Raven in a Locket (Ворон в медальоне)

Не собираюсь подниматься с постели. Это был прекрасный сон, и хочется повернуться на другой бок, чтобы продолжить нехитрое занятие. Но солнце, хозяйничавшее в комнате, сделало это почти невозможным. Глаза оставались закрытыми, но, несмотря на все желание вернутся в мир сновидений, я не мог. Сегодня воскресенье, а значит – это последний день, когда Какаши работает в ночь. Вечер субботы был волшебным. Хотя так и не могу понять почему именно. На ум только и приходили разговоры на разные темы, совместный просмотр новостей. Но итог налицо: я лежу здесь и я счастлив, и дело не только в красочном сновидении. Наконец встаю с кровати и вот уже готов к новому дню. Неплохо было бы освежиться в душе, так я и сделал. Мне было все равно, что надевать – сегодня самый обычный день. После направляюсь на кухню с настроением чем-нибудь перекусить. Отголоски приятного сна до сих пор кружили мне голову. А когда замечаю брата на кухне, то сладкое чувство опьянения еще сильней затуманивает разум. Но я молчу, и Итачи, конечно, делает тоже самое. Вспоминаю то, что было вчера. Вечером я расспрашивал его о времени, проведенном в психиатрической лечебнице. Казалось, что это было так давно. Итачи был немногословен, откровенно говоря, он практически ничего не рассказал. И это беспокоило; неужто было что-то, о чем я не должен знать. Неужели все было настолько ужасно. Машинально касаюсь пальцами медальона, затем беру тарелку, чтобы положить завтрак. На самом деле мы много о чем разговаривали, но это «почему» не выходило из головы. И хоть я так не задал вопрос, что-то внутри не давало мне покоя. Мне было интересно, но я старался убедить себя в обратном. Чем больше мы говорили с ним, тем больше я понимал логику брата, тем больше мне казалось, что он никогда не сходил с ума. И хотя в голосе Итачи не было нот счастья или печали, он не походил на сумасшедшего. Возможно, он иногда все еще впадает в депрессии, но уже это не так заметно. Не думаю, что его депрессия могла стать причиной психического расстройства. Итачи – загадка. Человек, о котором я знаю чертовски мало, но больше остальных. Только я понимал его в детстве, и, возможно, только мне предстоит разгадать его тайну. С другой стороны, мне хочется, чтобы он так и оставался для меня кем-то загадочным. Отрываю взгляд от тарелки с хлопьями и вижу перед собой человека, о котором думаю. Он смотрит в глаза, но я отворачиваюсь и опускаю взгляд, не в состоянии выдержать его. Жалко. Не поднимаю глаза на протяжении всего завтрака. И почему я не могу смотреть на брата? Я хочу утонуть в этих черных омутах его глаз, и желание делает меня покорным и слабым. Наверное, чтобы не казаться таким. Конечно, Итачи не думает о подобном, это лишь такой способ смутить меня, лишний раз убеждаясь, что он мне не безразличен. Наверняка, он находит это забавным. Шорох одежды заставляет меня обернуться. Итачи ушел с кухни. Смотрю вслед, и «почему» снова проникает в мою голову. Знаю, спросить очень легко. И хоть я отрекся от прошлого, оно вновь стучится в дверь. И хоть прошедшее лучше оставить позади, надо ответить на некоторые вопросы, чтобы не повторить своих ошибок. Интересно, Итачи ждет от меня это «почему»? Отодвигаю миску и заглядываю в гостиную. Мой взгляд задерживается на брате лишь секунду, и я сразу поднимаюсь к себе в комнату. В конце концов стоит вести себя как обычно. Зайдя в комнату, стараюсь придумать что-нибудь, лишь бы отвлечься. Хватаю книгу и падаю на кровать. Только сосредоточиться на ней не вышло. В книге пишут о любви, а это вновь возвращало к мыслям об Итачи, а, значит, и к моему вопросу. Он словно преследует меня. Но сейчас не время для расспросов, и страх снова закрадывается ко мне в душу. Хоть я понимаю, что бояться нечего. Возможно, я тайно желаю чувствовать это, или что-то снова сбивает меня с пути. Хочу понять, но страх перед правдой сковывает меня. Вспоминаю наши разговоры и