Raven in a Locket (Ворон в медальоне)

В этот субботний вечер я не мог уснуть. Далеко за полночь, а Итачи еще не зашел ко мне. Одиночество скребет в груди и заставляет меня встать. Почему он не пришел? С этой мыслью хватаюсь за дверную ручку. Выглядываю в темный коридор и не вижу ничего, что могло бы заставить Итачи оставаться у себя. Тихо иду и спокойно открываю дверь брата. Он не спит и сидит на кровати. Прикрыв дверь, подхожу к нему. - Почему так долго? – спрашиваю его. - У Какаши горел свет, когда я проверял, - отвечает Итачи. Усаживаюсь на его постели, словно на своей. - Не горит, - спорю я. Какая мелочь! Чувствую, что злюсь. Это не может так больше продолжаться! Я устал постоянно прятаться, чувствовать себя грешником. Разве я должен заботиться об этом, словно это какая-то болезнь, которую надо излечить? Мне нужно больше. Склоняю голову, чтобы поцеловать брата. Хочу свободно касаться его, когда хочу, держать за руку, быть с ним. Вот и все. Поцелуй заставляет мои мысли уйти на второй план. И все равно внутри гложет беспокойство, мне одиноко. Я никогда не смогу насытиться этим поцелуем. Но это не может остаться безнаказанным. Именно поэтому Итачи отстраняется первым. Он знал, что нас ожидает, если об этом узнают. Но ведь Итачи сам говорил мне не беспокоиться об общественном мнении. И все равно мы скрываем наши чувства. Неужели это единственный способ? Хочется спросить брата, чем это грозит. К чему мне готовиться? Тогда уже и будем решать: стоит оно того или нет. Я даже представить не могу, что может быть важней, чем наши чувства. Облизываю губы, словно спрашивая разрешения продолжить. Когда Итачи склоняется, мне становится сложно дышать, а жар охватывает тело. И дело совсем не в том, что я жажду секса. Выпускаю хриплый стон, сжимая ладонь Итачи еще сильней. Поцелуй становится глубже, но от этого мое раздражение просыпается вновь. Больше не могу так. Мне нужно другое, мне нужно больше. И ничего не могу сделать; хочу, но не знаю, что… меня ждет…неизвестность. Итачи не делится со мной своими предположениями. Это его способ защитить меня, но от чего? Он ведь хотел, чтобы я стал сильным, не так ли? Касаюсь губ и просто смотрю в глаза брату. Такие же, как и мои собственные. Скосив взгляд, откидываюсь на подушку. Я хочу остаться здесь. Только одну ночь вместе, и проснуться рядом с ним. Всего одна ночь, неужели я многого прошу? У Итачи безразличное выражение лица, но по иронии судьбы на нем написано так много. И сейчас мне не удается догадаться, что именно. - Он знает, - сообщает брат. - То есть? – я присаживаюсь на кровати. - Видимо, он ждал, пока я пойду к тебе, - Итачи делает паузу, - не знаю, как он объяснил себе то, что вышел из комнаты именно ты. Возможно, Какаши подумал, что ты пошел в туалет. Во всяком случае, было бы лучше, если бы ты вернулся к себе. И это вызывает во мне чувство протеста. - Ну и что с того? Разве он сможет помешать нам? – я знаю, у Итачи есть ответ, он просто не дает его мне. Я не хочу уходить, пусть это звучит совсем по-детски. - Ты еще не готов, Саске. Смотрю на брата в замешательстве. - Просто вернись к себе, - он делает паузу. - Все, Саске, иди. И не могу не послушаться. У Итачи ведь все продумано, верно? Я доверяю ему. Но почему бы ему просто не рассказать мне план. Или я не готов для него? Он все спланировал, он готов к любому повороту событий, а я – нет. Злюсь и выхожу из комнаты, но не позволяю себе даже хлопнуть дверью. Лежу в постели и пытаюсь уснуть. А чувство раздражения до сих пор не покидает