Raven in a Locket (Ворон в медальоне)

Ночь. Какаши снова разговаривал с Итачи. И снова оставлял меня в стороне, так и не пытаясь поговорить со мной всю неделю. Это не могло не раздражать. Подслушав их, мне удалось выяснить, что опекун решил дать Итачи отпраздновать свое восемнадцатилетие. Но с условием, что брат уйдет сразу же после дня рождения. Снова Какаши угрожал Итачи, чтобы тот держался от меня подальше, и что он проследит за этим. И следил. Но это злило меня еще больше. Какаши держит дверь открытой, чтобы слышать, чем занимается Итачи в своей комнате или когда куда-то уходит. Мне ничего не остается, кроме как быть в стороне. Какаши постоянно бдит, не закрывая дверь даже на ночь. Странно, что он не запирает Итачи амбарным замком. Сердце болит от того, что я настолько близок к брату и одновременно так далек от него. Лежу на кровати и смотрю в потолок. На самом деле, больше всего меня бесит, как поступает Какаши, когда речь заходит обо мне. Что вообще творится у него в голове? Как он видит мои отношения с братом? Видимо, он все еще считает Итачи полностью виноватым в этом, раз не говорит со мной. Или не желает верить, что подобного могут хотеть. Это было прекрасно. И я хочу все вернуть. Или хотя бы чтобы нас признали. Мои глаза округляются, когда в голову приходят мысли о том, что Итачи мог сделать со мной. Воспользоваться моей беззащитностью и изнасиловать. Почему все думают, что это насилие? Разве это всегда должно быть связано только с болью? Пусть я достаточно молод, но я уже знаю, что такое секс, да и разница в возрасте между мной и братом не так велика. Ладно, если бы ему был хотя бы двадцать один год, но ему даже нет восемнадцати! Я снова злюсь и прожигаю глазами дверь, желая, чтобы Какаши почувствовал эту ненависть. Интересно, а если бы я был девчонкой, Итачи не был бы негодяем? Нет, конечно, нет; такие отношения не относятся к общепринятой «норме». Лежу на спине и стараюсь расслабиться, хотя сна ни в одном глазу. Хватаюсь за медальон, стараясь представить, что это аники держит его. Сжимаю кулон как можно сильнее, словно закрываю его, но щелчка нет. Завтра я сам подойду к Какаши и буду требовать объяснений. Не хочу просто смотреть на это. Как говорят, для танго нужны двое. Это был очень странный ужин, ведь после него я решил все высказать опекуну. Не хочу стоять в стороне, словно меня это не касается. Пусть это и смешной протест, но он должен знать, что брат не виновен. Слишком поздно заботиться о моем детстве. Я больше не невинный мальчик - и морально, и физически. А ведь Какаши хотел излечить мою душу, когда взял под свое крыло. Старался вернуть мне детство и невинность. И теперь пытается снова защитить меня, на этот раз от Итачи, который целовал меня. - Ты хотел что-то сказать? – спрашивает Какаши, когда мы сидим на диване. Он бросает беглый взгляд на Итачи, который поднимается по лестнице. - Да, - киваю, пытаясь собрать все мысли в одну кучу. Только сейчас до меня доходит, что я совершенно не знаю, с чего начать. – Что происходит? Я слишком занят своими мыслями, чтобы заметить, что голос звучит раздраженно. - Ты о чем? - Не будь дураком. Ты день за днем читаешь Итачи лекции, но ни разу не поговорил со мной, - мой голос спокоен, а на лице ни одной эмоции, Но внутри я кипел. Итачи так близко и так далеко. Опекун словно не видит моего отношения к брату, и это злит. - Саске, - сейчас Какаши говорит как с пятилетним мальчишкой, пытаясь четко выговорить каждое слово, чтобы до него дошло. – Держись подальше, от своего брата. Некоторые люди больны, и это мешает им влиться в общество. - Значит, как только ему стукнет восемнадцать, то «больной» сразу излечится, - я говорю с сарказмом. У меня сейчас нет настроения, и быть уступчивым тоже не собираюсь. Пусть Какаши и хочет, как лучше, но мне надо защищать себя и брата. - Пока Итачи нет восемнадцати, он – моя головная боль. - Не удивлюсь, если в восемнадцать тоже окажусь на улице. - Саске, я делаю это только, чтобы защитить тебя. Он пользуется тобой. Ты слишком юн, чтобы понять что происходит. Это неестественно. Когда ты повзрослеешь… Смешно. Какаши, который всегда защищал Итачи, просил дать ему второй шанс, изменить свое мнение к нему, теперь старается разрушить все, что удалось создать. Выкинуть все, чего удалось достичь, в окно. - Ни за что, - недовольно бормочу я, прежде чем подняться наверх. Не могу больше слушать этот бред. Честно говоря, мне хотелось пойти в комнату Итачи и забаррикадироваться там вдвоем. Слишком молод, чтобы понять… Хах. У любви нет ни возраста, ни пола. Неужели это потому, что мы родственники? Нет, не важно. Любовь не смотрит на такие мелочи. Это уже люди накручивают, пытаясь разрушить самих себя. Какаши брал отгулы, лишь бы удостовериться, что Итачи не подходит ко мне. Но вскоре их запас кончился. И теперь мы получили хоть какое-то личное время. Какаши было нелегко оставить меня с Итачи, но иного выбора не было. Ему не разрешили брать меня с собой на работу, а иных вариантов опекун не видел. И вот с утра он снова читает мне лекцию, чтобы я держался от Итачи как можно дальше. Обещал звонить каждый час, чтобы удостовериться все ли в