пытаюсь убедить себя, что Итачи не сумасшедший, но тень депрессивности еще лежит на нем. И это мой аники, только он нужен мне. У безумия слишком высокая цена. Брат не такой. Мне нечего волноваться. Это ведь все равно мой аники. Уговоры самого себя не помогают, и я волнуюсь. Зачем спрашивать, если не уверен, что действительно хочу знать? Не хочу больше думать об этом. Я спрошу Итачи, я сделаю это. Не могу больше не обращать на это внимания. Какаши все еще был дома. Но когда я услышал его голос с лестницы, который сообщил, что он уходит, то почувствовал облегчение. Кричу в ответ что-то вроде «удачи», давая понять, что услышал. Сижу в комнате и тяну время. Я ведь собирался спросить Итачи. Смотрю на дверь, словно брат вот-вот зайдет ко мне. Но ничего не происходит. Не выдерживаю, встаю с кровати, кладу книгу на стол и направляюсь к двери, только она сама распахивается передо мной. Конечно, это брат. Он входит, закрыв за собой дверь. - Почему не спускаешься? – спрашивает после того, как дверь с щелчком закрылась. - Был занят, - бросаю в ответ. Решаю не отводить взгляд, а удерживать его. Где-то в душе я знаю, что только так могу задать волнующий меня вопрос. Иначе мне придется ждать следующего раза. - Тебя что-то беспокоит? – голос Итачи почти не изменился. Моргаю и вновь прожигаю его взглядом. Мысленно я похвалил себя за выдержку и продолжаю смотреть на него. Открываю рот и ничего не могу сказать. Слишком взволнован, нервы. Как бы сказать? До сих пор всматриваюсь в глаза, в надежде, что Итачи поймет меня. Мной овладевает отчаянье, как тогда, когда пытался признаться ему в любви. Хочу, чтобы он прочитал меня, но не потому, что не могу спросить, а потому, что не знаю как. Кажется, Итачи сам не понимает меня, а его ищущий взгляд скользит по мне. Нервы заставляют касаться медальона, подаренного мне братом. Снова собираюсь спросить, но страх ударяет в голову. И я чувствую бесполезность всех своих рассуждений. Даже если Итачи немного болен, он все равно может совершить хладнокровное убийство. Опускаю взгляд на серебряный кулон на шее. Не могу так. Поэтому я должен спросить. Если он и правда все осознавал… нет, он не убийца… должна быть причина. Не похоже, чтобы Итачи сделал это только из развлечения. Аники не такой. Но… что если? Часть меня все равно застряла в прошлом, хоть я и пытаюсь убедить себя, что живу только сегодняшним днем. «Не сомневайся в нем! Не возвращайся к самому началу! Не запирай себя в прошлом!» Прикосновение руки заставляет меня очнуться от мыслей. Смотрю в черные глаза, а бледные пальцы скользят по моей щеке. И снова в горле комок, который пытаюсь проглотить. - Спрашивай, - одно слово. Всего лишь одно слово слетает с его губ. - Я жалок. Все-таки, я не стал сильным, как ты хотел. - тяжело. Так не должно быть. Я только и могу, что жалеть себя. Закрываю глаза и отстраняю руку от лица. Мне стыдно. Почему я не могу спросить? Я слишком слаб, я… - Жалость – это слабость. Не поддавайся ей, - говорит Итачи. Что он имеет в виду? Он презирает меня? Отголоски гнева вспыхивают во мне, и я бросаю на брата испепеляющий взгляд. И в очередной раз убеждаюсь, что ненависть все еще живет во мне. Но Итачи словно не обращает на это внимания. Он ждет вопрос. По его словам я не должен себя жалеть. Он наставлял меня на путь истинный. Была ли это благодарность? Ведь я принял его чувства, не оттолкнул их. По крайней мере сейчас. Мне было тяжело, но я принял их. И это было только мое решение. Я сделал это, и не могу остановиться на полпути. Я приму Итачи, каким бы он ни был. Смотрю на брата, и два тихих слова изрекают мои уста. - Аники…почему? Итачи молчит, хоть и видит мой вопросительный взгляд. Волнуюсь: он еще считает, что слишком рано? Нет, дело не в этом. Итачи подготавливает себя? Протягиваю руку и касаюсь его пальцев, делаю шаг навстречу. - Бесполезные слова утешения могут завести нас гораздо дальше от истины, - и хоть его слова едва слышны, он