меня. Вскоре сон милостиво забирает меня в свои объятья. Так и засыпаю в одиночестве… Утром, одевшись, по привычке спускаюсь на кухню. Какаши еще нет, зато нахожу здесь брата. И почему-то от лицезрения Итачи на меня снова нападает злость. Он обращается со мной, как с ребенком. А ведь я его брат, возлюбленный, любовник. Неужели у Итачи есть свои причины так защищать меня? Но эта мысль вызывает у меня еще больше негодования. - Какаши еще спит? – спрашиваю, доставая пакет молока. - Нет. Он с самого утра в магазине, - поясняет брат. Киваю и сажусь со стаканом молока напротив Итачи. - Итачи… - бросаю быстрый взгляд на брата и вижу, что он весь во внимании. Не знаю, что говорить дальше. Не то, чтобы я начал жаловаться, просто надо поставить все точки над «i». Мне надо точно дать понять, чтобы он обратил внимание на вчерашний разговор, - последняя ночь. Молчу, понимая, с каким трудом мне удалось собрать два слова вместе. - Все это в твоих же интересах, - говорит Итачи, - сейчас у нас не самое лучшее положение. - И какое же оно, это «положение»? – не скрываю раздражения в голосе. Мне хочется спровоцировать его. - Ты прекрасно понимаешь. - Видимо, мы думаем по-разному. Я сам решаю, готов или нет, а не ты, - голос звучит властно. - Готов ты или нет – не имеет значения. Пока мы в таком положении - не стоит рисковать. Уж лучше пусть будет так, Саске, - Итачи говорит так, что нет смысла убеждать его в обратном. - Что будет, если он узнает? – наконец спрашиваю я. - Нас разлучат, - вот и ответ. Не то, чтобы я расстроен - мне смешно. Сейчас не то время, чтобы мы смогли совладать с этим. Думаю, это все нервы. Ведь мне казалось, что мы с братом слишком тесно связаны. И так было, стоило мне лишь подумать о разделении. Какой же стресс тогда был у Итачи? Должно быть, его мозг работает без перерыва, просчитывая всевозможные комбинации и решения. Хоть я и чувствовал себя обделенным, мне хотелось, чтобы Итачи придумал, как избежать этого. А может, стоит последовать его совету и решать проблемы, когда они возникнут? Итачи прав, Какаши едва заметив, что под крышей его дома творится что-то неладное, попытается тут же пресечь это. В конце концов, опекун часть общества, и вряд ли одобрит наши отношения. Я жил с Какаши достаточно долго, и не сомневаюсь, что так и будет. Но неужто он пойдет на то, чтобы разлучить нас? Мне и всего-то надо лишь спокойно жить в этом мире и не беспокоиться, что могу быть пойман или еще что-то. Допив молоко, я отправил стакан в раковину. Подхожу к брату, а он поднимается со стула и идет в гостиную. - Не стоит так волноваться. Давай… - … решать проблемы, по мере их поступления, - заканчиваю его мысль, и он кивает в ответ. - Но это не все, чего стоит опасаться? – спрашиваю потому, что тишина угнетает куда больше. - Да. Но с этим ничего не поделаешь. По крайней мере, сейчас, - объясняет Итачи монотонным голосом. Пусть слова и кажутся крайне правильными, но равнодушный тон придает им другой оттенок. Знаю, он беспокоится обо мне. Но иногда мне надо чувствовать, что пустота внутри меня не будет разрастаться еще больше. Все из-за Итачи. Мне его слишком мало. Осторожность превыше всего. Хоть мы и сидим в гостиной, я так и не включал телевизор. Моя голова у него на плече, пока Итачи листает страницы книги. Даже если брату и неудобно, он не сказал об этом. Он переворачивает уже десятый лист: я ни на секунду не уступаю ему в скорости чтения. Сейчас соприкасаются не только наши тела, но и даже наше воображение рисует одинаковые образы. И