, я понимаю это. На пустом месте не сходят с ума и не впадают в депрессию, должна быть причина, проблема, с которой мой брат столкнулся. Наконец я подвожу черту. Все-таки это неплохие выводы, да и сделаны за один день. За этот день я так и не вышел из комнаты. Мне не хотелось видеть ни Какаши, ни Итачи. Но меня до сих пор гложет вопрос «зачем», а значит, нам предстоит как минимум еще один разговор. И мысль об этом больше не казалась настолько мерзкой, да и растерянности она не вызывала. Зевнув, я понимаю, что на сегодня мои ресурсы исчерпаны. Это был день, когда мой нии-сан «заболел». Это был день, когда начались этот плач и крики. Это был последний день моей детской непосредственности и невинности. Я постоянно был рядом с мамой и с Итачи, когда была возможность. Но такое случалось редко. Брат постоянно был занят, хоть и пытался выкроить мне хоть какое время. Пытались поддерживать наши братские узы. Но даже тогда у него был достаточно плотный график. А мне как брату просто не было места в нем. Почти всегда мы проводили время вместе по выходным. И сегодня мы играли в теннис. По правде говоря, у нас был волан и одна ракетка. Тогда мне нравилось бросать его руками. В то время я еще не опекал брата, и мне не надо было следить, как бы он не порезал себя. Тогда ничего не говорило о том, что Итачи несчастен или ненавидит жизнь. Я узнал об этом случайно, когда произошел спор между ним и отцом, а мама плакала. - Итачи, у тебя сегодня игра. Одевайся, нам пора, - отец полностью игнорирует меня. Я привык к такому поведению: на меня никогда не обращали внимания, оставляя на втором плане. Особенно, когда успех аники пошел в гору. Итачи встает, а я смотрю на него обиженным взглядом. Он склоняется и вручает мне ракетку и волан. - Убери их. Хочешь, вечером я почитаю тебе? – он дает обещание и легонько ударяет меня по лбу и лишь потом уходит на теннисный корт. Только потом, во время скандалов я узнал, что Итачи никогда не нравился теннис, ровно как и любой другой вид спорта, которыми он занимался. Он играл и в футбол, и в теннис, был участником школьной шахматной команды, вдобавок, состоял в двух юношеских командах, где был самым младшим, но подающим надежды игроком. Брат пришел домой около шести. Я видел, как он зашел в ванную, чтобы ополоснуться после игры. Дождавшись, пока Итачи выйдет, я пошел к нему в комнату, чтоб он почитал мне историю, как и обещал. Все-таки скоро мне надо было ложиться спать. Он выходит и осторожно выглядывает из-за угла. Спокойное лицо, но если знать его достаточно хорошо, то можно заметить проблеск озорства. Эдакая игра в прятки. Хихикаю и прячусь за углом, прижимаясь спиной к стене. Слышу, как брат открывает дверь в мою комнату. Я вхожу следом и вижу, что он уже сел на кровать. Луна отражается в его глазах, холодная, как два стальных диска. Он усмехается и собирается что-то сказать, но голос отца обрывает его. - Итачи, мы с мамой хотим поговорить с тобой, - голос отца из гостиной. И снова взгляд брата устремлен на дверь. Итачи встает; два самых важных человека в моей жизни просто не находят для меня времени. Я осторожно подхожу к лестнице, чтобы слышать и не быть замеченным. - Мы знаем о твоих успехах, Итачи, - начинает мама, - и очень гордимся тобой. - Но это не все. Ты учишься только на отлично, совмещая все это со спортивными секциями, занял первое место в округе по шахматам. Но это не все, на что ты способен, - отец замолкает, но брат молчит, поэтому он спешит продолжить, - мы подумали, что тебе стоит закончить школу экстерном. Отец говорит это так, что у Итачи не остается выбора. - Что? – переспрашивает брат, никак не показывая своих эмоций. - Учителя согласны с тем, что ты должен пойти дальше. В школе ты лишь теряешь свое время, поэтому стоит закончить ее как можно быстрее, - объясняет отец. - Я не хочу, - безапелляционно говорит Итачи. - То есть, как это не хочешь? - Перестаньте устраивать мою жизнь. Я и так младше всех в своем классе. Хватит думать за меня, дайте мне поступать так, как хочу я. - Итачи, но мы ведь хотим сделать как лучше, - успокаивает мать. Но именно в этот момент мой брат сорвался. - Херню вы творите, - говорит брат слишком спокойно, - я больше не буду пропускать классы, не перейду в школу для одаренных и бросаю спорт. Спор продолжался около получаса, а услышав шаги, я мигом закрылся в комнате. Я тайком выглядываю из-за угла. Помню, что в этот момент мой брат был похож на труп, настолько бледен он был. Вижу, как он заходит в ванную и с бритвой в руке идет к себе в комнату. Тогда я не думал об этом. Не думал, что он способен причинить себе боль, а сейчас понимаю, что именно в этот день он «заболел». На следующий день брат не разговаривал ни со мной, ни с кем-то еще, равно как и не объяснил причину такого поведения. Долгое время он старался избегать всех нас. Но однажды эта стена из холода растаяла, и Итачи пришел ко мне; именно я был его спасением.