говорит в обычной для него манере. Я молчу и просто жду, когда мое сознание сдастся. – Кто-то видит в этом падение, а кто-то - возрождение. Никто не извлек урока из этой Гражданской войны, что была у нас. Кричали, искали поддержки друг у друга, но не защищали самого ценного. Чистоту и невинность очень легко запятнать, Саске. Это позор. Молчу, словно ожидал большего. Ведь ответа как такового не было. Поворачиваюсь и сажусь на кровать. Смотрю на пол, а Итачи так и стоит рядом со столом. Обхватываю голову руками: неужели это заставляло моего брата волноваться? А, может, нужно время, чтобы подумать. Он говорит о нашем отце, который учил Итачи жить. Не слушая его, не заботясь о желаниях брата. Слушая лишь восхищение соседей, ведь иметь сына-гения – это честь, не так ли? Но никто не может жить чужой жизнью, не имеет права указывать другим. Поэтому Итачи и был слаб, это то, что он хотел сказать мне. Он был слаб, потому что не мог перечить отцу. До тех пор, пока что-то не побудило брата набраться сил и убить его. Этим чем-то был я. Я толкнул Итачи на убийство. Отец начал проявлять интерес ко мне, собираясь устроить и мою жизнь. А я был единственный, кто оставался оплотом надежды для брата. Не знаю, что точно произошло, но это не важно. Как болит сердце. Сжимаю рубашку, но не решаюсь поднять глаза. Тихие шаги рядом. Он сделал для меня все, он … Это был единственный способ спасти меня на тот момент… Итачи остановился передо мной. Он был лишен детства: всегда занятой, лишенный компании сверстников. Это вина отца. Именно он был провокатором всех ссор и истерик. Плач матери не волновал Итачи. Она так и не смогла сделать то, что получилось у меня. Он хотя бы понимал, что заставил повзрослеть меня слишком рано? Его депрессия заставила взять на себя ответственность за брата, заменить ему родителей. Я был с ним, пытался понять его. Из-за брата я лишился детства. Но потом отец переключился на меня, желая видеть успехи двух сыновей. Итачи любил меня, он не желал, чтобы решали за меня, лишая будущего. Он должен был сделать что-то. Аники предпочел взять на себя ответственность, чтобы освободить меня, доказать что любит. Поэтому он решил… - …Защити меня... – поднимаю голову, чтобы посмотреть на брата. Боль в груди только усиливается, когда я вижу его лицо. Иной посчитал бы, что Итачи все равно. Но я вижу облегчение и теплую любовь. Но где-то среди этого затерялась боль, которая вновь пронзает сердце Итачи никогда не говорил мне нежностей, так же как и не признавался в любви. Но в этот момент я лишний раз убеждаюсь в его чувствах. Брат садится рядом на кровати. Кажется, словно все наконец-то встало на свои места. Кладу голову на плечо. И снова это странное чувство влюбленности накрывает меня. Никогда бы не поверил в это пару месяцев назад. Итачи сжимает мою руку. Мы молчим, сейчас не время для разговоров. Мы знаем друг друга достаточно хорошо, и нам нечего боятся. Склоняю голову и заглядываю в лицо брата. Он смотрит на наши руки, но, едва заметив шевеление, переводит взгляд на меня. Поднимаю голову на несколько сантиметров, и наши губы встречаются. Кажется, одно-единственное чувство хочет вырваться на свободу. Ведь это не так уж и плохо - иногда делать то, чего хочется? Это мой мир: мир, где я и мой брат рядом. Так глупо, но на место ненависти и боли пришли облегчение и легкость. Брат кладет свою ладонь на лицо и приподнимает мой подбородок. Наш поцелуй становится глубже, и я толкаю его. Никогда бы не подумал, что способен на такое. Я возвышаюсь над ним, стоя на коленях на кровати. Короткий вздох, и снова обхватываю его губы. Снова толкаю брата и сажусь сверху. Его тело - на кровати, а мое – на его. Я прерываю поцелуй и легко, словно крылом бабочки, касаюсь его шеи. Мы так и не расцепляли рук все это время. Но это пока. Что-то внутри меня умоляет бежать отсюда, но как только я вновь целую брата, то понимаю, что давно уже сошел с ума. И это божественно.