все равно чувство опасности, опасности быть пойманными, скребет в груди. Но я стараюсь расслабиться и не думать об этом. Мой взгляд прикован к книге. Но Итачи не переворачивает следующий лист, я вопросительно смотрю на брата. Он, склонившись, легко целует меня. Адреналин бьет в крови, обостряя все чувства до предела, особенно боязнь быть застуканными. Я почти захлебнулся в чувствах. Почти, потому что нашу идиллию разрушил скрип входной двери, что был сродни взрыву бомбы. Отпрыгнув от брата, я моментально выпрямился. Но все равно, делаю это слишком медленно. Итачи захлопывает книгу и кладет ее на стол. Нас застукали. Какаши бросает подозрительный взгляд, и хоть я весь напряжен, стараюсь сделать непринужденный вид. Итачи знал, и это его «знал» было написано сейчас на лице. В гробовой тишине Какаши прошел на кухню. Выйдя к нам снова, он бросает лишь одну фразу. - Итачи, нам надо поговорить; Саске, иди к себе, - это был приказ, даже не просьба. Но мне все равно хотелось остаться. Ведь это касается и меня, почему он должен говорить только с Итачи? Нехотя встаю на ноги и медленно, не торопясь, поднимаюсь по лестнице. Пытаюсь сделать вид, что собираюсь к себе. Наверху я слышу обрывки фраз. Какаши едва повышает голос, но точно разобрать, о чем он говорит – не могу. Опекун сдерживает себя. Волнение скручивает внутренности. Пустота внутри растет, поглощая все на своем пути, и я не могу ничего с этим поделать. Так же как и с душевной болью. Какаши говорит еще громче. Плохая примета. Теперь я могу разобрать разговор. - И я не хочу, чтобы ты приближался к Саске до этого момента. Ничего особенного, но «до этого момента» заставило мое сердце подпрыгнуть и застучать с бешеной скоростью. «До чего?» - спрашиваю себя. Смотрю на лестницу и вижу, как Итачи поднимается. Надо будет спросить у него. Но даже сейчас я могу понять, что ответ вряд ли будет утешающим. Единственное, что я понял, так это что Какаши хочет, чтобы Итачи не подходил ко мне до какого-то момента. Возможно, у нас все-таки будет пара дней, а может, недель, когда мы можем быть вместе. И все равно внутри все упало. Шаги возвращают меня в реальность. Маленькие шажки гейши, которыми Итачи медленно поднимался наверх. Хмурюсь, смотря на брата. Но его лицо сейчас ничего не выражает, хоть мне и кажется, что вокруг него тяжелая гнетущая аура. Наверное, брат считает, что я все слышал. - Перевод, - монотонный сухой голос, - а до этого момента я не должен приближаться к тебе. - Даже если ты отправишься в другую приемную семью, я буду полным кретином, если не буду видеться с тобой. Это все что он смог придумать? - Это худшее, что он мог сделать, - Итачи делает паузу, - он сам еще не знает, как осуществить все это, но предполагается, что я послушаюсь и не буду к тебе подходить. Неизвестно, сколько времени уйдет на то, чтобы найти для меня новую семью, да и следить двадцать четыре на семь он не сможет. Киваю и жду, пока Итачи скажет еще что-нибудь. Его слова успокаивают меня и дают кое-какую надежду на то, что все будет хорошо. Но Итачи молчит и уходит к себе. Я вовремя осекся и не пошел за ним. Почему Какаши не зовет меня поговорить? Почему только с Итачи? Кроме того, он так и не понял, что именно они решили. Как именно нам следует держаться друг от друга подальше? Или опекун хочет лишь, чтобы Итачи не совершал никаких действий? И почему только Итачи? Криво улыбаюсь. Наверняка Какаши считает брата виноватым… как и ожидалось, нас не поняли. Только люди могут изуродовать столь прекрасное чувство.