порядке. - Саске, пожалуйста, не смотри на меня так. Скажи мне, если что-нибудь случится. Это не любовь, он не может любить тебя. Ты еще слишком маленький, чтобы понять, но поверь мне, это так. Такие, как он, могут пойти на что угодно. Просто не подходи к нему, - с этими словами он достает ключи от машины и уходит на работу. Я злился, Итачи может себя контролировать. Неужели только из-за таких предпочтений его надо держать от общества подальше? Стоило мне убедиться, что Какаши ушел и не вернется, я тут же зашел в комнату брата. Криво улыбаюсь и сажусь рядом. - Я взбешен. Какаши пытается убедить меня, что ты маньяк, - жалуюсь брату. Он закрывает книгу, которую читал, и обращает на меня свое внимание. Кротко улыбаюсь. – Что будет после? Меня и правда это волнует. - Моей части наследства хватит на обучение в колледже и даже на то, чтобы первое время снимать квартиру, - Итачи говорит так, что невольно веришь. - И в какой колледж ты пойдешь? – спрашиваю я. Странно, он никогда об этом не говорил. - Я послал заявки в несколько государственных колледжей, но также рассматриваю как варианты те, что находятся в нашем городе, - поясняет Итачи. Конечно, мне хочется, чтобы брат учился здесь, но молчу. Ведь он достоин лучшего. Тем более государственные колледжи ценятся выше при приеме на работу, нежели местные. Не замечаю, как вздыхаю, и продолжаю слушать Итачи. – Я и так пошел бы в колледж после восемнадцати. - Понимаю. Просто это немного печально. - Я хочу взять опеку над тобой, - говорит брат, - как только у меня появится квартира и работа, и я перейду на вечернее отделение. Улыбаюсь, склонив голову на плечо. - Ты хотел сказать, попробовать. - Если бы Какаши не узнал о наших отношениях, то я так и следил бы за тобой. А теперь мне даже может грозить тюрьма. Но не думаю, что Какаши пойдет на это. Да и что постановит суд – не тяжело догадаться. Учитывая, что я лежал в больнице. После этого меня вряд ли назначат законным опекуном, - Итачи пытается объяснить мне. Мне грустно, и я закрываю глаза, чтобы переварить сказанное. Брат так близко, я даже могу говорить с ним. - Как это - грозит тюрьма? - Оказывается, то, что между нами - общество расценивает как преступление. И я, как старший, должен понести наказание. Они будут говорить тоже самое, что и Какаши: что я обманул тебя, воспользовался и так далее. - О, - я слегка обеспокоен. А вдруг опекун все же пойдет на то, чтобы затащить Итачи в тюрьму? – Думаю, не стоит говорить, с кем мне хотелось бы жить? - Если что, мы можем попробовать сейчас подать в суд, чтобы мне отдали опекунство. Сижу и взвешиваю все плюсы и минусы. Мысль о том, что Итачи отделят от меня – ужасна. Но это - риск. Если Какаши попытается доказать, что наши с Итачи отношения более, чем просто братская любовь, если я хоть как-то вскользь упомяну истинную причину того, почему я хочу жить с братом, то он может отправиться в тюрьму. И я потерял бы его снова на неизвестное число лет. И все равно я бы выбрал опекуном Итачи. И все-таки тяжело найти работу после школы, поэтому я тоже собираюсь потом пойти в колледж. Как раз Итачи бы через четыре года получил бы диплом, а я закончил школу. - Не стоит. Все в порядке, - мягко говорю я. - Ты уверен, Саске? – смотрю в темные глаза. Итачи не хочет терять меня так же, как и я его. Улыбаюсь и тянусь к его губам. Не время, чтобы смущаться, и наши языки сплетаются в греховном страстном танце. Выпускаю стон, когда брат проводит пальцами по щеке. Придвигаюсь ближе, чтобы углубить поцелуй. Возбуждение накрывает меня с головой. Мысли о близости сейчас кажутся опасно соблазнительными. Пальцы тянутся и начинают расстегивать его черную шелковую рубашку. Звук оторванной алой пуговицы заставляет брата помочь стянуть с него одежду. Брюки тоже вскоре оказались сброшенными на пол. А потом и моя одежда последовала этому примеру. Нас прерывает телефонный звонок. Пытаюсь восстановить дыхание прежде, чем сказать «Алло». Конечно же, это Какаши проверяет нас. Пытаюсь успокоить его, убедив, что все в порядке. И хоть сейчас я лежу с Итачи, говорю, что сижу внизу и смотрю фильм, а брат так и не выходил из комнаты. Но опекун все равно словно не в своей тарелке. Кладу трубку и бросаю быстрый взгляд на него. Наши губы быстро прижимаются друг к другу, и мы тянемся к сброшенным в спешке вещам. Настрой был сбит внезапным звонком. Мы ложимся рядом. - Почему он разговаривает со мной, как с ребенком? Я отдаю отчет всем своим действиям. По крайней мере ты не используешь меня. - Так ему легче принять произошедшее, Саске, - тихо отвечает Итачи. Думаю, в этом действительно есть толика правды. Во всяком случае мне на ум приходят слова, которые когда-то сказал Итачи: люди всегда боятся того, чего не могут понять. И наши отношения тоже. Но какое им до этого дело? Мы молчим. Уже скоро брата не будет здесь, и я вряд ли увижу его в ближайшие четыре года. Будущее кажется мне таким туманным и неясным, и я снова ощущаю страх. Закрываю глаза, чтобы расслабиться. И снова тишину разрывает телефонный звонок. - Алло? – я знаю, что на другом конце Какаши. - Саске, у меня для тебя хорошая новость, - радостно сообщает он. Но почему-то я в этом сильно сомневаюсь.